Пристань святых

William S. Burroughs

PORT OF SAINTS

Перевод с английского С. Минкина

Печатается с разрешения наследников автора и литературного агентства The Wylie Agency (UK) Ltd.

© William S. Burroughs, 1973

© Перевод. С. Минкин, 2011

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

Пристань святых

Когда мистер Вильсон, американский консул, прибыл в свой офис, он обнаружил у секретарского стола молодого человека. Хорошо бы, подумал мистер Вильсон, чтобы со всеми проблемами этого молодого человека смог справиться вице-консул, мистер Картер.

Молодой человек у стола пожелал ему доброго утра и протянул клочок бумаги. Консул слегка нахмурился, бросил взгляд на молодого человека, ответившего ему таким же пристальным взглядом, и проследовал вверх по лестнице в свой кабинет, так и не прочитав записку. Был понедельник, и рабочий стол ломился от корреспонденции.

Консул развернул записку. Зазвонил телефон. Запрос из Британского консульства… «Да, э-э… я не совсем понимаю что… гм… да… нет, не по туристической визе…» Он глянул на записку… Имя – Дж. Келли… «Нет, по визе длительного пребывания». Цель визита: «Установление личности»… Что, черт возьми, это может значить? О боже, только не утрата паспорта… «Да, конечно, я всегда рад вашим звонкам». Он повесил трубку и нажал на кнопку. «Пусть мистер Келли войдет».

Харбор-Бич, среда, 2–4 марта 1970 г.

Было утро в конце мая, кажется, 26-е, холодный ясный день, ветер дул с озера. Я отправился к железнодорожному мосту порыбачить в глубокой заводи под ним. Было слишком холодно, чтобы сидеть неподвижно на одном месте, мне быстро надоело рыбачить, я намотал леску на катушку, завернул в клеенку и положил в карман штанов. И тут почувствовал, что за спиной у меня кто-то есть, и обернулся. И правда, за спиной стоял мальчишка примерно моего возраста. Я узнал в нем одного из тех, что приезжают сюда летом, но обычно они появлялись не раньше конца июня. У мальчишки был мечтательный отсутствующий взгляд, как будто он сошел с картины… «Железнодорожный мост в субботу»…

Из мужского яичка вылупилось черное дитя. По имени Джон… большое озеро порывы ветра мы пришли в долину… темный овраг… далекое^ бледно-голубое лето… Знаете, кто я такой? (Нрзрб.) собирая пыль с цветов на растениях что стоят на подоконнике и плодов повсюду вздымается рубашка чернильного цвета… было зло печальное как вянущие цветы… мертвая рыба плывущий мальчик гнездо аиста окно сельского домика то что обязательно случится белый писсуар портовый колокол…

В порту на закате, ясном и безоблачном, стоял жуткий холод. Когда Джон взошел на «Марию Селесту», свежий ветер, дувший с берега, немного утих. Джон записался в команду третьим помощником.

– Да, мистер… – Консул взглянул на листок бумаги, хотя он, конечно, уже запомнил имя. – Мистер… э-э… Келли… чем я могу быть вам полезен?

У молодого человека, сидевшего перед ним, были загорелое лицо и очень светлые серые глаза. Моряк с торгового судна, решил консул, и с его лица исчезли малейшие следы душевной теплоты. Потерял деньги и паспорт в борделе.

– Насколько я понимаю, это вы хотели меня видеть.

– Я…

Консул был растерян. Он вспомнил что-то о паспорте, оставленном в залог уплаты по счету… Шла ли там речь о паспорте на имя Келли? Он поискал клочок бумаги в корзине для писем. А, вот он… Паспорт гражданина США № 32, оставленный в залог… Отель «Мадрид»… Теперь консул был уже по-настоящему зол.

– Позволите взглянуть на ваш паспорт?

К его изумлению, молодой человек в то же мгновение протянул ему паспорт, который явно давно держал в руках. Консул стал листать его. Перед ним был паспорт моряка № 18…

– Гм, эти даты здесь… дата рождения – 1944. Сан-Франциско…

Консул поднял глаза на своего гостя.

– Привет… Я наблюдал затем, как ты ловишь рыбу. Я знал, что ты ничего не поймаешь. Ведь сегодня очень холодно.

– Рыбу ловят даже зимой из-подо льда.

– О, зимой совсем другое дело… но не в такой же холодный весенний день, да еще с ветром.

– Наверное, ты прав. Мне просто было нечего делать.

– А тебе и не нужно ничего делать. Как только ты это поймешь, у тебя сразу же появится масса дел. Иногда даже больше, чем ты сможешь справиться…

Мы разделись, и у меня во рту появился металлический привкус. Пальцы ног покалывало. Рядом стоял тот мальчишка… он поднимает палец тремя резкими движениями и вместе с ним встает его член, в грязно-желтом свете поблескивают волосы на лобке, тени бормочут похотливые слова…

– Конечно, наверху, если ты сможешь подняться туда, воздух разрежен… ты понимаешь, бледный конь, бледный всадник…

– Голубые индейцы из Северной Каролины приветствуют тебя с умирающего Запада…

Трое молодых людей, обильная голубая плоть уже с намеком на распад… пороховой дым на лице пороховой дым и каштановые волосы детство Берроуза хватающегося за умирающего брата сожженного взорвавшейся звездой стрельба от бедра светящаяся голова в рамке из влажных листьев лиловые сумерки под налетающими стервятниками его кашель у меня за спиной худое тело щупающее выступающие кости… Он был влюблен в булыжные мостовые и в мирный призрак ребенка на них и в тот парк, по которому можно было бродить… О, Одри удовольствовался бы там случайным мексиканским двойником, его книги в полдень для прощания. Показал мне зашифрованный дневник с записью о том запоздалом утре. Давным-давно он смотрел на что-то.

Он смотрел на Джона, на его губах – засохшая кровь… улыбался, слизывая кровь с последними лучами заходящего солнца его лицо сияло, как комета и постепенно тускнело по мере того, как солнце опускалось за облако над Галифаксом… (вовремя галифакского взрывав 1910 г.).

– Произошла ошибка. Мне нужен был совсем другой Келли.

Молодой человек кивнул.

– Я знаю. Мой брат.

– Значит, вы все знали? Почему же вы пришли вместо своего брата?

– Мой брат Джо Келли мертв.

– Мертв? Когда это случилось? Почему не информировано консульство?

– Он погиб пять лет назад.

Консул, гордившийся своей невозмутимостью, внимательно рассматривал листок бумаги, вспомнив, что получил его накануне ухода из офиса в пятницу в полдень.

– Ну что ж, мистер Келли, здесь явно произошла какая-то ошибка. В конце концов, ваше имя не столь уж и редкое. А кстати, почему вы все-таки думаете, что в извещении имеется в виду ваш брат?

– А в извещении есть дата?

– Пойдем в дом, выпьем чаю с пирогом.

Мы шли по направлению к железной дороге, ветер дул нам в лицо.

– Пусть ветер продует тебя насквозь.

Я почувствовал странную легкость в ногах, как будто мое тело готово было подняться в воздух. В то же самое время я ощутил и какое-то давление в паху, нарастающее напряжение. Он остановил меня, взяв за руку, и повернул лицом к себе, глядя вниз на то место, где мои штаны вдруг оттопырились.

– О, Кики…

Запах молодых ночей запах сухих парков открывает свой анус восход солнца утро в Сент-Луисе одной ногой в шерстяном носке воспоминания плоти на далеком расстоянии пришел в туалет… валуны цветы протянулись до самого неба на рыбе уходил в небеса годы-годы назад дайте мне рассказать о мхе и деревьях серый мертвый свет два лица вода и лягушки непонятная вещь под водой та рука затянувшийся шрам звездная пыль в воздухе я убежал с прерванного фильма после этого начался холод словно мертвые листья сквозь сон плывут то как вещи подходят друг другу штаны откидывается назад и жует арахис стоит надо мной обнаженный электрическая тишина и запах члена я кончаю в серебряных вспышках так давно далеко…

Ночная тень падает на лицо мальчика, на оснастку судна и на кружащих чаек. Джон чувствует пронизывающий холод пустого пространства. Лицо мальчика покрывает белая корка инея, в взлохмаченных волосах сверкают льдинки, голос звучит призрачно и жутко в собирающихся сумерках…

– Дата? Оно поступило в офис в пятницу в полдень.

– Да, но есть ли на нем дата?

Консул взглянул на листок бумаги. Дата размазана, разобрать ее невозможно. Консул вынужден признать, что извещение какое-то странное. Будто копия отпечатанного на машинке документа, найденная где-нибудь на чердаке среди хлама. Сказано, что в отеле «Мадрид» находится паспорт, выданный на имя некоего Джо Келли, родившегося 6 февраля 1944 г. в Сан-Франциско, штат Калифорния. Отелем названный паспорт удерживается в качестве залога за неуплату счета (сумма не уточняется). Подпись менеджера Дж. П. Борджурли. Консул поморщился и снял телефонную трубку.

Я шел за ним по шпалам, ветер бил мне в лицо.

– Вон там. – Он показал куда-то в поле.

Мы съехали по крутому склону, усыпанному гравием, и пошли по полю по направлению к деревянному забору с калиткой. Это был обычный летний бревенчатый домик, крытый гонтом. Через заднюю дверь мы вошли на кухню, в которой стояли деревянный стол и керосинка. Он зажег ее и в голубом кофейнике сварил кофе, который затем разлил в две белые чашки. Поставил на стол банку с печеньем. Тишину на кухне нарушал только хруст печенья у нас во рту.

– Я покажу тебе свою мастерскую.

То, что должно случиться… то как вещи подходят друг другу открывает задницу восход солнца Сент-Луис утро улица стоит надо мной обнаженный одна нога в шерстяном носке дрочит мой член… продуваемые ветром улицы приборный щиток пистолет затемнение забвение его зовут Джон печальное вялое утро улица в Сент-Луисе… пришельцы человеческая оболочка тонка она постелила мне постель au revoir мой член встал едва заметные порывы ветра мальчик зашел в туалет валуны в темном овраге бледно-голубое летнее небо на рыбе… Сколько я заплатил им? Вы знаете, кто я такой?

Пронизывающим холодом обдало Джона от узнавания.

– Одри, ледяной мальчик.

Изморось у него на лице льдинки сверкают в волосах девственная похоть обнаженный в последних алых лучах заходящего солнца кусок хлеба у ног мальчика. Мальчик исчезает среди оснастки судна и кружащих чаек.

– У меня здесь извещение… – Он прочел его текст в трубку. – Когда оно поступило? В пятницу? А точнее? Во сколько? И кто его принес? Гм…

Консул повесил трубку.

– Очень странно. Создается впечатление, что секретарь вышел на минутку, а когда вернулся, обнаружил у себя на столе извещение… Мистер Келли, вы не могли бы описать мне обстоятельства смерти вашего брата?

– Пароход «Панама» курсом из Касабланки в Копенгаген… пошел ко дну со всем экипажем.

Мы спустились по деревянным ступенькам в подвал, в котором было довольно светло, так как домик находился на склоне холма и в одной стене подвала было несколько больших окон. Под окном стояла деревянная скамья, уставленная" моделями кораблей. Кроме того, там было некое подобие пистолета с резиновыми лентами и кукла в два фута высотой, сделанная из медной проволоки, скрученной в сложные узлы. Он коснулся куклы, провел по ней руками и повернулся ко мне.

– Протяни руку.

Неразборчивое число лет назад. Я расскажу вам о пыли на окнах от бесчисленных лет вздымается рубашка чернильного цвета затерянные улицы туманное расплывающееся дитя печальное словно вянущие цветы мертвая рука затянувшийся шрам там у гнезда аиста окно сельского домика…

«Немного чернил вдохнуть в труп не так ли?»

Серебряные паутинки от разорванной пленки забытые места медленно падают словно мертвые листья сквозь зиму писсуар колокол в гавани песок на ветру метет по улицам запах сухих парков расстегивает штаны откидывается назад и жует арахис там в темной комнате голубая электрическая тишина и запах озона втирает зеркальную смазку в серебристую прямую кишку вместе скользят вибрируют мерцают серебряными спазмами взрываются в звездной пыли неба…

– Я Одри, твой холод межзвездного пространства, Джон.

Казалось, не заметил холода, когда Одри протянул свою левую руку. Его глаза вспыхнули изнутри, словно лесной пожар. Улыбнулся подобно животному девственному из далеких морей прошлого жалостного печального спасения мускусный аромат исходил из его открытых лет в ожидании этого.

– Я Джон.

Ветер на лице мальчика бледный с верфи. Он кашлял в платок.

Так случилось, что консул коллекционировал кораблекрушения. У него был специальный альбом, в который он собирал вырезки из газет. «Мария-Селеста», «Грейт-Истер», «Морро-Касл». Здесь он столкнулся с чем-то, что отсутствовало в его коллекции – нечто незначительное, возможно, мелкое грузовое судно, тем не менее, ввиду… – Консул бросил взгляд на листок бумаги… явно заслуживающее определенного внимания. Он вынул пачку «Плейерз», впервые за все время улыбнувшись, и предложил сигарету посетителю. Молодой человек принял сигарету с непроницаемым лицом и холодным «Благодарю». Было что-то… гм… необычное… решил консул в этих бледных холодных глазах, которые как будто всматривались в какую-то точку, бесконечно далекую как в пространстве, так и во времени. Он смотрит в телескоп, решил консул с уверенностью, удивившей его самого.

– Я так полагаю, что ваш брат был членом команды?

– Да. Он был третьим помощником капитана.

Медное эхо глумливого хохота тропиков от кружащих стервятников Панама-сити…

Numero uno^[1]

Голубое пламя мексиканского неба, кружащие стервятники…

 
M’importe NU YNU YNU
Ynada mas que NUUUUUUUU
 

Задник из гор… переполненный автобус несется на предельной скорости цветы и кресты на обочине отмечают места предыдущих аварий. Автобус забит индейцами, сидящими внутри и на крыше. Все они поют.

 
M’importe NU YNU YNU
Ynada mas que NUUUUUUUU
 

Кудахчут куры, козы блеют, пойманная игуана с широко распахнутой пастью брызжет мочой в молчаливом ужасе. Двое сутенеров раскуривают косячок с полицейским. Водитель поет и отбивает такт ногой, он курит толстый косяк и пьет текилу из бутылки, которую держит в другой руке. Рядом с ним дырявая емкость с бензином сверкает на солнце. Внезапно искра падает с его сигареты на емкость с бензином. Он смотрит вниз, видит, что случилось, и понимает, что ему следует делать.

Продолжая петь «Ynada mas que NUUUUUUUU», он открывает дверцу, выпрыгивает из кабины, катится в мягкую ямку на обочине и с легкостью кошки приземляется на ноги. Автобус, охваченный пламенем, скатывается в узкий ров. Ветер разносит крики и запах паленой плоти. Спастись могут только те, кто сидят на крыше. Рабочие, рубящие тростник с помощью мачете, бросают на землю мешки с тростником. Они смотрят на горящий автобус. Они смотрят на водителя. Выжившие пассажиры с крыши тоже смотрят на водителя. С нечеловеческой скоростью, петляя, он бросается бежать по направлению к горам, оставляя далеко позади все шесть десятков преследователей.

Старый Сержант, обращаясь к выпускному классу курсантов:

– Вы, ребята, видимо, считаете себя намного выше местных черножопых? Ну, тогда, значит, у вас появился шанс доказать свое превосходство…

(Он раздает распечатки. Курсанты смотрят на него с ужасом.)

1-й курсант:

– По-вашему, я должен поджечь автобус и выпрыгнуть из него на глазах у шестидесяти человек с мачете в руках?

Старый Сержант:

– Верно. Для хитреца Сойера это не составило бы особого труда.

2-й курсант:

– Запрыгнуть в первую спасательную шлюпку и отбиться от пятидесяти женщин, желающих попасть в нее?

Старый Сержант:

– Кое-что поймешь о женоненавистнике Бастере.

3-й курсант:

– Выкрасть парашют в пассажирском самолете, выпрыгнуть из самолета, предварительно устроив крушение? Господи, за такое я могу всего лишиться.

Старый Сержант:

– Прекрати ныть, ангелочек, или сию минуту снова окажешься в пехоте.

4-й курсант:

– Вроде бы я вытащил самое легкое задание… найдите подходящих подельников и организуйте ограбление любого отделения «Banco Nacionale» ^[2].

Старый Сержант:

– Это ты получил потому, что ни на что не способен… Ну ладно, шутники, можете взять свое снаряжение… кольца, булавки для галстука, ручки, зубы – все с цианидом… все старье, конечно, но неплохо действуют… и другие яды, которым требуется еще меньше места… вот зажигалка с пульками, зараженными ботулизмом… последствия заражения проявляются через двенадцать часов. Теперь перейдем к биологическому оружию… тоже старые резервы… сибирская язва, бубонная чума, тифозные вши… а вот новинка: «R» означает радиоактивные штаммы… с ними будьте очень осторожны… здесь не поможет никакая вакцина… А вот эти капсулы… примите одну и в течение следующих шести часов своим дыханием сможете свалить с ног целый отдел крепких ребят… или одну вон из тех – и своим пердежом выведете из строя целый округ. А средство под названием «NU» наделит вас сверхчеловеческими возможностями на шесть часов… вы сможете без труда гнуть стальные перила, кулаком пробивать дверь, пробегать пятьдесят миль в час… но как только его действие прекратится, в течение шести дней вы будете беспомощны, словно младенцы… поэтому прежде, чем им воспользоваться, найдите место, где сможете потом надежно укрыться…

– А вот твое задание, Одри… Ты писатель. Опиши захват опасного преступника. Можешь начать скромненько в штате Нью-Мексико, воспользоваться в качестве штаба своей старой альма-матер, Лос-Аламасом…

Когда члены «Комитета бдительности» Нормов, возглавляемые Майком Финном, ворвались в Резервацию Паранормов, они издали страшный вопль ярости. Паранормов там не было. Изрытая ненависть в пустоту, они убили всех животных, которых только смогли найти, после чего уставились друг на друга…

– На что ты так смешно смотришь, Джед? Ты, наверное, хочешь прочесть мои мысли?

– Ты, кажется, умеешь это делать лучше меня, Хомер.

Несколько сотен тысяч Нормов перебили друг друга прямо там же. И тогда слово взял Майк Финн.

– Мы должны вырвать саму идею паранормального с ее зараженными корнями.

Он организовал мощную Полицию Мысли. Любой, у кого на лице было задумчивое выражение, подлежал немедленному аресту и казни. Того, кто выражал мысли, хоть немного отклонявшиеся от благопристойной церковной морали, ждала такая же участь. Американский Моральный Синдром достиг своей терминальной стадии. Смех был строжайше воспрещен. На лицах у всех было одинаковое выражение плохо скрываемой ненависти и желание как можно скорее найти жертву. И тут пришло известие, которого все давно ждали: «Паранормы вернулись. Они укрепились в цитадели на месте Лос-Аламоса».

Под многоголосное пение хора «Вперед, солдаты Христа» Нормы маршем направились на Лос-Аламос. Они не использовали атомные бомбы, так как не осталось никого, кто мог бы с ними управляться. Физики-атомщики и инженеры были уничтожены как Паранормы, ибо простой народ ничего не понимал в их формулах. Самолетам было запрещено подниматься в воздух, так как пилоты в ходе полетов могли тоже сделаться Паранормами. Во время правления Майка Финна стало небезопасным проявлять профессионализм и совершенство в чем бы то ни было. В результате западное общество развалилось, как карточный домик.

Вооруженные вилами, серпами и дробовиками, маршировали Нормы, убивая все живое на своем пути. И вот они взошли на столовую гору, рыча и вопя от ненависти.

С Башен Открыли Огонь.

«Желтая Змея» и «Плюющаяся Кобра» ответили со всей ненавистью, которую когда-либо излучали глаза добропорядочных прихожан, верующих полицейских. Все скопище обитателей Библейского Пояса поистине распоясалось, ответив врагу со всей возможной яростью, подобно белой молнии…

Смерть Смерть Смерть.

Но от великого воинства ничего не осталось, оно полегло, подобно мухам в инсектициде. «Голубой Мангуст» рвался в бой в жажде уничтожения, а путь к отступлению был отрезан Экстер-минатором. Немногие выжившие, плохо соображающие, что происходит, бродили среди бесчисленных груд тел от Лос-Аламоса до Иллинойса, а от Берингова пролива до мексиканской границы волна за волной накатывали силы захватчиков, уничтожая остатки американского кошмара, стирая с лица земли уродливые города и добивая попадающихся им Нормов, словно скот, пораженный ящуром. Любого, кто использовал слова «ПРАВИЛЬНО» или «НЕПРАВИЛЬНО», УБИВАЛИ НА МЕСТЕ. Затем останки Нормов перепахали, чтобы впоследствии использовать в качестве удобрения.

Камеры фиксируют рассеянные силы воюющих и их сломленный боевой дух… подростки-алкоголики, закрытие подпольных издательств, с черными пантерами покончено, возвращается цензура, загрязнение окружающей среды, перенаселение, испытания ядерного оружия…

 
Venceremos?
Мы развесим свое белье
На линии Зигфрида,
Если линия Зигфрида еще существует…
 

Прибытие Одри в Мехико… 3 апреля 1973 г. Комната 18, дом номер 8 по Сент-Дьюк. Снаружи деревья и русло реки с жалким ручейком воды, кое-где запруды со стоячей водой, вдали шоссе. В комнате двое парней. Дверь открывается, и входит третий. Ему около пятнадцати лет, на нем синий пиджак и серые фланелевые брюки.

– Ты умер? – спрашивает Одри.

– Да, – отвечает парень. Он весьма критически относится к другим ребятам и к Одри.

– Вы, видимо, думаете, что смогли бы лучше выполнить задание? – спрашивает Одри.

Парень отвечает «да». Парень номер 1, который был здесь дольше других, пытается затащить номер 3 в постель. Номер 3 сжимает кулаки и говорит:

– Отвяжись!

Тем временем на шоссе грабят отделение «Ваnсо Nacionale». Одри решает пойти в полицию. Они едут по пустым улицам. Номер 1 спрашивает его, чем на самом деле занимается начальник полиции…

– Разными вещами. Он бросает людей в тюрьму, избивает их. Кроме того, он отвечает за подчиненных ему полицейских, которые постоянно напиваются и стреляют друг в друга и в гражданских. Он должен поддерживать дисциплину.

Мы прибываем во двор, и парень номер 2, знающий испанский, отправляется договариваться о допросе. Нас вводят в небольшой кабинет. Шкафы с папками, скамья у одной стены. За небольшим письменным столом сидит женщина-судья, перед ней – пишущая машинка, за спиной – окно. Часть скамьи находится под столом, поэтому, когда Одри садится, его ноги почти касаются колен женщины. Номер 1 примостился на тумбочку с папками напротив Одри с другой стороны стола. Номер 2 садится слева от Одри, скрестив руки. Номер 3 стоит, прислонившись к шкафу с документами. Судья – крупная дама лет шестидесяти с широким бледным лицом, крупным носом, тонкими губами и в очках в металлической оправе. Она больше напоминает университетскую преподавательницу, чем судью.

Одри готов к вопросам об ограблении… слышал ли он выстрелы и т. п… а также к вопросам относительно его отношений с тремя ребятами.

Тем не менее она начинает беседу издалека, говорит о проблеме доверия… она ожидает от него доверия. Фрэнсис Хаксли, например, перевел… далее следует какое-то испанское название… Одри хочет сказать: «О, да, очень неплохо сделано…». И тут до него доходит, что она обладает телепатическими способностями. Он понимает также, что по какой-то причине она доверяет Фрэнсису Хаксли, а ему – нет. Она продолжает говорить и дальше так же уклончиво и с явным намеком на критическое отношение к нему. Он внезапно понимает, что любое упоминание об ограблении здесь будет неуместно. Затем она обращается к троим ребятам. Номер 1 широко улыбается и говорит о «бездействии общества». Его слова вызывают у нее раздражение, она недовольно поджимает губы. Номер 2 говорит: «Мы пришли сюда, чтобы помочь» – но успевает вовремя остановиться на грани совершения грубой оплошности – упоминания об ограблении. Номер 3 ничего не говорит, но он ей явно нравится больше всех остальных.

Теперь мы можем идти, но судья напоминает, что мы находимся под наблюдением… в некотором роде, то есть…

Раздавленный и гонимый, лишь с небольшой горсткой последователей, Одри призывает проклятия на Белую Богиню и на все ее творения, от конквистадоров до Хиросимы, от Болотных Людей до Королевы, от земли Дикси ^[3] до Южной Африки… проклятия от всех маленьких людей земли: Смерть Белой Богине. Ребята решают укрыться в Мексике, где живет дядя одного из них.

Ветхая фазенда в Мексике, горный оплот когда-то могущественного семейства Де Карсон. Семья в последнее время утратила свою прежнюю власть, возможно, из-за старомодного представления о чести, которое, как предполагается, поставило семейство в крайне невыгодное положение по сравнению с их противниками, пользовавшимися американскими методами. Теперь они хотят возвратить себе прежнее могущество. Молодой Дон призвал к себе Старину Тио, семейного наемного убийцу.

– Позаботься об этом неудобном семействе Вестиори и, пожалуйста, улыбайся, только когда улыбка абсолютно необходима…

Старина Тио улыбается…

Наступает благоприятный момент для упоминания о юном племяннике и его друзьях. Молодой Дон проявляет интерес. Он начинает расспрашивать о подробностях.

В ретроспективном эпизоде видно, как ребят косят равнодушно-циничные агенты по борьбе с наркотиками, полицейские из южных штатов, поддерживаемые религиозными женщинами и денежными мешками.

– Битвы ведутся для того, чтобы их выигрывать, и вот что происходит, когда вы их проигрываете… – цитирует молодой Дон.

– Выжившие выучили этот детский урок, – отвечает Старина Тио, – они могут быть очень полезны…

Всматриваясь в череп, он видит ребят как копье… копье звезд, пронзающее небо… копье похоже на «копить»… ахххххх точно э-э мертвый ребенок… неуязвимый для смерти… неуязвимый для жизни… если бы мы смогли перекрыть источник мужского потомства?

Полицейские исчезают с южной улицы… наглые парни, черные и белые, преграждают дорогу южной красотке… они вырывают у нее из рук сумку с продуктами и срывают с нее одежду, в которой потом разгуливают сами…

Молодой Дон гладит череп… череп источает приятный кисловато-мускусный аромат… азотисто-озоновый аромат, смешанный с порождающими желудочные спазмы намеками на запах тления и цианида…

* * *

Стервятники, поедающие мертвую корову на фоне раскаленного мексиканского пейзажа… Осужденный на смерть в газовой камере. Его лицо меняется и становится лицом Белой Богини…

Затхлый сухой запах заброшенных домов на окраине и пустых раздевалок… влажный аромат гниющего цветка… запах мутации…

По мере того как благоухание черепа наполняет помещение, кошки, лисы, ласки, койоты, еноты, норки сбегаются в комнату и начинают тереться о мебель и о ноги молодого Дона и Старины Тио…

Череп, источающий аромат, – символ семейства Де Карсонов. Уже было много попыток похитить череп… У Старины Тио 18 зарубок на винтовке.

Молодой Дон кивает и смотрит в хрустальный череп. Камера следует за его взглядом внутрь черепа, высвечивая все его внутренние изгибы. Семейство Дона многое потеряло вследствие американского вторжения. Скоро вообще не останется семейств, подобных его семье. Но если ему все-таки удастся направить копье прямо в сердце Американского Белого Кита? Прямо в сердце Белой Богини?

Вот молодой прокурор округа, только что вышедший из своего офиса. Рядом с ним появляется Старина Тио, чтобы дать ему небольшой урок фольклора.

Старина Тио:

– Знаете, сеньор адвокат, я намерен прислать вам оленя.

Прокурор округа:

– О, это очень мило с вашей стороны, но, пожалуйста, не затрудняйте себя…

– Ну что вы, синьор адвокат, какие могут быть затруднения!

Лошадь с трупом, перекинутым через седло, словно охотничий трофей, подводит к зданию полиции флегматичный мексиканский коп.

Он равнодушно указывает большим пальцем на свою находку вышедшему на крыльцо прокурору округа:

– Un venado ^[4].

Только теперь до прокурора округа доходит смысл народного выражения, которое употребляют в сельской Мексике. На фоне голубого мексиканского неба и черных крыльев стервятников улыбается Старина Тио…

 
Старина Тио пришел к вам в гости
Привезти оленя? Так это ж очень просто
Над долиной, солнцем палимой
Смеется Старина Тио
 

Под воздействием черепа юноши носятся по Мехико, словно коты по кошачьей мяте. Вилли Актер переодевается в мачо времен президента Алемана ^[5]: клетчатый костюм, накладные усы, пистолет 45 калибра с рукояткой жемчужного цвета. Он разъезжает по улицам в черном «кадиллаке», выкрикивая «Chingoa» ^[6] и расстреливая из пистолета кошек и кур. «Кадиллак» с визгом останавливается перед баром, залитым неоновым светом. Он вылезает из автомобиля вместе с Одри и Джерри в тряпье чапультепекских ^[7] старлеток. Держа их под руки, он вваливается с ними в бар, напевая:

 
Ando borracho
Ando tomando
Yahhhhhoooowwwwww
 

Бармен зеленеет при виде их. Они выглядят угрожающе. Бар освещен зеленым неоновым цветом, у одной из стен стоит аквариум с тропическими рыбами. Рядом со стойкой – группа американских туристов. Вилли глядит на блондинку в слаксах.

– Buenas noches ^[8], сеньорита.

Она поворачивается к нему спиной. Он подходит к ней ближе и тычет в нее дулом своего пистолета. Джерри и Одри хихикают и толкаются.

– Ну он просто чудесен… Он никогда не повторяется.

Стриженный под ежик парень-американец пытается вмешаться. Вилли нацеливает пистолет ему в живот и улыбается. Еще один американец начинает медленно продвигаться к телефонной будке.

– Chingoa!

Вилли выстрелом разбивает стекло телефонной будки и сам аппарат на мелкие осколки.

– Никогда не повторяется.

Из «кадиллака» выходит еще один парень, переодетый в мачо, с двумя блондинками и группой певцов мариачи ^[9]. Оба мачо бросаются друг к другу и крепко обнимаются.

– Родригес.

– Бернабе.

– Каброн.

Они бросают Grito ^[10], который подхватывают певцы мариачи и идут в «Андо Боррачо».

Бернабе бросает деньги на стойку и заказывает виски «Old Parr» на всех присутствующих, после чего поворачивается к американским туристам.

– Практически все в Мексике пьют виски.

– Никогда не повторяется.

(Этот рефрен подхватили уже и четыре блондинки.)

Теперь они начинают парадировать мексиканского копа. Бернабе сует в рот громадную чеканную бляху и скалится.

– Никогда не повторяется.

Они обходят бар вокруг. Бернабе сверкает бляхой, а Родригес держит паспорта вверх ногами, злобно глядя на них и рыгая чесноком.

– Документы у вас плохие, ми-истер… Пройдемте в комиссариат.

– Никогда не повторяется.

Бернабе запрыгивает на стол и мочится в большой аквариум с рыбами.

– Никогда не повторяется.

Ребята надевают костюмы чарро ^[11] и разъезжают по сельской местности, терроризируя пеонов. Они устраивают сидячие соревнования, усаживаясь вдоль стены и надвинув шляпы на глаза. Фишка состоит в том, чтобы просидеть дольше всех остальных и меньше других шевелиться. Дэйви Джонс выигрывает без малейшего усилия.

Затем они добывают тексты ацтеков и майя и наряжаются в одежды из перьев в стиле Монтесумы. В текстах имеется изображение человека выплевывающего кремень… суровые слова… Или изображение маленького зеленого свитка, выходящего изо рта. Одри и Дэйви Джонс сидят напротив друг друга. Одри в одеянии колибри, Дэйви Джонс – в костюме Черного Капитана. Дэйви Джонс плюется кремневыми наконечниками для стрел. Одри дует в маленький зеленый бумажный свиток, тот лопается, и вокруг распространяется запах тухлых яиц. Это наводит Одри на мысль, и он принимается за работу с плесенью и затвердевшей карамелью. И вот леденец готов. Сняв с себя всю одежду, кроме одеяния колибри, в сопровождении Джерри в набедренной повязке, из-под которой кое-что выпирает, он влетает в бар, где сидит мачо и пьет. Мачо смотрит на них и плюет на пол.