Ковчег Лит. Том 1

© Л. Акерман, Н. Алибаева, К. Бенгард, Л. Билык, Г. Бурденко, В. Былинский, А. Воробьева, А. Геласимов, М. Горшков, А. Грановский, Д. Гулин, А. Гумерова, К. Дергачева, М. Жуланова, М. Заболотская, Д. Копытова, И. Кузнецов, 2020

© ИД «Городец-Флюид», 2020

Лана Акерман
Семинар Андрея Геласимова, 2-й курс
Поколение Лунтиков

– Поколение Лунтиков. Все фиолетово. Целая армия большеглазых «Я родился». Я родился, поэтому не судите меня. Я родился, поэтому любите меня. Я родился, и это мое главное достижение. На сожжение этот мир.

– Мыр.

– Вот кошка. Кошка тоже сейчас со мной из окна смотрит. Тоже это видит. И она тоже родилась. Ну? Она родилась – в речку ее со всеми. Барахтайся, глотай – никто ничего не должен. Но она же родилась! И я родился. Прибило ее не так, как всех, а к берегу. Родилась и выжила. И я родился и выжил. И что? Достижение? А эти, вон, ходят важные. Топ-топ-топ по тротуару. Вон, там Мурка, видишь? Плывет такая толстуха, жирная, скользит в пальто. Кряхтит, видимо, – морда красная трясется. Родилась, и поэтому кормить ее, свинью, надо. А этот вон: руки-граненый-стакан! Красивый. Родился такой молодец, а ты, Мурка, ноги раздвигай. Чего мурчишь? Не понимаешь. Да ты… Мозги у вас, котов, тоже не человечьи.

– Федл Балисыч, хватит волчать! Мне пола.

В комнату, неуклюже перекатываясь с пятки на носок, вошла деловая дама лет шести.

– Как же? Я там тебе это самое, яйца с помидорами и фаршем пожарил.

– Так уж и быть!

Нонна Морковкина вскарабкалась на широкий деревянный стул и, еле дотянувшись, уронила подбородок на край стола.

– Актриса, – выдохнул худощавый старик в протертой тельняшке.

Важно постукивая ложкой по зубам, Нонна доела омлет.

– Спасибо нашим повалам за то, что вкусно валят нам! На, это тебе мама на опохмел оставила.

Нонна умело распоряжалась деньгами, оставленными матерью на недельный проезд и содержание дедушки. Вчера она впервые начала копить деньги с проездов на котенка, добираясь пешком до подготовительной группы гимназии, а сегодня осознала, что хозяйка всего происходящего она и только. Поэтому юная аферистка бросила на стол деду пятьдесят рублей из положенных ста.

– Мамка твоя – жмотина. На что я сигареты покупать должен? Дай еще.

– Мне сказали давать по ласписанию, я и буду!

И, оставив на полке ненавистную красную шапку в виде ромашки, Нонна толкнула входную дверь и вышла, бросив пренебрежительное, как и подобает важной персоне, «заклой!».

От дома до двадцать шестой гимназии всего пара остановок, то есть пятнадцать минут. Но Нонна, при своей мании опаздывать, все-таки вышла на час раньше. Перед ней стояла важная задача: накопить на котенка. Несколько лет она предпринимала попытки обзавестись питомцем, таская с улицы больных котят, из числа которых была и Мурка. Она держала их всех на балконе, периодически приглашая бабушку для проведения процедур. По идее, попасть в импровизированную ветеринарную клинику Нонны было непросто. Сооруженный из калькулятора и скотча домофон должен был пропускать лишь знающих тайный код, который менялся каждые пять часов. На случай, если домашние не захотят играть по правилам, хозяйка заведения поставила видеокамеру, но включать она ее не умела. Поэтому, когда все хвостатые пациенты пропали, и Нонна прибежала к маме с криками «Надо по видео посмотлеть», мама сказала, что камера не работала и съемка не велась. Дед же сказал, что они перегрызли друг другу глотки, обратив все подозрения на себя. За это он поплатился потом не раз и расплачивается до сих пор. А недавно он заявил, что Мурка «скоро подохнет» (ее, кстати, нашли в подъезде через пару дней после пропажи больных), поэтому Нонне в кратчайшие сроки нужно было собрать денег, чтобы купить британца у подруги матери и успеть до смерти старой Мурки.

До кражи маминых-дедушкиных денег девочка уже копила. Бизнес родился из актуальной проблемы. Детей доводили до школы родители, отвечая на любые хотелки фразой: «Потом сам купишь, вот тебе сто рублей». А на первом этаже гимназии сидела бабушка с завидным ассортиментом конфет, фишек, календариков, закладок, наклеек и поддельных документов разных героев мультиков и фильмов. Она уходила раньше, чем заканчивались занятия, а так как уроки проходили на втором этаже, и детям в течение всего дня было запрещено выходить за его пределы, все оставались при деньгах и без желаемого. Нонна быстро подхватила волну и стала приходить в гимназию пораньше, скупая у бабули почти весь ларек. Отчего старушка, естественно, уходила еще раньше, выполнив дневной план. А Нонна расфасовывала купленное по пакетикам с надписями: «10 р.», «20 р.», «50 р.». Самыми дорогими были документы. Еще бы, всем хотелось иметь водительские права Беллы Свон или Эдварда Каллена из «Сумерек» или паспорта девочек из группы «Ранетки». Разумеется, продавала она все втридорога и тайно. Но довольные дети и не думали ее подставлять. Никто. До сегодняшнего дня.

Поднявшись на второй этаж, на котором юная предпринимательница, дожидаясь уроков, расфасовывала товары, Нонна встретила Софью Андрееву. Это была толстая узкоглазая девочка из ее группы.

– Я расскажу Галине Григорьевне, что ты продаешь бабушкины товары дороже. Галина Григорьевна у тебя все заберет, и тогда я буду гадать на бумаге или сахарном гномике за двадцать рублей.

– Понимаешь, это бизнес. И если вдлуг кто-то поймет, что можно так легко сместить длугого и плодавать свое, то сместят и тебя. Поэтому давай сотлудничать? Я плодаю на пелвой пелемене, а ты – на втолой.

Так Нонна и Софья стали монополией подготовительной группы двадцать шестой гимназии. Но деньги однокашников не доживали до второй перемены, поэтому Андреева быстро ушла из бизнеса. Однако, это гораздо позже, сегодня же Нонна и Софья решили после уроков сбежать с продленки и отметить сотрудничество в «Джунглях», пропустив пару молочных коктейлей.

– Мне нравится Артем Курдоглян, а он даже не хочет со мной сидеть, – покручивая пластмассовую пальму, Андреева заплакала.

– Успокойся. Он ведь даже не знает о твоих чувствах. Давай завтла на плодленке ты отведешь его за шкафчики и поцелуешь? Вдлуг это все поменяет.

– Мне страшно.

– Я могу пойти с тобой и тоже его поцеловать, хочешь?

– Давай.

Нонне тоже нравился Артем, но об этом не знал никто. На мамин вопрос «Кого ты любишь?» она всегда отвечала: «Тебя».

Когда Софью забрала мама, Нонна побежала домой, ведь через двадцать минут, ровно в семь часов, начнется «Ханна Монтана» по одиннадцатому каналу. Она неслась вприпрыжку. Остановка «Театр кукол», библиотека «Шатлык». В голове играла песня из заставки сериала – остановка «Райисполком». «Да, я плостая девчонка», – подземка, мост. «Но втайне я супел-звезда!» – остановка «Шестой комплекс», дом. Подбегая к подъезду, Нонна разглядела на холме у детской площадки знакомую куртку. Она бесстрашно перебежала дорогу и подошла к черному пятну на желтеющей траве.

– Дедушка?

Федор Борисович перекатил по лысой земле голову в сторону внучки.

– Ты зачем опять так напился? Пойдем домой.

Дед лежал без ботинок, мокрый от мочи и «Балтики 9».

– Обувку спиздили, сволочи.

– Пойдем домой, тебе надо помыться.

– Я умираю, а они ботинки забрали, сукины дети.

– Дедушка! У меня «Ханна Монтана» начинается, пойдем.

– Не выйдешь из дома. У каждого подъезда выпить предложат. Нажрешься, пока до сигарет дойдешь.

Нонна заплакала, ибо знала, что это ее главное оружие.

– Дедушка, пожалуйста, пойдем домой. Я очень хочу домой. Пойдем.

Старик встал с третьей попытки, пнул бутылку, валяющуюся у ног, и зашатался в сторону подъезда. Подойдя к железной двери, зеленая краска которой давно уже посыпалась и разнеслась ногами ребятишек по всему двору, дед осознал:

– Блять, ключи просрал.

– У меня есть, мне мама оставила.

– Нет, я должен найти.

Нонна сунула руку в мокрый карман деда и достала оттуда звенящую связку.

– Вот же они.

Вечер прошел скучно. На «Ханну Монтану» Нонна опоздала. Она поужинала печеньем с молоком и легла спать. В час ночи зазвонил домашний телефон. Нонна испуганно вскочила с кровати и поняла, что дед пропал. Видимо, пошел искать уже найденные ключи, ну, или ботинки. Звонил участковый:

– Башманов Федор Борисович находится в изоляторе временного содержания.

Нонна прекрасно знала это место, они не раз ходили туда с бабушкой за дедом. Она быстро застегнула розовую курточку поверх пижамы и выскочила на улицу. Путь выбрала знакомый, через четырнадцатую школу. Проходя мимо трехэтажного учебного здания, Нонна вдруг вспомнила, как мама рассказывала, что на этом месте раньше было кладбище, и она сама видела здесь призраков. За спиной послышались шаги. Нонна побежала в сторону калитки. Шаги тоже бежали, но видно никого не было. Преодолев участок с привидениями, девочка продолжала нестись, вглядываясь в номера домов. Вот тут живет Вера, в том году была у нее на дне рождения. Вот тут они с Катей лазали по горке. Вот тут ее поликлиника. Вот тут у нее мальчишки отобрали велик. А вот и обезьянник (также он являлся вытрезвителем). Нонна пролезла боком между прутьями ворот с колючей проволокой и забежала в единственное освещенное помещение. Откуда-то доносились животные крики. Дверь была открыта.

– Здласте, я за дедушкой.

Высокий мужчина в форме отложил чай и вышел из-за стойки.

– Ты что тут делаешь? Тебе сюда нельзя, ты слишком маленькая. Где твоя мама?

– Мама с бабушкой уехали в Менделеевск. Я за дедушкой плишла. Вы звонили.

– Мы не можем отдать тебе дедушку, иди домой.

– Я никуда без дедушки не уйду, а на улице темно, и мне стлашно. У четылнадцатой школы пливидения.

– Подожди здесь.

Высокий мужчина ушел, где-то хлопнула дверь. Все это время вопль не прекращался. Нонна вышла из комнаты со стойкой в коридор. Воняло. В ряд растянулось множество решеток, за которыми валялись грязные раздетые мужики. В конце коридора орал толстый мужчина в красных трусах, прикованный ремнями к кушетке. Он дергался, как пойманная рыба, и кричал что-то на нечеловеческом языке.

– Привет, малышка, – из-за решетки вылезла грязная волосатая рука.

Нонна отбежала обратно в комнату и расплакалась. А рука закричала:

– Рабочего мужа – в клетку?! Сволочи! Чтоб вы все передохли!

– Тише!

В комнату вернулся высокий мужчина в форме. С ним пришел еще один, такой же.

– Ну-с, что будем делать?

Первый наклонился к Нонне и улыбнулся:

– Четырнадцатая школа не такая страшная, как это место, правда?

Оба захохотали.

– Как деда-то звать? – второй подошел к стойке и открыл какой-то журнал.

– Башманов Федл Балисыч.

– Вернем мы тебе деда, – усмехнулся первый и ушел.

Второй что-то писал, а из коридора послышалось:

– И не стыдно тебе?!

В комнате появился дед.

– Ну, стыдно. А дальше-то что?

Он еле стоял на ногах, один глаз заплыл кровью, а ботинок по-прежнему не было.

– Пойдем спать, дедушка.

Нонна проспала подготовительные занятия, а следовательно, и продленку, где за шкафчиками должен был состояться первый поцелуй. Но грусть быстро прошла, когда девочка вспомнила, что в рюкзаке лежат деньги с продаж за весь октябрь, и сегодня Жухля из шестого подъезда женится на Наташке Воробьевой из соседнего дома. А свадьба – значит, деньги.

Женитьба была самым крупным событием в жизни двора. За монетками, которые разбрасывали у подъезда, охотились ребята со всего комплекса. Поэтому Нонна бросила сто пятьдесят рублей для деда на кухонный стол и собрала команду со своего дома. Дети устроились у песочницы.

– Итак, Андлей, Никита и Саша, вы лазгоняете лебят не из нашего дома. А мы с Настей, Евой и Катей собилаем деньги. Потом делим все половну, поняли?

– А зачем нам их разгонять? – ковыряя песок палкой, поинтересовался Андрей.

– Ты что, дурак? Чтобы нам больше досталось. Они пускай в своем доме деньги собирают. – Никита покрутил пальцем у виска.

– Ты чего обзываешься? – Катя толкнула Никиту в плечо, и он упал на песок.

Она была старшей сестрой Андрея и постоянно издевалась над ним. Но это было только ее право.

К шестому подъезду стали съезжаться украшенные «десятки», гудели клаксоны. Ребята ринулись в сторону праздника, на бегу разделяя территорию поиска. По обе стороны от подъезда встали наряженные женщины и мужчины. Заиграл свадебный марш. Со скрипом распахнулась ржавая дверь. На улицу вышли невеста в пышном белом платье и Жухля, впервые одетый не в адидас. Девочки заспорили, у кого будет на свадьбе такой же наряд, как у Наташи. Полетели монетки. Они цокали на лету и звонькали, ударяясь об асфальт. Маленькие ручки хватали железки и засовывали их в карманы. Узенькие лбы ударялись о толстые колени, спрятанные под плотную ткань брюк, а монетки соскальзывали с туфель, влажных от шампанского, и прятались в траву. Сквозь свадебный марш слышалось Андрейкино «Уходи отсюда» и Сашкино «Это наша точка». Толпа зашевелилась. Пальцы догоняли металлические кружочки, убегающие от важно идущих теть и дядь. Молодожены и их свита расселись по машинам и с громкими гудками уехали со двора.

Ребята снова собрались у песочницы и стали считать навар. Итог: семьсот тридцать пять рублей и красное ухо Андрея.

– Володя из третьего дома меня ударил!

Поделили почти поровну. Каждому по сотне, Нонне – сто тридцать пять. За то, что всех организовала.

– Пойдемте за чипсами! – весело вскочил Никита.

– Я не могу, у меня капитал! – Нонна важно повернула голову на Никиту.

– Что еще за катипал? – удивился Саша.

– Коплю на котенка. Мама Евы плодает блитанцев.

Все посмотрели на Еву, а она покраснела от внезапного внимания.

– Ну раз твоя мама продает, то ты и угощаешь Нонну. Она же из-за этого не может! – Андрей встал и махнул рукой.

Ева молча кивнула. Она была самой младшей во дворе, поэтому со всеми соглашалась.

В ларьке «Сим-сим» на остановке ребята купили четырнадцать больших пачек «Русской картошки» со вкусом курицы, семь бутылок «Алисы» и несчетное количество жвачек с вкладышами по рублю.

– У меня форд мустанг! – хвастался Андрей.

– А у меня Росомаха, – загрустила Ева.

– А у Нонны – Белоснежка!!!

– Ева, хочешь поменяться? Я люблю Лосомаху, а ты – плинцесс.

Так произошел самый выгодный обмен Нонны за этот день.

Потемнело и похолодало. Ребята, объевшись скрюченных крахмальных лепестков, разошлись по домам. Зайдя в квартиру, Нонна обнаружила три пропажи: исчезла Мурка, исчез дед, а копилка в виде ежика, на которой папа еще при жизни написал: «На мобилу» – разбита и пуста.

– Как же я теперь куплю котенка?! – Нонна разрыдалась. Несколько часов она просидела на кровати под одеялом. Когда уже было нечем плакать, девочка решила найти Мурку и деда. По возможности она хотела отыскать и деньги, но вспомнив, что в рюкзаке и карманах есть какая-то их часть, успокоилась. Поразмышляв, Нонна поняла, что дедушка в шесть часов вечера может быть в трех местах: на холме, у подъездов, в казино. Так как на улице она его не нашла, стало ясно, что Федор Борисович решил попытать удачу с одноруким бандитом. Возникло снова три варианта: казино на остановке «Райисполком», на остановке «УВД» и в соседнем доме. В последнем ее узнавали охранники, поэтому она начала с него. Подойдя к белой пластиковой двери, стекло у которой было заклеено черной пленкой, она потянула за ручку. С порога Нонна обратилась к мужчине в костюме, который был выше и шире ее в десять раз:

– У вас?

– Ага.

– Выводите.

Он пробубнил что-то по рации, и через несколько секунд другой гигант, похожий на пингвина, приволок за шкирку дедушку.

– Дедушка, плопали деньги и Мулка.

Охранники усмехнулись.

– Спасибо. Всего доблого, до свидания.

Дед с внучкой пошли в сторону дома. Федор Борисович был снова безобразно пьян.

– Знаешь, солнышко, Мурка разбила твою копилку и умерла от стыда. Деньги я потратил на похороны.

– Бедная Мулка.

– А хочешь, мы тебе нового котенка купим? Я сегодня немного выиграл, – дед улыбнулся именно так, как улыбаются пьяные старики.

– Конечно! Мама Евы блитанцев плодает.

Они поднялись на девятый этаж и постучали. Открыла тетя Полина. Ева обнимала ногу мамы. Увидев Нонну, она улыбнулась и подняла голову на маму:

– У Нонны капитал! Она за британцем!

– Проходите, они в зале, – рассмеялась тетя Полина.

В огромной комнате резвились белые и серые комочки. Один был коричневым. Он постоянно спотыкался и падал.

– Смотли, дедушка. Плям как ты! Тетя Полина, нам его.

Дедушка засмеялся и взял крошку на руки.

– У тебя, как и у елки, на спине ластут иголки. Только с виду ты колючий, а вообще-то ты доблючий. Ну очень доблый ежик!

Этот стишок читал игрушечный ежик, которого подарила Нонна деду на Новый год. Федор Борисович часто, когда напивался, слушал его и плакал.

Утром зазвонил телефон. Нонна снова испугалась, потому что на этот номер могли звонить только со школы или из полиции. Это была мама.

– Привет, девочка моя! Как дела?

– Плекласно! На улоки собилаюсь.

– Умница. Логопед там с тобой занимается?

– Да.

– А дед не шалит? Хорошо себя ведет или опять пьянствует?

– Все холошо, почти не пьет.

Нонна подмигнула деду, а он опрокинул стакан водки и улыбнулся.

– Пока, мам, я опаздываю. Люблю тебя.

– Федл Балисыч, не забудь поколмить Финика. А я пошла залабатывать ему на домик!

Наталья Алибаева
Семинар Андрея Геласимова, 2-й курс

О любви

Таких страстей финал бывает страшен…

У. Шекспир, «Ромео и Джульетта»

Ева ехала с учебы. Прокручивала в голове день, мысли заглушались стуком сердца и гулом метро. Болела голова. Глаза Ева закрыла и не открывала, пока до ее плеча не дотронулась женская рука.

– Девушка, вы в порядке? – Незнакомая попутчица встревоженно глядела ей в лицо чуть ниже глаз. Ева растерялась. Она открыла рот, чтобы что-нибудь ответить, и вдруг почувствовала вкус крови. Незнакомка дала Еве платок, та прижала его к носу. Обе испуганно смотрели друг на друга.

– На какой вы выходите? Вас, может, проводить? – спросила незнакомка.

«Ну, перенервничала, – думала Ева, – бывает». Она отказалась от помощи той женщины и шла теперь одна по улице, ведущей к общежитию.

В ушах звенело. Ныли зубы. Ноги подкашивались. «Чаю бы, – подумала Ева, – чаю – и все будет хорошо». Во рту все еще был привкус крови, голова кружилась.

В комнате Ева без сил упала на кровать, чай пришлось отложить. Она уткнулась носом в подушку и заснула.

Ей снился он. Искрящиеся голубые глаза смотрели на нее, тонкий рот ухмылялся и что-то произносил. Она тоже была там, во сне. Смеялась над его шутками. «Я закурю? – спросил он. – Спасибо». Ева с удовольствием вдыхала дым сигареты.

Когда она проснулась, в комнате действительно было накурено. Ева попыталась встать с кровати, но конечности словно отказали ей.

– Доброе утро, – сказала соседка по комнате.

– Который час?

– Восемь.

– Утра?

Зимой глянешь в окно и не поймешь, восемь вечера еще или уже восемь утра. Зимой вообще лучше не спать, а то теряется чувство времени. Зимой надо быть начеку.

– Вечера, ты что, – соседка докурила и сползла с подоконника. – Принести тебе что-нибудь?

Эти таблетки – от похмелья, а Ева в жизни не пила. Однако, видимо, только они ее сейчас и спасут. Каким-то образом она проспала три часа, и ее голова сейчас мало чем отличалась от заплесневелой буханки, которую они с соседкой выкинули утром. Но без буханки жить можно, а вот голову терять нельзя. Даже из-за него. Даже. Из-за. Него.

– Ох, кто тебя так? – удивилась соседка, когда Ева стала переодеваться. Та глянула в зеркало: многочисленные фиолетовые синяки рассыпались по ее рукам. Это было почти красиво.

– Никто. Стукнулась, наверно, обо что-то.

Соседка кивнула и вернулась к работе над своим докладом.

Еве тоже надо было сесть за стол и заняться уроками. Надо-надо-надо. Она споткнулась о ковер и упала. «Ну и ладно, – подумала Ева, – буду лежать, значит». Соседка посмотрела на это и легла рядом. С тех пор, как они сделали в комнате перестановку, места на полу было много. Соседка могла теперь заниматься йогой. А Ева – падать и не биться о мебель.

– Что с тобой? – участливо спросила соседка.

– Не знаю.

– Ты заболела?

– Не знаю.

Обе помолчали. Потом соседка снова заговорила:

– Это из-за него?

– Не знаю.

– Знаешь. И я знаю. Из-за него.

– Ну, раз ты все знаешь… – улыбнулась Ева. А потом заплакала и тут же оказалась в теплых соседкиных объятьях.

– Ты просто устала. Все будет хорошо. Остался один день до каникул, – успокаивала соседка. Но Еву это не могло успокоить: в каникулы она не будет с ним видеться… Зачем только придуманы эти каникулы!.. Ева зарыдала из последних сил, а поскольку их совсем не осталось, со стороны казалось, что она почти успокоилась.

– Ну, будет тебе, будет, – все приговаривала соседка.

«Будет? – подумала Ева, снова проваливаясь в сон. – У нас с ним что-то будет?..»

Он учился на последнем курсе, они сталкивались только в столовой. Ева преспокойно подслушивала его разговоры с приятелями и даже не испытывала угрызений совести – ведь говорили они в основном про учебу, ничего тайного и личного не выбалтывали.

Он ей казался очень умным. Ему было почти двадцать два, он был высоченным и синеглазым как черт-те что. Девушки вились вокруг него, как лианы вокруг дерева в тропическом лесу. Ева почти завидовала, когда видела, как какая-нибудь старшекурсница вынимает у него изо рта зажженную сигарету и затягивается сама. Сама Ева не курила – аллергик и астматик, что тут поделаешь.

Пришла в себя она в пустой комнате. За окном пели птицы. Было утро. Соседка, видимо, только что ушла. На записке, оставленной на Евиной прикроватной тумбочке, еще не высохли чернила.

«Скажу, что ты заболела, позаботься о справке, люблюцелую, до вечера.

P. S. Свари гречки, будь душкой».

Ева поднялась и встала у окна. Без труда нащупала взглядом худую фигуру соседки, бодрым шагом идущую к остановке. Вот она села в автобус… Все. Теперь Ева совсем одна.

Он жил не в общаге. Она это сразу узнала. В тайну ее сердца поначалу была посвящена только соседка, но соседка-то не промах, она все про всех знает. Он был из Москвы, и каждый день после занятий они с Евой шли в разные стороны: он – к метро, она – к остановке.

Ладно. Не «каждый день». Как-то она шла за ним до метро, бежала за ним по эскалатору (что за дурацкая привычка ходить по эскалатору?!). Ева с ее астмой чуть не померла там и еле успела прыгнуть с ним в один вагон.

Как он ее не заметил? Как не узнал, когда она сделала это второй раз? и третий?..

Ева чувствовала себя героиней «Письма незнакомки» Стефана Цвейга, а она такое любила читать, что уж тут греха таить.

Романы и новеллы о любви… Влюбляться в героев, ревновать к героиням… Без этого ценного опыта сумела бы она полюбить его так… как полюбила?..

Что такое? Она сама не заметила, как расчесала запястье до крови. Машинально, совсем не специально. Рубашка испачкалась кровью. «Надо ногти подстричь!» – поняла Ева, ища в шкафу пластырь, и тут с изумлением и ужасом обнаружила, что один из ногтей торчит в свежем порезе. Она оглядела пальцы – на одном из них действительно не было ногтя. «У меня галлюцинации, – стала уговаривать она себя. – Такого быть не может!..» Все говорили ей, что она «разваливается по частям», но это же фигура речи…

Все руки были в бинтах, голова была в облаках, и в животе заурчало. Есть Ева не хотела, ее подташнивало, однако она еще летом дала обещание маме: завтракать каждый день, всегда и везде, при любой погоде и в любой компании. Утром не позавтракаешь – днем упадешь в обморок. Такое уже сто раз бывало… Так что где тут этот ваш йогурт? Подайте его сюда.

Кожа у него бледная, чистая, без единого изъяна. Ева хорошо его рассмотрела за эти полгода.

А влюбилась она… С первого взгляда. Нет, не так! Как называется, когда влюбляешься в голос, впервые его услышав?

О, этот голос…

Ева снова почувствовала вкус крови. И что-то инородное болталось во рту. «Пломба, наверно, выпала…» Странно…

Ева плюнула. С кровавой слюной изо рта вылетел зуб. Коренной, конечно. Еву прошиб пот. «Что за дела?!»

А тут еще обои засмеялись. Просто взяли и захохотали: Еве пришлось заткнуть уши. Неужели она с ума сходит? Все говорили ей, что она «сходит по нему с ума», но это же фигура речи…

Зуб она пока не стала выкидывать. Но, как Скарлетт, решила «подумать об этом завтра». К стоматологу она сегодня точно не попадет, а вот к терапевту пойти обязана!

Одеваясь, заметила, что многочисленные синяки все до единого поменяли местоположение. Этот, цвета переспелого абрикоса, перепрыгнул с одной коленки на другую, эти, помельче – водили хоровод на запястьях. Ева видела, как они медленно перемещаются под кожей.

И вот поди объясни все это врачу! Слушать ее не стал. Посмотрел на синяки, на красноречивый промежуток в зубах и деловито выдал: здорова. Ева стала говорить ему про температуру, про то, что ее знобит и мутит последние несколько месяцев, а он ей: здорова. Она тогда показала отвалившийся ноготь. Врач поморщился, но на своем-таки настоял: «Здо-ро-ва». Ева опешила.

Ну ладно.

Она никогда еще не пропускала институт. Наверно, проблем не будет…

А вот он частенько пропускает. Ева знала его расписание и старалась оказываться на переменах там, где ему надлежало находиться (беготня от корпуса к корпусу порядком выматывала, но все усилия окупались, если она хотя бы видела мельком его затылок. Затылок! Или рюкзак… Рюкзак!), однако… Его там частенько не было.

В такие дни рельсы и реки манили Еву, крыши и опасные перекрестки… В такие дни из носа текла кровь, и руки дрожали, и ком стоял в горле. В такие дни Еву лихорадило.

А теперь! Не увидит его до самого февраля – уму непостижимо!

«Сильна в ней нежность», а «с милым увидаться средства нет» – поэтому, видимо, и болит так в груди…

Разматывая шарф, Ева заметила, что к нему пристали целые пряди волос. Видимо, ее волос. Они совершенно безболезненно покидали ее голову. «Забавно, – подумала Ева, – забавно…»

А однажды он с ней заговорил. Спросил что-то. Она так опешила, что не смогла ответить. Просто смотрела на него. Он засмеялся.

– Что, не знаешь? – спросил он. Его тонкие губы усмехались, но глаза смотрели тепло. Он закурил и огляделся. – Прости, что отвлек, – сказал он, последний раз взглянув на нее, и ушел.

Что-то хрустнуло. Ева огляделась. Тараканы? Их на этом этаже давно не было…

Вот этот-то момент она и вспоминала во снах раз за разом. Она молчит, наслаждается красотой его лица, голоса, а он – знай себе говорит, посмеивается над ней, а еще… Комплименты там делает, улыбается. Он так мил с ней во снах. Он…

Снова хруст. Это никуда не годится! Они отвлекают ее от мыслей о нем! Хрустело снова и снова, с небольшими перерывами, раз этак десять. Возможно, одиннадцать – Ева не считала.

Однажды ей приснилось, что…

– Ева! – закричала соседка. – Что ты творишь?

Ева не поняла, чем вызван вопрос соседки. Она сидела на подоконнике, свесив ноги наружу, болтая ими. Чашка чая давно выпала из рук – все десять пальцев (или, может быть, их все-таки одиннадцать?) были сломаны и торчали в разные стороны. Ничего страшного, все равно чай уже давно остыл. Соседка стояла внизу, запрокинув голову, кричала Еве что-то.

– Я не слышу! – отозвалась она, снимая с головы остатки волос и стряхивая их вниз. – Я занята! Потом поговорим! – Ева попробовала вежливо улыбнуться. Еще пара зубов покинула ее десны. Ну и хорошо! Зачем только их столько нужно?!

А еще от него приятно пахнет. А про кожу она уже говорила? Да, идеальная кожа, без недостатков. Он всегда гладко выбрит. А волосы…

Ева засмеялась. И, как у Брюсова, – «…С хохотом / Ты кинулась вниз, на пустой гранит…»

Ева летела ровно пять этажей, ведь общежитие было пятиэтажным. Пока летела, вспоминала всю свою жизнь – от момента, когда первый раз его увидела, до сегодняшнего сна. А до этого она не жила. И после – не будет!

Она стукнулась головой и прежде, чем потерять сознание, увидела свое тело, грязное, обезображенное, зигзагоподобное. Оно лежало отдельно, на неприлично большом расстоянии. Все говорили ей, что «из-за него она теряет голову», но это же фигура речи…