1
Кабинет был узким, с единственным окном, пыльным и без намека на жалюзи. Шкаф делил помещение пополам, отчего тут становилось ещё неуютнее. Стол, два стула без спинок – вот, собственно, и все. На табличке значилось – «Преподавательская», но прикручена она была, почему-то, с внутренней стороны. Об этой загадке два года назад пытался писать студенческий журнал, но дальше короткого интервью с ничего не знающим по этому поводу комендантом дело не ушло.
Дверь приоткрылась с вежливым скрипом и в проёме появилась лохматая голова.
– Кирилл Олегович, вы к нам придете?
– А должен?
Я оторвался от контрольных работ, из которых за последние три часа проверил только первую.
– Мы вас ждём.
– Значит приду. А что у нас?
– Лекция. Потом зачёт, – ответила голова и после короткого раздумья добавила. – В сто восьмой.
Идти не хотелось. При выборе прочитать ли штук пять лекций или принять один зачёт, я, не раздумывая выбрал бы первое. Из нововведений, которые меня так раздражали обычно, я не против был бы перенять московскую моду – отдавать прием зачётов и экзаменов тем преподавателям, которые ведут семинары.
Вздохнув, я сунул оставшиеся контрольные работы в мусорное ведро и, прихватив со стола красную папку, направился к кабинету на очередную игру в игнорирование чуши и не замечание миниатюрных шпаргалок, а также и изъятие шпаргалок покрупнее.
В величине шпаргалок есть своя система. Допустить можно лишу ту, которая находится выше грани, за которой обыкновенная хитрость превращается в попытку принять тебя за дурака. В свое время я собрал отличную коллекцию сессионного творчества, которой позавидовал бы любой выпускник. Мусорное ведро приняло ее с той же флегматичностью, что и непроверенные работы.
У сто восьмой было пусто и дверь плотно прикрыта. Значит, кто-то из руководства уже заходил.
– Кирилл Олегович, вот вы где!
Это Наташа из деканата. У нее милое лицо и хриплый, словно прокуренный голос, а волосы, собраны в короткий хвост. Она точно не курила и никогда не меняла прическу, даже на новогодние корпоративы.
– Да, Наташа. Немного заблудился.
– Студенты вас обыскались. Я сказала, что вы на совещании и пришла вас искать. У вас, кстати, телефон выключен.
– Спасибо, Наташа, ты, как всегда, умница. Иван Иванович не заходил?
Она промолчала.
– Понятно, – я улыбнулся. – Пожелай мне удачи.
– Удачи.
На кафедре было много цветов. Кабинет больше походил на оранжерею стараниями лаборанта Оли, которая сегодня была в зелёном и почти сливалась с цветником. В ушах неизменные наушники, а на столе чизкейк из столовой. Я никогда не замечал, как Оля ест, но чизкейк всегда был новый и свежий.
– Ведомости, – напомнила она, не отрываясь от монитора.
– Уже в процессе. Шеф у себя?
Она кивнула и погрозила мне пальцем.
– Оленька, – я перегнулся через фикус и шепнул ей прямо в наушник, – а давай я возьму на себя покупку утреннего чизкейка, а ты заполнишь ведомости за меня. Хотя бы в этот раз. Неделю буду покупать.
Она улыбнулась монитору и поцокала языком.
– Второй раз я на это не куплюсь. Шеф ждёт.
– Два десерта. И новый фикус.
Оля молча указала на дверь.
В кабинете заведующего кафедрой цветов не было. Я подозревал, что все они, если и были раньше, перекочевали под надзор Оли, прежде чем успели превратиться в гербарий. В кабинете работал кондиционер, жадно всасывающий сентябрьский зной. Иван Иванович смотрел на меня поверх крышки ноутбука.
– И, к слову, о трудовой дисциплине, Кирилл Олегович…
– Страшно виноват. Приму к сведению и исправлюсь. Разрешите идти?
Шеф вздохнул и нацепил очки. На его жилистой загорелой шее вздулись вены.
– Ты клоуна из себя вон перед первокурсниками строй, – он кивнул в сторону приоткрытой двери. – Тридцать девять дураку, а всё в бунтаря играешь. А люди тут работают, между прочим, и поболее твоего, – Иван Иванович многозначительно хлопнул ладонью по папкам на своем столе. – Уволить бы тебя к чертовой матери. Или нагрузки лишить на годик. Что скажешь?!
– Лично я считаю, что это будет честным и справедливым решением.
– Опаздывать на час на зачёт это твой новый имидж?
Я развел руками.
– Стыдно. Стыдно, Иван Иванович, что мое опоздание так негативно сказывается на качестве знаний. Вероятно, приди я вовремя – столкнулся бы с гениями.
Заведующий стянул в сторону жалюзи и приоткрыл окно. Извлёк из кармана пачку сигарет.
– Будешь?
– Усиленно пытаюсь бросить.
– Как знаешь.
Он задымил, высунувшись в окно. Пожарную сигнализацию на потолке украшал слой полиэтиленовой пленки.
– Что с тобой делать, Кирилл? Как можно требовать порядок от других, если ты позволяешь себе что угодно? На тебя уже ассистенты равняются. Наши ассистенты, Кирилл!
Я промолчал. Пожалуй, от сигареты отказывался напрасно.
– И ладно был бы дураком, сослал бы на непрофильные факультеты, да нет, бывают у тебя прозрения. На тебе же эта кафедра держалась, студенты ради тебя на специализацию стаями стекались. Что случилось, Кирилл?
– Старею, Иван Иванович.
– Ну, я так и подумал, – он отправил окурок в поле и закрыл окно. – Дома все в порядке?
– Кошка спит на балконе, фикус вчера полит.
– Значит все стабильно. А вот у нас стабильности не предвидится. Я тебя жалел прошлое полугодие, но сейчас нужно будет пописать бумажек. Сколько ты там дисциплин ведёшь?
– Недостаточно.
Иван Иванович хмыкнул.
– Посмотри на него. Сам просил поменьше на этот год. Ладно, Оля объяснит детали. Да, кстати, у нас пополнение штата.
Я замер. Такие новости всегда настораживали. В нашем коллективе работало три доцента, два ассистента и один старший преподаватель, и состав этот не менялся годами. Было всякое – и тихая ненависть, и почти искренняя симпатия, как в любой семье. И тут словно объявляется дальний родственник.
– Кто такой? – спросил я, пожалуй, слишком поспешно.
– Лев Петрович. Из столицы. Отчаянно просился к нам, и я сдался. У него степень и много публикаций, два года стажировки за границей.
– В общем, гений, я понял. Грядут сокращения?
– На место Гордеева.
Гордеев числился у нас профессором и последние два года именно числился. В свое время он был одним из основателей факультета, но в последние годы сил старика хватало на поддержание жизни только в чем-то одном: факультета или собственного тела.
– Иван Иванович, дайте мне группу.
Заведующий хмыкнул.
– Здрасьте, добрый день! Не ты ли просил сократить тебе нагрузку на этот год?
– Передумал, Иван Иванович!
– Уже все распланировано и подписано.
Некоторое время я смотрел на него в упор. Потом поднял вверх указательный палец.
– Всего одну.
Иван Иванович нацепил очки и показал на дверь.
– Я подумаю. Иди уже.
Я вылетел из кабинета под удивленный взгляд Оли.
– Оленька, мне нужна группа. Иван Иванович велел выбрать любую. Что предложишь?
Оля подала плечами и разложила на столе расписание.
– Бедные дети.
– Это к делу не относится. Что у нас есть?
– Могу предложить второй курс.
Я поморщился.
– Детский сад. Давай третий.
– Семинары?
– Всё.
Она равнодушно кивнула.
– Отдам вашу же. Вы читаете лекции на потоке, а одна группа пойдет на практические.
– Отлично!
– Но это будет бесплатно.
– Сойдёт.
Оля улыбнулась.
– Странный вы человек, Кирилл Олегович.
– Не больше, чем наш шеф. Представь, он освободил меня от заполнения месячных ведомостей на полгода.
– Вот даже не начинайте!
Во второй половине дня солнце светит во все окна западной стороны корпуса, и три десятка кабинетов превращаются в духовки. Ещё три часа в них предстояло медленно поджариваться заочному отделению. На мой вопрос, куда подевались шторы и жалюзи, комендант развела руками. Лекция превращалась в сплошную игру в жмурки – я щурился от слепящего солнца, пытаясь пересчитать студентов, а они, пытаясь разглядеть меня.
– У кого есть некормленые дети, мужья и жены, можете сразу идти домой. Лекцию сброшу по электронной почте старосте. Всем присутствующим автомат.
Смущенная, но счастливая аудитория разбрелась в течение пяти минут. Кроме парня в очках, застывшего на последнем ряду. Он сидел, разложив тетради и щурился на меня сквозь толстые линзы.
– А вы решили задержаться? – поинтересовался я, собираясь.
– Да я бы послушал Кирилл Олегович.
– О, знаете мое имя. Редкость для заочной группы.
– Я раньше на очном учился, – смущенно сказал студент, – сессию завалил. Потом армия.
– Понятно. Давайте флешку, сброшу лекцию.
Студент помялся.
– Да я бы это, послушал… Вы интересно рассказываете.
– Написано тоже неплохо, – заверил я. – Идите уже. Сэкономим друг другу два часа жизни.
Он нехотя собрал тетради и спустился вниз, немного задержался у кафедры, как бы нечаянно демонстрируя помятую книжку.
– Что там у вас? – устало поинтересовался я. – Моя книжка?
– Курс по теории частного права. Я прочитал ее всю. Очень увлекательно.
– Ну да, конечно. Подписать?
– Если не сложно.
Я нацарапал что-то банально-душевное и с полуулыбкой вручил.
– На зачёт тоже можете не приходить.
– Да не, я приду…
В дверях появилась Наташа. Я развел руками.
– Вот только не говори, что у меня проверка.
– Нет, – Наташа протянула мне сложенный вдвое листок бумаги. – Ваша жена звонила. У вас телефон все ещё отключен.
2
Мы развелись, прожив вместе чуть более трех лет. Это был тот яростный разрыв, после которого лучше стало каждому из нас, и поняли мы это, лишь выходя из дверей ЗАГСа. На ней было синее пальто, а в глазах не слезинки, на мне толстый шарф и ощущение растерянности. Мы постояли на ступенях, не зная, куда идти дальше. Я предложил выпить кофе, и она согласилась. Странно, что после трех тяжелых лет непрерывных испытаний нервов друг друга, мы вдруг поняли, что врагами не являемся. Тот день был одним из самых мирных в моей памяти. Мы смеялись, вспоминая наши ссоры, она пародировала меня в ярости, и я не мог не ответить тем же. Потом она заплакала, а я сказал, что все будет хорошо, и взял еще кофе. Прошло уже лет шесть. Она снова замужем и водит в садик капризную дочь, а я иногда звоню и приглашаю в кафе за тот же столик под ту же картину на стене, где смеющаяся женщина в пальто и шапке сильно смахивает на древнерусского князя.
– Прости, Катя, не перезвонил вчера.
Я помог ей с курткой, а снимать шапку она отказалась. Значит, ей с утра опять не понравилась укладка, но часы на стене не дали возможности все исправить.
– Я и не ожидала. Работа-работа?
– Как обычно.
Она улыбнулась и пригубила кофе. Он был горячим, но пить почти кипяток было ее привычкой и суперспособностью.
– Как дела?
Она подняла взгляд на меня.
– Это ты меня спрашиваешь? Обычно я жду рассказов от тебя. Что нового? Свежий образовательный стандарт, шеф дурит по-черному, опять пересушил и не можешь погладить рубашки, вконец расшатал свой желудок?
– Полный комплект.
– Начинай.
Мы чокнулись бумажными стаканчиками.
– Отлично выглядишь.
– Твой поезд уехал, Кирилл, но спасибо.
– А может, я тебя отбить собираюсь? – подмигнул я.
– Ты? У Артема? Ох-ох, жду не дождусь. Кстати, он заберет меня отсюда минут через сорок, так что начинай жаловаться прямо сейчас.
Я улыбнулся и покачал головой.
– Не сегодня. Никаких жалоб и никаких новостей, только кофе. Хотя…
Она прищурилась.
– Что натворил?
– У меня новая группа.
Катя сокрушенно опустила голову.
– Бедные дети.
– Счастливые дети, – возразил я. – Вот эти будут настоящими профи. Знаешь, я подумал, что к студентам нужен совсем другой подход. Мы слишком перегибаем с классическими методами учебы и воспитания, даже не пытаясь раскрыть личность каждого. А вот в этом и кроется ключ к успеху! – Я довольно откинулся на спинку дивана. – Если человек осознает, что он как личность и он как студент – это не противоположности, эффект от учебы будет намного выше.
– Которые они у тебя?
Я пожал плечами.
– Только я четвертых помню. Предыдущие уже стали заслуженными юристами? Вчера какой—то гений Пулитцеровскую премию получал – не твой?
– Я вылью кофе тебе прямо на голову, – пообещал я.
Катя засмеялась.
– Ладно, кто еще тебе правду скажет. Желаю тебе, конечно, удачи, но многого от них не жди. Себя в девятнадцать вспомни.
– Я всегда был взрослым.
– Дураком.
– Дураком.
За окном заморосил дождь. На карниз запрыгнула ворона и уставилась на нас желтым глазом.
– Опять без зонта? – заметила Катя.
– Не пользуюсь.
– Возьми мой, я все равно на машине.
Она протянула мне трость, с которой я должен был выглядеть глупо остаток дня.
– Я могу не вернуть. Забуду где-нибудь.
– Знаю и готова к этому.
Она посмотрела на часы.
– Так, Аристотель, у меня еще десять минут, успею заплатить за садик. Где тут терминал?
– Тебя проводить?
Она покачала головой.
– Просто скажи и допивай кофе. Да, и зонтик не забудь. Кстати, так и не надумал жениться?
Я выдавил из себя улыбку.
– Вечно буду ждать только тебя, ты же знаешь.
– Ох, прекрати. Мне одного раза более чем хватило.
– Ну, значит, буду влачить холостяцкую жизнь, доработаюсь до маразма, буду проводить дни и вечера на лавочке перед домом и называть молоденьких девушек проститутками.
Катя пожала плечами.
– Ну, чего-то такого я и ожидала. Все равно за этим столиком больше нет места, чтобы сажать твою новую бывшую. До среды?
– Ага! – я помахал ей рукой, а она чмокнула меня в макушку и убежала.
За окном ее ждал желтый спортивный автомобиль, заляпанный грязью по самые ручки дверок. За рулем усатый Артем в кожаной куртке. Куртка наверняка не сходилась на предмете гордости, который он наел за последние шесть лет, несмотря на усы. Как вообще можно есть, имея усы? Видимо не владельцу грязной спортивной машины не понять.
Я застегнул куртку до самого подбородка и допил кофе. Последний глоток кофеина по древней как я сам привычке требовал никотиновую компанию.
– Что-нибудь еще? – поинтересовалась девушка с меню.
– Да, счет, пожалуйста.
Ничего особенного от первого занятия с новой группой я и не ждал. Забыл представиться, никого не запомнил из списка группы, кроме старосты с фамилией Ропша и девочки с фамилией Староста, которая старостой группы не была. А жаль, это упростило бы многое. Восемнадцать пар глаз настороженно смотрели на меня, а я неспешно выяснял уровень оставшихся у них после долгих каникул знаний. Про организационные вопросы я тоже забыл, впрочем, впереди еще целый год, успею.
Вероятно, и я и студенты, которым Оля уже, конечно, растрепала о том, что я их забрал у какого-то там ассистента по неведомой прихоти, ожидали от занятия чуть большего. Но беда в том, что я уже давно воспринимал их, студентов, как одну единую группу, растянувшуюся во времени на бесконечный срок. Набор отличных примеров из моей недолгой практики, актуальных шуток, баек, интересных фактов и восхитительных в своей сложности и многовариантности задач уже давно закостенел и превратился в штамп, который я проставлял на каждый новый курс, называя это обучением. Я понятия не имел, зачем я снова попросил себе группу.
– Кирилл Олегович, к кафедре выходить?
– Что? – я отвлекся от хаотичных мыслей. Безымянный студент мялся с листком бумаги, еще теплым, наверное, от принтера. – Нет, давай с места. Как фамилия?
Он назвал, но я не запомнил. И не записал. Бесполезный ответ остался неоцененным.
Звонок прозвучал как спасение. Не заходя на кафедру, я устремился домой.
***
От меня до работы квартала три. Очень удобно, когда хочешь сэкономить на столовой. Но я не экономил и питался в столовой. По пятницам заходил в бар, который располагался ровно посредине расстояния в тысячу семьсот сорок шагов от турникетов до двери подъезда.
– Привет, – кивнул я бармену и повесил куртку на переполненную вешалку.
– Сегодня рано, – заметил он. – Отпуск?
– Осенняя депрессия. Круглогодичная, – усмехнулся я.
Бармен понимающе кивнул.
– Сегодня напитки потеплее?
– Нет. Только пиво и поесть что-нибудь.
За посетителями бара забавно наблюдать, особенно когда ты собрался провести там вечер и особо не торопишься никуда. Они сменяют друг друга, как те студенты, но, по сути, все те же, только лица меняются. Одинаковые куртки и шарфы, одинаковые разговоры, одни и те же заказы флегматичному бармену, которого в другой жизни звали Миша. Мой столик у окна был свободен. Хотя, если быть честным, я намеренно пришел на пару часов раньше обычного, чтобы его занять. Когда это место было не таким популярным, проблем со столиками не было вообще, но с каждой новой пятницей тут все больше процветал барный дарвинизм. Жаль, что я не знал про это место, когда здесь можно было курить. Но в те времена я проводил пятничные вечера в кресле с журналом о новинках в мире гаджетов, прислушиваясь, как воюет с пригорающими котлетами на кухне Катя.
Через час стало заметно более шумно. Молодая компания разместилась в углу, возле аквариума с глупыми рыбами. Аквариум был встроен в стену и светился синим, от чего лица парней и девушек приобретали несколько нездоровый оттенок. В телевизорах с гуляющими по зеленому полю игроками прибавили звук. Примерно через час не очень решающий матч сменится каналом с клипами, но музыка будет играть другая, и я буду следить за тем, как забавно накладывается песня на чужой клип.
Безымянный бар радовал отсутствием знакомых. Несмотря на близкое расположение к работе, проживал неподалеку только я. Остальные же предпочитали коротать вечер поближе к своим домам и преимущественно также, как я шесть лет назад. А название у бара, конечно, было. Но я никак не мог его запомнить. Как имя той студентки, которую учил четыре года, а потом вдруг встретил в маршрутке и на вопрос, помню ли я ее, только кивнул.
Хмурые тучи за окном быстро расправились с остатками дня, и вечер пришел быстрее, чем обычно. В высотке напротив один за другим зажигались окошки, в магазинах напротив сияли витрины с телефонами, возле которых мялись вечерние зеваки, и глянцевые журналы. На дверь нереально дорогого магазина одежды опустились белые жалюзи, над которыми уже давно поработала местная шпана. Видимо, что-то означающие плохо отмытые закорючки пересекали их середину и частично заползали на откос. Рядом сиял вывеской магазин Саморезы. Вывеска была кроваво-красной, от чего название приобретало какой-то зловещий оттенок.
Я подхватил со стола пустую кружку, многозначительно водрузил на столик скомканный шарф и отправился к барной стойке.
– Еще? – уточнил бармен-Михаил.
– Такое же.
Ручки пивных насосов в приглушенном свете казались медными, а пиво янтарным и очень вязким.
– Здравствуйте, Кирилл Олегович.
Я вздрогнул. Вот, опять. Из-за таких моментов часто накатывает желание посетить бар в каком-нибудь другом городе, где твое лицо и имя так же неизвестны, как фамилия кандидата на местных выборах, ну или на краю Вселенной где-нибудь. Механически отвечать на эту фразу было моей обязанностью и привычкой, но не в пятницу же вечером. В моем личном рейтинге столбик очков бара резко потерял одно деление.
Я обернулся. Девушку я не узнал. Ожидал увидеть кого-то из заочников или бывших выпускников, чтобы потом до полуночи без особого удовольствия вспоминать былое и поглядывать на часы. Но девушке было не больше двадцати и лицо ее мне совершенно не было знакомо.
Я кивнул в ответ. Девушка что-то сказала бармену, улыбнулась и осталась ждать заказ. Светлая, нос прямой и тонкий, тонкие губы, волосы собраны в хвост, но несколько прядей обрамляют лицо. Помада и тени яркие, но не слишком, и я бы не стал доверять освещению здесь. Насколько я помнил из стихийных уроков Кати о мейкапе, макияж этот можно было оценить как хороший. На ней была подозрительно знакомая короткая джинсовая куртка.
– А я вас знаю? – вдруг спросил я, чувствуя острую потребность удовлетворить любопытство.
– Немного, – отозвалась девушка, не поворачиваясь ко мне – она все еще улыбалась бармену. – Вы пришли к нам в группу сегодня.
– Понятно, – сказал я глупую и, в общем-то, лишнюю фразу.
Я твердо решил допить последний бокал и распрощаться с баром, пока меня тут не сделали местным аттракционом. Компанию у аквариума я теперь тоже подозревал.
– Хорошего вечера, – сказала девушка у меня за спиной и унесла три пенные кружки, едва я успел обернуться. Я не успел даже ответить.
Да, она присоединилась к той компании в углу, но, вопреки моим ожиданиям, поглядывать, смущенно улыбаясь, не меня никто из них не стал. И все же лучше не рисковать. Итак, в понедельник не избавиться ни мне, ни ей от неловкого чувства какой-то полу родственной близости оттого, что просто перекинулся парой слов в баре. Может это и допустимо для прогрессивных молодых преподавателей из столицы, но я не такой. В обоих случаях.
Я потянулся к телефону. Часы показывали, что время идти домой еще не пришло. Из знакомых, проводящих вечер не в домашней обстановке, у меня было лишь двое, но один из них уже вторую неделю гостил в столице и обратно особо не собирался, а второй обещал отправить жену и сына с поселок к теще на все выходные. Последняя маршрутка до поселка отходила через четверть часа. Я набрал и отправил ему вопросительный знак. Через вполне объяснимую задержку пришло короткое сообщение – «в 23». Что ж, еще два часа. Конечно, там будут карты, дешевый коньяк, малознакомые люди и разговоры о футболе, но все лучше, чем мирок из дивана, холодильника и выпуска новостей. Видимо еще без одной кружки не обойтись.
Два часа прошли за созерцанием клипов. С экранов лилась яркая жизнь, совсем не похожая на промозглую осень за окном. Я достал карточку с остатками зарплаты, обмотался шарфом и направился к стойке.
Попытка уточнить время оказалась фатальной для моего телефона. Он поведал мне о том, что его тоже необходимо периодически кормить и ушел в режим экстренного отключения.
– Отлично! – сказал я вслух и громче, чем ожидал. Я точно помнил силуэт своей зарядки в розетке за шкафом в преподавательской, а вот достучаться до совсем пожилого охранника вечером было той еще проблемой. На мой вопрос бармен-Миша виновато показал мне свой айфон.
– Удачи и до понедельника, если остаетесь здесь, – улыбнулась уже почти знакомая девушка, имени которой я все еще не знал, и забрала со стойки свою карту.
– Надеюсь, – ответил я, пряча телефон, и натянуто улыбнулся в ответ.
Казалось бы, что проще – поставить телефон на зарядку на пару часов, пока сам сидишь в аудитории?
– Не хочу надоедать, но вы забудете свой кошелек, – она показала не мой бумажник, на самом краю стойки.
– Ерунда, там сотня и мелочь. Сам кошелек стоит дороже.
– А домой отправитесь пешком, если его кто-нибудь подвезет?
Я показал темный экран телефона.
– Уж точно не на такси.
– Знакомо, – девушка утопила половину лица в толстом шарфе и пристально смотрела на мой телефон, что-то обдумывая.
– Хотите, я вызову вам такси?
Я покачал головой.
– Спасибо, но мне бы еще вернуться обратно, а перед этим хотя бы узнать место, где меня ждут, – я поймал себя на мысли, что слишком много говорю, но остановиться не мог. Злость на телефон, самого себя и бармена-Мишу с его айфоном не утихала.
– Ситуация, значит, патовая, – сказала девушка и развела руками. – Хорошо, пойдемте, я дам вам зарядку.
Говорят, есть такое состояние – жамэ вю, когда происходящее кажется не реальным. Мне показалось, что последняя фраза прозвучала из близкого телевизора, но не от девушки, которую я почти не знал. Как-то реагировать на такие вещи жизнь меня пока не научила. А пора бы в сорока годам.
Я только покачал головой.
– Я не из вежливости предлагаю. Ситуация, и правда, крайне хреновая, —заметила девушка и улыбнулась. – Видите вон тот дом?
– Над зловещей вывеской с саморезами?
– Именно. Я живу там. Идемте.
Не знаю, зачем я пошел. Оправдывая себя, мозг заставлял пальцы снова и снова ковырять кнопку включения на аппарате, а сам передвигал ноги за незнакомкой. Я выглядел более чем глупо, а чувствовал себя более чем паршиво.
– Друзья сестры моего бывшего парня, – сказала она, доставая ключи. Мы переходили дорогу не по правилам, а машины так и норовили облить холодной жижей вечерних луж.
– Что, простите?
– Та компания. Это не моя группа и они вас не знают. Ну, это я так, к слову.
– Понял. А я только решил, что стану живой легендой в понедельник.
– Станете. Я всем расскажу, что видела вас в баре.
Я хотел пошутить про то, что потом мы пошли к ней домой, но промолчал. Поблагодарил себя за то, что помолчал.
Домофон уютно светился розовым, пискнул и впустил нас в теплый подъезд. Этаж оказался второй, и я с облегчением выдохнул про себя. Мне показалось, что в лифте неловкость возрастет в разы.
Дверь была массивной, с глазком и блестящей новой ручкой. Не мгновение я представил, как сейчас выходят в прихожую ее перепуганные родители, и от этой мысли мне захотелось быстро уйти, прямо сквозь армированный бетон.
Но дверь уже открылась, никто не вышел, даже кот. Девушка повесила шарф на вешалку и сняла сапоги.
– Заходите. У меня тут соседи любопытные, а вечером у них это обостряется.
Она скрылась в единственной комнате, а я остался в коридоре, перетаптываясь грязными туфлями на чистом половике.
Квартира однокомнатная, после недавнего ремонта – еще немного пахло новым ламинатом и свежими обоями.
– Снимаю, – пояснила девушка, снова появившись в коридоре. В ее рука была коробка, из тех, в которые девушки любят складывать всякую всячину. – Снимаю с подругой, но сегодня она уехала на выходные.
– Хорошо у вас, – шаблонно сказал я.
Она промолчала.
– Вы ведь совсем меня не помните, да? – спросила девушка после короткой паузы.
– Если честно, то нет, – признался я.
– Даша. Даша Колесникова. Я сижу на третьем ряду возле… Да, впрочем, какая разница, – она улыбнулась. – Вот тут зарядка и переходник. Можете забрать, вернете потом.
– А как же вы?
– Она мне не нужна, телефон все равно разбит. Как-нибудь куплю новый.
– Осторожнее надо, – заметил я. Кабель вполне подходил к моему аппарату.
– Это парень разбил. Об стенку. Психанул и разбил, а я вот теперь хожу как бомж.
Даша засмеялась и убрала коробку на полку для обуви.
Я засопел, пожалуй, сильнее, чем думал.
– А почему он не разбил свой, например?
Даша развела руками.
– Ну, откуда же я знаю? Свой, наверное, жалко. Но зарядку потом все равно верните, вдруг куплю такой же, будет запасная.
Я кивнул, поблагодарил и взялся за ручку двери. В подъезде посвистывал ветер из плохо прикрытого окна.
– Послушайте, следующий раз разбейте ему что-нибудь об голову, – вдруг выпалил я, обернувшись. – Почему, вот почему вы, девушки, общаетесь с такими идиотами?
Даша смотрела на меня, широко открыв глаза. В просторном коридоре она казалась совсем маленькой без осеннего пальто и огромного шарфа.
– Так-так, постойте, – сказала она, покачав головой, – я вам помогла, а вы мне мораль читаете. Нет, нас, конечно, много связывает, особенно этот шнур от зарядки, но все же недостаточно для такого.
– Да, – кивнул я и не думая извиняться, – может я вас и не знаю совсем, но что-то мне подсказывает, наверно то, что вы не бросили меня в сложной ситуации в баре, что вы заслуживаете немного лучшего отношения.
– Даша, – наполнила она. – Вы меня теперь знаете. Я Даша.
Мы помолчали, продолжая стоять в коридоре. Она не выгоняла, а я не торопился уходить, хотя уже следовало раскланяться, поблагодарить еще раз и исчезнуть за дверью, чтобы не создавать еще большей неловкости.
– Извините, Даша. Это вообще не мое дело. И еще раз спасибо.
Она кивнула.
– Пойдете в бар?
– Скорее всего. Если у вас, конечно, подъезд не оснащен системой розеток на три ампера.
– Возможно, я чего-то не знаю про наш подъезд, но вот в баре сейчас будет не очень удобно. Скорее всего, все розетки Миши заняты телефонами приятно улыбающихся девушек.
– Вы тоже приятно улыбаетесь Мише, – заметил я.
– Ну, так я же девушка. Давайте сюда ваше устройство и разувайтесь. Посидите минут двадцать на кухне, попьете чай без всего. До магазина я сегодня так и не добралась.
– Это будет верх наглости с моей стороны, – заметил я.
– Я переживу. Разувайтесь.
Я сидел на табуретке за небольшим складным столом и понятия не имел, что я делаю и зачем. Это была одна из самых странных ситуаций за последние десять лет моей жизни. Я припомнил события еще более ранние, покопался в них и засмущался сам перед собой. Закипал чайник. На столе ждала девчачья кружка с сердечком и еще одна с сумасшедшим диснеевским кроликом. Обычная кухня, верхний свет. За окном темнота ночного города без звезд и вечернего уюта. Фотография на холодильнике. Там за слегка треснувшим стеклом Даша и еще какая-то девочка в спортивной куртке. Обе смеются и выглядят чуть моложе. На Даше желтая куртка, а на руке браслет. Я смотрел на фотографию и ощущал, что касаюсь чего-то интимного, личного – чужой жизни. Той жизни, где Даша носит желтую куртку и обнимает неизвестных подруг, где проходит ее жизнь, и живут ее родители, друзья. Того, что остается за гранью академической группы, где ты видишь лишь доступные тебе конечные образы каждого студента и воспринимаешь их по шаблонным критериям: опоздал – не опоздал, выучил – не выучил, ответил – не ответил, спросил—промолчал. Я пытался вспомнить, насколько давно я воспринимаю их именно так. Ведь когда-то я знал любимую музыку моих учеников, как зовут их домашних питомцев и героев любимых сериалов. Это точно было до того, как они стали потоком – серой массой, протекающей из одного академического года в другой, оставляя оценки в журнале успеваемости и пригласительные открытки на очередной выпускной.
Я поспешно отвернулся от фотографии, когда Даша вошла. На ней все еще была куртка и джинсы. На белой футболке наискосок протянулась надпись – No thanks!
– У вас там уже пять процентов. Если дело так пойдет и дальше, то вы и чай допить не успеете.
Этого вполне хватило бы, чтобы вызвать такси, но я промолчал. Ехать на край города из уютной кухни хотелось все меньше.
Даша села на табурет, по-турецки поджав ноги под себя.
– А вы знаете, мне даже приятно, что вы так заступились за меня. Я любила свой телефон. Теперь вот жалею.
– Я лучше промолчу, чтобы снова не извиняться, – сказал я.
– Нет, почему же. Вы имеете свое мнение и это хорошо. Пожалуй, это я слишком резко отреагировала, не стоило так. В конце концов, вы в чем-то правы.
– Может беда в том, что слишком добры к людям?
Даша улыбнулась и покачала головой, словно осуждала меня.
– Ладно, я делаю иногда не слишком разумные вещи и, возможно, со стороны это очень заметно. Но можно задам вам один вопрос?
Я кивнул.
– Можете описать свой день? Что вы делали, скажем, утром или в обед, до того, как пришли в бар.
– Пил кофе с бывшей женой, пока за ней не приехал ее новый муж.
Даша развела руками.
– И это нормально?
– Но ты же не знаешь всю ситуацию! – я незаметно перешел на ты, словно вечер продолжался в баре, а не на кухне в квартире напротив.