Последний вагон

– У меня есть предложение, – взял слово сержант Кузнецов, – давайте построим свой город, нас, «афганцев» десятки тысяч и это только тех, кто отслужил, а с семьями будет под миллион. Выберем свою власть, появятся больницы, не будет очередей в детские сады. А что, капитан, давай сделаем, для тебя же нет ничего невозможного.

– Это для нас, братья, нет ничего невозможного, – ответил Самойлов. Кто нас ждёт дома, кроме родных людей. Никто не ждёт. «Крысы» в военкоматах, которые нас отправляли на войну, теперь будут стыдливо прятать глаза за то, что не разрешали писать на могилах правду о погибших пацанах. Пока мы покрывались кровавым потом, наши ровесники ходили по ресторанам и смеялись над нами. Они глумились над нашими девушками, дескать «твой-то, если даже вернётся, то калекой». На работу не устроишься, учиться не пойдёшь – все думают, если ты «афганец», значит контуженный. Теперь мы вернулись и будет всё по-нашему! Давайте так, сейчас объявляем автономией этот вагон, а когда приедем, начнём строить свой город. Пассажиры кто «за»?

Со всех концов вагона послышалось «ура». Общую эйфорию, пожалуй, не разделили только проводники. Они с опаской прислушивались к разговорам, но делали вид, что это их не касается. Со словами: «Чай, кому принести чайку?», – один из проводников быстро прошёл мимо пассажиров в штабной вагон.

Через несколько минут вернулся начальник поезда. Он подозрительно оглядел пассажиров, делая брезгливое лицо, при виде чьих-то свисающих с верхней полки ног. Остановился у капитана и молча посмотрел на него. Потом зашёл в купе проводников и окликнул своих подчинённых.

– Афганцы совсем распоясались, – негромко сказал начальник. Вы видели, как они пили водку, видели?

– Да, но совсем немного, – ответил ему проводник.

– Сейчас возьмёшь водку и пойдёшь их угощать, а на первой станции вызовем милицию и пусть они с ними сами разбираются.

– Да вроде хорошие ребята и пассажиры к ним симпатию проявили.

– Вот это и плохо. Кто в вагоне хозяин? Я, а не какие-то там «афганцы». Того и гляди, они вагон захватят, если слабину дашь.

Дверь купе приоткрылась, это означало, что совещаться проводники закончили. Один из них подошёл к капитану и пригнувшись тихо сказал: «Пошептаться надо».

– Говори, чего хотел, ответил ему Самойлов.

– Есть водка, пиво, шампанское «Советское» недорого, принести? – спросил проводник.

– Нет, братишка, не надо, – почувствовав подвох, отказался от предложения капитан.

– Как же так, такое торжество и почти ничего не выпили? – уходя посетовал проводник.

– Ничего, мы без вас разберёмся, что делать, – ответил Владимир ему вдогонку.

Тем временем пассажиры приготовились к ночи. Из ресторана вернулась весёлая компания. Небольшого роста молодой человек громко доказывал, что армянский коньяк, который они пили, на самом деле теперь делают не в Армении, а в каком-то подвале на ближайшей станции. «После горбачёвского «сухого закона» не осталось в Союзе нормальных алкогольных напитков, хотя они есть, но только у самого Горбачёва, ха-ха-ха» – пошутил выпивший пассажир, упав на полку и натянув пыльное одеяло прямо на пиджак и брюки, в которых только что вернулся из ресторана.

Вчерашние солдаты и офицеры с интересом разглядывали, во что сейчас одеты советские граждане, а в особенности гражданки. «После афганских серых будней в глазах прямо рябит», – заметил кто-то из военнослужащих, – да и в стране происходит много такого, о чём явно «забыл» доложить политрук».

– Пацаны, похоже, мы возвращаемся совсем в другую страну, – вдруг сказал Кузнецов, перелистывая страницу газеты. Вот пишут, что наши братские страны по Варшавскому договору бунтуют против Союза. Прибалтика просит независимость, нет ни одной республики, где было бы спокойно. От Молдавии до Киргизии кипишь идёт.

– Да, но у нас в вагоне всё спокойно, давайте спать уже, – отозвался Владимир Самойлов, перевернувшись на другой бок.

Но на самом деле капитану не спалось. За время службы он привык всегда быть готовым к внезапному нападению. Хитрые моджахеды могли устроить засаду в самом немыслимом месте. Эти дети гор воевали умело под присмотром пакистанских инструкторов. Когда их загоняли в угол – уходили на свои базы в пограничных сопках, чтобы отлежаться, подлечиться, а потом снова напасть. Командир привык прислушиваться к своей интуиции. Он заранее знал, с какой стороны придёт опасность, мог правильно выставить дозоры и редко ошибался. За это его и уважали бойцы.