2г0в2н0

– Ты Серёге объясняй, чего мне-то говоришь. – Я усмехнулся. – У меня был вейп, когда это модно ещё было, жена подарила.

Он прям так и скурвился. Я был на высоте.

Потом он выпил наше пиво, и мы собрались в магазин. Ночь уже катилась к утру. Мы оделись и пошли. Как вышли на улицу, Кирилл засобирался домой, говорит, утром у него фотосессия, еду фотографировать будет для рекламы. Работает фотографом, собирается в Россию уехать, как денег накопит.

– И давно уже копишь?

– Нет, заказы только начали появляться.

– Слушай, если хочешь уехать, уезжай, там всё равно сначала начинать придётся, не трать зря время.

– Надо денег собрать на переезд и опыта набраться.

– Какого в жопу опыта? – Рассмешил он меня. – Ты ещё дальше заберись и опыта набирайся. ВСЁ СНАЧАЛА! Я тебе говорю. Ты вон с вейпом отстал на три года, а с фотоаппаратом лет на сто отстаёшь. Здесь же вакуум, нет ничего, самсы, плов и бухло.

– Ну, да, ты, наверное, прав. – Заключил Кирилл с потухшим взором.

Шли мы долго. Кирилл принялся изливать душу, что с девушкой у него не клеится. Я ему посоветовал жениться на ней, пока кто-то другой этого не сделал. А он опять за своё – надо денег подкопить, чтобы «подушка финансовая» была. Нет, вы представляете, мужику тридцать пять лет, глотает таблетки, фотографирует еду. Он, что, ещё не понял, что нет никакой надежды, и не будет «финансовой подушки», отговорки всё это, хочешь жениться – женись, а то другой женится, неужели он этого не понимает, хочешь уехать – уезжай. Как? Да, хоть автостопом! А то так и проживёшь жизнь в нерешительности на таблетках. Нечего ждать с моря погоды, вся жизнь в ожидании и пройдёт. Трусость это и никак не иначе.

В общем, под нытьё Кирилла мы добрались-таки до магазина. Зашли и принялись выбирать пиво – какое, а главное – сколько. Выбирали шумно, парень – продавец нас торопил. Наконец-то мы вытащили с Сергеем из холодильника по две полторашки и поставили на прилавок. Зашла женщина, пьяная и явно пьющая уже много лет. Попросила меня достать ей тоже пиво, сказала, что боится его и ткнула пальцем в Серёгу, который, что-то очень громко «втирал» Кириллу. Я ответил, что он очень добрый в глубине души от того и выглядит таким грубым, но пиво достал, и вручил ей. Принялся расплачиваться, продавец посчитал все пять бутылок, а я воспротивился, говорю: – «Я только четыре беру, а это её». Тут женщина эта и говорит:

– Молодой человек, купите бутылку пива, а я Вам отсосу за это.

– Заманчивое предложение. – Говорю. – Но я пас. Предложите вот тому маленькому пареньку, он наверняка рад будет. – И показал на Кирилла.

Тот заподозрил неладное и вышел, я следом. Рассказал ему о предложении женщины, говорю: – «Хочешь я куплю ей пиво, а она отсосёт тебе? Когда ещё шанс такой выпадет? Соглашайся, я угощаю!» Кирилл мялся в нерешительности, я уговаривал его, а сам ссать хотел. Вышел Серега, и мы потопали домой. По пути распрощались с Кириллом, и больше я его никогда не видел, надеюсь, что и не увижу. Поссали с Сергеем на гараж, откупорили бутылку и, попивая пивасик, направились через дворы домой.

Серёга привязался ко мне: – «Когда племянника родите мне?». – Я старался сначала всё в шутку перевести, но он не унимался, всё – «когда, да когда».

– Серёга, у нас ни дома, ни работы. Куда рожать? – ответствовал я. – Даже с роддома принести некуда. А потом, где жить? Мы же по странам мотаемся постоянно, зиму там, зиму здесь, каждое лето в горах месяцами пропадаем.

– Ну, вот, квартира есть, давайте, живите, я только за. Как-нибудь вытянем.

– Ты же пьёшь. – Я взял у него бутылку и отхлебнул. – Только представь, маленький ребёнок, ты пьяный, он, что с бутылками будет играть, что ли?

– Так я брошу пить. В чём вопрос?

– Вот ты сначала брось, а потом уже и будем думать.

– Брошу, вот завтра же, ты только поддержи меня, не пей со мной.

– Я-то легко, а вот ты сможешь?

– Смогу, если поддержишь. Я же полгода не пил совсем, поправился даже. Если и ты не будешь пить, для меня это вроде примера будет, и я буду держаться.

Мы пожали руки друг другу и условились с завтрашнего дня не пить. Но он опять начал канючить, всё про своих племянников, роди ему и всё тут, переклинило прям. Водит меня кругами по микрорайону и требует. Одну бутылку мы приговорили, начали вторую, у меня уже мочи нет шарахаться. И ничего лучше не смог придумать, как то, что я бесплоден. Ляпнул так ляпнул, а, что оставалось делать, сам я дорогу не найду, а он будет таскать меня по подворотням, пока я ему племянника не рожу. Ну и сказанул! Он сначала расстроился, а потом, вдруг, воспрял духом и говорит: – «У меня уролог есть знакомый, во какой» – он оттопырил большой палец – «Давай вместе сходим, покажешься, если лечение какое надо, я расходы на себя все беру». Во влип! И мы продолжили с ним бродить. Выпили вторую бутылку, поссали в кустах, а он всё не унимается, таскает меня по дворам, изредка покажет на здание и говорит: – «Это вот школа, а это административное здание, здесь налоговая, а там пустырь, где гопники тусуются». «Этого ещё не хватало» – подумал я – «Хотя, я и гопоте был бы рад сейчас, лучше помахаться с ними, чем отдуваться за глупость, сказанную». Тут он меня в конец умотал прогулками и урологами. Я возьми и скажи: – «Слушай, Серёга, на самом деле это Юля не может иметь детей», – а сам глаза такие грустные – грустные сделал, и главное честные – «Я просто не хотел тебя расстраивать» – добавил я. А сам думаю, хоть бы у него гинеколога знакомого не нашлось, но это уже дома и с Юлей пусть решает, она меня, надеюсь, поймёт.

Тут он повернул совсем в другую сторону и поплёлся как в воду опущенный, а я следом. До дома шли молча, у самой двери он что-то там начал лепетать про гормональные, бить кулаком по перилам. А я, стоит признаться, растерялся, надо же такое наплести было и главное, как теперь признаться, что я наврал ему, самым наглым образом. Зашли в квартиру, Юля уже спала – не дождалась нас. Мы продолжили пить и обсуждать тему бесплодия, он обещал сначала найти врачей, потом предложил больше не возвращаться к этой теме. А закончилось всё тем, что с завтрашнего дня мы с ним не пьём. Вот так вот я оболгал жену и доселе никому в этом не признавался, а вам всё выложил, как на духу. Стыдно! Даже не передать как. Но мне тогда сильно хотелось домой, да и с племянниками он меня достал. Это не первый раз он так насел на меня. Весь месяц он их требовал. Да, именно требовал, прям, вынь и положь, и ничего слышать не хотел, а тут такой удар. А чего он хотел под конец такой пьянки, что у меня нормального могло родиться в голове.

Утром, ну, как, скорее днём, я включил новостной канал, а там всё хуже и хуже, вирус распространялся по планете. Всё больше стран подхватывали новую заразу, а в Африке разбушевалась саранча. Прогнозы ВОЗ не утешительные, страны готовились к эпидемии. Всё это выглядело как начало конца. Жуть, да и только! Мир потихоньку тонул в мерзкой болячке. Конца и края этому не было видно. «А, что если это случится здесь, в Узбекистане? Что тогда?» – я налил кофе, открыл ноутбук и принялся писать книгу, но не тут-то было, вернулся пьяный вдрыбаган Сергей, принёс пиво и продолжил шумную пьянку, я отказался с ним пить – «Мы же решили, что не пьём больше». Но он пил и говорил, что с завтрашнего дня не будет пить, а сегодня, мол, будет – раз уж выпил.

Так он пил каждый вечер, а бросать откладывал на следующий день. Я не пил две недели, писал днём книгу, а вечером сидел и смотрел на пьяного Сергея. Который был рад, что теперь всё пиво достаётся ему одному, от этого он начал выпивать ещё больше. Приходил домой трезвый, звонил своей маме – моей тёще, говорил трезвым голосом, что дома и не пьёт, клал трубку, открывал бутылку и начинал бухать сам на сам.

В выходной он решил починить унитаз, не знаю, что он там решил сделать. В итоге он его раскурочил, сходил за пивом, начал заливаться, а на унитаз поклал большой и толстый. Я с горем пополам собрал разобранный, заржавелый механизм этого неудобного монстра. Пока я возился с горшком, Серёга уже изрядно поддал и комментировал мои действия.

Я понимал, что день пропал, писать он мне не даст, а идти гулять не было сил. Я начал пить с ним, к нам присоединилась Юля, сначала Серёга обрадовался, но в скором времени расстроился, так как втроём мы быстро приговорили пивас. Он расстроенный и не сильно пьяный ушёл играть в игрушку. Мы же с Юлей принялись готовить. В общем, Серёга так и не бросил пить, даже попытку не предпринял, зато я немного передохнул от пьянки и написал пол книги. Время тратилось с пользой, жизнь вновь приобретала смысл, а мысли в голове вошли в русло воспоминаний и сочинительства. Писать – это единственное, что мне даётся легко и от чего жизнь приобретает мажорные нотки, окрашивается в оттенки радости и смысла. Когда я пишу то мир вокруг меня, люди, да и вся жизнь становятся сюжетом истории интересной или не очень. Такой взгляд на вещи, особенно на происходящий абсурд придаёт сил и дальше проживать дни в самом бессмысленном месте – планете Земля. Но в те моменты, когда я не пишу по тем или иным причинам, меня захлёстывает происходящее вокруг, я начинаю всерьёз воспринимать людей, их стремления, цели, поддаюсь влиянию, загораюсь глупыми идеями, начинаю стремиться ко всепринятому УСПЕХУ. Да, жизнь становится тогда неимоверно скучной и даже невыносимой, как это мелочно – жить ради вещей, служить им, хотеть их. И это при том, что мир-то вокруг нас огромен и разнообразен, а жизнь скоротечна и закончится в один прекрасный момент. Так зачем жить ради чайников, плоек, автомобилей, украшений, если можно познавать мир, людей, культуры, богов, раскрывать для себя новые страны, пробовать экзотическую еду, узнавать различные традиции, обряды, которым сотни, а то и тысячи лет и, конечно рисковать – это и есть жизнь. Совершить множество ошибок, покалечить своё тело, ему-то что, оно всё равно сгниёт, зачем за него трястись, нет смысла продлевать себе скучную жизнь. Риск благородное дело! Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! Рисковать, срываться с насиженного места, бросаться в омут с головой, любить, пить, драться, путешествовать, голодать, мёрзнуть, как это прекрасно и только трусам не понять, что такое настоящая жизнь в этом опасном и, в тоже время, прекрасном месте – на планете Земля.

Неожиданно всё переменилось. Работа сама меня нашла, я был на седьмом небе от радости. В Ташкент приехали мои приятели-скалолазы, строить скалодром в торговом центре и предложили присоединиться к ним. Опыт строительства скалодрома у меня был. Я как-то вместе с ними строил стенку «стандарт» – это пятнадцатиметровая отвесная плоскость, по ней бегают на время, и она во всём мире – во всех странах одинаковая. Одни и те же зацепы на определённом расстоянии, отсюда и название – «стандарт». Строили мы тогда в Бишкеке, варили из профиля каркас у Улана во дворе, пропитывали олифой листы фанеры, сверлили дыры и забивали «бульдоги». Потом всё это собирали и крепили к стене политехнического института. Зацепы для стенки заказывали из Китая. Получилось очень даже неплохо, так появился первый «стандарт» в Киргизии, теперь у скалолазов появилась возможность ставить свои рекорды и выступать на мировых соревнованиях. Ребята после этого построили ещё два скалодрома в развлекательных центрах, но уже без меня, я был постоянно в разъездах, то в горах, то в других городах. Нам с женой не сидится на месте, хочется побольше успеть увидеть, пока смерть не застанет нас врасплох. Да и сама дорога, новые места вынуждают быть в тонусе, держать ухо востро, не расслабляться. Смена обстановки и новые знакомства расширяют сознание или кругозор, если угодно. В каждой стране, в каждом городе люди живут по-разному, отличается ритм жизни, всеобщее настроение, дух у каждого города свой и не сразу уловим, надо прожить хотя-бы пару месяцев, чтобы разобраться, что к чему. Проникнуться, пропитаться, поймать волну, остановиться во всеобщем потоке. После этого становится всё понятно, и наскучивает, наступает рутина, тогда мы собираем вещи и едем в другое место, где еще не были, или куда нам хотелось вернуться; а вернуться хочется всюду, где бы мы не жили, все города хороши со своими настроениями, архитектурой, музеями, дорогами и, конечно, людьми, именно они создают страну, город, улицу. Со всем своим старанием или без него, со своим кругозором, воспитанием, любовью и ненавистью. Как бы то ни было, люди создают страну, строят её или рушат, очищают или засоряют, обогащают или разграбливают. Приятно оказываться в городе, который жители любят, лелеют и холят. Но, зачастую, и везде людям не нравится их место пребывания, они хотят уехать, всем недовольны, а особенно властями. Где бы мы ни жили, всюду проходили митинги, а в народе было чемоданное настроение и когда мы переезжали в другое место, там встречали то же самое. И только в Ташкенте ни разу не было митинга или какого-то язвительного недовольства, этот город мне понравился отсутствием мятежного духа.

Я созвонился с Уланом и поехал смотреть объект. Как назло, всю ночь и всё утро валил снег, было холодно, сыро, тротуары сплошь в жиже из снега. За всю зиму в Ташкенте, что мы прожили, такого не было, я привык к теплу и солнцу, вспомнилась зима в Петербурге, снежная каша под ногами, постоянно летящие хлопья снега, порывы ветра и сосули, так и норовящие пришибить. Да, зима без снега – это супер!

При входе на стройку нам выдали белые каски. Нам? Я поехал с Юлей. Мы поднялись по лестнице без перил на второй этаж, прошли мимо строящихся бутиков, строительного мусора и тьмы тьмущей строителей и рабочих, которые в недоумении смотрели на Юлю, девушка на стройке – это нонсенс, да, ещё молодая и такая хрупкая. Отыскали мы Улана в углу, где должен был располагаться скалодром, он отмечал на полу разметки под оградку. Мы поздоровались, он провёл нас вдоль стен, по углу, отведённому под скалодром, показал где, что будет находиться и как это предстоит нам собирать. Все комплектующие должны были прийти из Китая, нам надо было управиться до открытия, запланированного на праздник Нооруз – двадцать первое марта, времени оставалось совсем мало, работать предстояло и днём, и ночью, но зато мы должны были заработать не хило. Вернулись к разметке, где должна быть ограда, Юле позвонили, и она отошла поговорить.

– Дэн, какие планы на будущее? В Ташкенте останетесь?

– Нет. Здесь нечего ловить. Мне здесь нравится, но заниматься нечем.

Я отвечал Улану, а сам смотрел на жену – такая маленькая, хрупкая женщина, в белой каске, которая, надо признать, ей идёт, стоит на фоне серых бетонных стен посреди стройки, совсем не подходящее для неё место. «Ничего» – думал я – «рано или поздно закончатся наши злоключения». Их и правда, слишком много выпало на нашу долю, но ничего, мы держимся. Невозможно и вообразить, сколько в этой моложавой женщине сил и терпения, а она действительно в свои тридцать с небольшим, выглядит очень молодо. В магазинах ей не продают табак и алкоголь, просят предъявить паспорт и как же они удивляются, когда видят её возраст. Девушки младше неё, а выглядят, ну, прям баба бабой. Знали бы они, как она ходит по горам с тяжеленым рюкзаком, берёт четырёхтысячные перевалы в седле велосипеда, таскается со мной по стройкам и хоть раз бы пожаловалась – нет! Всё терпит, настоящая боевая подруга.

– Куда планируете? – Допытывался Улан.

– Наверное, в Россию, может, в Европу.

– А что там делать?

– Жить, работать, пора уже остановиться.

– А как же горы? Не уж-то продался за Вавилонские утехи?

– Вавилонские – не Вавилонские, а надо остепениться. Найти работу хорошо оплачиваемую, квартирёнку поприличнее. Глядишь, и детишек настругаем.

– Стареешь ты, Дэн, стареешь.

– Может и так, но дух авантюризма иссяк.

– Я понял, это Юля тебя пилит.

– Как раз наоборот. Она не может усидеть на одном месте, а я вот устал. Хочу тихо, спокойно жить и писать свои книги.

– Ты же не сможешь! – Воскликнул Улан.

– А вдруг…

Юля вернулась к нам, и мы сменили тему, заговорили о литературе. Улан пробежался по современникам, назвал их труды дорогим топливом для печи…

Переезд

Коронавирус захватывал планету: Италия, Испания, Иран и много других стран закрывались на карантин. В Ташкенте же всё было тихо, ничего не происходило. Но границу с Китаем закрыли, и груз для стройки застрял. Дожидаться его мы не стали, решили отправиться в Киргизию на озеро Иссык-Куль. Раз уж суждено сидеть взаперти, то лучше всего не в городе, в квартире, а на природе.

Мы купили билеты на автобус, собрали рюкзаки, съели напоследок шашлык и отправились в путь.

На контрольно-пропускном пункте из Узбекистана в Казахстан никакого масочного режима и в помине не было. Из всех пассажиров только мы вдвоём были в масках. Все кашляли, чихали, сморкались и это сильно раздражало. Напрягала и маска, лицо под ней прело, дышать было тяжело, а снять маску страшно, это ведь всё не шутки. А может и шутки… Если и вправду вирус страшен… Лучше не рисковать и не снимать маску…

– Давайте женщин вперёд пропустим. – Предложил пассажир автобуса, на котором мы ехали. – Проходите вот сюда, сначала вы, а потом мужчины.

Женщины выстроились в очередь перед окном в котором сидел пограничник и проверял паспорта. И тот самый мужик, который предложил пропустить женщин, прошмыгнул первым, следом за ним потянулись и остальные мужчины, а женщины с удивлением и в растерянности смотрели на всё происходящее, по их лицам было видно, как они постепенно, одна за другой понимали, что их обманули. Очередь дошла до меня, и я пропустил женщин, кое-какие мужички обходили меня, распихивали дам, но большинство всё-таки последовало моему примеру. Так мы вышли из Узбекистана.

В автобусе было душно, на соседнем сидении, через проход сидела молодая пара с маленькими детьми. Сначала они поели манты и самсы, наполнив нутро автобуса запахом лука, мяса и специй. Не прошло и получаса как дети стали блевать, громко и вонюче. Автобус наполнился запахом блевоты в которой улавливались нотки самс, мант и кислятины. Меня самого чуть не вывернуло наизнанку. Я читал Фердинанда Селина «Путешествие на край ночи». В автобусе шум, вонь, за окном ночь и Казахстанская степь, а в книге война, Африка, Нью-Йорк и всё в таком же цвете, как и наша поездка. Однозначно этот автор мне нравится, его манера письма интересна, а язык создаёт реалистичную атмосферу. Временами я засыпал, отвлекался от книги и ужаса меня окружавшего, проваливался в сон, где было всё намного лучше. Но спать не давали, детей начинало рвать, громкие потуги тошноты, плачь измученных детей и вонь, которая с каждым разом становилась всё более невыносимой, нотки еды и специй уже не улавливались, остался только кислый запах полупереваренной пищи.

Под утро мы доехали до Казахско-Киргизской границы. При выходе из Казахстана образовалась пробка из человеческих тел и снова все без масок, стоят, кашляют, мотают сопли на кулаки, изо рта у всех воняет, да и от тел тоже исходит неприятный запах кислого пота. Чем ближе мы продвигались к пропускному пункту, углубляясь в кучу смердящей, чихающей, пердящей плоти, тем сильнее она нас сжимала в своих тисках. И тут началась ужасная давка, сзади напирали, сжимая тела. Давили со всех сторон, запахи от людей, маска на лице и сжимающиеся тиски плоти, не давали продохнуть. Юля потеряла сознание, обмякла, но не упала, так сильно мы были зажаты.

Кошмар этот закончился, мы по очереди сунули паспорта в оконце, уставший пограничник поставил штамп. Нам оставалось пройти последний пункт, и мы в Киргизии. На Киргизской стороне всё было иначе – стояли врачи в защитных костюмах с тепловизорами, пограничники не позволяли устроить давку, призывали к порядку и терпению…

Приехали на автовокзал ранним утром, поймали такси, пока голосовали на обочине, мимо нас проехали военные грузовики со спецназом и две машины с брандспойтами, позже мы узнали, что на площади проходил митинг. Демократичное государство встретило нас беспорядками, как и должно быть, наверное, в стране, где каждый воспринимает демократию с лицом анархии, а свободу с поясом шахида.

– Как обстановка в городе? – Спросил я таксиста. – Ковида нет ещё?

– Нет, у нас экология чистая, горный воздух, нас это не коснётся.

– Хотелось бы надеяться. – Я улыбнулся.

– У нас не будет ничего, это всевышний наказал китайцев за то, что они концлагеря строят для мусульман.

Повисла гнетущая пауза, я не знал, что ответить, да и не хотел об этом говорить.

– Мы молимся, чтобы всевышний наказал Китай и всех врагов наших, вот они и заболели, а у нас не будет ничего.

«Ну, да» – подумал я – «А Иран и Саудовская Аравия? Да, и до нас дойдёт эта волна, что он тогда будет говорить». А потом его понесло совсем в дремучие дебри:

– Ты, вот, знаешь, да? Кусто доказал то, что в Коране написано?

О, как!

– Что он доказал?

– Ты не знаешь его, что ли? Он в океан нырял. Рыб глубоководных фотографировал.

– А что доказал-то он?

– Ну, всё, что в Коране написано. – Таксист недоумевал, как так, я его не понимаю. – Все открытия Кусто, оказывается в Коране, об этом написано было давно. И Менделеев тоже доказал, что в Коране написано.

– А Менделеев-то тут причем?

– Ну, как, он оказывается, Коран читал…

– На светофоре налево.

Я перебил таксиста, совсем невмоготу было слушать его. Но он повернул и продолжил.

– Менделеев читал Коран, поэтому и доказал всё вот это.

– А что он доказал? Здесь направо.

– Как что? – водитель начал выходить из себя. – То, что в Коране написано.

– Здесь остановите, пожалуйста.

Я расплатился, вышел из такси, следом Юля, забрали рюкзаки и распрощались с извозчиком. Вошли в маленькую калиточку, с нарисованным на ней Йодо – джедаем из «Звёздных войн», в тумане, среди деревьев, на мотив «Ёжика в тумане». Это художество тёти моей, она преподаёт рисунок детям.

В маленьком дворике нас встретили моя бабушка с сигаретой в зубах и сама тётя-художник.

У них под яблоней стоят пенёчки, это всё, что осталось от когда-то большущего клёна, росшего во дворе, его спилили, потому что корни разрослись под домом, приподняли фундамент и тот треснул. На пенёчках лежали подушки, посередине стоял круглый столик, заставленный пустыми бокалами из-под кофе, а на земле, под ногами, переполненные пепельницы. Среди всего этого мы и обнаружили тётю с бабушкой. Скинули рюкзаки и тоже прикурили по сигарете, обнялись. Начались расспросы – как мы поживаем, как добрались? В общем, всё как положено, шаблонные фразы, сменяющие друг друга, не дожидаясь ответов. Вышла сестрёнка, поздоровалась. В калитку с Йодо в тумане вошёл Олег – муж тёти, задал несколько вопросов в своём репертуаре: – «Ну как, Юлины родственники? Сожрали тебя?» Я ответил, что всё отлично и очень даже сладко. Он расстроился и ушёл в дом.

Пробыли в Бишкеке мы ровно десять дней, за это время я успел приготовить несколько блюд, написать пару рассказов. С писаниной было особенно трудно, Олег на кухне всё время смотрел передачи Парфёнова и Познера. Я ничего не имею против них и их проектов, но в таком количестве поглощать это – невыносимо, мне навсегда привилась нелюбовь к ним, как собственно и к Бродскому, стихотворение которого я с детства слышал из уст Олега, причём одно. Он вставал из-за стола с рюмкой в руке, или в горах, вставал у костра, или во дворе, стоя под звёздным небом, и начинал: – «Топилась печь, огонь дрожал во тьме…». Не подумайте ничего дурного, я высоко ценю труд Ёси, но в таком количестве и без права выбора, что угодно набьёт оскомину. И это хорошо, что стихотворение Бродского, Пушкина я бы возненавидел или, например, Шекспир в исполнении Олега, а главное, в повторении, думаю, свёл бы меня попросту с ума.

Вернёмся в кухню к Познеру с Парфёновым, где я пытался абстрагироваться от них и Олега, разглагольствующего с ними и написать хоть что-то. Ну, что-то у меня и получилось.

За эти десять дней мы пробежались по турфирмам, с которыми работаем гидами и инструкторами. Там-то нас сильно приземлили – туристического сезона не предвиделось, границы закрыты и вряд ли откроются в этом году. Настроение у всех было на нуле, вместо предполагаемого заработка все подсчитывали очевидные потери. Ждали вспышку в Киргизии и готовились к карантину.

– Диня, не нагнетай. – Олег сидел за столом и ел халву, привезённую из Ташкента. – Мне аптекарша сказала, что это просто грипп, и мы все уже давно переболели.

– Я больше доверяю ВОЗ, чем фармацевту.

– Да, что этот ВОЗ? Она практик, к ней люди всё время приходят.

– Она фармацевт.

На кухню вошёл мой двоюродный брат Павел, ему двадцать пять лет, а уже вылитый Олег. Да, гены значат много! Я сам постоянно борюсь со своим отцом внутри себя, есть и хорошие качества, но больше всё же плохого.

– Китай уже открывается! – Не вынимая наушники из ушей, прокричал Павел.

– Вот видишь, Диня, всё скоро закончится, в Китае уже пошло на спад.

– Это в Китае, мы в другой стране находимся.

– Один фиг. – Заключил Олег. – Считай, что мы провинция Китая.

– От него смертность маленькая, от гриппа больше умирает людей каждый год. – Павел вынул наушники. – В основном умирают старики. Так, что «Б.Н.» может умереть.

«Б.Н.» он называет бабушку нашу, меня от этого прям воротит. Это сокращённо от Бабушки Нины. Я его в отместку называю «П», на что он сильно обижается, раздувает ноздри и начинает ходить взад и вперёд.

– Так, что, Диня, давайте-ка уезжайте и не возвращайтесь. Я запру калитку и не пущу вас. От тебя вообще подальше надо держаться.

Олег вышел, оставил меня наедине с Парфёновым и казаном, в котором кипели тефтели. М-да, такого развития событий я никак не ожидал. Это при всей разворачивающейся трагедии с коронавирусом и при том, что мы, ещё будучи в Ташкенте, обговаривали возможность пробыть у них, пока не найдём другой вариант. А тут такое, да, и с работой тишина. Полная задница! Вот подстава, мы бы остались в Ташкенте, скажи он нам об этом раньше…

Но мир устроен таким образом, когда ты теряешь что-то одно, то следом появляется и другое, возможно и лучше, чем то, что ушло, а может и хуже, но стоит ли задумываться о том, что может быть лучше, а что хуже? Нет! Задумываться вообще надо как можно реже, особенно о жизни, если она, конечно, не чужая.

Нам предложили пожить на Иссык-Куле, в доме, в качестве сторожил. Мы согласились. Собрали рюкзаки и уехали, было это тринадцатого марта. ВОЗ уже объявила пандемию, но в Киргизии пока ничего не началось. На последние деньги мы затарились продуктами по пути: сахар, крупы, картошка, лук, консервы, сало. На тот случай, если закроют, чтобы мы могли протянуть какое-то время.

Домик находился под горами, в яблоневом саду, вид оттуда открывался бесподобный, с одной стороны горные вершины, покрытые снегом, совсем близко, а с другой озеро, как на ладони, огромная гладь воды, окружённая цепью гор и облаками из которых то тут, то там выглядывали высоченные, скалистые пики. Райское местечко!

Домик был большим, двухэтажным, но в ужасном запустении, да и построен он из чего попало, первый этаж наполовину из кирпича, а на половину залит из шлака. Прихожая и кухня из этого серого, осыпающегося материала, из кирпича была построена большая комната, в ней находились спуск в погреб и деревянная лестница на второй этаж, который совсем отдельная история. Сделан он (не построен) из мусора, стены в основном из глины с соломой и та торчит в разные стороны из стен, местами, прям в глине, встречаются кирпичи. Потолок низкий, в полный рост я выпрямиться не мог, да и потолком был просто шифер. Всё это пространство поделено на пять маленьких комнат, одну из них мы и заняли под спальню. В этом доме долгое время прожила многодетная семья из шести человек, поэтому и комнатушек так много.

Первую неделю мы обустраивались, я сделал свет в доме и на улице. На соседней заброшенной даче мы обнаружили баню и потом там мылись. Прочистили арык от грязи и разбили лёд, который в тени никак не хотел таять. В общем, жить можно, хотя, очень трудные условия. Туалет был на улице, маленький, покосившийся и далеко от дома. Запах в нём едкий, когда выходишь из него, то потом долго ещё ощущаешь вонь в носу и от одежды. А после дождей или полива в яму набиралась вода, и это было ужасно, особенно по-большому сходить невозможно было, брызги разлетались в разные стороны, в том числе вверх. Но зато красивый вид! Озеро, горы, сады…

Соседей у нас было мало, на верхней даче жил Сергей с женой Аней и сыном Богатырём, которого тоже звали Сергей, о них я упоминал уже, в начале книги. Они были сторожилами, как и мы, а по совместительству ещё и работниками, ухаживали за садами, варили кашу собакам, а сама хозяйка жила в Италии и лишь на лето приезжала, отдыхала, сдавала урожай и уезжала. Но этим летом она не приехала, ну, понятно почему, как и многие другие дачники, Сергей со своим семейством пользовались случаем, обносили сады и продавали, он считал, что ему повезло и частенько повторял: – «Бог дал, а рук взять не хватает», – я же считал, что он просто ворует. На нижней даче ещё один Сергей, он приехал из Петербурга восемь лет назад и всё время строил дом, беседки, навесы, когда переставал строить, сильно запивал, его родители обзванивали всех в округе и просили спасти, кто-то его спасал. Чаще всех с ним возился бывший участковый Азамат. От Сергея я первое время носил питьевую воду в рюкзаке, фляга как раз подходила по размеру. Потом это задолбало и мы стали пить кипяченую воду из арыка, который прочистили.

В Киргизию завезли COVID-19 из Саудовской Аравии паломники, совершавшие малый хадж. И началось… В существование коронавируса люди не верили, маски не носили, считали, что это всё ложь и называли его «барановирус». Мы иногда выбирались в город Чолпон-Ата, и какие только толки там не ходили, чего мы только не наслушались. Люди говорили, что это всё богачи придумали, чтобы обогатиться ещё больше, заставить всех покупать маски, мол, вируса вовсе не существует или что нас специально заражают, это такой отсев, сокращают население планеты, останется только золотой миллиард. А пандемия набирала обороты, и страну закрыли на карантин, выставили блокпосты. Кафе, спортзалы, рынки, всё закрыли, общественный транспорт отменили. Мы застряли в горах, в полной изоляции, всё это сильно давило, в соцсетях негодовали – сыпали ругань на власти, но меры предосторожности не выполняли – люди по-прежнему не верили в существование вируса.

У нас не было ни работы, ни жилья нормального, в общем, мы влипли по самые помидоры. Если летом страна не откроется, то зимой будет голод, по крайней мере, у нас. Мы начали поднимать целину, чтобы посадить огород. Сначала перед домом перекопали небольшой пятачок и высадили чеснок, затем за домом принялись перекапывать под огород, выкапывали кусты и обтрясали с них землю. Собирали в округе навоз, ходили с пакетами по предгорьям, где паслась скотина, искали среди кустов лошадиное говно, оно более травянистое и в форме больших шариков, а иногда даже косичкой выглядит, как булка хлеба, а вот коровье дерьмецо – лепёшками. С навозом у меня в жизни очень много связано. В детстве я собирал его для дымаря, моя бабушка была пчеловодом, навоз клали в дымарь на угли, он давал густой дым. Когда женился, то ковырялся целую зиму в куче кизяка (сухой навоз для топки печи), жена нашла работу преподавателем английского языка в ауле, нас разместили в юрте на побережье озера Иссык-Куль, и печь приходилось топить говном. Так, что я знаток навоза, с закрытыми глазами отличу лошадиный от коровьего.