© В. А. Скоробогатова, 2020
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2020
Путь любви
Романы исконно имеют сюжетное сходство. В центре схемы – влюблённая пара. Их разлучают обстоятельства, они обречены преодолевать разнообразные препятствия. Таковы катастрофы, пленения, подверженность мнимым смертям, притязания сторонних претендентов на их любовь и другие испытания. При этом обязательным условием оказывается сохранение в конечном итоге верности героев друг к другу.
С незапамятных времен в романной схеме ощутимо дают знать о себе изменения, проявляющиеся в мире. Возникает двоемирие, романтическая модель жизни, в которой реальность далека от идеала, мечта кажется несбыточной. Связующим между унылым «здесь» и прекрасным «там» становится внутренний мир героя. Появляются мотивы раздвоенности, трагической разорванности сознания. Когда стремление к идеалу не находит разрешения, начинает звучать мотив бегства: спасение в уходе от несовершенной действительности в инобытие. Даже смерть героев романа воспринимается переходом в иную реальность. В случае возможного соединения реальности и идеала появляется идея преображения, своеобразный триумф романтизации.
Понимая, что сегодня литература испытывает серьезную конкуренцию со стороны иных форм духовно-эстетической информации, современный писатель стремится повышать статус художественного произведения. Происходят попытки соединения литературы с философией, религией, историей. Чтобы передать представление о новом человеке и изменившемся мире, связующей основой произведения становится «сознание». Не оставляя без внимания событийную часть повествования, писатели все больше обращаются к области незримых интеллектуальных и психических сущностей. Их привлекает жанровое взаимодействие в современной прозе: романа и эссе, сократического диалога и романа, отчасти даже сказки. Всё больше укрепляется мнение, чтобы получить успех у публики, в романе должны быть литература и философия, искусство и наука, просветительские и дидактические моменты. Литературная традиция размыкается в сторону различных нехудожественных жанров. В то же время роман всё еще представляет из себя психологическую драму, коллизию характеров, картину переживаний.
Между тем классификация, в том числе и жанровая, вещь условная. Одновременно могут существовать романы, написанные по нескольким принципам – античности и романтизма, реализма и постмодернизма. Человек на то и считается существом разумным, что может получать знания и удовольствия из любых источников. Просто для осознания себя современником нашего мира, надо отдавать отчёт в изменениях, происходящих в литературных жанрах. И надо быть готовым к встрече с подлинной литературой не только в книгах, отмеченных высокими премиями.
Всё вышесказанное имеет прямое отношение к роману Веры Скоробогатовой «На пути в Иерусалим». С этой точки зрения он абсолютно традиционен и в то же время обладает всеми признаками современного романа. Помимо жанрового разнообразия, в нем есть любовь и разлука, он изобилует множеством всевозможных испытаний, выпадающих на долю героев. На его страницах разворачивается каскад событий и переживаний, в котором замысловатым узором пульсируют струи, наполняющие море «человеческой комедии» – извечную тему, когда в поисках любви и счастья человек, того не подозревая, вступает на непредсказуемый путь постижения самого себя.
Герои В. Скоробогатовой – все, каждый по-разному – в результате жизненных коллизий обретают присущий только им законченный образ. Это важное обстоятельство: автор не пользуется комбинаторикой «литературного лего», когда портреты и характеры изначально предопределены и остается только сводить их в определенных комбинациях. Её герои по-настоящему живые люди, подверженные сомнениям, страхам, совершающие ошибки, обманывающиеся и обманывающие, их поступки подчас вне житейской логики. При чем, выражаются эти общие – общечеловеческие – проявления согласно индивидуальностям каждого лица в зависимости от национальности, происхождения, рода занятий и темперамента, – тут стоит заметить тонкую наблюдательность автора, ее жизненный опыт и, главное, любовь к людям, какими бы они ни были. Они могут быть трагичны и комичны, могут заблуждаться и вводить в заблуждение других. Тем не менее, они всякий раз ищут возвращения на пусть поиска истинного, возвышенного – личного Иерусалима.
Это трудная дорога. Всякий её поворот – читатель ожидает этого – должен бы открыть ровный горизонт, на фоне которого силуэты двух влюблённых наконец протянут друг другу руки. Вместо этого автор подводит их к новому коварному ущелью, приготовив испытание, тяжелее предыдущего: с новой точки они вынуждены заглянуть в зияющую бездну собственной непостижимой души, убедившись в который раз, что не только чужая, но и своя душа – потёмки.
Надо отдать должное В. Скоробогатовой, ей это прекрасно удаётся – подводить героев к самой кромке пропасти человеческих страстей, – на всем протяжении романа она поддерживает неослабевающий интерес читателя к развитию сюжета, к формированию характеров, к тому, кто и как поступит в непредсказуемых обстоятельствах. Непредсказуемость, так сказать, и есть сюжетная канва романа «На пути в Иерусалим».
Из огня да в полымя, – именно так, не говоря о меняющихся возрастных и психологических состояниях некоторых героев, – автор бросает читателя то за Урал, то в Петербург, то в Карелию, то в Египет. При этом её внимание не минует этнографической, социальной и политической составляющей конкретного времени и места. Мистика, фольклорные элементы перемежаются с показом проявлений, с одной стороны, самоотверженности и веры, с другой – религиозного фанатизма и экстремизма, всего того, что, казалось бы, неожиданно с новой силой хлынуло в современный мир индустрии развлечений и комфорта, что так или иначе коснулось нас всех.
Преодолев искушение обратиться к описанию тех или иных эпизодов романа, прибегнуть к характеристике его действующих лиц, я, уважив тем самым право читателя на непосредственное знакомство с произведением, всё же не удержусь от высказывания общего впечатления от этой вещи.
«На пути в Иерусалим» – это песнь о Любви. Песнь, звучащая долгой дорогой, полной приключений, страстей, столкновений характеров, сломанных судеб и при этом радости познания себя через любовь к человеку, родине, Богу.
Вслед за героями читателю предстоит ощутить радость полноты жизни, стержнем которой оказывается наша душа, неутомимо – и порой вопреки нам – взыскующая Любви и Света.
Александр МЕДВЕДЕВ,
литературный критик, член Союза писателей России
Пролог
Высокие бирюзовые волны раскачивали маленький катер. На краю удалявшегося скалистого мыса виднелась фигура крепкого молодого мужчины, одетого в белый рабочий костюм – просторную куртку и укороченные свободные брюки.
«Как жить без этого человека?» – мучительная мысль обескуражила Аню. Она еще не успела осмыслить, что происходит. Ей казалось, свет африканского неба шутя, в жестокой прихоти сплавил воедино двух несовместимых людей так, что разделить невозможно. Сердце билось, словно в ладонях египтянина, но объятия разорвались и шквалистый ветер нес ее в чужую холодную тьму, бросал в глубокую пропасть!
Перед тем, как усадить возлюбленную в катер, Эззат Абду Эль-Вакил попросил Аню протянуть руку и защелкнул на ней тяжелый витой браслет.
– Возьми, никогда не снимай. – Голос его дрожал. – Это – твоя память обо мне.
Утирая слезы, Аня прошептала:
– Я никогда тебя не забуду!
Ей не верилось, что египетская земля вот-вот исчезнет из-под ног.
– Я – здесь, – потерянно шептала она, – а темная, ледяная жизнь на берегах Невы лишь померещилась!
Прошлое тяжелым сном проносилось перед глазами в соленой пыли, а картины счастливого будущего на чужбине росли воздушными замками. Неведомые Ане напасти проглядывали сквозь сияющие шпили Востока, но девушка приняла их за случайные тени.
Часть 1
Анчутка – дочь антиквара
Анна Голубятникова, двадцати шести лет от роду, четвертый год работала в клубе «Галактика» менеджером-организатором праздников. Она была миловидна и синеглаза. Мягкие белокурые локоны спускались на высокую грудь и узкую спину. Нарядные разноцветные платья подчеркивали ее высокую фигуру с «осиной» талией и широкими бедрами. «Наша куколка», – учтиво называли Аню коллеги. Вокруг высокой, фигуристой барышни с благородным профилем каждый день собирались воздыхатели, но флирт ее не захватывал. Аннушка сторонилась скоплений народа. Уладив деловые вопросы, она ускользала в свой кабинет. На взгляд постороннего бытность Анны была завидно устроена и увлекательна: вокруг девушки всегда происходило что-нибудь занимательное, и зарплатой Аня была почти довольна.
«Везет же, – с завистью думали посетители, глядя на Анюту из зала. – Она красива и весела, словно бабочка. Ей никогда не бывает скучно и одиноко. Ее жизнь легка и приятна!» Никто не догадывался о пропасти, разверзшейся в душе клубной красавицы. О том, что на самом деле Аннушка полна уныния, обиды и ужаса; что в глубине души она отрицает себя как женщину, и как человека. О том, что из года в год ее мысли витают между жизнью и смертью, и что в сердце ее – вовсе не радость, а гнетущее чувство бессмысленности.
«Я сжилась с неопределенностью желаний, стремлений и возможностей, – думала прелестная синеглазка. – Мрачный хаос – единственно возможный для меня порядок вещей». Лишь протяжные народные песни, которые девушка тихонько распевала, оставаясь одна, выдавали ее печаль.
«Может, многие наскажут, может, кто и насудачит, будто весело живу я. Я ж, бедняжка, вся в заботах. Плачу я от малосилья, о судьбе своей горюю. Я, как нежная березка, все должна терпеть годами… Чтоб с меня кору сдирали, острый нож в меня вонзали, пили сладкий сок из сердца! Люди лживы и жестоки. Вяжут веники из веток, на поленья расщепляют…»
Суета «Галактики» отвлекала Анюту от черных мыслей, требуя праздничного расположения духа, парадного облика и интереса к людям. «На работе, – считала Анна, – никому не нужно нытьё сотрудников». Тематические вечера, концерты, свадьбы и съемки кино забирали все силы. Она уходила из дома спозаранку, возвращалась поздно, и, приняв душ, бухалась в постель. Настоящих подруг у Аннушки не было, клуб заменил ей весь мир. «Моя стеклянная вселенная», – с гордостью, и, одновременно, с горечью говорила она.
«Галактика» разместилась на окраине города среди хрущевских пятиэтажек в приземистом, мутно-сером здании бывшего советского универсама. Однако, невзрачный снаружи, клуб поражал воображение того, кто решался переступить порог. В первые минуты входящий терялся, попадая с узкого тротуара улицы «спального района» в огромный зеркальный зал с белыми кожаными диванами под высокими темно-синими потолками, мерцавшими звездами. В зеркале пола и стен бесконечно отражались электрические созвездия, создавая иллюзию космической бездны, а круглые диваны казались неведомыми планетами. На втором этаже находились высокая сцена, бар и неоновый танцпол. Из холла туда вели темные витые лестницы, едва заметные на фоне галактического пейзажа.
Аня замыкала на себе многоликий круг. Она составляла программы праздников и подбирала меню, договаривалась о встречах с артистами и музыкантами, вела деловые интернет-страницы. Вокруг нее царило оживление, сменяли друг друга самобытные персонажи. Всякий день Анна с радостью угождала гостям и публике, чувствуя, однако, как ее собственное время исчезает в небытие, словно его затягивает космическая пропасть. «Я растворюсь вместе с ним, – думала девушка. – Я не оставляю следов на Земле, и в моей биографии нечего будет записать, кроме стажа работы! Еще четыре года назад мне казалось, что впереди великие свершения. Но я будто натолкнулась на стену. Дальше нет ничего фееричного! Я всего лишь рабочая деталь. Впрочем, как и все люди на свете, кем бы они ни были! Все мы – винтики своих систем в собственных перспективах, и однажды одинаково упираемся в общую серую стену! Мы будто ворочаем колеса громоздких машин, разменивая бесценную жизнь на бренные деньги… Но разве ради этого стоит топтать землю?»
Туманные сны о северных краях, которые она никогда не видела, но о которых слышала в детстве от матери, становились Аниным убежищем от печалей. Речные и лесные духи из детских сказок уносили девушку в далекие, глухие владения, и погружали в звенящую тишину. Лишь там Аннушка успокаивалась и чувствовала себя на своем месте. Утром она просыпалась с улыбкой и всякий раз долго не могла поверить в то, что родилась в Петербурге и никогда не бывала в дремучих лесах. «Спокоен и уверен в жизни лишь тот, кто вырос на земле своих предков, – думала она в те минуты. – Где родная кровь, там и душевный покой. Но тот, кого зачали люди разных сословий, из разных земель, покоя никогда не найдет. Его душа всегда будет метаться и разрываться, как у меня. Образы несхожих реальностей ни на миг не перестанут спорить друг с другом».
В начале июля Анюта устроила в «Галактике» необычную вечеринку.
«Как найти свою любовь?» – вопрошала красная афиша, закрывая половину клубной стены.
В назначенный час, когда зал переполнился любопытными и яркими зрителями, в «Галактику» вошли знаменитые психологи. Златокудрая Аня в пышном красном платье до колен, с модными пластмассовыми браслетами, в сверкающих туфлях на каблуках, встречала выступающих. Один из них, невысокий молодой мужчина, с глубокой морщиной посреди лба, пристально взглянул в синие глаза девушки: «Милая хозяйка бала! В вас все время кто-то влюбляется. Но сознание власти над чужими сердцами не заполнит внутренней пустоты. Я вижу: вы еще не встретили настоящую любовь, Анна. И вы не различите среди человеческих существ того, кто вам нужен, пока не разберетесь с хаосом, царящим в вашей душе. Вы радужным вихрем то взлетаете в небеса, то цепляетесь за камни в грязных оврагах. Вы дарите людям свет. Но задумайтесь вот о чем: истинной Ани Голубятниковой словно не существует. Она будто в глубоком подвале зажата чужими рамками. Анна Голубятникова не помнит, кто она такая – настоящая… Чего хочет именно она, а не человечество в целом, не начальник, не родственники и знакомые. Не маленькая обиженная девочка, сидящая внутри вас.
Вы рискуете пойти ложными дорожками и погибнете, Аня. Прошу, найдите свои потерянные желания! Найдите свою суть, прежде, чем искать смысл жизни, – то есть центр, к которому подтянется все остальное!»
В тот вечер Аннушка остро ощутила бесцельность своего пути и серую стену, в которую давно уткнулась. Она начала безуспешно разыскивать свои подлинные мечты.
В выходные Аня залезала на приглянувшуюся крышу старого города, влажную, крытую ржавым железом. Ключ от входа с Почтамтской улицы она купила в интернете за триста рублей.
На расстоянии нескольких дворов-колодцев перед Аней сияли купола Исаакия. Здесь свистел ветер, раскачивая антенны и провода. Здесь свободнее дышалось, а сердце светло трепетало! Анчутка подходила к кромке крыши будто к краю земли, глядела в небо и пела:
«Самолеты пишут мне письма – белым дымом по синеве, и зовут: «Летим с нами, Аня!» Моё сердце рвется им вслед воздушным змеем! Я взмою выше звезд, – туда, где бывали Ницше и Блок! Выше отчаянья и молитв, выше радуги! И это – всё, чего я хочу! Ветра вертятся вокруг Земли много тысячелетий, и в их неугомонные трели теперь вольется мой голос! Ани Голубятниковой не будет, но останутся ее следы на ветру».
Однажды она заметила стоявшего неподалеку бритоголового загорелого мальчишку лет двенадцати, который с интересом наблюдал за ней.
– Песня самоубийцы, – задумчиво протянул он.
– Почему? Разве ты сам никогда не хотел полетать один, за облаками?» – удивилась Аня. Обычно дети хорошо понимали ее.
– Хотел, давно! Но теперь я собираюсь стать летчиком, как отец, – подросток держался уверенно и спокойно. – А кем ты хотела быть в детстве? Неужели уже всё сбылось, и осталось только умереть?
Анна поморщилась:
– Не знаю. Я хотела жить без унижений, и чтобы люди меня любили. Я хотела сделаться положительным и образованным человеком. Да, это сбылось. Но теперь я не знаю, зачем существовать, ведь ни в жизни, ни в душе нет ничего великого! Всё – пыль. Нечем дорожить, не на кого опереться, незачем бороться.
Мальчик смотрел на нее удивленно, и, помолчав, серьезно ответил:
– А разве великое не растет вместе с тобой? Или не появляется само, когда ты вырастаешь? Почему у тебя его нет?
Аня пожала плечами:
– Для того, чтоб великое росло, его нужно привить человеку в детстве. Но я – дитя анархии, страха и катастроф. Мне никто не сделал такой прививки.
– Великое для каждого человека – это семья и Родина, – не задумываясь, воскликнул мальчик. – А еще – что-то такое. Когда воображаешь свое будущее, и воодушевление наполняет тебя. Ты не ведаешь, что там, оно будто закрыто шторами. Но аж дух захватывает, насколько там интересно!
Детская зависть кольнула Аню. Она с недоверием улыбнулась парнишке:
– Не знаю, не знаю. Родине нет до меня дела… С семьей не повезло. А вот шторы у меня тоже были. Да, да! Но представь: открыв их, я обнаружила пустоту. Ничего завораживающего за ними нет! Жизнь до безобразия проста: ты вырос, получил профессию, стал частью какой-нибудь бездушной рабочей машины, чтоб не умереть с голоду и быть не хуже знакомых. И всё! Когда состаришься или заболеешь, сильные особи выбросят тебя на помойку.
– А как же великие открытия, великие изобретения? – насторожился паренек. – Великие подвиги? Разве их не бывает?
– Бывают, – печально вздохнула Аня. – Но предчувствовать их – еще не значит совершить! Тебе кажется: ты можешь всё, пока не попробуешь хоть что-нибудь сделать в реальности. Конец обычно такой: люди выбиваются из сил и понимают: все их титанические труды – лишь маленький шаг на бесконечной дороге. До великого свершенья им не добраться, как до миража. Мало того, всё вокруг неимоверно запутано, и невозможно разобраться, где – добро, где – зло.
– А по-моему, дело в том, что ты еще несмышленая, – мальчик неожиданно рассмеялся. – Полоса времен «детство – юность – зрелость – старость» – не единственная. Каждый возраст тоже делится на периоды. Вот я, например – ребенок-старик. Я считаюсь ребенком, но давно уже перерос свое детство. А ты – ты как будто недавно родилась во взрослой жизни. Всё, что надо, уже имеешь, но беспомощно хлопаешь глазами, словно младенец, и не можешь идти. Тебе нужно изучить себя и жизнь вокруг – с точки зрения взрослого мира. И верная дорога найдется.
Анна в свою очередь округлила глаза:
– Тебе точно двенадцать лет, а не пятьдесят?
– Мне тринадцать, – с гордостью поправил мальчик.
– Всё правильно, – вяло поддержала его Аня, – самые юные должны верить в себя и в великие свершения. Не то цивилизация погибнет.
Паренек сочувственно протянул ей руку:
– Перестань хныкать, взрослая малышка! Меня зовут Матвей. А здесь под самой крышей наша с отцом квартира. Заходи в гости! Мы живем вдвоем. Ты красивая и не злая.
– О, ты, никак, подыскиваешь себе удобную мачеху, чтобы готовила еду, мыла посуду и протирала пыль? Ни за что! Я не гожусь для семейного рабства. – Аня надула губы. – Ты годишься мне только в младшие братья, и это значит, что твой отец, наверняка, стар для меня!
– Ему – тридцать девять, и он годится тебе в старшие братья, – засмеялся мальчик. – Он, конечно, будет тебя любить, но не украдет, потому что ты – моя.
Анна фыркнула:
– Что за абсурд, малыш!
Очарование ветреной крыши разрушилось, и девушка, грустно вздохнув, направилась к выходу. Кандидатуры «хвостатых» женихов она не рассматривала.
Аня спустилась в уютное кафе с оранжевыми диванами, чтобы побаловать себя молочным коктейлем и чизкейками.
Уютно устроившись на кожаных подушках, она смотрела в широкое окно на пеструю, многоликую толпу и пыталась угадать, кто из людей уперся в «серую стену» бессмысленности бытия, а кто – еще нет. За соседним столиком говорливый тамада встречал будущих молодоженов, и каждой паре по очереди расписывал программы свадебных увеселений. Женихи и невесты еще не видели «серой стены» и мечтали о фантастических праздниках. Им казалось: еще чуть-чуть и случится прорыв в космический рай! Жизнь сказочно засверкает и в ней навсегда восторжествует блаженство! Однако всё их тоскливое будущее, – чудилось Ане, – уже отражали их лица. План их существования, расписанный по годам, тянулся от лёгкого рыжего столика кафетерия – вперед, в воображаемое пространство.
«Ипотеки, ремонты, модная мебель, дорогая еда, машины, поездки к морю. Всем хочется иметь стандартный набор этого праха, – нахмурилась Аня. – А потом приложатся платные клиники, кружки, школы. Для идеальной современной семьи всё это – обязательно. Ячейка общества – двигатель экономики! Мир держится на активных, приобретающих материальные блага людях. Но все это – не мое, нет…»
С детских лет при слове «семья» Аню обуревала тоска. В годы становления ее окружали понурые, ожесточенные, нездоровые люди, что исказило картину мира для девушки. Сильная любовь могла бы помочь ей воспрянуть духом, но Аня была одна. Иногда она знакомилась с парнями, но по-настоящему не влюблялась. Она мечтала только о радости жизни. О подснежниках на своей постели. О неведомых лесных озерах, являвшихся в смутных снах, где она любовалась сиянием брызг в лунном свете. В снах ее окружали добрые ясноглазые люди. Взявшись за руки и раскачиваясь из стороны в сторону, они тянули монотонные песни: «А над нами, а над нами – облака. А под нами, а под нами – луга!» Она просыпалась счастливой. Если бы кто-нибудь спросил Аню: «Что дальше?» – «Ничего, – ответила бы она. – Больше мне ничего не нужно».
Внимание Ани привлек звон колокольчика у входных дверей.
На пороге кафе появился долговязый подросток, встреченный на крыше, и высокий, спортивный, светловолосый мужчина, его отец-летчик. Увидев Аню, мальчишка оживился и, улыбаясь, потянул папашу в ее сторону. Аня засобиралась домой. Всякий блондин своим видом воскрешал ее детский страх, напоминая рано почившего родителя, замкнутого и озлобленного шамана-недоучку.
– Погоди, не убегай, – закричал Матвей. – Мы не кусаемся, и мы угостим тебя, чем захочешь!
Аня взглянула в приветливое лицо рослого незнакомца. Сильный, неудержимый жар поднялся со дна ее души, захлестнул щеки ярким румянцем. Молодой летчик был притягателен, но вместе с тем его появление вызвало в душе Аннушки непостижимое ожесточение и обиду. Его серые глаза смотрели беззаботно и ясно, кудри сбились на лоб. Подойдя к ее столику, он слегка поклонился:
– Виталий.
– Мы рады видеть тебя, – подражая ему, склонил голову мальчик.
Круглые лица обоих выражали смущение.
– Напрасно, – ответила Аня изменившимся от волнения голосом. – Я – анчутка*. Я никому не приношу счастья.
– Вот оно как, – нимало не смутившись, ласково кивнул летчик. – Такая красивая, беленькая, ясноглазая леди, девушка моей мечты, и вдруг – анчутка?! С таким длинным, кудрявым хвостом! Анчутка – стало быть, Анютка?
– Да. – Аня поправила собранные резинкой волосы.
Улыбчивые, открытые отец и сын о чем-то заговорили, обращаясь к ней и задорно перемигиваясь, но она уже не понимала ни слова, замечая лишь отчаянную дрожь своих рук. На нее накатил суеверный страх, в горле встал комок. Сердце выпрыгивало из груди. Дыхание сбилось, тело ослабло. Аня была близка к обмороку. Не вытерпев напряжения, она резко встала, извинилась и поспешила на воздух.
– До новых встреч, чудесная анчутка-незабудка! – донеслось ей вслед.
Аннушка села на уличную скамейку. Руки и ноги дрожали, кровь билась в висках: «Что им всем от меня нужно?!»