Сергей Беликов. Исповедь, или где-то меж Правдой и Истиной. Автобиография певца и музыканта ВИА «Самоцветы» и группы «Аракс»

000
ОтложитьЧитал
Благодаря Юре я стал по-другому одеваться, носить другую прическу, под его влиянием я изменялся в лучшую сторону не только как музыкант, но и в плане имиджа.
Помимо спектаклей мы продолжали периодически выступать на студенческих вечерах. На одном из выступлений группы, когда на бас-гитаре еще играл Эдик Касабов, Юра представил меня как нового участника группы. Я вышел на сцену и исполнил одну песню – «Поговори со мной в полночной тишине» из кинофильма «Крестный отец» с русским текстом. Эта песня производила фурор среди публики. Юра совершенно случайно услышал, как я ее исполняю просто так, для себя, и решил включить в репертуар «Аракса».
Второй моей песней на концертах стала «Трава-мурава». Ранее ее пел Юрий Шахназаров, а я начал исполнять, когда уже полноценно вышел на сцену в составе «Аракса», играя на бас-гитаре. В свое исполнение я добавил вокализ[6]. Тогда у западных групп было модно исполнять фрагменты песнен очень высоко, можно сказать, в женском диапазоне – такого рода вокализ я и вставил в «Траву-мураву». А вообще эту песню написал Александр Буйнов еще в «Скоморохах», оттуда Юра Шахназаров и принес ее в «Аракс». Жаль, что не сохранилось этих записей.
Вскоре для исполнения музыки к спектаклям «Автоград XXI» и «Тиль Уленшпигель» потребовались еще и клавишные инструменты, тогда к нам присоединялся пианист Сергей Анашкин, музыкант классического направления, работавший в театре по договору. Чтобы с ним сыграться, нам понадобилось не более двух репетиций, но он оставался инородным телом. Именно это сподвигло меня в разговорах с Юрой предложить вариант с приглашением постоянного клавишника. Конечно же, я имел в виду Сергея Рудницкого, которого не терял из виду и с которым очень хотел поиграть.
Думаю, мысль о клавишнике имелась и у Юры Шахназарова. Вряд ли я, совсем новичок, мог оказывать на него влияние, но основным моим доводом было то, что у меня есть знакомый парень, который играет и на клавишных инструментах, и на гитаре. И Юра сказал:
– Приводи!
Я поговорил с Рудницким, он дал согласие.
Я устроил встречу Шахназарова и Рудницкого. Сергей так же, как и я, приехал в театр, и они сыграли с Шахназаровым мини-сэйшн. Юру все устроило, он понял, что такой музыкант, играющий и на клавишных, и на гитаре, украсит наше звучание, и Сергей Рудницкий был официально зачислен в группу «Аракс», а точнее – в музыканты театра.
Сергей Анашкин все воспринял нормально, передал дела Рудницкому, и Сергей вышел на свой первый спектакль в качестве клавишника. Сережа быстро и органично втянулся в нашу работу: в спектаклях не играл как второй гитарист, надобность в этом при тех аранжировках отсутствовала. Он был чистым клавишником. Помню свои наблюдения по спектаклю «Тиль». Мы выходили из-за кулис в своих монашеских накидках, Рудницкий садился за инструмент, и начиналась увертюра, а мы, становясь вдоль первого ряда, начинали мычать что-то типа легкого псалма:
«В несчастного раба вселился бес,
И вот летит он искрой до небес,
А мы смиренно укрощаем плоть,
Так сохрани нас, праведный Господь…»
Я обычно стоял рядом с Сергеем и по его рукам было заметно, что он волновался. И это при том, что сцены он совершенно не боялся, держался уверенно, но на него, как и на меня ранее, давила атмосфера театра. И хотя в той музыке не было ничего сложного, я Сергея очень хорошо понимал. Однако это случалось только на первых спектаклях, потом и у меня, и у него все нормализовалось.
В концертном репертуаре же у нас появилось больше свободы, мы уже могли его разнообразить. Каверы, которые мы планировали разучивать, подбирались уже не только из репертуара групп Cream или Santana. Мы уже могли замахнуться и на Uriah Heep. Помимо каверов, мы играли и фрагменты из спектаклей, народ очень хорошо откликался на это. Настоящий восторг у публики был, когда мы выступали с Караченцовым или с Абдуловым – те исполняли кусочки из спектаклей театра с нашим сопровождением. В основном выступали в ДК институтов и на мероприятиях по линии ВЛКСМ, оплачивали нам тот гонорар, который мы заранее обговаривали. Это было довольно серьезной прибавкой к зарплате, которую мы получали в театре.
Барабанщики «Аракса»
Саша Данилович котировался в среде музыкантов как довольно приличный барабанщик, но бедой его жизни в целом было то, что он выпивал и относился ко всему легкомысленно. Саша был сыном музыканта, который играл то ли в Большом театре, то ли в Большом симфоническом оркестре – то есть были постоянные поездки заграницу и прочие блага. Саша вырос в тепличных условиях, был обут, одет, всегда при деньгах, но его отношение ко всему, чем занимается, было настолько несерьезным, что не могло не вызывать напрягов. Проблемой было и то, что по своей направленности в игре он не был роковым барабанщиком, скорее, джаз-роковым. В его игре присутствовало много отклонений и нюансов и не было такого жесткого понятия, как грув[7]. Не нужна, например, в композиции синкопа[8] или что-то такое, надо играть жестче. Но Саша напрягался, возникали обиды, бросание палочек. У нас возникло твердое понимание, что нужен другой барабанщик. Знаю, что в судьбе Саши потом были различные коллективы, в частности, ВИА «Добры молодцы», но долго он нигде не задерживался. Думаю, что причины были те же самые.
Тут весьма кстати состоялось одно мероприятие. Как объявил нам Юра Шахназаров, мы были приглашены для участия в Московском рок-фестивале. Мероприятие проводилось в Долгопрудном, в ДК Московского физико-технического института. Для меня это было что-то совершенно новое. Никогда прежде я не участвовал в такого рода событиях. Жюри этого фестиваля возглавлял Аркадий Петров, журналист, музыковед, который довольно много писал о джазе и о роке. Кроме «Аракса» в концерте принимали участие все топовые группы московского андеграунда – «Машина времени», «Високосное лето», «Рубиновая атака».
На фестивале мы исполнили замечательную композицию Александра Лермана на стихи Бориса Баркаса «Вечный огонь». Юра посчитал, что она будет к месту. Пел ее я, как и песню из фильма «Крестный отец», и «Траву-мураву». Еще мы исполнили «Мемуары», ее спел Юра Шахназаров. По итогам фестиваля первое место и приз зрительских симпатий получила группа «Аракс», а меня признали лучшим вокалистом. Именно тогда мы встретили барабанщика Анатолия Абрамова. Если не ошибаюсь, он играл в группе «Високосное лето», а солистом у них был Михаил Файбушевич. Посоветовавшись с Юрой Шахназаровым, мы пришли к выводу, что это тот человек, который нам нужен. После фестиваля мы связались с Анатолием и сделали ему предложение по работе в «Араксе».
Не помню, где именно, но Толя в тот момент где-то работал, и у него поначалу были сомнения по поводу перехода к нам. Но мы с Юрой его все-таки убедили. Главный аргумент: не нужно было ходить на работу, а вечерами играть в подпольной группе. Вместо этого каждый день можно приходить в репетиционную комнату и заниматься на ударных инструментах, то есть целиком сосредоточиться на игре на барабанах, да еще и за зарплату. Абрамов довольно быстро согласился.
Анатолий очень хороший барабанщик, его репутация классного музыканта достигла пика к концу 70-х годов, и он смог пронести эту блестящую репутацию через всю свою творческую жизнь. Толя был и остается очень авторитетным музыкантом, как среди зрителей, так и среди музыкального сообщества. В наши же выступления он внес определенную непринужденность. Образец весельчака с замечательным чувством юмора. Проблем с зажатостью, со сценической робостью у него никогда не было.
Интересный факт со мной случился сразу после фестиваля в Долгопрудном. На следующий или через день я приехал в институт. Как обычно, в фойе царила суета и беготня. Студенты перемещались из одной аудитории в другую, в буфет и так далее. Но при моем появлении вдруг все затихло, народ расступился, создав некий коридор для меня. И было слышно только:
– Беликов!
– Беликов!
Я понял, что превратился в идола, в некую знаменитую персону. Многие подходили, что-то спрашивали, я стал предметом обсуждения.
«Сентиментальная прогулка»
Меня многие спрашивают, была ли запись композиции «Сентиментальная прогулка» для диска Давида Тухманова «По волне моей памяти» моей первой. Обычно я отвечаю так: это первая профессиональная запись. Однако помню, что группа «Аракс» с моим участием записывалась и до этого. Некоторые поклонники, например, утверждают, что мы записывали песню «Трава-мурава», и вроде бы песня ходит на просторах Интернета. Я не помню, где и когда, но то, что записывали – это точно. Все это происходило благодаря связям Юры Шахназарова.
Ко мне обратилась Татьяна Сашко, супруга, на тот момент, Тухманова, идейный вдохновитель альбома «По волне моей памяти». Она приехала в театр с предложением попробовать записать несколько композиций для нового альбома. Думаю, что у них интерес ко мне возник на почве наших концертных выступлений и моего участия в спектаклях театра. Татьяна сказала, что они с Давидом Федоровичем сейчас приступают к очень серьезной работе, к которой хотели бы привлечь молодых музыкантов, популярных на музыкальном рынке и интересных им. Я был приглашен к ним домой, они тогда жили на улице Горького.
Я, конечно же, знал, что есть такой композитор Давид Тухманов, и даже слышал какие-то его песни. Приехав к ним, я увидел сверхинтеллигентного, робкого, можно сказать, застенчивого человека. Было ощущение, что он стесняется и смущается в разговоре со мной. Тем не менее, он объяснил концепцию альбома и предложил попробовать спеть. Тухманов сел за рояль и стал что-то напевать, а я должен был это воспроизвести. Далее мне было предложено три варианта композиций: «Сентиментальная прогулка», «Приглашение к путешествию», которую на альбоме записал Саша Барыкин, и третья (ее я, к сожалению, не запомнил). Тухманов протестировал мою пригодность для каждой из композиций. Позже, общаясь с Сашей Барыкиным, я выяснил, что и ему были предложены три композиции. Давид Федорович выбирал самый оптимальный вариант исполнения. Судя по результату, он подобрал исполнителей идеально.
В тексте «Сентиментальной прогулки» есть фрагмент, исполняемый на французском языке. Поскольку я не владел и не владею французским, Татьяна Сашко предложила мне позаниматься с репетитором, причем жила преподавательница в одном подъезде с ними. Татьяна отвела меня к этой женщине.
Старушка – божий одуванчик, сразу было заметно, что аристократических кровей. Она учила меня не французскому языку, а произношению того фрагмента, который необходимо было исполнить по-французски. Я к ней приезжал на занятия несколько раз, и буквально по слову мы изучали произношение, грассирование, ударения. Через некоторое время она сдала меня Тухманову с четким и понятным произношением фрагмента, который необходимо было записать.
«Сентиментальная прогулка» на стихи французского поэта Поля Верлена в переводе Ариадны Эфрон, дочери Сергея Эфрона и Марины Цветаевой:
Струил закат последний свой багрянец,
Еще белел кувшинок грустных глянец,
Качавшихся меж лезвий тростника,
Под колыбельный лепет ветерка…
Я шел, печаль свою сопровождая;
Над озером, средь ив плакучих тая,
Вставал туман как призрак самого
Отчаянья, и жалобой его
Казались диких уток пересвисты,
Друг друга звавших над травой росистой…
Так, между ив я шел, свою печаль
Сопровождая, сумрака вуаль
Последний затуманила багрянец
Заката и укрыла бледный глянец
Кувшинок, в обрамленье тростника,
Качавшихся под лепет ветерка.
И один фрагмент Тухманов и Сашко решили оставить на французском:
Moi j’errais tout seul, promenant ma plaie
Au long de l’etang, parmi la saulaie, parmi la saulaie
Promenant ma plaie.
Инструментальная фонограмма была уже готова. Кто записывал фонограмму – я не имел представления, да и Давид Федорович об этом не рассказывал. Также я не видел и не знал тех солистов, которые записывали другие композиции. Думаю, эту загадочность и таинство Тухманов создавал искусственно, чтобы не было никаких пересечений и никакой информации о готовящемся альбоме. Каждый вокалист был всего лишь звеном в цепочке.
Наверное, всех интересует, сколько я получил за эту работу. Так вот, никакого вознаграждения за запись вокала на диске «По волне моей памяти» я, да и, думаю, все остальные, не получил. Этот проект явился исключительно творческим порывом. Все удовольствие было не в денежном выражении, а в сопричастности. И, как потом стало понятно, сопричастности к одному из самых выдающихся альбомов в Советском Союзе. Для меня очень важным стало понимание того, что я был исполнителем одной из лучших композиций этого феноменального диска.
Тогда, да и сейчас, меня часто спрашивали, почему «Аракс» не исполнял «Сентиментальную прогулку». После выхода альбома мы пробовали исполнять эту композицию, но гитара, бас-гитара, ударные и клавишные не давали того фона, того восприятия. Не хватало нюансов, наполненности, было ощущение, что пою просто под гитару.
Кто-то мне рассказывал, что многие вокалисты записывались для альбома в тайне от своих коллег по ансамблям. Но у нас в «Араксе» таких проблем не было. Все ребята знали, что я езжу к Тухманову для записи альбома. Более того, меня все поддержали, а Юра Шахназаров вообще считал, что любое участие в различных проектах, любое упоминание группы идет в общую копилку популярности коллектива.
«Сентиментальная прогулка» – тонкое, поэтичное, воздушное произведение. Эту воздушность Тухманов вытягивал из меня на репетициях, требуя передать на одном дыхании все «струящиеся закаты», переходы с тихого звука на громкий. Он добивался, скажем, чтоб в строке «Вставал туман, как призрак самого отчаянья» слово «отчаянье» прозвучало и правда отчаянно, драматично… Очевидно, что Давид Федорович развил мой исполнительский потенциал.
«Звезда и смерть Хоакина Мурьеты»[9]
С появлением в группе Анатолия Абрамова наша игра стала более организованной, в звучании появилась явная музыкальная совместимость. Группа «Аракс» котировалась все выше и выше среди поклонников, и возник еще больший интерес к нашей деятельности. В какой-то момент внутри группы возникла идея пригласить еще одного вокалиста. Раз мы расширили свои музыкальные возможности, почему бы нам не расширить и вокальные? Ведь мы ориентировались на музыку, где преобладает фактурное, ансамблевое звучание, как у Uriah Heep, ABBA, The Beatles. Никто из группы не рассматривал музыку, например, Black Sabbath. Нас всех тянуло именно в одну сторону.
Где-то за полгода до того, как мы приступили к репетициям, уже было известно, что планируется постановка рок-оперы. Музыку писал Алексей Рыбников, а русский текст – поэт Павел Грушко. Оригинал этого произведения был написан чилийским поэтом Пабло Нерудой. Само произведение называлось «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты».
Довольно длительное время мы готовились к репетициям, и именно в этот период в нашей группе появился новый вокалист – Александр Садо. Не помню, кто именно, но его нам порекомендовали как вокалиста, схожим со звучанием «Аракса». Саша Садо – ассириец, выходец из тогдашней ассирийской диаспоры Москвы, представитель одного из самых древних народов в мире. Как известно, тогда в Москве ассирийцы держали практически все палатки по чистке обуви, а было их огромное количество. Кроме того, диаспора занималась торговлей бриллиантов, но это уже был нелегальный бизнес. Так вот, было заметно, что пришедший к нам в коллектив Саша не испытывает абсолютно никаких финансовых трудностей.
Также к постановке нового спектакля был привлечен певец Геннадий Трофимов. Он участвовал только в спектакле «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и не входил в состав группы «Аракс». Геннадий обладал роскошным бархатистым баритоном с огромным диапазоном, при этом был абсолютно не ансамблевым, не групповым певцом. Нас с ним объединял исключительно спектакль.
Алексей Рыбников понимал, что классическое произведение придется адаптировать под звучание рок-группы, но не всегда знал, каким образом этого добиться, поэтому в самом начале репетиционного периода у нас с ним шла очень серьезная притирка. Бывало, он говорил о том, что в каком-то музыкальном моменте должны звучать альты. На что мы ему предлагали не забывать, что у нас органно-гитарная фактура, и это должно звучать именно в ней. Но композитору это не всегда нравилось, и наша задача состояла в том, чтобы додумать, как аранжировать и сыграть нужный фрагмент, и чтобы его это устроило. Мы шли шаг за шагом, нащупывая подход друг к другу, пробовали, ошибались, но в конечном итоге находили ту самую, точную интерпретацию его идеи. Именно из таких пазлов и сложилось итоговое звучание спектакля «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Стоит упомянуть, что какие-то фрагменты шли записанной оркестровой фонограммой – это были исключительно классические моменты, которые мы воспроизводить так, как хотел автор, не могли. В остальном вся нагрузка лежала на группе «Аракс». Мы были на сцене все два часа, что продолжалось представление.
Если «Тиль» был спектаклем аншлаговым, то «Звезда и смерть» – ажиотажным. Во всем чувствовалась сенсационность постановки: в брожении публики перед театром, в общей атмосфере и даже в том, насколько сложно было достать билеты на спектакль. Мы, музыканты, чувствовали, что публика высоко оценивает нас как участников постановки. «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» сделала из нас, еще более значимых персон в музыкальной тусовке, мы стали еще большими звездами.
Почувствовав зрительский интерес, руководство театра поняло, что является обладателем, можно сказать, бестселлера, и было решено показывать спектакль на крупных площадках. На гастролях в другом городе спектакль показывался не в драматическом театре, имевшем ограниченную вместимость, а на сцене местного Дворца спорта. Наш выезд со спектаклем в Горький поверг в шок и всех нас. Мы играем спектакль во Дворце спорта! Да не один спектакль, а несколько, и все аншлаговые.
В конце этой главы я хочу вспомнить еще одного участника группы «Аракс», звукорежиссера Александра Дмитриева по кличке Слон. Откуда появилось такое прозвище – загадка. Но основная версия такова: Саша в молодости был очень озорным и балагуристым парнем, у него была любимая песенка-напевка, которую вроде бы он сам и сочинил:
Слоник порхает с цветка на цветок,
Ножками машет, задрав хоботок,
Толстые ножки тонут в пыльце,
Слезы в глазах, пыльца на лице…
И вроде бы кличка к нему привязалась от того, что он очень часто это напевал.
У нас с Сашей были очень хорошие отношения. На каком-то этапе своей жизни он занимался только монтажом аппаратуры: принести технику, подключить провода и так далее. Потом сел непосредственно за пульт, стал двигать ручки, что-то настраивать. Надо сказать, что в середине 70-х профессии звукорежиссера в нынешнем понимании у нас не существовало. Я наблюдал за многими коллективами и видел, что все это перекладывалось на плечи техника или оператора. То есть тогда не было, как сейчас, «человека с ушами». До 80-х в качестве звукооператора нас вполне устраивал Саша. Но даже потом, после расставания с ним, отношения остались дружеские, и встречи с Сашей всегда вызывали только положительные эмоции.
- Я – второй Раневская, или Й – третья буква
- Лучшая подруга Фаины Раневской. В старом и новом театре
- Валентин Серов. Любимый сын, отец и друг : Воспоминания современников о жизни и творчестве выдающегося художника
- Исповедь узницы подземелья
- Тюремный дневник
- Виктор Бут. Подлинная история «оружейного барона»
- Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых
- Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме
- Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме
- В Тридевятом царстве. К 100-летию со дня рождения
- История ростовского летчика. Домой сквозь годы
- Записки из Тюрьмы
- Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена
- Сергей Беликов. Исповедь, или где-то меж Правдой и Истиной. Автобиография певца и музыканта ВИА «Самоцветы» и группы «Аракс»
- Тюремный дневник. 5 лет спустя