1 глава. Адрес детства – ГДР
(1986 – осень 1991 года)
Я уезжаю. Уезжаю из страны, в которой вырос и познал главные радости детства. Всё, что буквально ещё год назад казалось таким родным и своим, вдруг оказалось мне чуждым, как будто я нахожусь здесь первый раз в жизни. Немцы были счастливы таким переменам, а я, в силу своего малого возраста, не понимал причин их радости, и, откровенно говоря, мне было плевать. Отца только жалко. Он столько всего здесь оставил, и всё это рассыпалось в один миг, словно Берлинская стена. Что же теперь будет с нами и что ждёт нас там, в СССР?
1
В 1986 году моего отца отправили служить на 5 лет в Германскую Демократическую Республику. Для советского прапорщика получить назначение на заграничную службу, тем более в Германию, считалось большой удачей. До места назначения из СССР через Польскую Народную Республику мы добирались на поезде. Несмотря на весьма далёкий путь, большую часть путешествия я проспал, даже не переживая из-за неизвестности.
Прибыв в Германию, я поймал себя на мысли, что существуют на свете такие явления, которые невозможно описать словами, но стоит лишь упомянуть о них, и люди сразу поймут, о чём ты: это запах ночи перед рассветом, который было так приятно вдыхать полной грудью. Особенно, после того, как прошёл дождь, и земля с асфальтом ещё не успели высохнуть. Выходя из вагона и ступив на перрон, я даже остановился на полминуты, чтобы подышать уже немецким воздухом.
Что ж, здравствуй, Германия! На вокзале нас терпеливо ожидали сослуживцы отца, выступающие в роли встречающих; без излишних рукоплесканий и оваций нас забрали и повезли в уютный старинный городишко под названием Майнинген, который расположился в «зелёном сердце Германии» – сказочной живописной Тюрингии, посреди старинных замков, первозданных гор и лесов. Ах, если бы вы только видели, как здесь красиво! Но по иронии и красоту эту я благополучно снова проспал в пути, будучи абсолютно уверенным, что у меня будет ещё много шансов исправить данный пробел. Здесь располагался 117-й гвардейский мотострелковый полк, прославившийся своим участием в освобождении Украины с Польшей и ныне стоящий практически на самом переднем рубеже защиты стран социалистического лагеря. Таков адрес моего детства: пустые, но не заброшенные маленькие улочки, выложенные брусчаткой, слепящее солнце, бодрящий горный воздух, облака в виде какого-нибудь животного и самые искренние люди – это всё моё.
2
Наш дом называли между собой общагой. Скорее всего, это было связано с тем, что в других подъездах проживали немцы. С квартирой нам действительно повезло – целых три комнаты, расставленная за нас мебель, складывающаяся в шкаф кровать-«шранкбетт»1, ну и самое главное – это балкон, где можно было засыпать летними ночами!
Папа не боялся оставлять меня дома одного – преступность в городе была сведена к нулю, да и за мной всегда было кому присмотреть. Наша квартира часто пустовала: отец вечно на службе, а я в школе или на гульках. Ключи я брал с собой очень редко из-за боязни их потерять, а чтобы попасть внутрь, всегда можно было нажать кнопку звонка на панели электрозамка и позвонить кому-нибудь из соседей.
В начале лета Майнинген особенно выразительно передавал ощущение теплоты, когда окутывался во все оттенки зелёного и расцветал, предоставляя бесплатную возможность насытиться плодами от матушки-природы или же позагорать на мягком солнышке, попутно освежившись в протекающей через весь город горной речке Верра. Мы действительно не могли заскучать ни на минуту: в городе проводились ярмарки на центральной площади, где люди из окрестных населённых пунктов ставили свои лотки под открытым небом, после чего начиналась суматоха вперемешку с торговлей, приправленная ароматом жарящихся сосисок, с добавлением немецкой живой музыки, – при первых её звуках так и хотелось присоединиться к кружащимся в танце парочкам около сцены. А когда в город приезжал цирк, меня можно было разыскать только там! Ещё помню, как я застал праздник, который называется «День немецкой молодёжи», когда барабанщицы эпатажно и громко маршировали по улицам города, но это меня впечатлило не так сильно, как проводимое в нашей части немецкое мотошоу.
Местной достопримечательностью города, помимо колонн Майнингенского театра или фруктов в садах замка Ландсберга, можно назвать дивный парк с миниатюрным прудом. Если будете здесь проездом или судьба занесёт вас в эти места, обязательно сходите туда! Но это немецкая территория, наших там практически не встретишь, да и мне самому удалось побывать там от силы пару раз. Там же я, кстати, и знакомился со своими будущими немецкими друзьями, которые у меня появлялись всегда после драк, когда мне и другим ребятам приходилось отстаивать честь советского человека. В большинстве случаев нам это удавалось!
Но я отвлёкся. В моей памяти отчётливо отпечатались закаты – как только солнце спешило скрыться за горизонтом, я со всех ног бежал на небольшой холм перед нашей школой, с которого открывалось неописуемой красоты небо. Жаль, что в такие мгновения под рукой не было фотоаппарата, хотя и самая качественная плёнка не смогла бы передать всё то, что ты видишь собственными глазами.
Зимой, ближе к Рождеству, внешний вид городка менялся до неузнаваемости. Майнинген становился фоном праздничной открытки, декорацией к спектаклю «Снежная королева», и наполнялся атмосферой ожидания чуда. Сказочности предстоящему торжеству добавлял мягкий снежок, который после стихания ветра медленно спускался на брусчатку, покрывая всё вокруг белой пеленой. У немцев этот день был выходным, в то время как 1 января считался рабочим, но не для нас, естественно. Мы могли себе позволить встретить Новый год аж два раза – сначала по московскому времени, а позже по немецкому.
Предновогодние хлопоты всегда приятны, хоть и немного утомительны: надо по традиции украсить комнату гирляндами, снежинками и флажками; собрать искусственную ёлку, главным украшением которой становились принесённые мной «домики» с пряниками после новогодней ёлки в кафе «Дружба», расположенном буквально через дорогу от нашего дома. Из еды на столе в обязательном порядке были оливье, селёдка под шубой, винегрет, а также апельсины «Магос», ставшие для меня символом Нового года, потому что только в это время я их и ел. Бананы, к сожалению, даже здесь было приобрести непросто. В город нас уже не выпускали, да и не до того было – на кухне кипела работа, только и приходилось, что бегать в магазин и обратно, параллельно гадая, что же Дед Мороз, то есть папа, подарит мне на Новый год. А потом засматриваться без устали на чернильное небо, которое вскоре будет раскрашено яркими разноцветными огнями салюта.
3
Про саму часть рассказывать особо не буду, она примерно такая же, как все остальные: при въезде на территорию вас встретит стела с изображением бойцов Красной армии, далее вы проедете по длинной аллее, и наконец вас высадят на плацу перед казармами, построят по ранжиру, проведут перекличку и отправят организованным строем обживать новые пенаты. Однако у нас есть своя местная достопримечательность – статуя Барбары, которую вы обнаружите на угловой стороне здания штаба. Я думаю, что такой красавицы в других частях точно не было. А вот на описании нескольких мероприятий остановлюсь подробнее.
Начну, пожалуй, с принятия военной присяги, на которое я специально пришёл посмотреть, поскольку мой отец был в составе тех, кто принимал у солдат священную клятву. Для лучшего обзора происходящего я быстрым шагом прошёл прямиком к трибуне, засмотревшись на огромные версии значков, которые я видел на лацканах кителей солдат и офицеров. Поднявшись, я огляделся: на стоящем танке уже был вывешен большущий красный плакат с белыми буквами «Военная присяга – клятва воинов на верность Родине». Вон памятная стела с лицом советского воина и надписью «Слава советскому народу-победителю!». Но самое интересное начиналось напротив меня, где уже выстроились солдаты, бывшие ещё вчера на «карантине», всю ночь готовившие свои «парадки» в предвкушении торжественного момента и вот наконец дождавшиеся его. Для них это очень важное событие, как для нас приём в пионеры. Чтобы не затягивать процесс, роту разбили на три взвода, поставив пред ними три стола с бюстом Ленина. Солдаты были напряжены, когда громко произносили вызубренный текст присяги, после чего расписывались в листке и отправлялись отточенным шагом обратно в шеренгу.
И вот последний солдат встал в строй. С короткой, но пламенной речью перед всеми выступил командир части, заявив, что солдатам «выпала великая честь с оружием в руках защищать святые идеи и на деле осуществлять интернациональное братство народов». Заиграла музыка, откуда-то вынесли флаг СССР и знамя нашей части. Все задвигались, выстраиваясь для совместной фотографии с командным составом на фоне монумента с боевым путём нашего полка из Москвы до Берлина. Официальная часть мероприятия завершилась.
Ввиду того что этот день считался выходным по расписанию, часть солдат организованно под присмотром офицера отправилась на небольшую экскурсию по городку, а те, кто остался, решили на память уже самостоятельно сделать несколько фотографий, благо мест тут для этого хватало. Удачный фон для снимка можно было найти везде, даже на боковой лестнице санчасти полка. Иногда мы тоже влезали в кадр на общих фотографиях солдат. В большинстве своём они не препятствовали нашей наглости, но автоматы брать в руки не разрешали, поэтому мы приходили со своими палками-ружьями и показывали языки. Может, кто-то и меня узнает на этих фотографиях. Надеюсь, мы не сильно испортили вам фото!
Весёлыми были проводы дембелей. Помню, как они выстроились перед длинным транспарантом с надписью «Счастливого пути, воины запаса», расположив у ног чемоданы с наклейкой DDR. Приятное осознание выполненного долга перед Родиной они разделяли друг с другом, так как за воротами части их не ждал и не встречал никто из друзей и родственников. Но зато теперь у них вся жизнь впереди и всё нипочём! Мой отец, кстати, никогда не трогал дембелей, не дёргал их за аксельбанты, не отчитывал за нарушения уставной формы одежды, не смотрел на национальность бойца. Тем не менее, во время последнего построения на плацу он не давал дембелям совсем расслабиться, хоть они считались уже практически гражданскими людьми:
– Так, становись. Смир-р-р-но! Равнение на средину!
Теперь всё внимание на командира части:
– Вы получили хорошую идейную и профессиональную подготовку, познали цену ратного труда, войскового товарищества… Успехов вам, дорогие товарищи!
Покидая непосредственно саму часть через КПП, солдаты кидали через плечо пфенниги в надежде когда-нибудь снова сюда вернуться, и не обязательно в роли военного.
4
Учился я в гарнизонной школе №134, которая находилась от дома всего в десяти минутах ходьбы неторопливым шагом. Уроки начинались в 8 часов утра, а вот у немцев занятия стартовали на час раньше. Может, это было связано с разницей во времени в один час? Немецкий язык нас заставляли учить точно так же, как и немцев русский, правда, иностранный у нас преподавали со второго класса, тогда как у немцев с пятого. Мой немецкий, конечно, был с русским акцентом, от которого я никак не мог избавиться, впрочем, он вряд ли сильно портил моё произношение. Некоторым ребятам приходилось особенно туго, им только и оставалось, что зубрить фразы из скучных учебников с этим ненавистным Шрайбикусом. А что ж ещё делать, если, кроме «айн, цвай, драй, полицай», ничего не запоминалось? Другая причина народной ненависти к немецкому – мнение, что это язык не Канта, Шиллера или Розы Люксембург, а Гитлера и Мюллера, а потому большинство делало свой выбор в пользу английского. Я, в свою очередь, одновременно со всеми изъявлял желание изучать английский, но отец был категорически против.
Школа была сама по себе не такая уж и маленькая, трёхэтажная, и это при том, что здесь имелся собственный плац. Если позволяла капризная погода, здесь 1 сентября устраивались линейки в сопровождении оркестра и под взглядами немцев, которые наблюдали за ней со своих балконов. А вот классы наши были небольшими, состояли максимум из семи человек, а это значило, что учителя во время урока успеют спросить каждого. Причём меня в числе первых, так как я сидел на второй парте первого ряда у окна.
Учёба в ГДР длилась до восьмого класса включительно, потом ребят отправляли доучиваться в 9-й и 10-й классы уже в Советский Союз. Но, если честно, мне было досадно не столько от того, что мы не сможем попасть на военные сборы, сколько от осознания того, что нас не повезут играть в военно-спортивную игру «Зарница» на гору Дольмар. Я, что, зря занял второе место по надеванию противогаза и бегу в нём? Моя мечта украсить свою школьную форму погонами СА, надеть пилотку со звёздочкой и взять в руки деревянный автомат так и осталась мечтой… Пришлось довольствоваться походами на стрельбища, откуда я таскал гильзы домой, спрашивается только – зачем?
И раз уж мы заговорили о школьной форме – она не отличалась уникальностью, всё та же белая рубашка, тёмно-синего цвета штаны и курточка, отдалённо напоминающая джинсу, где на рукаве красовалась эмблема с открытой книгой и солнцем на красном фоне, которую я считал несправедливо пустой и подрисовывал туда номер своего класса, чтобы все знали, откуда я. Показателем крутизны для нас были кроссовки на липучках, а именно румынские Tomis – замша, текстиль, да что я вам тут рассказываю, сами знаете, насколько это было круто! Тогда казалось, что шнурки – это изживший себя рудимент и их больше не будет. Некоторые учителя во главе с директором считали, что хождение в единообразной школьной форме приучало нас быть прилежными и дисциплинированными, согласно канонам морального кодекса строителя коммунизма. Однако впоследствии с каждым годом всё меньше ребят ходили в форме, отдавая предпочтение джинсам, туфлям Salamander или кроссовкам Zeha. У немцев в этом плане было намного свободнее – у них в школах не было формы, они одевались как хотели.
В 1987 году, на 117-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина, с подачи моей классной руководительницы мне предложили добровольно-принудительно побыть ведущим на концерте «Земля – наш единственный дом, все люди едины жаждой мира!». Я особо и не возражал – интересно было попробовать себя в новом амплуа. Потому как участвовать обязаны были все и каждый, из тех ребят, кто не смог увильнуть от данной затеи, создали хор и заставили исполнять патриотические песни вроде «Пусть всегда будет солнце». Лучше бы я пошёл в хор, правда. Это был первый и последний раз, когда я участвовал в школьных праздниках на первых позициях. Но зато в Дни самоуправления я всегда был готов замещать учителей младших классов, играя с кем-нибудь в теннис свёртками тетрадок за учительским столом. Правда, это продолжалось до тех пор, пока меня не обнаружил и не отчитал наш строгий директор. Спасибо, что хоть отцу не рассказал, а то отхватил бы я по первое число…
Мне запомнились Дни республик, когда мы выступали в национальных костюмах разных народов нашей необъятной Родины; и конечно же, душевные классные чаепития, где мы распивали местную альтернативу Pepsi – Vita Cola. Что ещё… на 70 лет Великой Октябрьской социалистической революции в Музее боевой славы 117-го полка нам рассказывали про то, как впервые в истории всего мира рабочие вместе с крестьянами, во главе с коммунистической партией, взяли власть в свои руки, чтобы создать абсолютно новое общество, где не будет социальных классов, и добились в этом деле небывалых успехов, за короткий исторический срок превратив ранее отсталую аграрную страну в мировую индустриальную державу с передовой промышленностью и высокоразвитым сельским хозяйством. Много учительница говорила и о мире во всём мире:
– Только в результате систематических и упорных усилий стран социалистического содружества уже более сорока лет человечество спасено от мировой войны. Ребята, именно ленинская партия коммунистов была и остаётся той могучей созидательной силой важных достижений нашего государства в деле разрядки международной напряжённости и сохранения мира на планете Земля во имя социального прогресса. Великий Октябрь знаменовал собой зарождение принципиально новой внешнеполитической деятельности, основанной на пролетарском интернационализме и миролюбивом сосуществовании стран с разнообразными политическими идеологиями. Но это не значит, что мы не боремся с буржуазией, – этот процесс неизбежен и исторически закономерен…
Я слушал учительницу очень внимательно, иногда отвлекаясь на большущие информационные стенды, фотографии скульптуры «Родина-мать зовёт!» или стенгазету с описанием XI Cъезда немецкой партии СЕПГ.
Я искренне радовался, что живу в самой замечательной и большой стране, где о каждом из нас по-отечески заботится коммунистическая партия, а не в Америке, где вечные голод с нищетой идут рука об руку. С первого класса я хотел радовать своих родителей, стать круглым отличником, поскорее влиться в ряды пионеров и позже комсомольцев, быть максимально полезным своей горячо любимой Родине. Хотелось совершить какой-нибудь героический поступок, быть героем, как отец, и ничего не бояться!
Экскурсии, на которые мы ездили от школы на каникулах, были единственным, от чего я никогда не пытался отлынивать. Пожалуй, самой запоминающейся стала экскурсия в Лейпцигский зоопарк, входной билет которого я храню как реликвию. Но животные животными, а я приехал с целью попробовать новые сладости. Мне запомнился вкус сахарной ваты, яблок в шоколаде на палочках и, конечно же, немецкого мороженого из автомата, который при нажатии рычага заполнял пломбиром вафельный стаканчик. А этот запах мороженого!.. Даже он был вкусным! А эти красочные упаковки от сладостей, при взгляде на которые начинали сильнее течь слюнки… На оставшиеся деньги я набрал гостинцев: розовый фруктовый кефир в стеклянной бутылке привёз домой специально для папы, а себе прихватил желированных разноцветных мишек в пакетике. Хорошо, что я взял с собой накопленные деньги, а то не хватило бы на всё.
Напоследок перед отправкой домой я купил на память открытку с изображением дома Futuro, внешне напоминающего корабль НЛО из фильмов. Переходя дорогу к нашему школьному автобусу «Прогресс», я заострил своё внимание на Ампельмане – человечке, изображённом на светофоре. Поговаривали, что его прототипом стал силуэт самого Эриха Хонеккера. Наконец-то я увидел хоть один город ГДР по-настоящему, вживую, а не на картинках из журналов. Да, были и другие экскурсии в пещеру сказок в Вальдорфе с ожившими игрушками, но пальму первенства я всё же отдаю зоопарку.
5
Учиться в ГДР я начал со второго класса, поэтому в ту пору я был октябрёнком, а значит, именно здесь пройдёт мой приём в пионеры. Круглых отличников принимали уже с третьего класса. Меня приняли в четвёртом классе, в день рождения дедушки Ленина, и моя школьная форма украсилась ярко-красным галстуком.
Мне кажется, каждый помнит этот торжественный ритуал, а точнее мучительную подготовку к нему. Приём в пионеры – это очень волнующая церемония, ведь теперь мы получим первоначальную идейную закалку и продолжим активно строить коммунизм. Целый день перед посвящением я учил с тетрадки торжественное обещание пионера Советского Союза, а перед зеркалом пробовал завязывать галстук. Об этом предупреждали в школе за месяц, но, как это часто бывает, всё пришлось на последний момент, ведь были дела и поважнее: совершить очередную вылазку по неизведанным ранее местам. Я настолько не мог дождаться этой церемонии, что толком не выспался. Кое-как задремав под утро, я проснулся от доносившихся из кухни звуков – началась утренняя гимнастика. Поправляя перед зеркалом алую пилотку на голове и напевая себе под нос простенькую мелодию в три ноты, отец напомнил мне о галстуке. Вот что я забыл сделать вчера! Прогладить его утюгом! Нужно срочно исправиться, пока есть время!
Поскольку в Майнингене не было музеев Ленина и домов пионеров, а клуб боевой славы полка по непонятным причинам оказался закрыт, встреча была назначена у входа в школу, где уже вывесили плакат с фразой «Пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будь готов!». Фоном играли на повторе песни «Мы пионеры большой страны», «Пионер шагает по планете» и «Орлята учатся летать». Не торопясь, кучка ребят и девчат выстроилась организованной линейкой в ряд, готовясь дать торжественное обещание, смотря перед собой и повторяя губами заученные слова. Наше мероприятие посетил сам командир полка вместе с замполитом и начальником штаба, что повысило значимость события, ведь это папины начальники, а значит, нужно вести себя соответствующе, чтобы не опозорить его. Забили в барабаны, затрубил горн, развернулось на ветру школьное знамя, я ощутил в груди что-то похожее на гордость, и мы с честью вскинули над головой свои ладони в салюте. С дрожью в голосе, когда очередь дошла до меня, я просто протараторил выученный текст: «Я, Самойлов Виталий Алексеевич, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…». Поскольку старшеклассники доучивались в СССР и не могли, согласно правилам, повязать нам галстук, вместо них это делали учителя, попутно прикрепляя всем по пионерскому значку к белоснежным рубашкам. Я слышал много мнений о том, что галстук – это красная тряпка, а не кусочек знамени СССР. Но лично для меня тогда было очень важно ощущать себя причастным к какому-то важному общему делу. После торжественной части мы отправились к памятнику Ленину возле Военторга для возложения цветов и общей фотографии. Пришлось замереть с натянутой улыбкой и не моргать глазами, отчего в них стало щипать. Теперь вот ума не приложу, у кого можно было бы попросить сделать копию фотографии, я её так в глаза и не увидел!
В общем, пережил я и этот обряд… Позднее окажется, что ничего, по сути, не изменилось в моей жизни, а чувство радости в скором времени угаснет и затрётся в повседневности. Но это будет потом. А сейчас я помчался со всех ног домой, уроки-то нам отменили. На выходе из здания школы я первым делом расстегнул свою кофту, чтобы все знали и видели, что я стал пионером! В квартире было привычно тихо и пусто. На столе записка от отца и деньги: «Купи сладости себе. Я горжусь тобой, пионер. Так держать!». «Не забыл», – с улыбкой подумал я.
Ещё мне нравилось посещать вечера дружбы, но для этого нужно было вступить в клуб интернациональной дружбы (КИД), что я, собственно говоря, и сделал. Туда принимали тех, кто хорошо учился и знал немецкий язык. Хотя какое знание языка может быть у школьника средних классов? Несмотря на то что моя кандидатура не подходила под вышеуказанные условия, по счастливому стечению обстоятельств меня всё же приняли в КИД. Я даже наизусть смогу воспроизвести одну строчку из песни «Самоцветов»: «Клич звенит от Одера до Волги: "Дай мне руку, друг мой, камерад2!"». А потом меня научили другой скороговорке: «Дружба – фройндшафт, дружба – мир, гони, немец, сувенир». Хорошо, что немцы просто улыбались в ответ и не понимали смысла сказанного.
В этом клубе нас учили ставить интересы общества выше своих личных, призывая быть достойными гражданами своей Родины, равняться на героев революции, Великой Отечественной войны и теперь вот на участников войны в Афганистане. Я – последняя буква в алфавите, а сила в коллективе. Важнее местоимение «мы», чем «я». Потому мы сразу, как только узнали про землетрясение в городах Армянской ССР, собрали для них посылку, кто что мог, правда, не знаю, дошла ли до них наша помощь. Один момент я хорошо запомнил, когда одна женщина в возрасте, не помню, из какого она дома, только узнав про землетрясение, сказала, что это нам ответ природы за Чернобыль, за нашу безалаберность. И тут же перед глазами возник кусочек чёрно-белого видеосюжета, на котором подлетевший к очагу возгорания энергоблока вертолёт с контейнером, где находилась вода для тушения пожара, буквально через минуту навзничь начал падать вниз, перевернувшись в воздухе и сжимаясь, как бумага в руках. Атом оказался на самом деле никаким не мирным. Сделалось не по себе.
Несмотря на то что уроки я старался выполнять честно и исправно, потому как дал обещание отцу, что в табеле не будет троек, в пионерлагерь Pionierrepublik Wilhelm Pieck3 я, как и многие, не попал. Этот лагерь – мечта всех мальчишек и девчонок, его часто равняли с крымским «Артеком», куда время от времени отправляли «тельмановцев» – немецких пионеров с синими галстуками. Но я не особо сокрушаюсь по этому поводу, потому как меня отправили собирать в корзинки клубнику, а за это давали жетоны, которые чудесным образом превращались в деньги! И не какие-то там пфеннишки-копейки, а целые марки с изображением неизвестного мне Томаса Мюнцера, а особо везучим – и с известной всем Кларой Цеткин! Первые заработанные собственным трудом деньги! Что может быть лучше для полного запросами паренька?
Ну а теперь я поведаю вам о своей насыщенной жизни вне школьного расписания. Но не подумайте, я не был прогульщиком – это слишком опасно, когда все как на ладони, да и ещё от отца по шее можно с лихвой получить.
6
Я старался держаться ближе к старшим ребятам, класса из седьмого-восьмого, надеясь заработать авторитет в глазах сверстников. Интересы старшеклассников автоматически становились и моими интересами. Но главное – взрослеть я начинал быстрее своих ровесников. Вне школы взрослым было особо не до нас, мы были предоставлены сами себе, и развлечения приходилось придумывать самим. Большинство жили рядом с казармами, куда селили офицерские семьи, поэтому при выходе на улицу из подъезда ты обязательно встречал знакомое лицо.
После учёбы или футбола мы собирались в клубе, благо он находился в двух шагах от футбольного поля. Это было место для кино, собраний, настольных игр и наших выступлений. И пусть афиша «В клубе части» всегда была пуста, мы-то знали, что за фильм будут показывать офицерам. Только представьте себе картину: выключается свет в помещении клуба восточногерманской провинции, за его большими деревянными дверями наступает гробовая тишина, в видеомагнитофон вставляется чёрная кассета второй или третьей перезаписи культовой по тем временам киноленты, и мы, наглецы, лезем как можно ближе к экрану.
Фильмы по мотивам сказок или про революцию меня не будоражили, а вот получить заряд эмоций после просмотра боевика – это да, по-нашему. Кого-то привлекали сугубо фильмы про единоборства: «Двойной удар», «Кровавый спорт», «Американский ниндзя». Мне больше всего запомнились «Робокоп», «Терминатор» и «Рокки». Вне всякой конкуренции был фильм «Кинг-Конг». Румыния радовала боевиками с комиссаром Миклованом. Если обещали французский фильм, значит, будут комедии с Луи де Фюнесом и его жандармами, либо с Пьером Ришаром. Менее известными для остальных, но не менее интересными для меня лично стали приключенческие фильмы «Крокодил Данди 2» и «Индиана Джонс». Ужастики я тоже не обходил стороной. И было неважно, что многое на экране я не понимал, потому что меня не волновали взрослые отношения и проблемы, описываемые в сюжетах большинства фильмов. Или что перевод кинолент был непрофессиональный, представлял собой наложенный поверх оригинального английского или французского языка русский дубляж, где всех персонажей вне зависимости от пола озвучивал чаще всего один мужчина.
Отдельного упоминания заслуживает Гойко Митич, который превосходно исполнил, нет, перефразирую, вжился в свою роль индейца, борющегося с угнетением колонизаторов. А его коронный поворот головы с пронзающим взглядом, который стоит в одном ряду с потиранием носа большим пальцем Брюса Ли! После просмотра самого запоминающегося вестерна «Чингачгук Большой змей» многие мальчишки помладше стали мастерить и бегать с луками и томагавками, разыгрывая сцены из кино. Именно тогда пионерским галстукам нашлось ещё одно применение – закрывая лицо, детвора изображала ковбоев. Разбитые части тела, вечные споры о том, кто кого будет играть, знакомы каждому. Но не только фильмы про индейцев оказывали такой эффект – посмотрев «Зорро», ребята вырезали ножами-бабочками на деревьях знак Z, но лично я к этому подражанию остался холоден.
Мне больше нравились пинг-понг и настольный хоккей: фигурки хоккеистов у нас были из мультфильма «Шайбу, шайбу!»; мы проводили турниры, когда была плохая погода за окном. Я особенно любил эти моменты: толпа сгущалась вокруг несчастного столика, который взлетал выше нашего роста от хаотичного вращения рукояток, от азарта и соревновательного духа. Весь мир сейчас сконцентрировался только в одной точке – на мини-поле. Крича безостановочно: «Го-о-о-л! Мне очко!» – мы били по шайбе и передавали пас насаженными на стержни фигурками хоккеистов, вперёд-назад. До того как в клуб не притащили нормальный настольный хоккей, у нас был собственноручно сделанный футбол из картонной коробки с отверстиями для ворот и для палок, на которые мы цепляли по 4 красных и синих прищепки для обозначения трёх нападающих и вратаря.
Конечно, мы всё время не могли торчать в клубе. Пускай мы и продвинутые советские дети, игры дворовые были как у всех. Единственное, каждый из своего уголка Союза привозил свои игры – «городки», «лапта», «слон», «штандер», «вышибала», «Море волнуется…». Но чаще всего мы придумывали их сами и атрибуты к ним делали своими руками из ничего, по сути, будь то дротики к игре «дарст» или даже качели. Мы придумали свою версию волейбола: сидишь на пятой точке, ноги вытянуты вперёд, и в таком положении руками отбиваешь мяч. Устраивали бои между насекомыми – ловили паука и осу, сажали их в стеклянную банку и смотрели, кто кого победит. Если разбивался ртутный градусник, мы не горевали, а толкали щелчком пальцев кружочки серебряной субстанции, которые потом испарялись. Мы даже и не знали, насколько это может быть опасно – голова поболела и перестала, и мы забыли о своём баловстве. Пока мы запускали воздушных змеев, на заднем фоне слышались крики: «Если ты за солнце, значит за пузатого японца, если ты за луну, значит за советскую страну», – это малые собирались играть в «войнушку» с деревянными автоматами, найденными где-то в подвале школы, о которых забыли с последнего проведения «Зарницы».