Пленная птица счастья

© Романова Г.В., 2017

© Оформление. ООО Издательство Э, 2017

* * *

Самый факт встречи, которую ему назначили, испортив утро и прервав завтрак, настораживал. И даже не то настораживало, что встречу ему назначили как в шпионском детективе – в безлюдном месте, в темное время. А то, что вообще позвонили. Ему! С предложением, в котором – он подозревал – ничего хорошего нет.

Человек, тот, что позвонил, очень нервничал. И торопился. Старался, чтобы его нельзя было узнать по голосу, – нарочно гнусавил, кажется, даже прикрыл рот платком. Глупость какая. Он же все равно явится на встречу, что секретничать?

И это тоже не нравилось. Потому что он сразу понял: этот тип, который как-то узнал о нем или узнал его, совершенно глуп. А с глупыми он не любил иметь дело. У него вообще сейчас ни с кем никаких дел. Он от них отошел – давно, уже лет семь. Как, скажите, этот тип о нем узнал?

Вопрос.

Он отложил в сторону телефон. Взял столовые приборы и несколько минут сидел с вилкой и ножом, не шевелясь. Тупо рассматривал мобильник. Омлет с помидорами остывал, остывал кофе, который он готовил с таким удовольствием.

Откуда этот человек узнал о нем? Именно о нем? Он же семь лет ни с кем не выходит на контакт. Ни с кем из прежней опасной жизни. Он уехал далеко от мест, где так опасно прославился. Ясно дал понять, чтобы его не беспокоили. Что беспокоить его – опасно, черт побери.

Сем лет тишины. И вдруг этот звонок, испортивший ему утро. Этот остывающий завтрак.

Кто? Кто мог звонить? Кто-то из близких тех, кого он когда-то устранил? Его выследили? Жаждут мести – поэтому пытаются завлечь в ловушку и назначают встречу у черта на рогах в половине первого ночи?

Не пойти было нельзя. Он должен знать, кто осмелился его побеспокоить. И пойти нельзя: это сто процентов ловушка. Значит, что?

Значит, надо тщательно подготовиться. Времени предостаточно.

Он все-таки съел остывший омлет, выпил холодный кофе. Было невкусно, но выбрасывать еду он не мог – грех. Не торопясь, убрал со стола, вымыл посуду, расставил все по полкам и по новенькой, недавно собственными руками сколоченной лестнице спустился в подвал.

Сорвал с крюков тяжелый занавес из толстого брезента. Дернул за ручку у самого пола. Потайная мощная дверь плавно съехала внутрь. Он протиснулся в узкий проход, нашарил выключатель слева от входа, щелкнул. Яркие лампы осветили три стеллажа с оружием, мишени у дальней стены. Это была его оружейная комната. Любимая комната. Он перевез ее с последней квартиры, из прошлой жизни. Искренне надеясь, что здесь это ему не понадобится. Что здесь он будет просто заниматься, чтобы не потерять навык.

И вдруг!

Он выбрал пистолет, не засвеченный ни в одном деле. Накрутил глушитель. Нож в ножнах – на щиколотку. Без этого никак, с этим он практически не расставался.

Вышел из оружейной через двадцать минут, успел любовно погладить каждый предмет в своей коллекции. Вернул на место дверь, снова повесил на крюки тяжелый занавес. Для надежности пододвинул верстак. Поднялся в дом, прошел в гостиную. Сел на углу дивана у глухой стены напротив входа. И застыл.

Он знал, что просидит так до самого вечера. Будет сидеть и думать. Взвешивать, вспоминать, сопоставлять, рассчитывать. Так было всегда раньше, и в этом состоял залог успеха. Потом поужинает, оденется и поедет к назначенному месту. За три-четыре часа до назначенного времени. Чтобы осмотреться, чтобы занять выгодную позицию. Чтобы быть готовым ко всему.

Это тоже всегда себя оправдывало. Это всегда его спасало.

Ужин перед выездом, как обычно, легкий. Мысли должны быть ясными, сна – ни в одном глазу. Он зажирел сейчас на вольных хлебах, мог уснуть и в начале одиннадцатого. Поэтому на столе ничего, кроме куска вареной курицы и овощного салата. И еще – в обход правил последних лет – кружка с черным крепчайшим кофе. И кофе с собой в маленьком термосе.

Он поужинал, все убрал, помыл, расставил. Осмотрел кухню – полный порядок. И пошел одеваться.

Полка с его рабочей одеждой на антресолях. Думал уже, что не понадобится никогда, поэтому так высоко убрал. Черные плотные штаны в обтяжку. Черная водолазка, теплая, удобная. Черная шапка с прорезями для глаз – на всякий случай. Это когда объект должен был выжить. Удобные ботинки на мягкой подошве.

Оделся. Глянул на себя в зеркало, и сделалось тошно. Неужели это никогда не кончится? Неужели так и будет преследовать его до последних дней? А как же семья, о которой он так мечтал? Как же дети, которых хотел не меньше трех? Для кого он, черт побери, купил этот дом? Большой, основательный, безопасный. Потребность о ком-то заботиться давно не дает ему покоя. Он даже начал ходить на свидания, уже пару лет как. Правда, пока не нашел ту единственную, которая разделила бы его взгляды и согласилась бы быть с ним и в радости и в горе. Но ведь ищет!

И вдруг снова звоночек из прошлого. Что за сволота его обнаружила? Ничего, уже через несколько часов он все будет знать.

Человек, который звонил утром, явился строго в назначенное время. Глупец! Остановил машину – номера, кстати, ему ни о чем не говорят. Минут пять не глушил двигатель. Потом выбрался на воздух, походил туда-сюда. Зашел в свет стоп-сигналов. И вот тогда…

– Вот сука! – прошептал он, не выдержав. – Ладно, сейчас я тебя встречу.

Заказчик как раз полез в карман за телефоном, когда ему в затылок уперлось дуло пистолета.

– На колени! – скомандовал он. – Или выстрелю.

Тот послушно шлепнулся на колени. Всхлипнул.

– Как на меня вышли? – Это был первый вопрос.

– Вас узнали. – Голос дребезжал, стал каким-то бабьим. – Удивились, что вы здесь делаете. Когда выяснили, что живете уже семь лет, решили взять на заметку.

– О как. – Он помрачнел. – И кто же это? Кто меня узнал?

– Я, – нехотя признался тип и поежился от страха. – Я один. Больше никто.

– Понятно. – Он нехотя убрал пистолет. Убивать эту суку у него права нет – не за что. Пока не за что. – Что за дело?

Руки, поднятые высоко над головой, дрогнули. Одна поползла вниз.

– В чем дело? – рявкнул он и уперся твердым пальцем в затылок гостя. – Руки наверх!

– Фотография. В кармане. Можно? Можно достану?

– В каком кармане? – Он наклонился и пошарил по карманам чужого короткого пиджака из хорошей кожи. – В левом?

– Так точно.

Вытащил фотографию. Посветил крохотным фонариком. Красивое девичье лицо. Совсем юное.

– И? – Он сунул фотографию этому в пиджаке под нос. – Чего хочешь?

– Она… Она должна исчезнуть.

– Как исчезнуть?

В арсенале его услуг, между прочим, была и такая – оставить человека в живых. Таких он просто отправлял в бордель или в рабство. Оттуда редко возвращались. Почти никогда.

– Исчезнуть из города? – уточнил он, а сам разглядывал краем глаза портрет юной красавицы.

– Из жизни, – выдохнул страшным шепотом мужик. – Не хочу никогда больше слышать о ней. Никогда! И чтобы следа ее не нашлось. И это, никаких борделей или хлопковых плантаций. Она должна сдохнуть, понял? Исчезнуть. Чтобы не нашли ни живой, ни мертвой. Все понял?

За это вот повторное повелительное «понял» сразу получил ребром ладони по затылку. Хрюкнул, пискнул, упал мешком к его ногам. Минуту было тихо, потом там, внизу, завозилось. Мужик попытался подняться. Он не стал мешать – пусть встает. Он все понял, взял фотографию. На обратной стороне нашел имя, фамилию, адрес. И сумму гонорара.

– Аванс? – Он перевел взгляд на заказчика.

– В машине. – На негнущихся ногах мужик подошел к машине, достал с заднего сиденья портфель, порылся и вытащил две пачки в банковской упаковке. – В два раза больше после исполнения.

Вознаграждение было более чем щедрым. Он никогда столько не брал за свои услуги. Не спросить не мог.

– А что так много? Ты же знаешь мой тариф.

– Знаю.

– Так почему так много?

– Чтобы наверняка. Чтобы уже никогда о ней не слышать. Чтобы тела не нашли. – Он говорил с ненавистью и медленно отступал задом к водительской двери.

– Вопрос. – Он придержал ногой дверцу, чтобы тип не ускользнул раньше времени.

– Да-да, слушаю.

Тип послушно обернулся, сгорбился искательно. Как если бы пытался заглянуть ему в глаза. Бесполезное занятие. Во-первых, ночь, ни черта не видно. Во-вторых, ни при каком освещении в его глазах ничего не прочесть. Его взгляд, его душа – черные дыры для окружающих.

– Что она тебе сделала?

– Кто?

– Эта девушка. Кто она тебе? Где и как перешла дорогу?

Ему правда было интересно. Они не могли быть конкурентами, для этого девица слишком молода. Не могли соперничать – это сто процентов. Такая не могла оскорбить, унизить. Он неплохо разбирался в людях. Понял вот даже по фотографии, что девчонка наивная и не гадкая.

– Что она тебе сделала? Где перешла дорогу? Это не любопытство. Я должен знать об объекте все.

– Она… – Заказчик неопределенно поводил рукой. – Она не переходила мне ничего. Она просто… Я ее ненавижу. Просто. Ненавижу. Люто.

Глава 1

Легкая тюлевая занавеска колыхнулась, длинный край скользнул по паркету. Снова они забыли закрыть форточку. С улицы нанесет пыль, придется перед уходом протереть подоконник и мебель. Она вздохнула, завозилась под чужим тонким одеялом. Открыла глаза и скосила их влево.

Там спал Антон. Мужчина ее мечты. Ее рыцарь.

Он спал, широко раскинув сильные руки. Так широко, что ей пришлось отползти почти на край скрипучего дивана. Всякий раз они раскладывали его впопыхах, потому что спешили, потому что задыхались от желания, потому что не было сил терпеть. Коротко стриженная голова Антона ровно посередине хлипкой подушки. Он спал лицом вверх – как будто нарочно, чтобы она каждый раз замирала от нежности, рассматривая его профиль.

Антон, он…

Он был удивительный – красивый, как бог, сильный, загорелый, сексуальный. Он творил с ней такие вещи!

Она застыдилась, тяжело вздохнула, спрятала голову под одеяло.

Почему она ему все позволяет? Почему разрешает делать с собой это? Потому что ей нравится? Да нет же, нет! Ей совсем не все нравится. Многого она стыдилась. Кое-что просила не повторять никогда. Он послушно кивал, загадочно улыбался и на следующий раз придумывал что-то новое, от чего становилось так же стыдно.

Так почему же она позволяет ему все? Потому что любит? Или потому, что о нем мечтают многие девчонки, а он выбрал именно ее? Или потому, что он не по возрасту крут? Он занимался всеми модными видами спорта: прыгал, летал, качался, плавал. Мастерски водил машину. Гонял на байке, правда, на чужом – когда угнал его у тренера. Но все равно он умеет все.

И в сексе он был виртуозом, наверное. Ей сложно было судить – не с кем сравнивать. Антон был ее первым мужчиной. Ее первым в неполные семнадцать лет.

Когда она об этом думала, всегда становилось не по себе. Никогда ведь и в мыслях не было, что все у нее будет именно так. Что все случится так стремительно, в незнакомой квартире, на скрипучем старом диване и чужих простынях. И что потом все будет повторяться, а у нее не достанет сил возразить. Что она станет врать, прогуливать пары, заискивать перед подругами, чтобы прикрыли.

Она мечтала, что ее первым мужчиной будет муж. Первым и единственным в ее жизни. И все у нее будет красиво, как в самом прекрасном кино. У них будут долгие встречи, разговоры. Он будет осыпать ее цветами, будет заботиться, волноваться за нее. Потом он сделает предложение в каком-нибудь экзотическом месте. И она, конечно, согласится. Будет свадьба – пышная, с белым платьем и фатой, с толпой гомонящих гостей, криками «горько» и сладкими поцелуями под аплодисменты. А когда наступит первая ночь, ее избранник убедится, что она чистая и честная, что ждала только его, и плевать ей было на глупые разговоры, мол, девственность сейчас не в моде. Она…

Алина вдруг почувствовала, что задыхается. Осторожно выскользнула из-под одеяла, пробежала на цыпочках по старому паркету, шлепнула ладошкой по выключателю и уже в ванной расплакалась.

Она гадкая! Гадкая, гадкая! Она занимается непотребными вещами в этом странном месте. С парнем циничным и опасным, с человеком, которого никогда бы не одобрили ее родители. А дед бы сказал, что…

Да ничего бы дед не сказал. Он просто взял бы ружье и отвел их под дулом в загс. И заставил соблюсти приличия – расписаться и стать семьей.

А какая из них с Антоном семья? Да никакая.

Кто он и кто она? Она умница, отличница, с перспективой возглавить со временем бизнес отца. Он порочный опасный тип, непонятно, на что живет и чем занимается. Он давно бросил школу и с горем пополам окончил местный колледж. Спросите, на кого выучился? На повара! Да ее бы высмеяла вся семья, приди она рука об руку с Антоном в дом. Высмеяли бы, посадили под замок и отправили учиться за границу – чтобы неповадно было связываться с голытьбой.

Что-то в этом духе непременно вырвалось бы у Светланы – жены отца, которая воспитывала ее с пятилетнего возраста и давно уже стала ей роднее любой матери.

Алина вздрогнула – услышала, как в комнате громко хлопнула форточка. Антон проснулся! Если он увидит ее в слезах, обязательно начнутся расспросы. Будет смотреть на нее этим своим странным взглядом, под которым она с первой минуты знакомства чувствовала себя голой.

Он читал ее! Он знал ее лучше, чем она саму себя! В этом и заключалась причина ее стремительного грехопадения. И еще то, что он красавчик. И отказал ее лучшей подруге, с которой они в постоянном соперничестве. И еще у нее кружилась голова, когда Антон ее целовал, и странно подгибались ноги, и тело наливалось сладко тянущей тяжестью. И, конечно, то, что его никогда не одобрили бы ее родители.

Как много причин! Как много глупых, нелепых причин.

Алина уставилась на собственное отражение в старом мутном зеркале над треснувшей раковиной. Невероятно хороша. Удивительная белая кожа, гладкая, без синяков и прыщей. Голубые глаза, изящно подправленные косметологом брови и ресницы. Русые волосы с пепельным отливом, длинные, густые, тяжелые. В немыслимые суммы обходятся Светлане эти ее волосы. И такие же немыслимые она готова тратить на фигуру падчерицы – фитнес-центр, массажист, спа-процедуры.

– Тело женщины – ее оружие! – любит повторять она, любовно оглядывая Алину. – Если оно совершенно, никто не устоит в этой войне. Запомни, милая: никто! Ты можешь покорить любого. На тебя уже знаешь кто засматривается?

Светлана перечисляла громкие фамилии и принималась планировать ее будущее. И придумывать имена ее детям.

Своих детей у Светланы с Алининым отцом не было. Причину она не знала, никто и никогда об этом не говорил. Алина неоднократно ловила себя на том, что ей не хватает брата или сестры. У ее подруги Инны Голубевой, той самой, что заглядывалась на Антона, двое братьев, оба старше, и младшая сестра. Инка, по ее словам, просто повеситься иногда готова из-за такой толпы в доме.

– Везет тебе, Алинка! Ты одна!

– Я бы хотела иметь брата или сестру, – возражала Алина и напоминала, как сама Инка плакала, когда брат попал в аварию. – Ты ведь любишь их всех. Очень любишь.

– Люблю, – кивала Инна. – Но надоели. И тебе все равно завидую. И ты это, не очень-то переживай, что Светлана твоему отцу никого не родила.

– Почему?

– Да потому, что стала бы любить своего больше, чем тебя. А так – она же тебя просто обожает!

Алина потрогала вспухшие от поцелуев губы. Интересно, стала бы Светлана обожать ее по-прежнему, узнай она об игрищах с Антоном на старом скрипучем диване?

Она пустила воду, набрала полные пригоршни и плеснула себе в лицо раз, другой, третий. И тут же вздрогнула – Антон с силой дернул за дверную ручку.

– Эй, малыш! – позвал он негромко: кричать в этой квартире было нельзя. – С тобой все в порядке?

– Да. – Она ответила так же негромко. – Я сейчас.

Она плескала в лицо ледяной водой до тех пор, пока следы недавних слез не исчезли. Потом влезла в облупившуюся ванну и наскоро приняла душ. Вытерлась полотенцем, которое они – одно на двоих – приносили с собой. Пятерней причесала волосы. Обмоталась полотенцем, чтобы не выходить на яркий дневной свет голой. И открыла шпингалет.

Антон сидел на диване к ней спиной и с кем-то переписывался. Он уже полностью оделся, даже диван сложил. Постельное белье неряшливым облаком валялось на полу. Складывать и расталкивать все в шкафу со скрипучими дверками должна была она, так повелось. Поначалу ей это нравилось. Она ощущала себя рано повзрослевшей, хранительницей пускай и не настоящего, но очага. И хлопотала с постельным бельем, нехитрыми бутербродами, уборкой – чтобы не оставлять после себя следов.

Сегодня это все ее вдруг взбесило.

– Ты что, не собираешься меня больше сюда приводить? – Алина демонстративно обошла стороной облако постельного белья на полу.

Антон быстро закрыл сообщение, убрал телефон в задний карман, обернулся и посмотрел как-то странно. Потом качнул головой.

– Да, мы сюда больше не придем, малыш.

Она растерялась. Переводила непонимающий взгляд с одеяла и подушек на Антона.

– Ты меня бросаешь, я правильно понимаю?

Сердце подпрыгнуло теннисным мячиком и заметалось, заметалось. Животу сделалось холодно.

Он принял решение? Он что-то надумал, пока она мучилась и ревела в этой задрипанной ванной? Он решил за них двоих?

Алина на мгновение зажмурилась и постаралась дышать ровно. Нужно принять реальность как неизбежность, так, кажется, учил ее тренер по йоге? Измени отношение к проблеме, если саму проблему решить невозможно.

Итак, что же будет, если он ее бросит? Что изменится в ее жизни?

Она перестанет прятаться – он больше не будет назначать ей свидания. Не нужно будет себя ломать, принимая его смелые ласки. Не нужно изворачиваться перед учителями, придумывать, как оправдать пропуски. Отпадет нужда врать родителям и деду. И умолять Инну прикрыть ее. И громоздить, громоздить пласт за пластом ложь – ей все это будет не нужно. Она станет свободна.

Но.

Но никогда больше не услышит его голос. Не почувствует на себе его горячее дыхание, не вдохнет запах его тела. Не увидит его глаза, губы. И никогда, никогда больше она не будет от него зависеть! Не будет ждать его звонков и сообщений. А если она увидит его с другой, с Инкой, например, которая до сих пор о нем мечтает, тогда она…

Она просто этого не переживет!

– Ты решил со мной расстаться? – повторила она, потому что Антон не ответил – снова вытащил телефон из кармана и стал вчитываться в какое-то сообщение.

– С ума сошла? – просто ответил он и улыбнулся – то ли сообщению, то ли ей. – Просто хозяин квартиры поднял аренду, а мне столько не по карману. Платить так дорого за такой хлам… Эта рухлядь нас с тобой вряд ли долго выдержит.

Он подпрыгнул на диване. Диван тут же заныл, застонал старыми пружинами.

– Постель убери, – потребовал Антон. Встал, потянулся с хрустом. – Сегодня, малыш, я ухожу первым. Спешу. Ты прибери, оденься. Дверь захлопнешь, ключ оставишь в коридоре на полке. Все, детка, пока.

Поцеловал ее дежурно, без страсти. Она разозлилась. Попыталась схватить его за рукав куртки. Но он вывернулся, широко шагнул из комнаты.

– Антон! – звонко крикнула она ему в спину. – Ты какой-то не такой. Что случилось?

– Все в порядке. – Он щелкнул пальцами в ее сторону, криво усмехнулся, едва повернув голову. – Скоро все узнаешь!

– Что узнаю?

Внутри снова сделалось холодно.

– Все узнаешь! Тебя ждет невероятный сюрприз, малышка!

Он хмыкнул. То ли кашлянул, то ли хохотнул – поди пойми. И ушел, как всегда, осторожно закрыв дверь.

Глава 2

– Ростислав Иванович, мне это совершенно не нравится.

Его новая секретарша, которую он все никак не мог уговорить на секс без обязательств, положила перед ним папку с документами.

– Здесь никакого порядка. – Ее тонкий указательный пальчик с аккуратным коротким ноготком уперся в «ы» в слове «документы» на золотом тиснении. – Вам следует поговорить с экономистами – они совершенно бессистемно собирают бумаги в одну стопку. Никакого порядка! Я не могу разобраться в приоритетах их документооборота. И мне кажется, что это делается умышленно.

Догадалась, надо же. Он подавил улыбку, осторожно снял ее пальчик, распахнул папку.

– Так, так, так. Приоритетность, говорите, Сашенька.

Для вида полистал бумаги. Многое здесь вообще не следовало подавать ему на подпись. Макулатура, черновики. Покачал головой. Глянул на нее с теплой улыбкой.

– Вы такая умница, Сашенька. За этими экономистами глаз да глаз, – захлопнул папку, укоризненно покачал головой. И снова Саше: – Такая умница!

– Спасибо, Ростислав Иванович, мне об этом известно.

Пигалица заявила это с совершенно серьезным видом.

– Вот как?

Он удивленно поднял брови, оглядел ладную фигурку с головы до ног, снова посетовал на свою занятость и ее несговорчивость. И повторил:

– Вот как.

– Именно так, Ростислав Иванович. Я с третьего класса побеждала на всех математических олимпиадах. У меня золотая медаль и красный диплом. И в вашей приемной я потому, что желаю сделать карьеру и познать все с азов. А не для того, чтобы стать вашей…

– Моей – кем? – Он нахмурился.

– Любовницей, Ростислав Иванович! – выпалила Сашенька и жутко смутилась. – Простите, пожалуйста.

Он не стал никак реагировать на это смелое заявление, просто шевельнул пальцами – отпустил ее. Стоило ей выйти, как он запустил ей в спину папку с ненужными бумагами. И шепнул: «Тварь».

Сосредоточиться на делах не получалось, и он вызвал к себе зама. Верного друга и помощника Игоря Заботина, с которым вместе крутились в бизнесе уже лет двадцать. Вернее, крутился Игорек, а сам он успешно руководил им и еще десятками таких, как он.

Игорек для начала привычно сунул в дверь голову. Увидел разлетевшиеся бумаги, кожаную папку в углу, с пониманием кивнул. Вошел, плотно прикрыл дверь. И тут же принялся все подбирать. Для начала поднял папку, уложил ее на край овального стола для переговоров. Потом сложил все бумаги, выровнял края. Захлопнул. Прошел к начальственному креслу, сел на ближайший к шефу стул. Хмыкнул с пониманием, сопроводив свое хмыканье выразительным взглядом в сторону двери.

– Что, Ростик, не дает Сашенька? Или я не прав? – спросил с ухмылкой после паузы.

– Не-а. – Ростислав развалился в кресле, поиграл глазами, потом с коротким смешком вспомнил: – Знаешь, что она мне сейчас заявила?

– Что? – Заботин в предвкушении навис над столом, наклонился к шефу. – Что не желает быть твоей любовницей?

– Именно!

Друзья рассмеялись.

– Вот дура! – отсмеявшись, заявил Заботин. – Она в курсе, что такую почетную должность еще нужно заслужить?

– Видимо, нет. – Ростислав лениво поиграл золотой зажигалкой, валявшейся на столе без дела: сам курить давно бросил. – Ты бы поговорил с девчонкой, Игореша. Наставил бы на путь истинный. Мне ее ломать как-то не с руки.

– Ладно, поговорю. Только ты, дружище, зря время тратишь на эту дуру. Что тебе в ней? Какая-то она, как по мне, постная. И дура опять же.

– Э нет, не скажи. – Ростислав устремил мечтательный взгляд на дверь, отделявшую кабинет от приемной. – Она не дура. Далеко не дура. Есть в ней что-то такое… Волнует, понимаешь?

Заводит.

– Конечно, заводит. Будет заводить, понятно, когда она тебе отказала. – Игорек хихикнул. – Но на почетную роль твоей любовницы после Стеллы, согласись, она не подходит.

– Не подходит, – отрывисто ответил Ростислав. Насупился, уставился в окно.

Заботин притих. Тему Стеллы поднимать не стоило. С некоторых пор эта тема стала запретной. С того самого дня, как молодая красивая брюнетка оставила босса ради безродного аспиранта, с которым укатила в Америку. Ростислав тогда пробыл в агрессивном состоянии – постойте-ка, точно, четыре месяца. Целых четыре месяца! Четыре невыносимо тяжелых для окружающих месяца.

– Что там с нашим делом, Игореша? – Ростислав встрепенулся. – Ты порешал с этим головой? Как его там – Зайцев, кажется?

– Зайцев, – подтвердил Игорек.

Сразу сел ровно, затолкал ноги под стул, руки убрал со стола, сцепил ладони на коленях. Тема Зайцева еще паскуднее темы бывшей любовницы Ростислава. Они бились с этим уже третий месяц, и все ни с места. Ростик пригрозил недавно: если он не решит вопрос с главой местной администрации, будет уволен. А как решать? Кардинально?

– Так что с Зайцевым, Игореша? – Ростислав прищурился, соображал, к чему помощник так напружинился. – Надо полагать, ничего нового?

– Да, – коротко кивнул Заботин и съежился. – Непробиваемый он, Ростислав Иванович.

Когда дело начинало гадко пахнуть, Заботин предпочитал официальный тон.

– Та-ак, – протянул Ростислав, и в этом «та-ак» Игорек не зря расслышал угрозу. – Непробиваемый, значит?

– Так точно.

– Ты хочешь сказать, что испробовал все методы воздействия на этого чиновника? – недоверчиво прищурился босс.

– Не все, – честно признался Заботин.

– Говори давай, не заставляй из тебя по слову тянуть, Игореша! Докладывай, докладывай: какие методы использовал, какие планируешь. Какие оставил на крайний случай. – Ростислав повысил голос. – Не зли меня, твою мать! Рассказывай! Ты накопал на него что-нибудь?

– Нет! – не сказал, а выдохнул Игорек. – Нет на него ничего! Кристальный!

– Так не бывает, – сморщился Ростислав и даже повеселел. – Ты же понимаешь, что так не бывает.

– Понимаю. Но не нашел ничего. Я чуть до шахтеров не докопал. Ничего вообще! Обычная судьба обычного человека.

– Обычный, говоришь? Обычный человек из простого тренера вдруг превращается в главу района? Ты чего мне здесь лепишь, Игореша? – Ростислав с силой шарахнул кулаком по столу. – Где это видано, а? Где это слыхано – чтобы честный тренер стал вдруг честным чиновником? Кто-то за ним стоит. Кто-то его двигал. Кто-то помог на выборах. Тебе ли не знать? В общем, если ты ничего не нашел, значит, или не работал ни черта, или ты с ним в сговоре. Что скажешь?

Заботин поерзал на стуле, сунул за узел модного галстука два пальца, чуть ослабил. Стыдно признаться, но, когда Ростик так себя вел, у него, взрослого сильного мужика, запросто кидающего пудовую гирю, начинали трястись колени.

Он не боялся расправы, не в этом дело. Ростик никогда бы не посмел. Он боялся его авторитета. Боялся, что тот перестанет уважать его, Игоря, за непрофессионализм. Боялся перестать быть главным в его свите.

– Ростислав Иванович, у него нет тайн. Я проверил всю его родословную, до начала прошлого века дошел. Все чисто и прозрачно. На выборы его погнал губернатор, который тоже кристальный, которого сами знаете кто назначил. Зачистка. Везде зачистка. Сейчас из всех структур вымывают народ при первом намеке на скандал. Устраивают показательные процессы и все такое. Все просто-напросто боятся.

– Хочешь сказать, что прошли наши времена? – недоверчиво хмыкнул Ростислав. Помотал указательным пальцем, как стрелкой метронома. – Ни хрена, Игореша! Не верю. И у нашего Зайцева есть тайны. Просто его тайны кто-то хорошо охраняет.

– Нет тайн, Ростик. Нет! – Заботин ухватил себя за горло, как будто собрался удавиться. – Не могу же я их выдумать, ну!

Ростислав странно гыкнул. Вытаращился на помощника. Пошевелил губами. И вдруг заорал:

– Ай, молодца! Ай, молодца, Игореша! Подарок с меня за идею.

Соскочил с места, бросился чуть не бегом к дальней стене, в которую был вмонтирован бар. Открыл, погремел бутылками, вытащил из заднего ряда коллекционный коньяк. Захлопнул дверцу и вернулся к столу, за которым ежился его друг и помощник Игорек Заботин.

– На вот с барского плеча тебе. Жалую! – швырнул на колени другу дорогую бутылку в картонной тубе. Стукнул ладонью по плечу. – Ты умище, друг. Понял-то сам, что только что сказал?

Игорек поостерегся вот так сразу признать, что не разделяет восторги Ростика. Понял он, конечно, понял, за что тот зацепился. Но понятия не имел, как это можно провернуть.

Пакет с героином, что ли, Зайцеву в кабинет подбросить? С проституткой сфотографировать? Не прокатит: с проститутками Зайцев не знался, поскольку был счастлив в браке. А в кабинет к нему просто так не попасть – охрана. И люди в охране все верные. Он пытался одного-другого прощупать – бесполезно.

– Хочешь сказать, что скомпрометировать его невозможно? – нахмурился Ростислав.

– Практически. – Заботин обескураженно мотнул головой. – У меня не вышло, Ростик. Единственное, что у меня получилось, – договориться о вашей встрече в неформальной обстановке.

– Иди ты.

– Да. – Заботин глянул на часы. – Встреча через два часа в загородном кафе. Кафе выбирал я лично. Люди там надежные, от уборщицы до директора.

– И что, Зайцев вот так запросто согласился? – Ростик недоверчиво вывернул губы.

– Не запросто. Действовал через десятые руки.

Заботин вздохнул. Вспомнил, в какую сумму обошелся ему этот круг из десяти рук. Пришлось даже свои кровные вложить.

– Главное условие – ты должен быть один. Никакой охраны, никаких телефонов. Тебя обыщут – чтобы никаких подслушивающих устройств и прочего.

– Ты смотри. – Ростислав возмущенно засопел. – Меня, значит, обыщут? Он, выходит, с охраной будет, а я один? Замечательно. Замечательно, Игореша! Так ты устраиваешь наши дела?

– Я сделал все, что мог, Ростислав Иванович. – Заботин обиженно насупился. – На других условиях встречи не будет. Так мне было велено тебе передать.

– Понял я, ну! Чего дуешься?

Он выбрался из-за стола и походил по кабинету, не сводя напряженный прыгающий взгляд с оконных пролетов. Их в его просторном кабинете было целых три.

Заботин проследил за этим скачущим взглядом. Он мог поклясться, что знает, о чем думает его босс и приятель.

Там, за окнами, намечалась весна. Снега почти не осталось. Ветки деревьев поменяли цвет. Сухой, скучно-серый потемнел, заблестел под солнцем. Почки набухли. Вот-вот, неделя-другая – и проклюнется зелень. Весенние ливни вымоют город до блеска.

– Самое славное время года, – задумчиво проронил Ростислав и остановился у среднего окна. – Как думаешь, Игореша, а со мной бы она полетела в Америку?

Так он и думал! Шеф снова вспоминал Стеллу. Он всегда вспоминает ее ранней весной. Все у них началось именно в такую пору – среди оживающих деревьев, на фоне настырно рвущейся молодой травы, в облаке горько-сладкого дыма от костра, в котором горел прошлогодний сорняк с ее участка. Тогда-то Ростислав ее и увидел. Молодую, гибкую, сильную, с растрепавшимися на ветру волосами, с граблями в руках. Увидел, поздоровался, услышал звук ее голоса – и пропал. Навсегда пропал, как он потом уверял Заботина. Влюбился крепко, но из семьи не ушел. Не сумел, как сам говорил. Не смог бросить постаревшую верную жену, любимую дочку, дом, устоявшуюся жизнь.

Не захотел, понял потом Заботин. Не хотел наблюдать, как Стелла с годами начнет превращаться в такую же старую верную жену. Не захотел новых детей. Не захотел строить со Стеллой ту самую жизнь, к которой привык.