Элеанор и Грей

– Немудрено, мы ведь учимся в одной школе, – язвительно заметила я.

– Да, конечно, просто ты… – Он осекся, покачав головой. – Не знаю. Ты не была на вечеринке у Клэр Уэйд, нет?

– Пролет.

– А у Кента Феда?

Я непонимающе воззрилась на него.

– Да. Это странно, потому что я готов поклясться… – Но он не успел договорить, потому что к нам подскочил Лэндон.

– Миссия провалилась, чувак. Шай настоящая сука, – констатировал он, мрачно нахмурившись. Судя по всему, моя кузина больно ранила его эго.

– Еще раз назовешь так мою кузину, и я покажу тебе, что по-настоящему означает это слово, – гаркнула я.

Лэндон мельком взглянул на меня и закатил глаза.

– Да пожалуйста, чокнутая.

– Не надо вести себя как засранец, Лэндон, – сказал Грейсон, заступаясь за меня. – И она права, Шай ничего тебе не сделала. Это ты ей изменил. И если она не хочет возвращаться к тебе, это не делает ее сукой.

Постойте, что?

Неужели Грейсон Ист только что заступился за нас с Шай?

Что ж, замечательно.

Если так пойдет, когда-нибудь я стану матерью его детей.

Идиотские бабочки, порхавшие у меня в животе, не желали исчезать, поэтому легко представить мое облегчение, когда Грейсон собрался уходить. У меня бледная кожа, и когда я краснела, это сразу бросалось в глаза. Мое лицо превращалось в самый спелый помидор на всем белом свете. И сейчас я не желала, чтобы он это заметил.

– Ладно, приятель. Пошли отсюда, – сказал Лэндон, глядя сквозь меня. И это было как нельзя кстати. Я ответила ему таким же взглядом.

– Поговорим позже, Элеанор. – Грейсон помахал мне рукой на прощание. – Наслаждайся книгой.

Я едва слышно попрощалась, а затем уставилась в текст. Но время от времени образ Грейсона мелькал в моих мыслях вместе с Роном Уизли.

Вскоре появилась Шай, и мы отправились домой.

– Похоже, вы с Грейсоном мило поболтали, – заметила она.

Я пожала плечами.

– Не без этого.

– Он отличный парень, Элли. Не то что Лэндон. Грейсон искренний.

Она сказала это так, словно пыталась уговорить бабочек остаться в моем животе, в то время как я пыталась оборвать им крылышки.

Я снова пожала плечами.

– Нормальный парень.

– Просто нормальный? – усмехнулась она, вероятно, заметив мои пунцовые щеки.

– Да.

Просто нормальный.

Шай собиралась переночевать у меня, и когда мы вошли в дом, экран телевизора еще вовсю светился. Мелькали кадры из фильма ужасов, и, торопливо схватив пульт, я выключила телевизор. Родители устроились на диване. Папа лежал на спине, а мама – в его объятиях.

– Разбудим их? – спросила Шай.

Схватив одеяло, я укрыла их.

– Нет. Они всегда перебираются в кровать под утро.

Это было вполне привычно для моих родителей – мама в папиных объятиях после того, как они уснули перед телевизором. Когда она начинала ворочаться, папа улыбался, снова обнимал ее, поудобнее прижимая к себе. Никогда не видела людей, которые были как единое целое. И если бы не родители, то я бы не поверила, что на свете существуют родственные души.

2
Грейсон

– Говорю тебе, я ничего не понимаю. Я очень привлекателен, и она тоже! Не возьму в толк, почему она не хочет со мной встречаться, – воскликнул Лэндон, бешено жестикулируя, когда мы возвращались домой после вечеринки. – Мы с ней похожи на Ника Лаше и Джессику Симпсон из Рэйна, штат Иллинойс. Мы просто созданы друг для друга! – произнес он с такой страстью, что я вдруг подумал, что это не шутка.

Конечно, даже если бы он был настолько же одержим Шай, когда они только начали встречаться, из этого тоже не вышло бы ничего путного. Ведя себя так, он стал бы еще большим придурком.

– Полагаю, старик, тебе стоит забыть о романе с Шай. Кажется, ей это совсем не интересно.

– Она просто еще не поняла, что ей интересно. Вот увидишь. Вы все увидите!

Я закатил глаза, но не стал переубеждать его. Невозможно вразумить пьяного человека.

– Как бы там ни было, прости, что заставил тебя общаться с ее чокнутой кузиной, – сказал он, взъерошив волосы.

– Не такая уж она и чокнутая.

– Каждый день эти кофты. Книгу из рук не выпускает. Говорю тебе – чокнутая.

– Если человек не похож на остальных, это еще не говорит о том, что он чокнутый, – парировал я, желая защитить Элеанор.

Конечно, у нее были свои причуды, но и у Лэндона тоже. Он прикусывал зубья вилки, а затем вытягивал ее изо рта с ужасающим скрежетом. Он не мог спокойно смотреть фильм и вечно вопил: «Подожди, перемотай назад, я пропустил момент». Не мог справиться с влечением к Шай, потому что она задела его за живое.

Конечно, Элеанор носила кофты, но, в конце концов, она не была дурой.

– Ладно, ладно. Вижу, ты завел себе сегодня новую подружку, – сказал Лэндон, поднимая руки. – Но я все равно считаю ее чокнутой одиночкой.

В какой-то степени Элеанор действительно была одиночкой. В отличие от Шай она профессионально умела закрываться от окружающего мира.

Иногда я думал, что мне бы это тоже не помешало.

Жизнь стала бы гораздо проще.

Лэндон жил в том же квартале, что и я. Когда мы подошли к моему дому, чрезмерную болтливость Лэндона как рукой сняло, стоило ему услышать доносившиеся оттуда вопли, сотрясавшие стены.

Мама и папа опять воевали.

Это всегда был тот еще «подарок».

Лэндон засунул руки в карманы и сочувственно улыбнулся мне.

– Дружище, если хочешь, можешь переночевать у меня.

Я покачал головой.

– Нет, все в порядке. Надо только как можно скорее проскользнуть в комнату. Отец наверняка скоро найдет причину, чтобы смыться.

– Уверен?

– Да. Спокойной ночи.

Он почесал затылок, видимо, сомневаясь в правильности моего решения, но все же собрался уходить.

– Ладно, Грейсон. – Он помолчал, а затем обернулся ко мне. – Я оставлю открытым окно в комнате для гостей на первом этаже на тот случай, если ты все же передумаешь, идет?

И хотя порой он бывает паршивцем, он мой самый верный друг.

– Спасибо, Лэндон.

– Ладно, бывай.

Поднявшись на крыльцо, я остановился, не торопясь заходить внутрь. Я знал, что там меня не ждет ничего хорошего.

Родители снова затеяли состязание в ругани.

Все как обычно. Стоило им оказаться дома вместе, и тут же разгоралось сражение. Мама, скорее всего, выпила вина и осыпала оскорблениями отца, а тот наверняка залил в себя виски и орал, чтобы она заткнула пасть.

Хотя я отлично знал, что отец сам всему виной. Он доводил маму до белого каления, а потом обставлял все так, будто это она заварила кашу. Никогда еще я не встречал человека, способного так умело пускать пыль в глаза окружающим. В прошлом году учитель английского, мистер Хэндерс, рассказал нам об этом выражении – пускать пыль в глаза, – и я тут же подумал, что это как раз про моего отца.

Он профессионально манипулировал людьми. Дома и на работе. У него отлично получалось убедить маму, что у нее не в порядке с головой. Если она чувствовала запах чужих духов на его одежде, он утверждал, что это ее духи. Стоило ей заметить след от помады на его рубашке, и он уверял ее, что это она его оставила. Если бы он сказал ей, что небо зеленого цвета, она подумала бы, что глаза ее обманывают.

Однажды он даже уговорил ее лечь в больницу, чтобы проверить психическое здоровье.

Выяснилось, что она абсолютно вменяема. Просто вышла замуж за кретина.

Во время маминых срывов отец всегда оставался зловеще спокойным. Это был еще один из его «приемов» – заставить ее сходить с ума, хотя причиной этого безумия был именно он. Иногда мне казалось, что он специально оставлял повсюду номера других женщин, чтобы они попадались ей на глаза. От него всего можно было ожидать.

Когда я был помладше, он пытался привлечь меня на свою сторону, чтобы сделать маму козлом отпущения. Но я не поддавался. Я всегда знал, что единственной ошибкой мамы стала ее любовь к этому чудовищу.

Отец был лжецом, обманщиком, да и к тому же человеком с ворохом проблем.

На самом деле мама совершила еще одну ошибку – она не ушла от него.

И я никогда этого не понимал.

Возможно, она его любила или же ее устраивала та комфортная жизнь, которую он мог нам обеспечить. Но в любом случае это были нездоровые отношения. Думаю, именно поэтому ее почти не бывало дома. Возможно, ее утешала возможность гулять на отцовские деньги. Вероятно, тратя их, она чувствовала, что хоть в чем-то обставляет его.

– Я знаю, что ты путаешься с ней, Грег! – взвизгнула мама, когда я присел на верхнюю ступеньку крыльца. Прижав ладони к ушам, я попытался отгородиться от криков.

Как бы мне хотелось, чтобы дедушка был здесь. Вообще я старался не думать о том, что его не стало, потому что это просто не укладывалось у меня в голове, но иногда по ночам мне отчаянно хотелось выскользнуть из дома и убежать к нему смотреть старые фильмы о кунг-фу и поедать попкорн.

И больше всего мне нравилось, что дедушка совсем не был похож на отца.

Он был хорошим человеком, и теперь, когда его не стало, мир сделался невыносимым.

Он умер несколько недель назад, и, если честно, я не знал, как справиться с тоской по нему.

Школьный психолог заверил меня, что со временем боль потери утихнет, но я не слишком в это верил. Мне не становилось легче, я все сильнее ощущал собственное одиночество.

Обернувшись, я заглянул в окно. В комнате раздался звон разбитого стекла. Мама запустила в отца винной бутылкой, но промахнулась. Она всегда промахивалась.

Уборщикам придется потратить немало времени, чтобы снова очистить ковер от винных пятен.

– Убирайся, Грег! – завопила мама. – Катись к своей шлюхе! – И отец, как всегда, пулей вылетел из дома.

Думаю, его вполне устраивало, что она выгоняла его. Он мог спокойно идти и спать со своими подружками за спиной у мамы.

Увидев меня на крыльце, он остановился.

– Грейсон, что ты здесь делаешь? – Он достал сигарету и прикурил.

Избегаю тебя.

– Мы с Лэндоном только что вернулись домой с тусовки.

– На твою маму снова нашло. Не знаю, принимает ли она еще лекарства.

Я промолчал, потому что каждый раз, как он называл ее сумасшедшей, мне хотелось съездить ему кулаком по физиономии.

Отец прищурился и кивнул в мою сторону.

– Я слышал, Лэндон проходит стажировку в юридической фирме отца.

– Да. – Я сразу догадался, куда он клонит.

– А когда ты придешь в EastHouse, чтобы научиться чему-нибудь полезному? Я не смогу вечно тащить все на себе, и тебе пришло время постепенно входить в курс дела. Чем скорее ты начнешь учиться, тем раньше будешь готов принять бразды правления.

Ну вот, началось.

Отец был полон решимости заставить меня работать в головном офисе EastHouse Whickey, потому что был уверен, что однажды я возглавлю компанию. Ее основал дедушка и до ухода на пенсию трудился на ее благо в поте лица. Отец пошел по его стопам.

Это было что-то вроде семейного бизнеса, и, когда придет время, я собирался занять место отца и почтить память деда.

Но я не хотел заниматься этим в ближайшее время.

– Ты оглох, приятель? Или не понимаешь по-английски? – завопил он.

Я встал и засунул руки в карманы.

– Думаю, я еще не готов к этому.

– Не готов? Тебе уже шестнадцать, поэтому не стоит зря терять время. Если ты думаешь, что баскетбол – это твой билет в успешную жизнь, то ты крупно заблуждаешься. У тебя способностей маловато, чтобы заработать на одном лишь баскетболе.

На этот счет у меня было три замечания:

1. Мне уже семнадцать, а не шестнадцать.

2. Я не мечтал о карьере профессионального баскетболиста.

3. Да пошел ты, папаша.

Стиснув пальцами переносицу, я прошел мимо него в дом. Он вопил вслед, что мы не закончили разговор о стажировке и продолжим в другой раз, но я не особо переживал. Он слишком мало времени проводил дома, чтобы успеть довести меня своими нотациями.

Когда я вошел, мама собирала по полу осколки разбитой бутылки.

– Мам, дай-ка я сам все соберу, пока ты не порезалась, – воскликнул я, глядя, как она спьяну раскачивается взад-вперед.

– Отвали, – откликнулась она, отпихнув мою руку. Она подняла голову и нахмурилась, взглянув на меня. Подтеки туши растеклись по ее щекам. Она коснулась моего лица мокрой от вина рукой и попыталась заговорить.

– Ты так похож на отца. А знаешь, как меня это бесит? Я начинаю ненавидеть тебя так же сильно, как и его.

– Ты слишком много выпила, – ответил я. Она была настолько пьяна, что утратила свой привычный облик. Ее взгляд стал безумным, волосы спутались в космы. – Давай я уложу тебя спать.

– Нет!

Она размахнулась и залепила мне пощечину, пробормотав при этом:

– Да пошел ты, Грег!

Я закрыл глаза, мои щеки пылали. У нее на глазах выступили слезы, и она прижала руки ко рту.

– О боже. Прости меня, Грейсон. Прости меня. – Она начала рыдать, зажимая рот ладонями. Ее била дрожь. – Я больше не могу. Не могу так.

Я обнял ее за плечи и слегка прижал к себе, потому что был уверен, что, если сейчас не обниму ее, никто больше этого не сделает.

– Все в порядке, мам. Ты устала, только и всего. Просто ложись спать. Хорошо? Все в порядке.

Я собрал крупные осколки и выбросил их в мусорную корзину, а она побрела в спальню. Наверняка, когда я проснусь завтра, она уже отправится на поиски новых приключений. Но наши пути вновь пересекутся, когда она соскучится по очередной ссоре с отцом, чтобы снова запустить в него бутылкой.

Я отправился в ванную, чтобы вымыть руки и лицо, и с отвращением уставился в зеркало. Потому что я был ужасно похож на отца и тоже ненавидел себя за это.

Я лег в постель, пытаясь отогнать мысли о родителях, но на смену им в памяти всплыл образ деда, и от этого мне стало еще хуже.

И тогда я подумал об Элеанор Гэйбл.

О девчонке, которая читала книги на вечеринках и обожала стрекоз.

Эти мысли были гораздо приятнее прежних. И я полностью им отдался.

3
Элеанор

Прошло два дня, но я так и не закончила читать «Гарри Поттер и орден Феникса». И ни на чем не могла сосредоточиться, потому что постоянно думала о Грейсоне.

И дело было даже не в его внешности. А в мелочах, связанных с ним.

Я мало с кем разговаривала, но всегда подмечала особенности окружающих.

И я обратила внимание, что его раздражают некоторые вещи, он барабанит пальцами по ногам и не может стоять спокойно.

Я заметила, что от него исходит едва заметный запах, напоминающий аромат лакричных леденцов.

Думая о нем, я ощущала себя так, словно не могла пробудиться от кошмара. И какая-то часть меня желала узнать, думает ли и он обо мне.

И это было совершенно непривычно для меня.

Я никогда не влюблялась, конечно, не считая вымышленных персонажей. Ровесники казались мне глупыми и поверхностными. Все в старших классах отдавало невыносимой банальщиной.

И мне все казалось наигранным и фальшивым. Здесь правили бал внешность, популярность и тот факт, сколько денег зарабатывали твои родители. И я не хотела иметь с этим ничего общего.

Пока не появился Грейсон и его дурацкая улыбка. И теперь я стала одной из тех, кто мечтал о нем (хотя мне этого не следовало), и поглощала слишком много статей о влюбленности.

– Привет, Сникерс, – сказал папа, заскакивая ко мне в комнату. Он крутил зажатый в пальцах карандаш.

– Что?! Ничего. Подожди, ладно? – Тяжело дыша, я поспешила закрыть вкладку на компьютере. Дыхание шумно вырывалось из легких, пока я отчаянно пыталась справиться с волнением. – Привет, папа, – отдышавшись, ответила я, приветствуя его открытой улыбкой.

Он с подозрением спросил:

– Что это ты там прячешь?

– Ничего. Что ты хотел? Что случилось?

Он потер ладонью живот и прищурился. Папа обладал отличным пузиком, которое величал «Доритос» – в честь одноименных чипсов, благодаря которым это пузико и появилось. Мама была вегетарианкой и всегда пыталась склонить папу на свою сторону, но он не желал отказываться от бекона, и я его прекрасно понимала.

Большую часть времени мама зорко следила за папиным рационом. После того как у него обнаружили предрасположенность к диабету, маме удалось заставить его следовать ее режиму питания. Она говорила, что он сделает ее счастливой, если съест на ужин салат, и он соглашался, потому что обожал делать ее счастливой.

Меня всегда забавляло, когда он потирал свой Доритос, пытаясь что-то решить, словно пузо было волшебной лампой, способной дать ответы на все вопросы.

– Я просто хотел сказать, что сегодня мы будем ужинать вдвоем. Маме нездоровится.

У меня все внутри сжалось от беспокойства.

– Да? Она в порядке?

– Просто немного устала. – Он улыбнулся. – Она в порядке, Элли. Честно. – Он назвал меня Элли, а не Элеанор, поэтому я поверила.

Папа почесал подбородок.

– Итак, ужинаем?

– Сегодня не могу. Я сижу с Молли. – Последние несколько месяцев после уроков, по понедельникам и пятницам, я сидела с Молли Лэйн. Это была бойкая пятилетняя девчушка, жившая в паре кварталов от нас, и она заставляла меня ходить по струнке. – Скоро ухожу.

– О, сегодня ведь понедельник, правда? – Он сморщил нос. – Что ж, тогда сегодняшний вечер я проведу в компании «Фрейзера» и Макдоналдса.

– А мама знает о Макдоналдсе? – спросила я, вспомнив о недавней папиной диете.

Он вытащил из бумажника двадцать долларов.

– А ей разве обязательно об этом знать?

– Ты меня подкупаешь?

– Не знаю, а сработает?

Я подошла к нему и выхватила деньги.

– Несомненно.

Он обхватил мою голову ладонями и поцеловал в лоб.

– Я всегда знал, что ты моя любимая дочурка.

– Я твоя единственная дочь.

– Это все так думают. В начале восьмидесятых частенько проходили рок-концерты…

Закатив глаза, я тихо усмехнулась.

– Ты ведь знаешь, что мама учует запах жареной картошки. Как обычно.

– Но игра стоит свеч. – На прощание он еще раз поцеловал меня в лоб. – Увидимся позже. Передай привет Молли и ее родителям!

– Обязательно.

– Люблю тебя, Сникерс. – Он дал мне прозвище в честь своего любимого шоколадного батончика, тем самым выражая свою горячую любовь.

– Я тоже тебя люблю, папа.

Он ушел, а я начала собираться к Молли. Я всегда брала с собой несколько старых книжек с картинками, которые сама обожала в детстве, чтобы почитать ей перед сном. Молли, как и я, обожала книги, и я втайне испытывала легкую ревность, зная, что однажды она впервые в жизни возьмется за «Гарри Поттера».

А мне никогда не суждено снова пережить первую радость от прочтения этих книг.

* * *

Городок Рэйн, штат Иллинойс, разделен мостом на две части – восточную и западную. Я жила в западной части, а Молли – в восточной, в конце Брент-стрит. И хотя мой дом находился всего в паре кварталов от ее, стоило перейти небольшой мост, и в глаза сразу бросалось благосостояние местных жителей. Моя семья была вполне обеспеченной, но не настолько, как обитатели восточной части города.

Дома в квартале Молли стоили бешеных денег. Это были самые настоящие огромные особняки. Рэйн выглядел городком для среднего класса, пока вы не оказывались в его восточной части. Здесь жили богачи, работавшие в Чикаго, но желавшие сохранить видимость того, что обитают на отшибе. Мама работала няней в семьях на этой стороне моста и прилично зарабатывала. Я готова была поклясться, что даже в воздухе здесь пахло стодолларовыми купюрами. И если бы не Молли, я ни за что не сунулась бы в эту часть городка.

– Ты приходящая няня Молли! – раздался чей-то громкий голос, едва лишь моя кроссовка коснулась ступеньки крыльца Молли. Я быстро обернулась, чтобы увидеть того, кто произнес эти слова. На другой стороне улицы, через три дома налево, стоял мальчишка с дурацкой и потрясающей улыбкой. Грейсон. Он махал мне рукой.

Я бросила взгляд через плечо, желая убедиться, что он машет мне, и, о боже, так и было.

Я провела ладонями по затылку и ответила:

– Ну… да.

Это было единственное, что я могла придумать. Когда он стал спускаться с крыльца мне навстречу, сердце сделало кувырок в груди, и чем ближе он подходил, тем сильнее оно билось.

Он снова провел рукой по волосам, как при замедленной съемке, и мое сердце замерло, а затем продолжило свой бешеный танец.

– Ты раньше уже сидела с ней? – спросил он.

– Да, пару месяцев. – У меня вспотели ладони. Почему у меня потеют ладони? А вдруг он догадается? Вдруг поймет, что я думаю о нем? А что если он чует мой страх? О боже, неужели у меня потеют и локти? Я и не догадывалась, что локти могут потеть!

– Я ходил с ней в церковь, когда она была совсем крошкой. И она была лучшим, что там происходило, потому что посреди строгой тишины службы она могла закричать: «Подсказку, подсказку!», как в мультсериале «Подсказки Бульки», а затем понестись к алтарю и начать танцевать. – Я хихикнула, потому что это было в точности про Молли, которую я хорошо знала и любила.

Он засунул руки в карманы спортивных брюк, покачиваясь на пятках своих неизменных кроссовок Nike.

– Но дело не в церкви. Недавно я вспомнил, где еще видел тебя.

– Да? И где же?

– В Онкологическом центре Шермана. – Его улыбка погасла, а мое сердце болезненно сжалось. – Я видел тебя там пару раз.

Ох.

Да уж, неловкая ситуация.

Я приходила в Онкологический центр Шермана с родителями, когда мама проходила курсы химиотерапии. Мама очень не хотела, чтобы я сопровождала ее, опасаясь, что это расстроит меня, но, если честно, я расстроилась бы куда сильнее, если бы не была с ней рядом.

Я промолчала.

– Ты болеешь? – спросил он.

– Нет.

Он сморщил нос.

– Кто-то из твоих знакомых заболел?

– Гм, моя мама. У нее рак груди, – выдохнула я, и как только слово рак слетело с моих губ, мне отчаянно захотелось затолкнуть его обратно. Стоило мне только произнести его, и слезы наворачивались у меня на глаза.

– Я сожалею, Элеанор, – воскликнул он, и, посмотрев в его честные глаза, я поняла, что он говорит правду.

– Спасибо. – Он не сводил с меня глаз, и у меня все сжималось внутри. – А у тебя есть знакомые, которые больны?

На этот раз он смутился.

– Были. Мой дедушка. Он умер несколько недель назад. – И в его глазах появилось то, чего я никак не ожидала от Грейсона Иста, – грусть.

– Прими мои соболезнования, Грейсон, – произнесла я, надеясь, что он поверит, увидев искреннее сочувствие в моих глазах.

– Да, спасибо. Все говорят мне, что он отмучился, но я не знаю. Мне иногда кажется, что он оставил часть боли, чтобы я забрал ее себе. – Он подпер большим пальцем щеку, и я замерла.

Грейсон тосковал.

По-настоящему. И это потрясло меня, потому что раньше я никогда не замечала его грусти. Мне он всегда казался беззаботным и всеми обожаемым парнем.

Оказалось, что всеми обожаемые парни тоже могут грустить.

Грейсон сбросил с лица тоскливое выражение и улыбнулся.

– Я тут подумал… нам стоит потусить вместе.

Он сказал это как нечто само собой разумеющееся, словно эта мысль не казалась ему абсурдной.

Я саркастически расхохоталась, пытаясь скрыть волнение.

– Да, конечно, Грейсон.

– Нет, я серьезно. Давай встречаться.

Я огляделась, чтобы убедиться, что он разговаривает со мной.

– Ты не хочешь встречаться со мной.

– Хочу.

Я потянула пуговицу на своем пурпурном кардигане.

– Нет.

– Да, – настаивал он.

– Чтобы подобраться к Шай?

Он вскинул бровь и шагнул ко мне.

– Дело не только в твоей кузине. Но и в тебе.

– Мне кажется, это бессмысленно. Зачем тебе встречаться со мной?

– А что в этом такого? Ты заинтересовала меня на вечеринке, и я хотел бы узнать тебя получше.

– Я читала книгу в наушниках на вечеринке старшеклассников. Это не интересно. Это странно.

– А мне нравятся странности.

Я расхохоталась.

– Нет, не нравятся. Тебе не нравятся странности.

– Откуда ты знаешь, что мне нравится?

Я огляделась и пожала плечами.

– Просто предполагаю.

– Да ладно, не стоит. Если хочешь, ты можешь пообщаться со мной и лучше узнать меня, – предложил он.

– Мы с тобой из разных миров, Грейсон. Ты – это ты, а я – это я. Я хочу сказать, посмотри на свой дом, у тебя бешеная популярность и…

– Слушай, если не хочешь, так и скажи. Не надо придумывать отговорки, – отрезал он, и я невольно выпрямила спину.

– Нет, дело не в этом. Я просто говорю… у нас мало общего, как мне кажется.

– Ну, мы можем это выяснить.

Я прищурилась.

– Хорошо, если ты найдешь у нас что-нибудь общее, я стану с тобой встречаться.

Он прищурился в ответ, словно не верил мне.

– Клянешься на мизинце? – спросил он, протягивая мне мизинец.

– Ты шутишь?

– Нет. Я серьезно. Я хочу, чтобы ты дала слово. Если я найду у нас что-нибудь общее, ты станешь со мной встречаться. Клятва на мизинцах.

– Ла-а-адно, – простонала я, и мы сцепили мизинцы. Я пыталась не обращать внимания на ощущение, разбуженное его прикосновением. – Клянусь. А теперь мне пора к Молли.

Он довольно улыбнулся.

– Заметано, поговорим позже. – Я не смогла сдержать улыбку, и он это заметил. – Я не шучу, Элеанор.

– Договорились. Пока, Грейсон. – Я отвернулась от него, чувствуя, как пылают мои щеки, и принялась торопливо подниматься на крыльцо, все еще улыбаясь во весь рот. Около двери я остановилась и обернулась к нему. – Друзья зовут меня Элли. И ты можешь, если хочешь.

– Ладно, Элли.

Услышав, как он произнес мое имя, я снова покраснела.

– А ты можешь звать меня Грей.

– Просто Грей?

– Да, просто Грей. – Он отвернулся и вскинул руку в воздух. – Пока, Элли.

Мои губы расплылись в улыбке, когда я смотрела ему вслед, тихо бормоча себе под нос: «Пока, Грей». Я все еще не могла поверить, что это произошло со мной.

– Это твой парень? – донесся до меня тоненький голосок.

Обернувшись, я увидела, что Молли с нахальным видом застыла в дверях, уперев руки в боки. Кудрявые рыжие локоны рассыпались по плечам, и она постукивала ногой об пол.

– Что? Нет. Он не мой парень.

– Тогда почему ты покраснела?

– Я не покраснела.

– Да прям. Ты похожа на яблоко.

– Многие яблоки зеленого цвета, – заспорила я, подходя к ней.

– А ты – красное яблоко, и все из-за твоего парня, – поддразнила она меня. И вдруг начала скакать по веранде, распевая во все горло: – У Элли есть парень! У Элли есть парень!

– Молли, а ну-ка прекрати! – зашипела я и, бросив взгляд через плечо, заметила, что Грейсон смотрит на нас. Бог мой, какой ужас.

– Почему ты не поцелуешь его? Иди и поцелуй своего парня! – Она продолжала болтать о парне, и я застонала, потирая ладонями щеки.

– Он не мой парень! – снова попыталась я переубедить ее.

– Тогда кто же он? – спросила она, по-прежнему с дерзким видом вставая в позу.

– Он – Грей. – Я вздохнула и, раскинув руки, подскочила к ней и подхватила на руки это любопытное существо. – Он просто Грей.

– Но он же совсем не серый, – заметила Молли. – Он загорелый!

Я усмехнулась.

– Нет, он не серый, но он Грей. У него имя такое – Грей.

– А что, бывают имена разного цвета?

– По всей видимости, да.

– А я могу быть розовой? Пинк?

Я пожала плечами.

– Ладно, Пинк.

– А ты будешь красная – Ред! Как твое лицо сейчас.

Что ж, сейчас мне вполне подходило такое имя.