000
ОтложитьЧитал
Пролог
– Этого должно хватить.
– Хм, за мои труды тощего кошеля не достаточно, и я ожидал совсем другую плату, более весомую и значимую, и еще не поздно оправдать мои ожидания.
– В этом кошеле намного больше, чем кажется.
– Мне не нужны твои деньги или драгоценные камни, у нас их с лихвой хватает, можешь поверить, а у тебя есть кое-что гораздо более ценное, и ты знаешь, о чем я. Ведь не станешь же отрицать, что за редкое колдовство, такое, как наше, хороша лишь плата столь же исключительным колдовством или магией?
– Что? Нет, забудь, мою кровь не получишь, но я могу пустить твою, стоит мне только захотеть. Был договор, и не советую его нарушать, иначе это место превратиться в руины, а ты и все последователи вашей поганой секты отправитесь на тот свет. Где обещанные свитки Сумеречных Слов? И надеюсь их получить вместе со своей личной вещью.
Громкий и грозный мужской голос, словно раскат грома, прозвучал в стенах каменного храма и растворился под высоким сводчатым потолком. Над громоздким алтарем, высеченном из необработанного реальгара, склонилась внушительного роста фигура, упираясь кулаками в шершавую поверхность, и чуть подалась вперед. По другую сторону жертвенника, на котором валялся раскрытый кожаный мешочек с золотом, стоял низкорослый мужчина в свободных темно-синего цвета одеяниях служителя храма. Из-под капюшона выглядывало угрюмое бледное лицо со впалыми щеками и черными, как сама ночь, прищуренными глазами, над которыми нависали густые нахмуренные брови. Во взгляде читалось откровенное недовольство и презрение к наглому и дерзкому переговорщику, который появился с месяц назад на пороге города, возведенного посреди бескрайних лесных угодий.
О неизвестном пришлом прознали не сразу, что показалось тогда странным, ведь здесь повсюду были глаза и уши, мимо многочисленных служителей и простых оставшихся жителей незнакомец не мог пройти так, чтобы остаться незамеченным. Но как только незваный гость оказался лицом к лицу со старейшиной, тому стало сразу ясно, в чем оказалось дело, почему его присутствие никто не подметил. Глава города безошибочно мог определить носителя любой магии и ее источник, особенно, если она имела далеко не светлую природу, и в грубом рослом страннике он узрел как раз такую. Стоило незнакомцу лишь ступить в мольбище, куда он сам явился неожиданно и без приглашения, как служитель буквально кожей ощутил ту странную силу, что исходила от него. Это было нечто темное, по-настоящему темное, и лишь отдаленно напоминавшее ту разрушительную энергию, которая уже была известна, и которая явно уступала той, что носил в себе пришлый. И незнакомая магия не могла не заинтересовать алчного до сакральных знаний старейшину, который вместе с остальными адептами собирал по всему свету и практиковал то, о чем даже королевские маги и оккультисты и не догадывались.
Он жадно вдыхал в себя воздух, буквально пропитанный незримой тьмой, что принес с собой незваный гость, свирепый и суровый вид которого у простого люда не вызывал бы ничего, кроме опасений за свое спокойствие и жизни. Но глава города не испытывал ни страха, ни трепета при виде высокого широкоплечего человека в латах цвета угля, часть лица которого скрывала плотная серая ткань, оставляя открытыми лишь полные злобы глаза. Его мало что пугало в этой жизни, даже смерть, и благоговейный ужас и волнение, как и остальные последователи секты, он испытывал лишь к одному созданию – их великой покровительнице, которая давала им силы, знания и возможность прикоснуться через себя к сокрытым тайнам потусторонних миров. Потому-то сейчас, слыша очередной отказ в желаемой плате за ценные свитки, которых нигде больше не отыскать, и вместо которых предлагаются жалкие деньги, служитель едва сумел скрыть вспыхнувшее в нем негодование. Однако сдаваться он не собирался и решил получить желаемое любыми способами – хватило бы даже одной капли, – иначе бы сделки не состоялось. Никогда. У главы города были свои планы, и отказываться от выпавшего шанса заполучить нечто уникальное было бы глупо. Да и мысли о том, что какой-то чужак пронюхал о ритуальных письменах и где их искать, не давали покоя, ведь они, как и многое другое, всегда ревностно охранялись внутри круга общины, и ничего никогда не разглашалось.
Искоса глядя на рослого здоровяка, имени которого так и не прозвучало за все время, он, скрипя зубами от досады, указал рукой на высокую железную дверь, ведущую в хранилище.
– Они здесь, все до одного и совершенно полные – ни единого слова не потеряно.
– Не вздумай меня обмануть, – процедил мужчина, сверля служителя темно-янтарными глазами. – Забирай деньги и мы в расчете, в конце концов, ваше сборище не много потеряло, отдав мне то, чем вы сами вряд ли когда-то воспользуетесь.
– Ты ничего не знаешь о нас, чужак.
Переговорщик лишь презрительно ухмыльнулся в ответ – он действительно почти ничего не знал об этих фанатиках, да и не хотел, его интересовала лишь собственная цель, которая и привела к ним, – и, обогнув алтарь, твердой поступью направился к двери. Хранилище окутывала темнота и только порог и несколько ступеней винтовой лестницы, ведущей вверх в одну из башен крепости, можно было разглядеть в слабом свете, проникавшем из зала. Внутри несло чернилами, пергаментом и сыростью, от чего казалось, что помещение пребывает в жуткой запущенности и никогда не проветривается и не посещается. Когда же тусклые огоньки редких масляных ламп все же осветили хранилище, то все сомнения рассеялись разом: жуткий беспорядок царил повсюду, и домыслы только подтвердились. При нынешних хозяевах многое пришло в запустение в городе-крепости, включая главный храм. Практически везде прошлась рука разрухи, и некогда благородный и величественный вид всего, что вмещали в себя городские стены приобрел угрюмый и неухоженный облик. И, конечно, такая участь не могла не постичь и закрытую от посторонних глаз огромную комнату, в которой ни одна вещь не знала своего места, всюду виднелись грязные следы от обуви, пятна разлитых чернил, а помятые листы, вырванные из толстых и неподъемных фолиантов, небрежно валялись на столах и полу. Подобное зрелище удивило и насторожило чужака: ни разу в жизни он не видел, чтобы так обходились с местом, где хранятся далеко не кухонные знания, ведь все требует своего исключительного порядка, особенно, если речь идет о магии и колдовстве. Но здесь не было ни почтения, ни уважения, несло лишь скверной и грязью. Дверь с грохотом захлопнулась. Мужчина окинул волчьим взглядом пространство и нашел лишь один единственный угол, где пребывали порядок и чистота. Им оказался устланный тяжелой красной тканью невысокий каменный постамент сбоку от дверей с водруженными на него двумя длинными объединенными столами-тумбами. В отличие от других, их столешницы оказались практически свободными, на них стояла лишь пара подтаявших свечей, столько же чернильниц и прямо по центру – резная вытянутая шкатулка из дерева. Позади столов раскинулось с десяток полок, нависавших друг над другом до самого потолка, и каждая из них держала на себе массу аккуратно составленных книг, баночек и колбочек, свитков, каких-то коробочек и непонятных вещей. Чуть в стороне на стене было растянуто грубое полотно из льна, выкрашенное в черно-красные цвета, с изображенным на нем темно-синим маком, заключенном в цепочку-спираль из непонятных символов. Контраст на фоне всеобщего бардака бросался в глаза, как и нарочитая и чрезмерная опрятность на постаменте, что вызывало недоумение и еще больше подозрений.
Старейшина вытащил из кармана своих одеяний связку ключей и, приказав жестом покупателю оставаться на месте, направился вглубь помещения. Скрывшись в лабиринтах из стеллажей, шкафов, стульев и столов, он некоторое время провозился там, хлопая дверцами и гремя ключами. Спустя несколько минут глава, наконец, появился, держа при себе два запечатанных металлических массивных цилиндра, которые местами проела рыжая ржавчина и украшали вмятины и царапины прямо на выгравированных письменах, будто их когда-то пытались грубо вскрыть. Внешне они ничем не отличались от тех вещиц, что по дешевки продают караванщики или жадные рыночники, готовые за монету сбыть любой хлам, который у них завалялся – потертые, изношенные временем, словно побывавшие в тысячах рук. Цилиндры легко можно было принять за никому ненужный мусор, попадись они кому из посторонних на глаза, но сведущие в магических искусствах и державшие у себя подобные предметы знали, что внутри находится то, ради чего многие из простолюдинов продали бы душу. Ну, или просто отдали бы все, что у них имелось. Впрочем, даже за такую жертву прок от ценного содержимого извлечь едва ли получилось у какого-нибудь доходяги и невежды, ведь начертанные письмена открывались лишь посвященным или наученным.
Пока готовились свитки, никто не проронил ни слова, украдкой и настороженно наблюдая друг за другом: один другого считал подозрительной и темной личностью, за которой нужно приглядывать и не доверять до конца. И каждый про себя считал, что при любом самом гнусном и подлом раскладе, случись какая разборка, подстава, за которой непременно последовало бы кровопролитие, именно он выйдет победителем, имея при себе преимущество, которое сопернику и не снилось.
– У меня мало времени, и терпение уже на исходе, – низкий и суровый голос странника разрезал нависшее над ними безмолвие, – советую тебе поторопиться.
– Ты находишься в моей обители, и время здесь течет так, как ей нужно. К тому же, без соблюдения всех правил и тонкостей ты свитки не получишь – не сможешь взять их в руки, даже прикоснуться, не говоря уже об использовании или прочтении, – зловеще оскалился храмовник и принялся открывать цилиндры, которые водрузил на один из столов.
Замки щелкнули, скобы туго и медленно опустились и металлические футляры открылись. Внутри лежали свернутые пергаментные листы грязно-желтого цвета, окаймленные черной ниткой. Над каждой рукописью стояла печать, особый знак, сотканный из слов, которые не звучат, где попало. Бестелесные крошечные темные сферы парили в воздухе, едва касаясь свитков, и лишь производили впечатление глупой магической забавы, которая больше походила на мыльные пузыри. Однако эта видимость могла сильно навредить тому, кто поддался заблуждению и дотронулся до печатей, посчитав, что они не несут никакой опасности, и предать беспечного долгому забвению или отправить бродить по бесконечным лабиринтам во мгле где-нибудь в Нижних Мирах. Физическую боль тоже могла причинить, и тогда неосторожного ждали неизлечимые ожоги и обугленные пальцы. Эти сферы, магия, из которой они создавались, являлись плодом трудом мастеров с самых дальних уголков мира, куда редко доходили путешественники, и откуда был родом и сам глава здешнего города, и потому-то только он знал все секреты наложенных заклинаний. Даже своим ближайшим помощникам и приспешникам он не раскрывал полученных знаний.
Старейшина что-то долго нашептывал и водил пальцами над свитками, затем достал из-под балахона ограненный морион, обвитый тонкими серебряными нитями, снял его с шеи и положил рядом с цилиндрами. Незнакомцу же оставалось молча наблюдать за происходящим, мысленно негодуя и раздражаясь медленно продвигающейся сделке, с каждой минутой поддаваясь мрачным сомнениям и подозрениям. Быть может, его обманывают, водят за нос, и нет никаких преград, никаких печатей? Быть может, проще было выкрасть под покровом безлунной ночи ценные свитки, не теряя собственного времени и денег? Его бы все равно не поймали, ведь эти ряженые культисты даже не почувствовали его присутствие в городе до того момента, пока он сам себя не явил им, и все бы прошло гладко и без проблем. Но теперь поздно об этом думать, все уже складывалось иначе.
– Подойди, – спустя время служитель, наконец, сделал шаг в сторону, приглашая незваного гостя жестом встать рядом. Тот хоть и не сразу, но повиновался, тяжелой поступью приблизившись к подножию. Над свитками больше не мерцало никаких шаров, все было чисто и свободно от магии. – Они твои, но есть одно небольшое условие, и его нужно выполнить, дабы завершить весь круг перехода.
– Что еще за условие? – здоровяк положил руку на пояс, на котором красовался двуручный меч, и многозначительно постучал пальцами по рукояти.
– Ничего особенного, – вкрадчиво и заискивающе произнес старейшина, прищурив глаза, и расплылся в отвратительной улыбке, – тебе нужно лишь закрепить свое право на письмена, а для этого необходимо коснуться той магии, которая охраняла их.
– За глупца меня принимаешь? Я знаю достаточно о магии и колдовстве, знаю, что могут таить в себе и сколь опасны бывают эти силы.
– Не в чистом виде, нет, а всего лишь до ее образа, энергии, заключенной ныне в этом камне, – перебил храмовник и указал на объятый серой дымкой кулон, от которого шло тепло. – Магическая связь все еще сохранена, и чтобы не было никаких препятствий владеть свитками, тебе нужно только запечатлеть свой след, и все.
Переговорщик нахмурился, несколько раз перевел мрачный взгляд с цилиндров на служителя и обратно. Если бы эти свитки не были так ему нужны, не являйся они частью того, что приблизит к желанной цели, то ноги бы его не было в этом чертовом месте. Но без них нельзя, ничего не получится, и назад дороги теперь просто нет. Однако он силился не показывать всем своим видом зародившиеся в нем опасения, вальяжно облокотившись о стол и презрительно хмыкнув.
– Не советую играть со мной в игры, – его голос походил на звон холодной стали. Из глубокого кармана на рукаве, пережатого ремнями, показался кинжал, лезвие которого тут же коснулось цепочки и через мгновение морион повис в воздухе. Он по-прежнему был объят дымкой и источал непонятные флюиды, но странное предчувствие не покидало незнакомца. Внутри что-то щелкнуло и он с шумом бросил кулон на стол. – Обойдемся без прелюдий и твоих фокусов, я потерял достаточно времени, и можешь это самое право оставить за собой. Сделка завершена, – странник потянулся к цилиндрам, но не успел и дотронуться до них, как по руке полоснуло слабым светом.
Плотную перчатку из кожи со стороны ладони рассекло от пальцев до самого запястья. Воздух тут же окрасился бледно-рубиновыми разводами, будто краску пролили в воду – кровь. Потоки быстро скрутились в тонкую нить и стали втягиваться амулетом, в мгновение ока перекочевавшего на шею хозяина, из-под одеяний которого на секунду, сверкнув, выглянул металлический диск, что так опрометчиво незнакомец передал храмовнику в момент договора.
– Ты!.. – глаза чужака, почти задыхающегося от вспыхнувшей в нем ярости, тут же потемнели, сменив свою чистую янтарность на непроницаемую кофейную пелену.
Схватившись за рукоять меча, он резким движением оголил клинок и направил его в сторону служителя, но тот нисколько не был напуган выпадом. Сверкнула зловещая улыбка на бледном лице. Один миг – и силуэт старейшины скрылся в темных уголках хранилища. Пламя ламп задрожало, заставляя тени зайтись в безумной пляске, и огонь потух, моментально погрузив все в черноту.
– Клянусь, я снесу твою чертову башку с плеч, – проревел незнакомец в темноту и рванул вслед за голосом обманщика, прозвучавшем где-то в бесконечном мраке…
Глава I. Опасная охота
Луна луну сменяет, за годом утекает год.
В веках немых отыщут легенды свой оплот…
Слишком долго длилась вьюга. Даже для такого места, как Гла́цием-Те́рра, подобная непогода – большая редкость. Уже неделю не стихали метели, успевшие занести все дороги и равнины, покрыть снегом маленькие, но надежные дома жителей города и возвышающийся замок на холме. На сером небе не было ни малейшего намека на просвет – его полностью затянуло плотной пеленой.
Глацием-Терра, центральный город северных чертогов снежной и ледяной провинции Хи́дден, славился своими прекрасными, но холодными и суровыми землями. И не каждый из грезивших о белых от снегов краях способен был освоиться в них, и большинство ищущих новой жизни возвращались назад, в деревушки и города своих родных земель обширного и богатого континента Кордея. Возведенный на берегу моря Конгела́та еще более двух веков назад правителем Эйрусом Хмурым, Глацием и по сей день стоит окутанный колючими снегами и ветрами. Однако основать его в этой стороне было чрезвычайно важно для Хиддена: Глацием стал портовым городом, откуда часто отбывали огромные груженые товаром каравеллы и небольшие шхуны, и где принимали торговые суда из соседних земель. Водный путь по Конгелату считался самым безопасным, не взирая на частые штормы и коварные льды – видимо потому-то его и избегали корсары и морские разбойники, – и самым коротким. Со временем город стал разрастаться и превратился в крупнейшую торговую столицу, куда стремились попасть большинство купцов всех мастей – от мелких одиночек, желающих обзавестись нужными связями и показать себя, до влиятельных морских компаний, предвкушающих большую прибыль от выгодных сделок.
Этим вечером непогода особенно сильно разошлась: из дома можно и носа не показывать – видимость нулевая, да и опасно. Где-то в замерзших лесах протяжно выли волки, словно подпевая разбушевавшемуся ветру. Сквозь снежный буран едва различались небольшие желтые пятна – теплый свет в домах горожан.
Маленькая детская ладошка прильнула к окну и провела по стеклу несколько раз. Семилетняя Нира, вглядываясь в опустившуюся темноту, напевала звонким голосом охотничью песенку, которую она когда-то разучила с отцом.
– Мама, – девочка отошла от окна и, усевшись на пол возле разгоревшегося очага, стала крутить в руках деревянную собачку-игрушку, – почему папа так долго не возвращается? Скоро же ночь…
– Не волнуйся, милая. Наверное, он остался в лесной сторожке, чтобы переждать вьюгу, и вернется к утру, – несмотря на спокойный голос, женщина с каждой минутой волновалась все сильнее, теряя веру в собственные слова, – вот увидишь. А пока, помоги мне собрать посуду со стола – дома всегда должно быть чисто.
Девочка резво подскочила и, как волчок, завертелась возле матери, которая подавала пустые тарелки и кружки. Борясь с тревогой, растущей внутри, Миртэй едва контролировала свои руки, чтобы те не дрогнули; в мыслях она ругала хозяина мясной лавки, которого черт дернул отправить Верда в такую непогоду за зверем. Всем обитателям этих земель известно, что во вьюгу лучше и не высовываться из дома, даже для того, чтобы сбегать в местную лавку за какой-нибудь ерундой, а уж охота! О ней и вовсе нужно забыть. Ведь уже не раз в такие времена пропадали жители города, которых потом даже не было возможности отыскать среди снегов. Миртэй всегда сочувствовала потерям других, но никогда не думала, что такое горе может коснуться и их семьи. Закончив с посудой, женщина погасила с десяток свечей, оставив жить огонь лишь на двух да в очаге.
– Пора спать, Нира, – Миртэй нежно погладила дочь по голове и слегка подтолкнула ее к детской.
Дождавшись, когда дочь уляжется, женщина тут же бросилась к окну и стала старательно вглядываться сквозь метель, в надежде, что вот-вот увидит мужа, спешащего домой. В ожидании, она села на стул да так незаметно для себя и уснула. И сон обволакивал бы ее до утра, но внезапно раздался громкий стук в дверь, от чего Миртэй вздрогнула и мгновенно очнулась от дрёмы. Стук снова повторился, но с еще большей силой, да такой, что дверь задрожала. Не на шутку перепугавшись, женщина отпрянула назад – неизвестно, кого принесла с собой опустившая на землю ночь? Никто из местных так шутить не станет, а если это был ее супруг, то непременно подал бы голос. Нервно сглотнув слюну, она схватила стоящий в углу арбалет, который сделал для нее Верд, и направила его в сторону входа. Наступила гнетущая тишина. Сердце Миртэй бешено колотилось и его стук отдавался в ушах глухими ударами, но все же сквозь монотонное гипнотизирующее биение она уловила странный звук снаружи дома, будто что-то грузно упало на порог. И снова все затихло. Не выпуская из рук арбалета, женщина осторожно подкралась к двери, прислушиваясь к малейшему шуму. Встав сбоку от выхода, она замерла и простояла так еще минуту, никак не решаясь отворить. Видя, что ничего не происходит, Миртэй одним резким движением открыла дверь и, ступив на порог, встретилась лицом к лицу с разбушевавшимся бураном и непроглядной тьмой, а ледяной ветер в одно мгновение растрепал ее волосы. Щуря глаза, Миртэй сделала еще шаг и тут же натолкнулась на что-то крупное. Свету от огня едва хватало сил пересечь порог, но и его было достаточно, чтобы женщина смогла разглядеть и осознать ту ужасную картину, что предстала ее взору: на крыльце лежал ее муж, под ним же виднелась немаленькая лужа темного цвета, окрасившая снег вокруг. Побледнев от страха, Миртэй выронила из ослабевших рук арбалет, а ее ноги тут же подкосились. Кровавые следы были повсюду: на деревянных балках, держащих крышу над крыльцом, запорошенных ступенях и ходившей ходуном от ветра двери. Подавив испуг и взяв себя в руки, женщина бросилась к Верду и аккуратно повернула мужа на спину, поддерживая его голову рукой. Мужчина тяжело и прерывисто дышал, издавая слабые хрипы, но он был жив. В руках Верд сжимал длинный шнурок с нанизанным на него большим плоским металлическим кулоном, испещренным странными узорами. Женщина не помнила, чтобы что-то похожее принадлежало кому-то из их семьи.
– Папа? – послышался дрожащий детский голос.
Миртэй обернулась и обнаружила стоящую босиком на пороге Ниру в одной ночной рубахе. На невинном личике дочери застыло выражение ужаса, а через мгновение изо рта девочки вырвался крик, слившийся с завыванием вьюги и уносимый вдаль, поглощаемый ночной мглой.
Холодный утренний свет пробивался сквозь изморозь на окнах и проникал в залы и комнаты двухэтажной таверны, стоящей неподалеку от порта. «Медвежья голова», так звалось заведение, стояла с самого основания города и за все время немало путников приняло у себя, дав им теплые постели, горячую еду и согревающий очаг. Завсегдатаи таверны со дня ее открытия были моряки, странствующие торговцы и одинокие путешественники, которым все бывшие и нынешние хозяева «Медвежьей головы» оказывали радушный прием. От постояльцев можно было всегда услышать последние новости и сплетни, собранные со всего континента, приобрести редкие и не очень вещицы. Конечно, местные жители также частенько захаживали в трактир, чтобы угоститься славящимся на всю округу крепким травяным настоем, который здесь подавали. Рецепт же ароматного пьянящего напитка, ставшего знаменитым среди местных и заезжих, переходил от владельцев к владельцам вместе с правами на заведение, хотя со временем уже стало забываться, кто был изобретателем этого великолепного настоя.
В уютно обставленном зале суетилась совсем юная девушка – пятнадцати лет, не больше, – пытаясь одновременно подметать полы и протирать массивные столы из дерева. Однако это ей не очень удавалось: метла то и дело выскальзывала из неумелых рук, занятых тряпками; пару раз девушка даже споткнулась об упавшее помело. Тяжело вздыхая, она поднимала одноногую бестию и продолжала уборку, надеясь ничего больше не уронить, не разбить и не испортить, как это бывало частенько.
– Ты привыкнешь, Сафир, – на коленях возле очага сидела женщина и вычищала оттуда золу. – Не все дается сразу, уж поверь мне. Но все же тебе нужно поторопиться, ведь скоро наши гости начнут просыпаться – нужно будет пройтись по комнатам после них, узнать, кому что нужно, да и новые посетители не заставят себя ждать.
– Да, тётя Алта, – тихо пролепетала Сафир и прижала к себе метлу. – Что я еще сейчас могу сделать?
– Иди и как следует поешь, тебе нужны силы, – Алта поднялась с пола и, подойдя к девушке, развернула ее в сторону кухни. – Ступай.
Добродушная Алта Фарти владела «Медвежьей головой» вместе со своим мужем Дореем уже шесть лет, и чуть больше года назад приютила у себя свою племянницу Сафир Паланио, мать которой пропала в лесах много месяцев назад, а от отца, якобы ушедшего в море раньше исчезновения жены, давненько не было вестей. Конечно, в Хиддене она не единственная была сиротой, тут на каждом шагу можно встретить детей, лишившихся одного или сразу обоих родителей. Но, если в тех, остальных случаях, все было ясно, как день, то с этой семьей дело обстояло совсем иначе. Больно странно выглядело исчезновение, и даже Алта, старшая сестра Рии Паланио, задавалась не меньшим количеством вопросов, ответы на которые затерялись вместе с сестрой неизвестно где. Их родственные отношения нельзя было назвать самыми теплыми и доверительными: Рия словно отгораживалась от всего мира, почти не пускала на порог Алту, да и сама не ходила по гостям. Близкое и душевное общение между сестрами закончилось еще задолго до того, как Рия вышла замуж, и скрытность и угрюмость, конечно же, насторожили не только Алту, но и родителей. Но поделать с этим никто ничего не мог, связь между родственниками угасала и ослабевала, во всяком случае, со стороны младшей. Когда же Рия покинула отчий дом – куда ушла, никто представления не имел, – ни одна душа из близких или знакомых не знала, чем занимается девушка, только много позже, спустя несколько лет, когда она объявилась вновь в родных краях, стало известно, что она вышла замуж и носит под сердцем дитя. Женщину редко можно было встретить даже на рынке, а чаще видели бредущей в гордом одиночестве по одной из тропинок, ведущих в лесную глушь. Ее же муж Ирди, выходец из какого-то крупного города одной из восточных провинций, был более открыт и дружелюбен, но и с ним пообщаться выпадала возможность нечасто – морские странствия буквально поглощали дни и недели. Поэтому, никто, даже Алта, так и не смог пролить свет на пропажу супругов. Злые языки и обычные сплетники болтали, что родители попросту бросили свою не совсем нормальную дочь, решив начать каждый свою жизнь заново без обузы, но большинство не могло представить, чтобы они вот так поступили. А расспросы Сафир, которую в городе многие считали не в своем уме из-за частых припадков и провалов в памяти, ни к чему не привели – она твердила, что ничего не знает или не помнит.
– Бедняжка, – женщина покачала головой и вытерла фартуком случайно запачканное золой лицо.
Закончив чистку очага, Алта разожгла новый огонь, который тут же весело заплясал на потрескивающих поленья, завораживая так, что невозможно отвести взгляда. Немного подержав сухие ладони над разгорающимся пламенем, улавливая тепло, женщина продолжила хлопотать. За окном так же завывал ледяной ветер, швырявший в разные стороны колючий снег. Дверь в таверну резко отворилась и через порог перевалились двое мужчин в заснеженных одеждах, в которые укутались с ног до головы. Придерживая дверь обеими руками, один из посетителей плотно закрыл ее за собой, поборов сквозняк. Потоптавшись на месте, гости стряхнули со своих меховых одеяний налипший снег, сняли плотные варежки и, подойдя к столу, что стоял ближе к огню, рухнули на стулья.
– Добро пожаловать в «Медвежью голову», – поприветствовала ранних визитеров Алта, не отрываясь от оловянных кружек, которые она бережно вытирала полотенцем и ставила под прилавок. – Что желаете? Могу поспорить, чего-нибудь погорячее.
– Славного утра, хозяйка. Самого крепкого эля и пряной оленины, а животы совсем пустые, – откашлявшись, произнес невысокий крепкий мужчина и погладил густую бороду. – Что ночка, что утро – те еще выдались, да и счастье, что вообще накануне не сгинули в Сером Тракте в такую вьюгу.
– Не говори, Таус. Все тропы замело, черт побери! – махнул рукой Довас и освободился от тяжелой накидки.
– Аран, зажарь-ка добрый кусок оленьего мяса! Сафир, принеси гостям темного тминного эля! – отдав распоряжения, женщина вышла из-за прилавка, подхватила пару деревянных тарелок, на которых лежало по двузубой вилке, и поставила их перед посетителями. – Серый Тракт? Так далеко? Как же вас туда занесло?
Мужчины мгновенно переглянулись – проговорились так проговорились, – и заерзали на стульях, стараясь не встречаться взглядом с Алтой, которая тут же почувствовала обеспокоенность, охватившую гостей.
– Похоже, новость о случившемся еще не успела облететь округу, – помявшись, тихо произнес Таус и осторожно покосился на женщину. Не хотелось ему раньше времени трепать языком и разносить, как сорока, вести, но пристальный взгляд Фарти и его несдержанность уже не давали ему уйти от ответа. Да и все равно скоро молва разойдется, как черная чума. – Вчерашним вечером мы вместе с Вердом… отправились на зверя в Холмистые Леса – какому-то дураку, видите ли, приспичило пополнить запасы своей лавки в не самое подходящее время. Мозги бы ему вправить для порядка… Да и мы хороши, нечего сказать, зачем-то согласились и потащились, как верные псы по команде хозяина, тьфу!
– Постойте, с Вердом Тарино? – перебила мужчину хозяйка.
Семью охотника Алта с супругом знали давно, их отношения были не просто приятельскими и по-соседски добрыми, а по-настоящему дружескими и теплыми. Алта покупала у его жены прекрасные деревянные столовые приборы ручной работы для харчевни и частенько захаживала в гости, а у самого Верда – дичь и туши зверей, которые потом умело разделывал и готовил ее повар.
– Именно с ним, – подтвердил гость, тряхнув головой, которую украшала густая рыжая шевелюра с посеребренными висками. – Так вот, все бы ничего, да только треклятый буран запутал нас и мы сбились с дороги! Бродили мы, значит, бродили, и до-олго так, пока не начали сгущаться сумерки, и тут я понял, что в какой-то момент свернули не в ту сторону… и оказались в Сером Тракте, прямо у тех самых старых руин… проклятущего Орсола… До сих пор не понимаю, как же так получилось, что заплутали, запутались в знакомых местах, пусть и впотьмах, во вьюгу, ведь прежде такого никогда не бывало, – Таус развел руками, – прям морок. Ведь до Тракта не час или два идти…
– Вой стоял жуткий, – встрял Довас, облокотившись о стол, и многозначительно закивал, точно сам себя пытался заверить в сказанном. – Я чувствовал, что свирепые зверюги околачиваются поблизости, в ожидании легкой добычи, иначе и быть не могло. Людей же там почти не бывает, и кому остается занять земли, как не волкам?
Алта внимала каждому слову мужчин, ощущая, как мурашки покрывают ее тело с ног до головы, она невольно вздрогнула. Никто в здравом уме не отправится полюбоваться на гнетущие развалины давно мертвого города, а уж если заплутать и забрести ненароком туда – бежать из этих мест нужно как можно скорее!