Наталья Ручей
* * *
Глава № 1
Какое-то время я сомневаюсь: случившееся сегодня – повод для грусти или для праздника? Но гололед и порыв осеннего ветра буквально вкатывают меня на ступени магазина.
А вот то, что помимо всего остального я покупаю пирог с маком, торт и бутылку хорошего красного вина – уже исключительно мой выбор. Наверное, чувство вины все-таки подавляется отголосками тихой радости, что и эта агония наконец-то закончилась.
Из магазина качусь осторожно, стараясь не добавить работы травматологам, которые и без меня наверняка зашиваются. Как обычно в нашей стране, никто не подозревал, что в ноябре может ухудшиться погода, и в итоге многие сегодня пытались преодолеть погодный коллапс на летней резине и в обуви, не предназначенной для экстремальных передвижений.
Мои осенние ботинки на каблуке тоже не верх удобства, но, слава Богу, идти (а скорее, ехать) недолго. Всего минут через пять я уже облегченно перевожу дух в подъезде, а потом легко поднимаюсь на третий этаж.
– Привет, милая, – бабушка открывает дверь после первого же звонка, позволяет себя обнять и тут же приосанивается, отстраняясь. – Проходи.
Пока я переобуваюсь в тапочки и снимаю дубленку, она смотрится в зеркало и чуть подкрашивает губы помадой. Несмотря на преклонный возраст, она стройная, как и в юности, и все так же любит следить за собой. На ней белый брючный костюм, как будто в гости она ждала не меня, а кавалера, аккуратный макияж, а белоснежные волосы уложены в высокую прическу.
Я заношу покупки на кухню, и пока разбираю их, бабушка включает чайник, ставит чашки, а потом замечает торт и бутылку вина, и меняет чашки на бокалы. Я стою к ней спиной, но чувствую ее взгляд, и мысленно считаю секунды, пока она догадается. Никакого праздника нет, логика бабушки сбоев никогда не давала, так что…
– Это какой по счету, Оль? – участливо спрашивает она спустя всего тридцать секунд. – Кажется, пятый?
– Не преувеличивай степень моего демонизма, – усмехаюсь. – Пока только четвертый.
Бабуля покладисто кивает, принимает бокал вина и делает глоток, пока я организовываю нам нарезки и разрезаю торт. Увидев, что она сильно переживает, склоняюсь к ней, обнимаю и пытаюсь утешить.
– Ба, не волнуйся, ну с кем не бывает… подумаешь, уволили, – бормочу я, старательно пряча вздох. – Не только меня ведь, просто фирма закрывается. Кризис.
– Кризис, – повторяет глухо она, и вздыхает вместо меня. – Но, Оля, этот кризис случается уже четыре раза подряд.
– С учетом, что он настигает меня примерно раз в году, получается не так часто, – пытаюсь ее приободрить.
Бабуля кивает, временно отпуская болезненную тему, но я вижу, как она невольно хмурит седые брови. Ее не утешает даже любимое вино и торт, который она из-за фигуры позволяет себе очень редко. Она старается взять эмоции под контроль и вздыхает украдкой, пока я в который раз борюсь с двойственными впечатлениями. С одной стороны, когда четыре раза подряд фирмы, в которых работаешь, закрываются – это повод для печали или хотя бы разочарования. С другой – когда работа не любимая, это как возможность глотнуть свежего воздуха в затхлом помещении.
До момента, когда придется устраиваться в другую компанию. Но на прежнюю должность. Потому что ничего другого я не умею, а быть на содержании у родителей в двадцать семь лет совесть не позволяет.
Бабуля мужественно держится почти полчаса, пока мы сидим за столом, но стоит переместиться в гостиную, она бросает задумчивый взгляд на стену с фотографиями в рамочках и говорит коронную фразу:
– Вот если бы ты не бросила балетную школу…
Эта фраза неизменна, и звучит в моменты сильного разочарования мной. Она звучала, когда по настоянию родителей я выбрала факультет «бухучет и аудит», и меня едва не выгнали с первого курса за неуспеваемость. Она звучала, когда я окончила универ с красным дипломом, но слишком долго по мнению родных искала первую работу. Так долго, что им пришлось вмешаться и устроить меня к своим знакомым.
И эта же фраза звучала, когда мы разошлись с моим первым парнем, на которого у родни было матримониальные планы. И ее же я слышала, когда Толик, которого бабуля терпеть не могла, меня бросил. Хотя понятия не имею, как могла бы помочь карьера балерины тому, чтобы один мужчина, клявшийся в любви, не тащил в нашу постель первую встречную, а второй выбрал отношения со мной, а не кругосветное путешествие.
И да, эта фраза звучала всякий раз, когда меня увольняли в связи с закрытием фирмы.
Иными словами, я слышу ее слишком часто, чтобы реагировать так же болезненно, как раньше.
– Ну вот что, – бабуля отставляет бокал и грациозно поднимается из кресла, наградив меня лучезарной улыбкой. – Есть у меня один давний знакомый… у него, помнится, есть одна фирма…
– Ба! – пытаюсь остановить ее я.
– Сейчас я ему позвоню и узнаю, не нужен ли ему случайно главный бухгалтер, – бабуля решительным шагом направляется в комнату.
Остановить ее на пути принятого решения не смог бы никто, так что единственное, что мне под силу – это предупредить.
– Ба, – успеваю выкрикнуть до того, как в комнату закрывается дверь, – если этот знакомый для тебя хоть что-нибудь значит, и ты не хочешь, чтобы вскорости он лишился своего бизнеса, спроси его о вакантной должности простого бухгалтера, а не главного. С главным почему-то примета плохая!
Бабуля негромко ведет переговоры, и мне остается надеяться на интуицию ее знакомого. Если у человека хорошо поставлен бизнес, должна же она у него быть? Хотя других подвела…
Нервничая, я топчусь по гостиной и приближаюсь к фотографиям, которыми бабуля гордится настолько, что вывесила на обозрение. Здесь и мой папа с крупным уловом, и мама с двумя младенцами на руках, и бабулины снимки в хореографическом классе, где она долго преподавала. Есть и мой снимок, с которого, несмотря на десятилетний возраст беззаботного детства, взирает угрюмая темноволосая девочка в белоснежной балетной пачке.
Даже не верится, что тогда у меня хватило характера отстоять свое нежелание заниматься в балетной школе, несмотря на уверения педагогов, что у меня предрасположенность и задатки таланта. А еще больше не верится, что родители и бабуля смирились с моим решением, потому что в дальнейшем они принимали их за меня.
Наверное, опасались, что ребенок из-за глупых увлечений загубит в себе еще какие-либо способности.
И я все время старалась оправдать их надежды, словно расплачивалась за эту вольность. Окончание школы без низких оценок, поступление на бюджет, специальность, которую одобрили на семейном совете, прощение первого парня, который просто поцеловался с моей подругой. Просто поцелуй – это же не считается!
Второй раз я отстояла свою позицию, когда эти поцелуи перешли в горизонтальную плоскость, и, застав бывшего любимого и подругу на моей подушке, отказалась прощать их обоих. Ну и когда стала встречаться с Толиком. Его увлечение байками не нравилось никому, а мне…
Пожалуй, больше всего мне нравилась в нем именно свобода и то, что он жил без границ, ни на кого не оглядываясь. Правда, в итоге он и променял меня на свободу, укатив месяц назад со своим другом-байкером в кругосветное путешествие.
– Не жди меня, солнце, – сказал он мне на прощанье, – хотя я буду немного скучать…
– И не собиралась, – ответила я, стараясь не выдать своего разбитого состояния даже взглядом, – у одного байкера это заняло почти десять лет. К твоему возвращению у меня уже будут муж и минимум двое детей.
Недоверчивая усмешка Толика часто стоит у меня перед глазами. И, по-моему, он скучает куда сильнее, чем ожидал, потому что пару раз в неделю присылает на мой телефон фотографии из тех мест, которые рассекает. Присылает их, несмотря на то, что я не отвечаю, не комментирую, и делаю вид, что уже вычеркнула его из своей жизни, как обещала.
– Оля, с тебя фуэте! – сообщает мне бодро бабуля по возвращении. – В понедельник тебя уже ждут на работе!
Я тихонько вздыхаю, сочувствуя и себе, и еще одному руководителю без толики интуиции. На месте конкурентов я бы не давила ценой, не пыталась переманить клиентов, я бы просто забрасывала себя в тыл к врагу. Интересно, как долго продержится эта фирма?
– Все как ты и хотела: бухгалтер по первичной документации, – светится счастьем бабуля, и не дав ни единого шанса для грусти, торжественно добавляет: – И еще: оклад в три раза превышает тот, что тебе платили на должности главного бухгалтера!
Прихожу к выводу, что, по крайней мере, на данном этапе компания понятия не имеет о кризисе, и немного успокаиваюсь. Но по мере того, как бабуля продолжает в живописных красках расписывать чудесные перспективы, которые ждут и компанию, и меня, причем так увлекается, что даже мечтательно зажмуривается и едва сама не делает фуэте, начинаю предполагать какой-то подвох.
Или бабуля не против, чтобы благодаря мне они обрели эти новые знания, или…
А вот что «или»?
Ладно, посмотрим. Какое-то время без потрясений у нас все-таки есть.
– Спасибо, бабуль, – взглянув на часы, поднимаюсь и целую ее, чем немного привожу в чувство. – Пойду домой, а то устала после работы. Пока всех рассчитала, в том числе и себя…
– А пирог? – вспоминает она.
– Угостишь Матильду Петровну.
Пока я одеваюсь в коридоре, бабуля успевает созвониться с соседкой, разведать изменение погодных условий за окнами, и выходит провожать меня с широкополой красной шляпой в руке, которую использует вместо шапок и тем боле вместо зонта.
– Надень, пожалуйста, – протягивает ее с таким видом, будто отрывает от сердца и делает грациозный взмах, когда я пытаюсь оставить эту дорогую вещь у хозяйки. – Продукты у меня есть, выходить я сегодня и завтра не собираюсь. А ты мне ее на днях занесешь.
Мы обе знаем, что надевать я ее не буду, но расстраивать бабулю не хочется: еще подумает, что я не хочу к ней прийти лишний раз. Так что из квартиры я выхожу со шляпой в руках, а в дверях встречаюсь с соседкой, которая уже торопится обсудить с моей бабушкой последние новости под чай с пирогом.
– Как там мой Витька? – интересуется Матильда Петровна. – Стоит приглашать его на ночевку?
– Тихо пока, – усмехаюсь я.
Она довольно улыбается и скрывается за дверью, через которую я только что вышла.
Откровенно говоря, ее радость разделяет весь наш район: внук Матильды Петровны еще с подросткового возраста получил звание главного хулигана, и к семнадцати годам не спешит от него отрекаться. Ни уговоры, ни полиция, ни разговоры с родителями – ничего не дает хоть каких-либо результатов. А вот одна ночь в компании собственной бабушки обычно заставляет его притихнуть.
Уж не знаю, что она с ним там делает, но эффект обычно длится недели две или три. И судя по тому, что в последнее время жалоб от соседей не было слышно, последняя «прививка адекватности» все еще актуальна.
Впрочем, через пятнадцать минут, когда я захожу в наш двор, мгновенно меняю свое мнение.
Под тусклым светом фонарей стоит группа подростков – человек пять или шесть, и отвешивает сальные шуточки высокой девушке, которую они взяли в кольцо. Наверное, бедняжка томится в этой компании уже давно, потому что не пытается ни огрызаться, ни вырваться, только усиленно придержит на голове широкополую шляпу и пытается прикрыть ею лицо, что еще больше заводит ребят.
– Эй, красавица, – кудахчет один из них, – открой личико, может, я и женюсь.
Девушка лишь нервно поправляет шляпу и отмалчивается.
– Или я! – гогочет Витька, которого я узнала еще издали по манере сутулиться из-за высокого роста.
Несмотря на усталость и желание поскорее оказаться дома, иду в сторону ребят. И пока приближаюсь, понимаю, почему они загнали жертву именно на этот участок: здесь неимоверно скользко, а у нее на ногах сапоги на куда более высоком и тонком каблуке, чем у меня.
– Здравствуй, Витя, – приветствую спину, облаченную в темную куртку.
Гогот мгновенно стихает. Витька разворачивается ко мне, словно не веря, что ему не послышалось. А девушка бросает изумленный взгляд на шляпу в моих руках и начинает подавать знаки, чтобы я уходила. Понятно, к жертве их привлекла именно нелепая шляпа, и незнакомка опасается, что меня тоже возьмут в оборот.
– Еще одна Красная Шапочка! – пышет перегаром один из ребят, подтверждая мою догадку.
Судя по всему, он из другого двора, потому что раньше я его точно не видела.
– Новый год еще не наступил, а уже столько подарков! – скалится он. – Ну что, Красная Шапочка, как тебе такие серые волки?
Он делает шаг вперед, пытаясь приблизиться ко мне, несмотря на шиканье своих приятелей, которые тоже меня узнали. Не торопясь, открывает молнию на куртке, распахивает ее, показывая, что он горячий парень, и рубашка у него тоже почти нараспашку, и с издевательской улыбкой от уха до уха громко клацает зубами.
– Повышенная волосатость и кариес не в моем вкусе, – осмотрев его, отвечаю я, и пока он подбирает челюсть, перевожу взгляд на Витьку. – Только что виделась с твоей бабушкой. Она передавала тебе привет и интересовалась: не хочешь ли ты ее навестить?
– Эй, Шапка! – приходит в себя этот названный братец, порывается подойти ко мне ближе, но Витька останавливает его хмурым взглядом.
– Привет бабушке передай, – ворчит он. – С визитами я пока завязал.
– Через пару дней буду там – обязательно передам, – покладисто соглашаюсь я.
Вздохнув, Витька переводит взгляд на девушку в шляпе, потом укоризненно смотрит на меня, мол, развлечение отобрала, делает жест рукой и уводит за собой свою «стаю».
Девушка не торопится уйти, стоит в прежней позе, как будто примерзла каблуками ко льду, молча рассматривает меня из-под шляпы, а потом, когда я уже собираюсь уходить, тихонько выдавливает сиплым голосом:
– Спасибо.
– С такой простудой вам бы к шляпе шарфик не помешал, – машинально говорю я.
И только теперь, присмотревшись к незнакомке, понимаю, что ей бы не помешала глобальная смена гардероба. Мало того, что желтая безразмерная куртка больше напоминает форму какого-то работника железной дороги и не сочетается с длинной юбкой редкого оттенка салатового, в этих вещах просто холодно! Шея открыта, на юбке такой разрез, что…
– Ой, – я с ужасом замечаю, что при малейшем движении девушки разрез на юбке просто растет на глазах, и скоро разделит изделие на две половинки. – Ваш дом далеко?
Девушка бросает взгляд вниз, замечает проблему и со стоном натягивает шляпу себе на глаза.
– Далеко? – повторяю я.
Девушка тяжко вздыхает, и тем самым подталкивает меня сделать хоть одно доброе дело в этом году. Конечно, в сравнении с двадцатью трудовыми, в которые я сегодня вписала причину увольнения, это ничто, и все же…
А вдруг это переломный момент, и я теперь начну приносить удачу?
– Пойдемте ко мне, – воодушевившись этими мыслями, я практически тяну обездвиженную девушку за собой, – я быстро зашью вашу юбку.
Девушка пытается упираться, но ее каблуки скользят безбожно, юбка трещит все сильнее, и вскоре мы все-таки оказываемся у моего подъезда.
– Все будет в лучшем виде, – уверяю я притихшую девушку.
Свет над козырьком очень тусклый, и я, чертыхаясь, с трудом нахожу в сумочке ключи. Стоит приложить брелок к домофону, как мимо меня тянется рука незнакомки и галантно открывает передо мной дверь.
– Спасибо, – оборачиваюсь я с улыбкой.
И ту же лишаюсь ее, понимая одновременно две вещи.
Первое – свет над козырьком подъезда не такой уж и тусклый. И второе – из-под красной шляпы на меня сейчас внимательно смотрит не девушка, а мужчина.
Глава № 2
Впрочем, несмотря на неожиданное открытие, испугаться не получается: на вид молодому человеку лет двадцать, может, чуть больше, глаза озорные, замершие в ожидании моего крика, а улыбка, с которой он тщетно борется, неимоверно располагает к себе.
– Ладно, – задумчиво бормочу я, внимательно осмотрев его и не ощутив ни капли угрозы, – доброе дело так доброе дело.
Я захожу в подъезд и выжидающе оборачиваюсь.
– Серьезно? – тушуется он, потом со вздохом осматривает свою одежду, снимает шляпу, взъерошивает свои светлые волосы и заходит следом за мной.
Кстати, только теперь я замечаю, что на каблуках он передвигается с трудом, у него то и дело подгибаются колени и выворачиваются ноги, и скорее всего, то, что он по льду преодолел такое большое расстояние без переломов – исключительно моя заслуга. Может, он только начал, только признался себе в своих предпочтениях? Не знаю, но расспрашивать как-то неудобно.
Чтобы не травмировать его ненароком, на второй этаж поднимаемся на лифте. У двери повторяется та же картина – едва я открываю замок, он галантно распахивает передо мной дверь. Щелкнув выключателем в прихожей, я пытаюсь понять, что за странный звук только что прозвучал в моей квартире, но прихожу к выводу, что нет, скорее всего, показалось.
– Заходи, – приглашаю гостя.
Парень уже почти делает шаг, но тоже, видимо, слышит невнятный звук, потому что настороженно застывает на пороге. А потом звуки становятся отчетливей, громче и переходят в знакомую тональность, и мой гость отшатывается, а я тяжко вздыхаю.
Ну что сказать?
Определенно, громкие женские стоны – это не то, что хочется услышать, возвращаясь к себе домой. Особенно, когда живешь одна, и совершенно точно знаешь, что соседи через стенку уехали на дачу.
Но однообразные звуки восторга с просьбами: «Еще!» и «Быстрее!», а так же «Да, детка, да!» не оставляли шансов на слуховые галлюцинации. Да и свет, который я включила в коридоре, отчетливо показал следы страсти, ведущие в комнату – брошенная на пол зеленая кофточка, чуть дальше кожаная юбка и еще дальше – черная туфелька, стыдливо прикрытая мужской рубашкой.
Но у меня хотя бы есть подозреваемый и иммунитет к подобным ситуациям, а мой новый знакомый так и стоит в проеме двери с широко распахнутыми глазами. Едва я к нему поворачиваюсь, чтобы успокоить, что в квартире две комнаты, и мы никому не помешаем, как он поспешно выпаливает:
– Я против коллективного обмена опытом! Только за частные уроки!
– Да! Да-а-а! – вторит ему женский голос из комнаты.
– Даю слово, что никто на тебя покушаться не будет, – усмехаюсь я, но парень медлит, из подъезда в квартиру тянет холодный воздух, и я принимаю другое решение, чтобы ускорить доброе дело и устроить кому-то разнос. – Может, тебе просто дать во что-то переодеться?
– Идея! – соглашается парень, придя в себя и сообразив, что никто за ним не выбегает, никто в комнату не тянет, присоединиться не упрашивает. – И телефон, если можно! Эх… надо сделать один звонок…
Телефон я решаю выдать, когда вернусь, а то ходит на каблуках он, конечно, неважно, но мало ли как его может вдохновить раритетная техника. Первым делом я прохожу в квартиру и закрываю дверь в комнату – потом разберемся, а пока не хочу оглохнуть от навязчивого музыкального сопровождения. Вернувшись, распахиваю встроенный в коридоре шкаф и осматриваю гардероб на предмет того, с чем не жалко проститься.
– Юбка, платье или сарафан? – озвучиваю я варианты.
– А брюки есть? – раздается рядом со мной.
Обернувшись, вижу, что парень не только решился войти, но и двери прикрыл, и теперь с надеждой присматривается к мужскому, довольно скудному гардеробу, занимающему всего одну полку. Не думаю, что хозяин этих вещей расстроится, так как он лично не раз просил меня их выбросить, но я все же оставила на случай его внезапных визитов. Так что без зазрения совести выделяю гостю спортивные штаны, которые по росту и размеру ему должны подойти, футболку, которую он решил надеть вместо кофточки, и толстовку, которую он предпочел вместо своей куртки.
– Для полной смены гардероба? – ставлю перед ним старенькие мужские кроссовки.
И, к моему удивлению, он соглашается на них с благодарной улыбкой. Он скрывается в ванной с вещами, а вскоре без страха проходит на кухню, где я варю кофе, и предстает передо мной обычным парнем, без стиля, конечно, но и без намека на нетрадиционную ориентацию.
– Звони, если хочешь, – киваю на свой телефон, который оставила на столе.
Видя с каким наслаждением он втягивает в себя аромат кофе, наливаю и для него. Он благодарит меня лучезарной улыбкой, делает глоток, решительно выдыхает, как перед прыжком в воду, и набирает чей-то номер.
– Слушай, тут такое дело… – он кривится, как от лимона, делает еще один глоток кофе и озвучивает просьбу. – Ты можешь за мной приехать?.. Да я без денег, кредиток и телефона… Да вот так – как-как? Можешь или мне пешком добираться?.. Ага, ок, ща…
Поймав его вопросительный взгляд, не сразу понимаю, чего от меня хотят – не может же он не знать, где прогуливался и куда шел? Но мало ли, стресс. Так что я называю адрес, и парень повторяет его в телефон.
– Эх… – вздыхает он, отключив связь и берясь за кофе всерьез. – Сейчас за мной приедет моя строгая, нудная, побитая жизнью, но любимая половина!
Я молчу. А что сказать, если я по одежде уже поняла, что у парня со вкусом неважно.
И, кажется, его давно никто не кормил, потому что взгляд на холодильник, пока я ищу сливки, как у кота, трагически пережившего неделю без сметаны.
Достаю колбасу, сыр, черный хлеб и делаю бутерброды, которые с тарелки просто улетают.
– Это я удачно зашел, – успевает между бутербродами радоваться парень, но чуть скисает, заслышав шаги в квартире.
Я киваю ему, чтобы он разместился с другой стороны стола – оттуда прогуливающихся будет не видно, и тем самым сохраняю ему аппетит. В самом деле, вряд ли бы его порадовал вид обнаженной девушки, которая крадется расслабленной кошкой, а потом замечает меня и со смущенным «ой!» скрывается в ванной. А вот мужчину, который неспешно следует за ней в одних боксерах, да и то натянутых наспех, вряд ли бы порадовало внимание моего гостя.
– О, сестра! – заметив меня, восклицает мой братец и поднимает вверх руки, показывая, что он безоружен, беззащитен и вообще ни при чем. Бросает взгляд на дверь ванной, где уже плещется его пассия, и подходит ко мне с объяснением. – Слушай, я же сегодня уезжаю! Долгожданный отпуск, все такое – трудная работа, ни минуты на перекур, вкалывал, как пчела! Ну, ты в курсе.
Я молчу.
О трудной работе Ильи я знаю лишь из его слов. Но платят ему действительно хорошо – и он может легко позволить себе трехнедельный отдых в очень жаркой стране. Собственно, в нашу последнюю встречу два дня назад мы уже успели проститься, а тут вдруг…
– Так вот, Оль, – продолжает мой братец, – завтра утром мне уезжать, а сегодня вечером я вспоминаю, что мой паспорт-то у тебя! Представляешь? Ну и зашел за ним. Светик приходила меня проводить, но какие проводы, когда такая подстава! Так что мы у тебя!
– Это я уже поняла, – останавливаю поток нелепых признаний. – Скажи только: ты свой паспорт нашел? И могу я рассчитывать на то, что прощание вы перенесете в твою квартиру?
– А мы уже закончили! – радует братец, хвастливо сдувая с глаз темную челку. – Переносить ничего не будем!
Из ванной слышится протестующий писк, но Илья не обращает внимания. Подходит ко мне, проникновенно заглядывает в глаза и кается:
– Ну, прости, Ольчик. Ничего такого я не планировал. Случайно обнаружил в паспорте презервативы, и решил… Ну а что с ними делать? Дома у меня есть, тебе оставлять бессмысленно, а это ведь деньги, а я так тяжело вкалываю, так что…
– Да уж, эти долгосрочные инвестиции не для тебя, – соглашаюсь я и, отвесив ему легкий подзатыльник, отпускаю с миром. – Иди уже, заканчивай свои проводы. Я спать, между прочим, хочу.
Братец скрывается в ванной, я возвращаюсь на кухню и натыкаюсь на недоуменный взгляд своего гостя.
– В такую рань?! – возмущается он таким тоном, будто я его рядом с собой укладывать собиралась.
Прокомментировать не успеваю, так как из ванной доносится счастливый писк, а потом оттуда выбегает Светик, которую мне пока не представили, и несется прямиком на кухню. И только через секунду я понимаю, что она спешит не для того, чтобы уладить это недоразумение, нет.
– О, Боже! – восклицает она с придыханием, бережно прижимая к себе кошмарную салатовую юбку, которую парень, скорее всего, оставил на стиральной машинке. – Боже, откуда у вас это чудо?!
Мы с парнем переглядываемся, и он отрицательно качает головой, мол, не выдавай.
– Купила… однажды… в плохом настроении… – говорю я. – В тот момент она хорошо его отражала.
Хотя на самом деле купить это безобразие можно лишь в невменяемом состоянии, на мой взгляд.
– А… – девушка любовно поглаживает юбку и бросает на меня осторожный взгляд. – Может, вы мне ее продадите? И ваше настроение улучшится, и мое!
– Там проблема с разрезом, – указываю на очевидный дефект.
Девушка уверяет, что легко преодолеет эту проблему, это вот прям как раз для нее легкотня, а парень молчит. Но не могу же я распоряжаться его вещами! Но и выдавать его не могу.
– Тебе надо? – задаю ему нейтральный вопрос.
Решив, что я устраиваю торги, девушка поспешно восклицает:
– Я заплачу больше!
– Уступаю, – усмехается мой странный знакомый.
– Дарю, – с легкостью избавляюсь я от ненужного.
Девушка взвизгивает, убегает, потом возвращается и…
– Остальное уже разобрали, – отрезает парень, заметив ее жадный взгляд.
Чуть расстроившись, она бредет в коридор одеваться, а на кухню заглядывает мой братец.
– Ух ты! – говорит он, заметив моего гостя, потом подходит ко мне и шепотом признается: – Этот не в твоем вкусе вроде бы, нет? Светлые волосы, короткие, а ты же любишь…
Он пытается изобразить повышенную лохматость, за которую всегда дразнил Толика, но замолкает под моим пристальным взглядом.
– Ладно-ладно, тебе виднее, – идет на попятную он и говорит приглушенно: – Только… молодой очень, мог не предусмотреть, а ты тоже из темы выпала… В общем, передаю важную информацию по наследству, отрываю от сердца…
Практически прилипнув к моему уху, он громким шепотом мне доверительно сообщает:
– Ольчик, там, где лежал мой паспорт, еще осталось, и…
И я выпроваживаю незваных гостей под кашель, тщательно маскирующий ржание еще одного гостя этого вечера.
Так, теперь разбираемся с ним…
Вернувшись в кухню, застаю парня за поспешным запихиванием в рот последнего бутерброда.
– Мне пора! – сообщает он, выглянув в окно.
С улицы слышится длинный гудок машины, и гость ускоряется с уходом настолько, что я едва успеваю схватить его вещи из ванной и догнать уже на лестничном пролете.
– Ты забыл, – пытаюсь вручить ему вещи.
– Ничего я не забыл, – сообщает он с лихой улыбкой. – Тебе оставил. В благодарность за помощь и гостеприимство.
Ну да, все правильно. Ни одно дело не остается безнаказанным. И пока я пытаюсь смириться с мыслью, что завтра утром мне придется тащить на мусорку огромный мешок, он вдруг передумывает и забирает у меня куртку. Ну, хотя бы так…
Впрочем, покопавшись в карманах, он достает какую-то черно-белую карточку, сияет улыбкой победителя и небрежным жестом возвращает куртку мне.
– Вот, – он пытается торжественно вручить мне то, что нашел, но видит, что я взять не могу и оставляет на тумбочке у зеркала. – За результат ручаюсь! Почувствуешь себя королевой! А много спать в цветущем возрасте вредно!
После еще одного нетерпеливого гудка машины, он весело подмигивает и сбегает по ступенькам, а я возвращаюсь в квартиру, кладу вещи на тумбочку, чтобы были поближе к выходу, и беру карточку, с тайной надеждой, что это визитка и парень окажется сантехником или электриком. Тогда я бы поняла, что справедливость на свете есть, что я поступила правильно, да и вообще, мой унылый вечер значительно бы улучшился.
С улицы доносится еще один длинный гудок, и уже не выдерживаю я. Иду к окну, выглядываю и вижу, как у темной машины стоит какой-то лысый мужчина. Интересно, он откроет дверь для любимого? Лица мужчины не рассмотреть, только видно очевидное – мощный, вряд ли пассив…
Но нет.
Мой гость, который не сказал даже имени, вырывается на улицу, что-то ворчит в свое оправдание, и сам открывает для себя дверь авто. Вскоре машина уезжает, а я с надеждой начинаю рассматривать карточку, которую мне оставили, и…
И вздыхаю разочарованно, так как понимаю, что не видать мне сантехника или электрика по сходной цене. Потому что это не визитка, а пропуск в клуб.
«Твое желание», – выведено белым на черном фоне.
Этакая классика, и так мог бы подумать каждый, кто не в курсе нюансов.
Но так как мой брат уже три года работает там официантом, я знаю, что это очень дорогой клуб, попасть в него не так просто, даже найти в него вход – это как пройти целый квест!
Но мне не стоит и утруждаться. Потому что это не обычное заведение, а гей-клуб.
В расстроенных чувствах, я не выбрасываю пропуск сразу же в урну, а зачем-то отношу его к вещам в коридоре, а сама иду переодеваться и спать. Эх, прав был тот парень – много спать вредно. И уже завтра я пожалею, что поленилась и не вынесла на мусорку и вещи, и карточку тем же вечером, как они появились в моей квартире.