Искушение

Утром Антон дождался ухода отца на работу (мать обычно выходила позже), чтобы поговорить с мамой. Разговор он начал с того, что собирается поделиться с ней своей проблемой, но при условии, что она сохранит её в тайне от отца, иначе говорить не станет. Людмила Ивановна сразу забеспокоилась, ответила согласием и с тревогой в глазах смотрела на сына.

– Мама… – начал Антон и взял паузу, – со мной произошла неприятность, но ты, пожалуйста, не волнуйся, всё поправимо.

– Господи! Что случилась?

– Мам, на самом деле ничего страшного. Просто я… заразился гонореей, и мне нужны деньги для лечения.

– Боже мой! Как же ты мог, сынок?! По ночам домой не приходишь, мы не знаем где ты, с кем ты, вот и пришла беда. Давно это у тебя? Ты не запустил?

– Нет, но мне нужно сто рублей.

– Антоша, сынок, но как же так, как я могу без отца…

– Мама, прошу тебя, папа не должен знать об этом, пожалуйста.

В последнее время у Антона с отцом часто возникали трения. Родителю не нравилось поведение сына, резал глаз его внешний вид, не устраивал его образ мыслей, но особенно ему не нравилось новое окружение Антона. Отца оно сильно раздражало. Он ругал сына даже не за то, что тот исчезал по ночам, это казалось ему в порядке вещей для парня двадцати лет, а за то, что связался с распоясавшимися длинноволосыми бездельниками и тунеядцами, ведущими, как он выражался, антисоветский образ жизни, и тем самым позорил семью. Любопытно, что в юные годы Антона отцу часто приходилось видеть сына в компании местной шпаны, которая почему-то не вызывала у него беспокойства. Эти хулиганистые ребята из подворотни были ему хорошо знакомы, ведь он сам вырос на улице. Вероятно, поэтому Ролен Владимирович не видел в них угрозы для Антона, для его будущего, знал, что это всего лишь этап юности. Пусть, мол, мальчик пошалит, думал он, зато вырастет мужчиной. А новоявленных хиппи, «несущих тлетворное влияние запада», он не понимал и не мог принять.

Деньги Антон вручил Тине, как и обещал, на следующий день. Она, разумеется, была ему очень признательна и сразу же позвонила обоим кредиторам. Один из них явился за ними уже через сорок минут после звонка, со вторым Тина договорилась на завтра. Но Антон задался целью покрыть все её долги, однако, не за счёт родительских средств. У него появился новый план, реализация которого позволила бы ему не только расплатиться с кредиторами Тины, но вернуть сто рублей маме. Он чувствовал себя перед ней виноватым. Его мучила совесть за свой обман и за то, что он вынудил мать отдать ему деньги, минуя отца. План был гениально прост – разгружать вагоны на Курском вокзале. Для двадцатилетнего крепкого парня, которому понадобились деньги, решение самое подходящее. Он вспомнил, что этим иногда на каникулах занимался Виктор Востриков. Антон пришел к нему в общежитие и неожиданно попал на студенческую вечеринку. Вся студенческая братия уже была хорошо разогрета и встретила его шумно. Антон искренно обрадовался встрече с друзьями, тепло со всеми здоровался, с некоторыми обнимался. Однако уже минут через двадцать у него возникло странное ощущение, словно его вернули в полузабытое прошлое, где те же лица, с теми же разговорами и штампами, с теми же спорами и приколами, которые ему вдруг показались устаревшими и скучными. А ведь совсем недавно он сам с воодушевлением участвовал в организации подобных вечеринок, приглашал девушек с филфака, танцевал с ними, с одной из них целовался. И, кажется, она сегодня присутствовала. Но сейчас его мысли были далеки отсюда. Он думал только о Тине, о том, какая она яркая и неординарная, какая умница, как им хорошо вдвоём и как она прекрасна в постели. Антон представил себе, какой произвёл бы фурор, придя сюда вместе с Тиной. Друзья бы ахнули от восторга. И его неудержимо потянуло к ней. Едва получив нужную информацию от Виктора касательно того, как устроиться грузчиком на вокзале, он, к удивлению своего друга и всей весёлой компании, покинул вечеринку.

Антона включили в бригаду из четырёх грузчиков. Разгружать вагоны оказалось не так просто, как он себе представлял. Антон был уверен, что хорошо натренирован – не зря же занимался спортом – и сможет таскать мешки любой тяжести, однако, как скоро выяснилось, заблуждался. Занятия плаванием не помогли, по сравнению с работой грузчика оказались лёгкой игрой. И дело не в тяжести мешков, которые он без труда клал себе на спину и носил, а в интенсивности и длительности такой работы, когда напряжение в мышцах за восемь часов накапливается такое, что после руки-ноги ноют и не дают покоя ночью. Первый день вышел самым тяжелым. Под вечер у Антона всё тело ломило, особенно болели мышцы груди и рук, боль не отпускала всю ночь. На следующее утро он пришел на работу разбитый и невыспавшийся и с удивлением наблюдал за рабочими, которые с привычной сноровкой, с шутками да прибаутками таскали мешки и даже, как ему показалось, не уставали. После работы они обычно выпивали, а наутро умудрялись приходить свежими и бодрыми. А ведь по возрасту они ему в отцы годились: двоим было не меньше сорока, а третьему около пятидесяти лет. Работа начиналась в половине девятого и завершалась в пять вечера. Утром он заставлял себя рано просыпаться, чтобы вовремя прийти на вокзал. За каждый час опоздания удерживали одну восьмую дневного заработка. Но помимо удержания денег опоздавшего члена команды ожидало более чувствительное наказание – угрызение совести. Ведь за время его отсутствия бригаде приходилось выполнять работу в усечённом составе без какой-либо компенсации.

Первые две ночи Антон мучился, но затем боль в мышцах начала постепенно стихать. И только на четвёртые сутки он заснул легко и спал как убитый, утром проснулся бодрый, в хорошем настроении. Организм приспособился к физическому труду и новому режиму существования. Усталость в конце рабочего дня, конечно, присутствовала, но к вечеру она угасала, и ощущение дискомфорта у него исчезло. У Тины Антон появился только на пятый день после начала своей трудовой деятельности – не хотел приходить к ней разбитым. Они общались по телефону. Она с одобрением отнеслась к его решению работать во время каникул и сказала, что сама, будучи студенткой, летом без дела не сидела. А на вопрос, кем он устроился, Антон ответил почему-то уклончиво, мол, разнорабочим на стройке. Родители знали, что он разгружает вагоны. Отцу понравилась инициатива сына:

– Это уже дело, – сказал он, – лучше, чем шататься, а то вон какой вымахал. И лохмы свои, наконец, постриги!

Людмила Ивановна переживала:

– Сынок, это же адский труд! Может, найдёшь другую работу?

Когда отец вышел из комнаты, она перешла на шёпот:

– Антоша, ты лечишься?

– Да, мама, мне уже лучше, и вообще всё будет хорошо, поверь, а деньги я верну.

– Бог с ними, с деньгами, сынок, ради них не надо надрываться.

Антон уже подсчитывал свой будущий капитал. За рабочий день ему платили восемь рублей с полтиной после вычета подоходного налога. Значит, только за месяц он сможет заработать сто восемьдесят рублей, а если выходить и в субботние дни, то получится больше двухсот – сумасшедшие деньги! Почти отцовская зарплата!

Эти летние дни казались Антону удивительными и прекрасными. Благодаря Тине жизнь его стала насыщенной и приобрела особый, до сей поры неведомый ему смысл. Тина не просто наполняла её любовью, сама того не желая, она целиком овладела им, его волей, мыслями и стала для Антона непререкаемым авторитетом. Тина много читала, делилась с ним своими впечатлениями о прочитанных книгах, с восторгом отзывалась о творчестве Хемингуэя и Маркеса, знакомила Антона с поэзией Цветаевой и Пастернака. Но дома книг она не хранила, в комнате на полке лежали одни справочники и словари, да ещё две стопки журналов «Юность» и «Иностранная литература». Её работа в редакции способствовала знакомству со многими людьми из литературной среды и помогала доставать через них, правда на короткое время, редкие для того времени книги и неопубликованные произведения опальных писателей. Специально для Антона Тина достала машинописные главы романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Он читал их в метро, по дороге на работу и обратно домой, читал с увлечением и даже несколько раз пропускал нужную станцию. Сильное впечатление произвела на Антона история Иешуа Га-Ноцри, подтолкнула к прочтению Евангелия и впервые заронила в нём интерес к Библии.

С появлением Тины прежнее беспорядочно стихийное пребывание Антона во времени трансформировалось в существование с чётко установленным расписанием суток. Просыпался он в семь с четвертью, затем после утреннего туалета завтракал и уходил разгружать вагоны; после тяжелой дневной работы он возвращался домой, принимал душ, ужинал и час-полтора спал, затем уже вполне отдохнувший в девять вечера приезжал к Тине и в начале первого ночи уходил от неё.

Так продолжалось три недели, до того дня, когда Антону выдали аванс – восемьдесят пять рублей, что составило сорок процентов от его месячной зарплаты. Он был несказанно счастлив, держа в руках впервые самим заработанные нелёгким трудом деньги. Но больше всего его радовало то, что он вечером принесёт их Тине и скажет: «Вот они! И это только начало. Я же говорил, мы закроем долги!» Антона распирало от предвкушения предстать перед Тиной мужчиной, который держит слово и заботится о ней. Он решил не ждать девяти вечера, ему не терпелось вручить ей полученные в этот день деньги, и сразу после работы поехал к ней. Входная дверь оказалась почему-то открытой. Антон вошел в квартиру и прошёл по коридору до её двери, которая тоже была чуть приоткрыта. За дверью слышались голоса. Тина говорила с каким-то мужчиной. Голос его звучал довольно возбуждённо и показался Антону знакомым. Он невольно остановился и стал прислушиваться.

– Ты пойми, – говорил мужчина, – человек внизу ждёт возле подъезда, он может уйти!

– Повторяю, у меня нет денег. Ради тебя я уже продала всё что могла, заняла денег у кого могла, вся в долгах, тебе этого мало?

– Ко мне завтра придёт покупатель, ему понравились мои картины…

– Федя, ты каждый раз это говоришь, сам ведь знаешь, что никто…

– Дура! – вдруг закричал он. – Откуда тебе знать? и что ты в этом понимаешь!.. – Потом вновь понизил голос и вкрадчиво продолжил: – Тина, милая, ну всего-то двадцать рублей, он же уйдёт…

– А в долг не даст?

– Ты что, идиотка?! – опять закричал он. – Не знаешь этих людей?! Они никогда в долг не дают.

– Тогда я не знаю чем тебе помочь, – тихо сказала она.

– Ну… займи у старушек, – произнёс он умоляющим тоном, – они дома, я их видел.

– Ты с ума сошёл? Я же не смогу им быстро вернуть. Я не стану их грабить.

– Не станешь? Стерва! Жестокая… ты же видишь, какая у меня жуткая ломка. Видишь?! – вдруг опять закричал он, затем снова понизил голос: – Тогда звони своему хахалю, он-то не откажет? Небось сладко тебе с ним, что молчишь?

– Да, если хочешь знать, сладко, потому что я для тебя уже никто, нужна только в качестве кошелька, тебе кроме проклятой наркоты ничего не нужно. Уж как я старалась для тебя, столько денег заняла, всё зря, ты лечиться не станешь…

– Звони ему, не тяни, – продолжал он требовать, словно не слышал её слов, – проси больше, человек внизу подождёт, только если быстро…

– Я Антону должна девяносто рублей, обманула его, солгала, что больна, что трачу деньги на лечение, но больше врать не намерена и денег брать у мальчика не буду.

– Что же ты со мной делаешь, сука! Ты моей смерти хочешь? – заорал он.

Антон резко открыл дверь и со звериным оскалом пошел на Фреда. Тина мгновенно вскочила со стула и преградила ему дорогу:

– Ты что тут делаешь?! – с удивлением и негодованием выдала она довольно резко. – Я же просила не приходить без звонка!

Но тут вмешался Фред:

– О! Антон! – начал он вполне миролюбиво. – Вас, кажется, так зовут? – затем обратился к Тине, бросив на неё укоризненный взгляд: – Что ж ты так груба с гостем?

Фред сел на стул, положил ногу на ногу и упёрся локтем о поверхность стола, пытаясь в таком положении скрыть дрожь, которая не отпускала его. Антон смотрел на него с откровенной ненавистью и в то же время был поражен той перемене, которая произошла в этом человеке. Перед ним сидел осунувшийся, бледный, совершенно измождённый мужчина с сальными волосами и каким-то неестественным блеском в глазах. Он выглядел жалким подобием того Фреда, который с таким апломбом и самонадеянностью вёл себя в окружении своих молодых почитателей на Гоголевском бульваре всего два месяца назад.

– Антон, – продолжал Фред, – не обращайте внимания, она погорячилась, это результат обострения её болезни. У бедняжки начался кризис, а вы как раз вовремя пришли и можете помочь… видите ли, я должен сейчас сходить за лекарством для Тины. – Тут он повернул голову в её сторону в надежде, что она подтвердит сказанное, но она не реагировала, стояла, опустив глаза. – Препарат покупается оптом, это выгодно, оптовая покупка обходится дешевле, но… не хватает двадцати рублей. Вы смогли бы одолжить их?

Тина отвернулась и подошла к окну.

– Лекарства нужны не Тине, а тебе, – буркнул Антон с нескрываемой злобой.

Фред решил не замечать откровенного недружелюбия к себе и даже то, что к нему обратились на «ты».

– Вы ошибаетесь, молодой человек, речь идёт исключительно о здоровье Тины, ей неловко об этом говорить, но раз у вас возникли сомнения, она сейчас подтвердит…

И Фред вновь посмотрел на Тину, но Антон не стал дожидаться её реакции:

– Пошёл вон отсюда, подонок!

Тина резко повернулась к нему:

– Антон, не смей!

Фред изменился в лице, глаза его налились кровью. Он схватил лежащую на столе металлическую пепельницу, встал и двинулся на противника:

– Ах, ты ублюдок!

Антон не дал ему замахнуться, нанёс хлёсткий удар в челюсть и сам удивился, с какой лёгкостью Фред полетел, роняя стул, ударился о шкаф и упал без сознания.

– Боже! – закричала Тина. – Что ты натворил, идиот?!

Она склонилась над Фредом и стала тормошить его:

– Федя, очнись… слышишь? Феденька… очнись…

Он открыл глаза и медленно прошептал:

– Я не в силах больше терпеть… я умру.

– Нет, Федя, нет… сейчас… потерпи… сейчас…

Тина быстро подошла к окну, убедилась, что человек ещё ждёт возле подъезда, выскочила из комнаты и постучалась соседке:

– Клавдия Семёновна, откройте, пожалуйста…

Антон стоял словно оглушенный и безмолвно наблюдал за ней, затем пошел к окну и через пару минут увидел, как она выскочила из подъезда, подошла к мужчине, протянула ему деньги и что-то взяла у него. Фред лежал на полу с открытыми глазами и дёргался. Тина вбежала в комнату, не обращая никакого внимания на Антона, словно его и не было, выдвинула ящик шкафа и достала шприц, повторяя:

– Сейчас, Федя, сейчас…

И тут она бросила суровый взгляд на Антона и коротко отрезала:

– Уходи!

Он смотрел на неё, широко открыв глаза. Впервые видел её в гневе.

– Тина… – начал он робко, но она прервала его.

– Всё! Уходи и больше никогда не приходи сюда!

– Но…

– Я сказала всё! Он мой муж! – произнесла она твёрдо.

Антон вдруг словно отрезвел и молча вышел из комнаты.

После окончания университета Антон получил направление в Институт Автоматики и Телемеханики АН СССР. Новое здание института, оборудованное по последнему слову науки и техники, с модерновым интерьером, производило впечатление современного храма науки. Здесь занимались фундаментальными исследованиями в самых разных областях науки с названием техническая кибернетика. По коридорам ходили маститые учёные, кандидаты и доктора наук, можно было встретить члена-корреспондента и даже академика. Антона приняли в качестве стажера-исследователя в лабораторию, которая занималась адаптивными системами управления производственными процессами. Атмосфера, царящая в храме науки, ему понравилась. Подкупала её демократичность, приятно удивляла доступность знаменитых учёных, невзирая на регалии, а главное – предоставляемая свобода в выборе предмета исследований.

Поначалу его робкие шаги в науке не приносили ощутимого результата. Научный руководитель Антона, кандидат технических наук Олег Лосев, дал ему для штудирования список литературы и краткую рекомендацию:

– Начните с основ, читайте работы классиков, прежде всего своих, которых видите в институте каждый день, в том числе в нашей лаборатории, – Олег улыбнулся, – и, разумеется, зарубежных. Есть неплохие обзорные статьи, из них можно почерпнуть много полезного. Знакомьтесь с новыми результатами, старайтесь не пропускать их, они помогают зарождению идеи. Впрочем, процесс не быстрый, требует опыта и знаний. Идея должна созреть. Но для начала необходимо нахвататься информации, чтобы общаться с коллегами на одной частоте. Вы меня понимаете?

Как не понять? Ох уж эта пресловутая идея! Когда речь заходила о ней, Антон чувствовал себя школяром. Ведь под идеей подразумевалось если не готовое решение некой научной проблемы, то доказательный подход к её решению. Ему очень запомнился обрывок диалога пожилого корифея с молодым учёным, услышанный им в первый день своего появления в институте:

– Ну, хорошо, оставим лирику, у вас есть идея? – спросил корифей.

– Есть, – ответил молодой.

– Замечательно! Тогда давайте завтра на семинаре вы её озвучите, и мы обсудим.

Антон почувствовал себя маленьким. Ему тогда казалось, что вокруг одни гении и только он один бездарь, случайно среди них затесавшийся.

В течение года он накапливал информацию. Посещал лекции и семинары, пропадал в читальном зале института, за редкими публикациями ходил в Ленинскую библиотеку, периодически консультировался с Олегом Лосевым. Многое давало ему общение с коллегами. Антон стал часто обсуждать вопросы своей тематики с Владиславом Гурвичем, младшим научным сотрудником из соседней лаборатории. Помимо обширных знаний Гурвич обладал глубокими аналитическими способностями. Его умозаключения отличались содержательностью и часто раскрывали Антону пропущенные им детали, помогая вникнуть в суть предмета особенно на начальном этапе его научных изысканий. Антон не без зависти восторгался быстрыми мозгами Гурвича, которого в институте все почему-то звали по фамилии. Он не обижался. Это был человек непосредственный, немного чудаковатый и неряшливый, но талантливый молодой учёный. Гурвич являлся автором многих публикаций в престижных научных журналах, но при этом даже не имел степени кандидата наук. Хотя материала у него хватило бы на две диссертации. На вопрос: «Когда же?», он каждый раз отвечал: «Вот-вот», но лень, видимо, брала своё.

Исследовательская работа Антону нравилась. Со временем он почувствовал себя увереннее и даже сумел себя проявить – через год вышла его первая статья в соавторстве с научным руководителем. Антона перевели в младшие научные сотрудники. Он с головой ушел в науку, творчество захватывало, появились новые результаты. И уже на следующий год у него вышла вторая статья, а за ней третья. Ему даже повысили зарплату. Часть заработанных денег он пытался отдать маме, но Людмила Ивановна не брала:

– Зачем они нам, сынок? Ты лучше купи себе приличный костюм.

Как-то вечером, когда Антон вернулся с работы домой, она его встретила словами:

– Антоша, тебе пришёл денежный перевод.

– Какой перевод? От кого?

– Не знаю, почтальон принёс извещение.

В извещении были указаны фамилия и инициалы – Швец В.Г. Антон никак не мог понять, что за денежный перевод и кто такой Швец В.Г. Пошёл на почту. Девушка в окошке на его вопрос об отправителе сказала:

– Девяносто рублей от Швец Валентины Генриховны.

Антон продолжал с недоумением смотреть на неё. Девушка слегка подняла брови и улыбнулась:

– Похоже, вы её не знаете. Вот бы мне переводили такие суммы незнакомые люди!

И вдруг его осенило – это же Тина возвращает ему деньги, которые он брал у родителей, чтобы покрыть её долги. Надо же! Не забыла! Через столько лет! Почти четыре года! Всплыло в памяти, как она резко порвала с ним отношения, после чего начались его душевные муки. Ох, как он страдал без Тины! По ночам грезил ею, прикипел к ней так, что после разрыва с ней не знал, куда вечера девать. На Гоголевский бульвар Антон больше не ходил, не возникало желания. Недели две он истязал себя пытками – по ночам только о ней и думал, вконец не выдержал и однажды вечером после долгих сомнений решился прийти к Тине. В окне у неё свет не горел. Антон позвонил три раза в дверь, но никто ему не открыл. Он ушел и вернулся через час. Однако ничего не изменилось, свет в окне не появился. Антон позвонил в дверь один раз. Через несколько минут ему открыла старушка и сказала, что дней десять назад Валентина куда-то уехала и, кажется, надолго. А через месяц после этого визита он случайно встретил одного из завсегдатаев Гоголевского бульвара, который поведал ему, что Тина с Фредом действительно уехали из Москвы куда-то на север, то ли в Петрозаводск, то ли в Архангельск, и, говорят, навсегда.

Девушка в окошке заметила слабую улыбку, застывшую на лице Антона.

– Ну что, вспомнили, от кого деньги?

– Вспомнил.

– Слава богу! – почему-то сказала она.

Уже на третий год работы в институте Антон стал активно участвовать в разработках, которые внедрялись в крупных предприятиях страны. Участие в подобных проектах вознаграждалось неплохими премиями к зарплате. Дополнительно он занимался ещё и тем, что в научных кругах называли «халтурой» – писал для еженедельника короткие рецензии на вновь вышедшие за рубежом научные статьи в области своих исследований. Работа эта в основном сводилась к переводу аннотаций с английского на русский. У Антона появились приличные заработки, позволившие ему записаться на однокомнатную кооперативную квартиру в доме, строящемся для сотрудников института. Разумеется, для накопления денег на квартиру хорошим подспорьем являлось то, что он жил с родителями и расходы на жильё и еду у него практически отсутствовали.

Дом был уже возведён, и были подведены к нему необходимые коммуникации, оставалось завершить внутренние работы. Поэтому через пять месяцев после вхождения в кооператив, в июне 1974 года, Антон держал в руках вожделенный ордер на квартиру. Он очень гордился тем, что самостоятельно добыл себе жильё. За ужином Антон показал ордер отцу со словами:

– Вот, папа! А ты считал меня никчемным.

Ролен Владимирович слегка усмехнулся, встал и направился в спальню. Антон с удивлением смотрел ему вслед, затем повернулся к маме:

– Мам, что это с отцом?

Людмила Ивановна улыбалась:

– Мы ведь ждали этого, сынок, приготовили тебе сюрприз.

Ролен Владимирович довольный вышел из спальни и положил на стол конверт:

– Вот, сынок, здесь на мебель, думаю, хватит. Теперь можешь жениться.

Хватило не только на мебель, но и на скромное новоселье. Антон справил его через месяц после того как въехал в новую квартиру. Пришли сотрудники лаборатории: Олег Лосев – без пяти минут доктор наук, заведующий сектором и руководитель научных изысканий Антона; Дмитрий Разумовский, о котором можно сказать – поэт, донжуан и немножко кандидат физико-математических наук; Вадим Лившиц – талантливый художник-карикатурист, младший научный сотрудник, с которым Антон работал в последнем проекте. Пришла также аспирантка Оля, которую можно характеризовать одним словом – соблазнительная. Антон пригласил её с потаённой надеждой на возможную близость после ухода гостей. Пришёл его университетский друг Виктор Востриков и познакомил Антона со своей суженой Галиной. Собралась молодёжь примерно одного возраста с разницей в два-три года, и только Олег Лосев, недавно разменявший пятый десяток, выпадал из этой категории.

После бурных приветствий и беглых поздравлений с новосельем последовали один за другим тосты, остроумные и не очень, и уже скоро хмельная раскованность гостей придала веселью динамику. Дима Разумовский, разведённый холостяк и беспросветный циник, который вынужден временно жить с родителями, поскольку оставил квартиру бывшей жене с ребёнком, выступил в своём амплуа. Надо ещё упомянуть, что ранее он успел договориться с Антоном о своём визите к нему на следующей неделе с какой-то студенткой. Дима взял в руки гитару и спел с листа на мотив одной из песен Окуджавы собственное произведение, в котором среди прочих куплетов были такие:

Пусть нам наука дорога,

Но не спасёт от мастурбаций.

Спасёт лишь дом холостяка,

Он нам дороже диссертаций.

Когда нагрянет друг с девицей,

Втроём негоже находиться.

Недаром бог велел делиться,

Хозяин должен удалиться.

Затем начались танцы, и мужчины поочерёдно потянулись к Оле. Кроме Виктора, который сосредоточился на своей суженой. Когда настал черёд Антона ангажировать Олю, он крепко прижал её к себе и шепнул на ухо:

– Мы можем с тобой продолжить танцы, когда все уйдут.

Она кокетливо улыбнулась и сказала:

– Лучше в следующий раз.

В качестве подарка Вадим преподнёс Антону завёрнутый в рулон лист ватмана. После того как он его развернул, раздался смех и восторженные аплодисменты. На листе была очередная карикатура. Вадим обладал тонким чутьём художника, умел подмечать характерные особенности у людей и рисовал потешные карикатуры. На сей раз он изобразил Антона в пылу горячего диалога со своим визави, которым оказался Гурвич. Антон ему с жаром что-то объяснял, подняв кверху указательный палец, а тот, округлив глаза и вскинув брови, удивлённо слушал. Оба получились смешные и узнаваемые.

– Здорово! – воскликнул Антон и подмигнул Вадиму.

Кроме них никто не знал, что явилось подоплёкой создания карикатуры, в которой оказался Гурвич. У присутствующих не возникло сомнений в том, что на рисунке изображен момент ведения коллегами научной дискуссии. На самом деле автор запечатлел обоих за разговором, не имеющим к науке отношения. Несколько дней назад во время обеда в институтской столовой к столику, за которым сидели Антон и Вадим, подошёл Гурвич с подносом:

– Ребята, можно к вам? Все места заняты.

– Валяй, – сказал Антон, – только матом не ругайся, вокруг женщины.

– Ха! Мне нравятся твои шутки, – рассмеялся Гурвич.

Едва успел он выложить с подноса на столик блюда и стакан киселя, как пустился, что называется, с места в карьер:

– Коллеги, не далее как позавчера я наткнулся на очень любопытную стохастическую задачу…

– Гурвич, – прервал его Антон, – лучше бы ты матом ругался. Мы тут собрались говорить о высоком, а ты чёрте о чём. Скажи, футбол вчера смотрел?

– Нет.

– Так вот, – продолжил Вадим прерванную тему, – голландцы играли блестяще! Круифф чудеса творил! Ты видел?

– Я вчера в это время смотрел бразильцев, – сказал Антон. – Вот мастера! Настоящие виртуозы! Когда играют бразильцы, получаешь истинное наслаждение! Да, Круифф, конечно, хорош, но, к сожалению, голландцев я смотрел урывками, переключал канал телевизора. Вообще надо приобрести второй телевизор, чтобы одновременно смотреть две игры.

– Мне всё-таки ближе европейский футбол, – продолжал Вадим, – он более, что ли, динамичный. Немцы, к примеру, прут как танки, молодцы, но я всё же надеюсь, чемпионами станут голландцы.

Тема обоих увлекала, стали вспоминать игровые ситуации, голы, затем принялись за прогнозы, кто окажется в финале. Гурвич жевал и слушал, и вдруг сказал:

– Я тоже начал вчера смотреть чемпионат, а жена говорит, переключай, мол, надоел твой футбол.

– И ты это терпишь? – возмутился Антон.

– А что делать, ей хочется фильмы смотреть, а телевизор один.

– Нельзя такое спускать. Чемпионат мира проводится раз в четыре года.

– Ей на это наплевать.

– Да, брат, повезло тебе! Ежовые рукавицы не колют?

– Не преувеличивай, – улыбнулся Гурвич, а затем, чуть подумав, неожиданно спросил: – Слушайте, коллеги, может все жены со временем становятся ядовитыми? Есть какие-то исследования на эту тему?

– Все! – уверенно ответил Антон. – Вне всяких сомнений. Однако есть противоядие! – здесь он поднял кверху указательный палец.

– Интересно, какое?

– Изнасилуй её!

– Что? То есть? – Гурвич не понял.

– Метод эффективный, почти безотказный.

– Что ты имеешь в виду, брать лаской или силой?

– Я имею в виду изнасилование в самом прямом, пещерном смысле этого понятия, – произнёс Антон с видом многоопытного знатока. – Здесь главное неожиданность. Именно она способствует достижению высокой цели. А цель, сам понимаешь, святая – добиться метаморфозы у женщины, то есть превратить мегеру в ласковую и заботливую супругу.

– Ха! Насилием, что ли?

– А ты попробуй. Для начала можно сделать следующее. – Тут Антон глубокомысленно взял небольшую паузу. – Допустим, открывает жена тебе дверь. Ты, не произнося ни слова, – это важно! – хватаешь её и несёшь, скажем, на кухню или в ванную, но лучше на кухню – там есть стол. Не обращаешь внимания на расспросы, возгласы, возмущение, сразу кладёшь её на стол лицом вниз. Поднимаешь платье, срываешь трусы и действуешь, не мешкая. В этом деле главное стремительность, чтоб не дать ей опомниться и не упустить момент. И тогда метаморфоза неизбежна, успех гарантирован.

– Забавно! – улыбался Гурвич, продолжая жевать, – интересно, ты сам-то часто прибегал к такому способу?

– Регулярно! Как только у неё повышался градиент стервозности.

– Антон, не забудь добавить, – смеялся Вадим, – что ты не женат.

– А! – воскликнул Гурвич, – тогда ясно, откуда у тебя такая смелость.

– Ты не понимаешь, – продолжал уверять его Антон, – речь идёт о женской особи как таковой. Метод научно обоснованный, базируется на парадоксальных свойствах женской психологии. Об этом ещё Фрейд писал.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Гурвич. Потом вдруг предложил: – Слушай, говорят у тебя новая квартира. Раз ты холостой и живёшь один, может, устроишь для нас с Вадимом просмотр полуфинала чемпионата у себя дома? А мы возьмём пивка и чего-нибудь на закуску.

– Предложение заманчивое, но, к сожалению, невыполнимое.

– Почему?

– Потому что нет у меня телевизора, я хожу к родителям смотреть футбол.

– Как же ты собирался покупать второй телевизор, когда у тебя даже одного нет?

– А я сначала второй куплю.

– Ха! Весёлый ты парень.

Через пару дней Гурвич, заметив Антона в коридоре института, окликнул его и с довольной физиономией подошел. У него была излюбленная манера излагать свои мысли коллегам «в кулуарах». Антон подумал, что гения вновь посетила идея, но вдруг услышал:

– Старик, я попробовал твой метод.

– Какой метод?

– Тот, о котором ты говорил за обедом.

Антону понадобилось пару секунд, чтобы сообразить, о чём речь.

– Что ж, хвалю! Поступок истинного учёного! И как прошёл эксперимент?

– Удался.

– Я не сомневался.

– Разумеется, не так, как ты советовал, – улыбался Гурвич, – но фактор неожиданности, безусловно, срабатывает. Женщинам нравятся сюрпризы.