000
ОтложитьЧитал
Пролог
2024 г.
Молния за окном полыхнула так ярко, что Луис Факудо Санчес оторвался от созерцания экрана лэптопа и повернулся, чтобы выглянуть наружу.
На его памяти такого сильного шторма в Никарагуа еще не случалось.
Дождь хлестал по крыше дома, размывал лужайку на заднем дворе и безжалостно вбивал в почву бутоны цветов. За обрывом скалы бушевал океан – еще утром спокойный, а ныне взбудораженный ночным ураганом.
В такую погоду любое укрытие – уже подарок судьбы. А поскольку подарки она дарила все реже, следовало радоваться и этой малости.
Луис вдохнул табачный перегар и перевел взгляд на экран.
Минуту назад его настигло уведомление о том, что его очередной, уже 34-ый по счету, аккаунт забанен на фейсбуке.
Луис откинулся на спинку кресла, зажмурился ненадолго. Перед внутренним взором плясали черные буквы на белом полотне пикселей. Корки мертвых слов жгли роговицы усталых глаз.
«Черт бы вас всех побрал».
Луиса накрыла волна отчаяния. Он открыл глаза и, глядя сквозь монитор, задышал – часто-часто, но совершенно бестолково; дышал и не мог надышаться.
Еще в 2004-ом году в паутине, связавшей порывом общения миллионы людей, электронная слежка была фактически невозможна. Тогда, во время мадридского теракта, случившегося ровно двадцать лет назад, она в теории могла бы спасти множество жизней…
Ладони Луиса сжались в кулаки.
«Если бы ее, конечно, использовали для решения настоящих проблем».
Теперь, в 2024-ом, на фоне 13-ой пандемической волны, казалось, что слежка в глобальной сети – это нечто вполне естественное, обыденное.
Нормальное.
Правда, так кажется ровно до того момента, пока сам не оказываешься ее целью.
Луис встал из-за стола, древесину которого влажный климат изрезал шрамами трещин, подошел к двери, открыл ее.
И замер на пороге, завороженно глядя в залитое мраком пространство.
Глава 1
Один день Луиса Санчеса
2024 г.
Просыпаться под шум плещущих волн было чертовски приятно.
Луис открыл глаза. За распахнутыми створками стеклянной стены, как всегда, были Тихий океан и бирюзовое небо. Дымчатая линия горизонта простиралась между ними, насколько хватало глаз. Белые вальяжные пеликаны небольшими стайками периодически пролетали над ней; самые голодные время от времени сваливаясь с неба к воде, за добычей, а после взмывали обратно, будто надеялись подкоптить пойманных рыб в лучах жаркого никарагуанского солнца. Вдали темнели треугольники парусов, одинокой точкой уносился прочь моторный катер.
И лишь на границе видимости, у самого пола, тонкой линией проступал темный край обрыва. От него вниз, на пляж, вела узкая лесенка с выдолбленными прямо в кривой скале ступеньками. Луис часто спускался туда, посмотреть вблизи, как океан с приятным уху шелестом облизывает серый вулканический песок пенными языками волн.
Это был если не рай на земле, то точно нечто, очень на него похожее.
Луис сонно улыбнулся не надоедающему пейзажу, перевернулся на спину и уставился в белоснежный потолок комнаты. Окно с его безмятежностью находилось по правую руку от кровати дона Санчеса, а по левую была дверь, за которой скрывался мир, полный дел и суеты.
Но с давних пор – примерно последние лет десять – Луис был избавлен от необходимости вставать под выстрел будильника и спешить, зевая, по каким-то срочным делам. Теперь он вставал под шум прибоя, неторопливо приводил себя в порядок, а потом пил на веранде утренний кофе с сигарой, прикидывая, куда поехать в первую очередь. Море добавляла мыслям ритм, они двигались упорядоченным потоком, и в эти мгновения Луису казалось, что его жизнь наконец стала по-настоящему безмятежной.
Увы, это был самообман – стоило хоть на миг утратить самоконтроль, и события двадцатилетней давности тут же вырывались из чулана памяти, куда дон Санчес их настойчиво прятал. Дальше все шло по давно известному сценарию: следующей ночью Луис вновь просыпался в холодном поту, разбуженный кошмаром о том самом роковом дне, после которого он вместе со своим предприятием эмигрировал сюда, в Никарагуа.
Еще один вдох дыма. И еще – чуть быстрей, чем следовало бы, уже не попадая в ритм, задаваемый прибоем.
Когда день Луиса начинался с подобных мыслей, он «не задавался». Учитывая вольный график, это не доставляло ощутимых хлопот, но настроение портило: теперь до самого наступления ночи дон Санчес ожидал неизбежную «развязку во сне». Оттого мысли начинали путаться, как швартовые в руках неопытного матроса, и самые важные дела приходилось откладывать на потом.
Сегодня Луис, похоже, снова невольно наступил на старые грабли – слишком расслабился, глядя на океан, поражающий невозмутимым спокойствием многих веков, которые он омывал сушу.
Утренний кофе и сигара лишь подтвердили догадку: после первого же рассеянного глотка на груди полосатого «поло» осталось темное пятно.
Очертаниями оно напомнило Луису Испанию.
– А как хорошо все начиналось… – закурив сигару, пробормотал дон Санчез.
Ароматный дым устремился вверх. Хорошая сигара могла скрасить любой день. И уж точно начинать без нее день нынешний было смерти подобно.
Луис знал толк в сигарах, поскольку сам давно занимался их производством.
Это и было то дело, которое дон Санчес двадцать лет назад перевел в Никарагуа.
Сменив футболку на чистую, Луис прыгнул за руль «Toyota Hilux», изрядно потрепанной бездорожьем табачных плантаций, и покатил к шлагбауму. Остановившись возле окошка, опустил стекло и дружелюбно бросил седовласому охраннику:
– Привет, Хосе! А где Франко?
– Доброго утра, дон Санчес. – Хосе, кажется, распирало от гордости. – Он приболел, попросили меня подменить, а мне ведь и свой пост оставлять нельзя, вот и разрываюсь. Дел просто по горло!
– Транкильо, амиго, не сомневаюсь, что ты справишься с любым, – улыбнулся Луис.
Хосе ему нравился: простой, открытый старикан, начитанный и много знающий о табаке. Собственно, на этой теме они как-то и разговорились и с той поры частенько беседовали, обсуждая то путешествие Колумба, то более поздние приятные и не очень для Никарагуа вехи. В отличие от Луиса, Хосе почти не покидал отеля: в его обязанности входило сторожить дверь подсобки на первом этаже КПП, и большую часть времени охранник проводил на шатком табурете за книгами.
Но сегодняшний день, как видно, был исключением из правил. Обычно на шлагбауме дежурил угрюмый Франко, поэтому именно сегодня, после утренних разочарований, Луис был рад видеть куда более приветливого Хосе.
– Вы мне льстите, дон Санчес, – ответил охранник, но по его улыбке сразу становилось ясно, как ему приятен комплимент постояльца.
– Вовсе нет, – ухмыльнувшись, сказал Луис, – однако если ты так и не поднимешь шлагбаум, буду вынужден взять свои слова обратно!
– Ах, простите, дон Санчес… – Хосе, спохватившись, тут же потянулся к красной кнопке и припечатал ее морщинистой ладонью. – Хорошего вам дня!
Шлагбаум медленно пополз вверх.
– И тебе, мой друг, – бросил Луис и утопил педаль газа в пол.
Отель «Мукуль» с его уединением и дружелюбным Хосе остался позади. С каждой пройденной милей Луис приближался к Гранаде, городу, наполненному шумом и суетой. Здесь был иной ритм, более рабочий, что ли, и дон Санчес ежедневно по пути в офис заново приноравливался к нему. Спадали остатки сна и некая леность. Руки обретали твердость, а мысли окончательно прояснялись.
Первое – по приезду, сразу позвонить в Нью-Йорк, Джонсону, пока тот не укатил на обед. Следовало, конечно, сделать это из дома, но тогда велик был риск, что Джонсон еще не проснулся. Звонить с мобильного давно стало моветоном: прибравшие к рукам мобильную связь китайцы сделали звонки в Штаты «золотыми», а все адекватные по функционалу мессенджеры заблокировали еще в прошлом году.
Второе – наведаться на плантации: там с техникой снова какие-то проблемы, и надо бы напрячь контору, которая делала ремонт, чтобы все исправила.
«Хотя напрячь коренного никарагуанца – это уже адски трудная задача…».
Третье – заглянуть на стройку канала, к Джи, пообедать у нее в столовой и заодно прояснить кое-что у местных инженеров, негласно отвечающих за снабжение Китая первосортным табаком с плантаций Никарагуа…
Ну а поскольку дорога до канала и обратно отъест весомый кусок дня, на этом перечень сегодняшних дел можно и завершить. Еще пара звонков, подписанных бумаг, просмотр почты – само собой, но из глобального, кажется, это все.
Разговор с Нью-Йорком – самый простой этап.
– Привет, старина, – сказал Джонсон, крупный мужчина лет пятидесяти с легкой проседью, щеками бульдога и взглядом стервятника, всплыв аватаром на экране телефона. – Получил документы?
– Уже отправил их тебе обратно. – Луис уселся на край рабочего стола и с укором посмотрел на собеседника. – Опять проглядел?
– Сегодня у Кейши было просто божественное рагу, – нехотя сознался Джонсон. —Все мы люди, Луис. До почты я еще не добрался.
– Ладно, принял. Вкратце – все отлично. Когда отправляем контейнер с сигарами в Штаты?
– Это мы согласуем отдельно.
– В перерывах между рагу от Кейши?
– Хотел бы я сказать, что да… но не уверен, что смогу отвлечься от рагу. – Джонсон хохотнул. – Черт, ладно, займусь работой, а то у меня слишком довольный вид. Не хочу, чтобы меня таким видели в офисе. Подумываю даже уволить парочку стажеров, чтобы не расслаблялись. Шучу! – Он снова рассмеялся. – Ладно, давай, занимаюсь только тобой, старина!
– Верю, – соврал Луис и сбросил вызов.
На плантации разобрались еще быстрей – оказалось, что горе-ремонтники попросту забыли подключить обратно какой-то кабель, поэтому техника работала некорректно.
«Что ж, одной головной болью меньше», – подумал Луис и, прыгнув в машину, покатил прочь.
Его уже ждали на стройке канала, которую местные в шутку называли Вечной: китайцы, обычно шустрые, провозились уже 5 лет, но работы шли аномально медленно. Причина, однако, была прозаична – происки ушлых американцев. Китайский канал изначально затевался, как альтернатива Панамскому, и дельцы из США, не желая терпеть конкуренцию, постоянно вставляли азиатам палки в колеса.
В долгой дороге призраки прошлого снова стали настигать дона Санчеса, а он упрямо отгонял их сигарным дымом, пытаясь растворить страх в никотине. Наверное, легкое раздражение в его речи заметил и Ксинг, инженер, через которого Луис работал с Китаем.
– Ты сегодня чем-то явно встревожен, пэню (друг-кит), – заметил Ксинг.
Дон Санчес смерил стоящего перед ним человека хмурым взглядом. Работать с китайцами Луису не то, чтобы очень нравилось, но и проблем с ними пока особых не возникало. Разве что личность самого Ксинга немного смущала. Большую часть времени спокойный и уравновешенный, он подчас начинал изъясняться с такой надменной интонацией, словно судьба Луиса зависела лишь от благосклонности китайцев, и если бы они назавтра вдруг надумали закрыть лавочку, вчерашний табачный магнат пошел бы по миру с протянутой рукой.
«Хотя, может быть, сегодня я просто сам себя накручиваю, и они ничего такого в виду не имел?..»
– Связано ли это как-то с нашим общим делом? – вставил Ксинг, отвлекая собеседника от раздумий.
– Никак, – честно ответил Луис. – Нашему делу ничего не угрожает.
После, поздоровавшись с Джи – она отчего-то сегодня была с ним особенно приветлива – домой, скорей домой, поближе к умиротворяющему океану. Казалось, в душе зреет предчувствие чего-то нехорошего, крайне неприятного, хотя Луис даже не представлял, как события двадцатилетней давности могут отразиться на его жизни сейчас? Разве что обернутся очередной чередой бессонных ночей, и только, но это он уже переживал, не проблема…
Но мироздание быстро ответило на вопрос Луиса – когда поздним вечером дон Санчес за ночной сигарой листал почту, сидя за компьютером, на его электронный ящик упало письмо от старого знакомого из Испании.
Дрожащей рукой открыв сообщение, Санчес прочел:
«Здравствуй, Луис!
Это майор Уго. Как поживаешь, старый друг? Уже и не вспомню, когда мы виделись в последний раз. Кажется, прошло уже больше десяти лет, а потом были только письма…
Перечитываю начало письма и думаю – я это вообще писал или нет? Раньше – кратко, четко, теперь – вот… Старею, видимо. Становлюсь сентиментальным.
Но – оставим пустой треп, к делу!.. Кажется, с моими нынешними долгами в Испании я расплатился полностью и скоро все же осуществлю свою давнюю мечту. Никарагуа ждет! До скорой встречи!
У. Н.»
Взгляд Луиса сам собой переместился с открытого письма майора на картину «Меланхолия» Альбрехта Дюрера, которая украшала собой стену по левую руку от рабочего стола. В обрамлении табачного дыма, который срывался с кончика сигары и обволакивал комнату, работа немецкого художника казалась еще более мистической и странной.
Это выглядело особенно ироничным в том смысле, что табак, по мнению дона Санчеза, служил спасением от любой меланхолии.
Но даже подобная ирония меркла на фоне другой, куда более неожиданной: главный призрак прошлого – маойр Уго – решил перебраться поближе к Луису.
Глава 2
Просьба Колумба
1491 г.
Весть о приезде старого знакомца, Христофора, в Севилью наполнила душу Марио Варгаса благостным чувством предвкушения встречи. У банкира, многие лета отдавшего службе банкирскому дому Дельгадо, имелось не так-то много друзей, чтобы игнорировать визит одного из них на юг Испании.
И пусть формально эти двое были не настолько близки, причиной тому служил лишь разъездной образ жизни Христофора, а вовсе не разность характеров или темпераментов, испанского и итальянского.
Хотя какой из Колумба итальянец, ухмылялся про себя Марио, сидя на террасе таверны и наблюдая за тем, как по улице носятся босоногие сорванцы. Он давно уже укоренился в Испании и даже под ее знаменами намеревался отправиться в путешествие… куда? Марио слышал самые разные версии и не сомневался, что в Севилью Колумб прибыл по тому же самому поводу – он искал меценатов, способных поддержать его грядущую экспедицию.
Возможно, некоторые денежные средства Христофор хотел ссудить также у самого Варгаса, оттого так охотно и согласился встретиться после того, как банкир с уличным мальчиком передал ему свое приглашение на обед.
Впрочем, чего гадать, подумал Марио, разглядывая замасленные узоры дерева на столе перед ним. Скоро его друг минует арку на входе и, задержавшись на полпути, воскликнет…
– Ба, Марио, да ты ли это?!
Варгас встрепенулся и, повернувшись на шорох обуви, обнаружил перед собой Колумба. Тот стоял перед столом, буквально в паре шагов от него, с высоко поднятым носом, прижимал к груди шляпу и хитро улыбался.
– Христофор! – воскликнул Марио и спешно поднялся.
Друзья обнялись и, уже вместе, уселись за стол. Подошла разносчица в фартуке, выслушала заказ и ушла, оставив Марио и Колубма наслаждаться обществом друг друга.
– Ты стал бледен, – первым делом заметил Варгас, разглядывая путешественника.
– Я лишь смертельно устал, мой друг, – с вымученной улыбкой ответил на это Колумб. – Дорога – мой дом, но иногда бренное тело напоминает о необходимости отдыха… иногда – даже слишком настойчиво.
Он усмехнулся, но Марио видел, что его старый знакомец действительно истощен.
– Тебе надо чаще прислушиваться к своему телу, – заметил он, украдкой рассматривая сидящего напротив путешественника. – Ведь никто из нас не молодеет. Возможно, стоит обратиться к «Tacuinum Sanitatis» Ибн Бутлана*? Его советы помогут отстрочить старость и дольше чувствовать себя здоровым.
– Мне ли говорить о старости в сорок? – снова расплылся в улыбке Христофор. – К тому же с чего взял, что я не читал сей трактат? Да я даже в путешествиях стараюсь питаться правильно, а вот по тебе строго следования правил можно и не заметить…
Говоря это, Колумб красноречиво посмотрел на пухлые щеки сидевшего напротив собеседника.
– Узнаю друга Христофора! – беззлобно воскликнул Марио. – Но все же побереги себя, пусть наши встречи редки, я не хочу, чтобы они заканчивались совсем.
– Не переживай. Впереди меня ждут еще многие и многие дела… многие и многие…
Он эхом повторил сам за собой, скосив глаза на разносчицу, которая как раз вернулась из кухни с кувшином вина и глиняными бокалами. Поставив их на стол, она улыбнулась гостям и упорхнула обратно, видимо, за фруктами и сыром, которые настоял принести Марио.
– Чудо как хороша, – заметил Колумб, проводив смазливую девицу взглядом. – Порой даже в ваших темных севильских проулках вырастают настоящие цветы жизни.
– Как будто в Генуе солнце светит, не переставая, и нет там ни трущоб, ни покосившихся зданий, как на здешних окраинах! – беззлобно фыркнув, воскликнул Марио.
– В Генуе, конечно же, есть. Или, ты думаешь, я просто так, едва мне исполнилось двадцать, перебрался в Савон, а потом и вовсе покинул Италию? – с улыбкой ответил на это Колумб.
Глаза его, в отличие от изможденного тела, горели огнем души, огнем, который неистово гнал Христофора к новым свершениям и открытиям.
– Ладно, оставим праздные колкости. Лучше расскажи, что привело тебя в Севилью, мой друг? Ты, верно, навещал своего сына, Диего, в монастыре Рабида?
– Нет, туда я еще не добрался, – поморщился Колумб. – Но обязательно отправлюсь к Диего, едва покончу с делами здесь. Главное дело, впрочем, я уже благополучно провалил – иного слова и подобрать трудно. Впрочем, провалы давно меня преследуют, так что я даже перестал унывать, когда случается очередной.
– Что же стряслось на этот раз? – осторожно осведомился Марио.
Колумб посмотрел на него исподлобья, а потом нехотя ответил:
– В Севилье я снова встречался с благословенными Изабеллой и Фердинандом. У нас уже было свидание прежде, и повторное предложение увидеться здесь пробудило во мне надежду, что они все-таки заинтересовались моей экспедицией и согласятся ее финансировать. Но, к моему разочарованию, королевская чета опять мне отказала в этом…
– Время ты, конечно же, выбрал не самое удачное для таких встреч, – заметил Варгас. – Кастилия, кажется, вот-вот дожмет Гранаду и выбьет оттуда мавров, но это требует постоянных денежных вливаний. Поверь мне, как представителю банкирского дома Дельгадо – долги корон Кастилии и Арагона велики, как никогда прежде.
– Наслышан, как говорится, из первых рук! Но что же делать мне, мой друг? Я ведь не становлюсь моложе, и каждый потерянный год лишает меня возможности совершить еще одно путешествие к землям, о которых мы имеем лишь смутное представление… К счастью, имеются дела и здесь, на материке. И с одним таким делом я и пожаловал к тебе сегодня.
Колумб сложил руки перед собой и сплел пальцы.
Наверное, все же будет просить денег, решил банкир про себя. Но о какой же сумме может идти речь, если даже благословенные короли Кастилии и Арагона, храни Господь их бессмертные души, отказали Христофору? Разве что весь дом Дельгадо вдруг решит отказаться от финансирования войны в пользу финансирования науки…
Но разве может быть что-то более доходным, чем война?..
Будто оттягивая драматическую развязку этой театральной паузы, к друзьям подошла уже знакомая разносчица и поставила на стол корзину с фруктами и сыром.
– Что же, выпьем за встречу? – предложил Марио, желая хоть немного снять легкое напряжение.
Христофор закивал. Варгас разлил вино по бокалам, один придвинул к собеседнику, второй взял в руку и сказал:
– Твое здоровье, мой друг. Я несказанно рад тебя видеть.
– Это совершенно взаимно, Марио, – с улыбкой ответил Колумб.
И они немедленно выпили, после чего оба потянулись к еде.
– Итак, что же у тебя ко мне за дело? – спросил Марио мимоходом.
Колумб шумно втянул воздух ноздрями, посмотрел на собеседника, сказал:
– Я хочу, чтобы ты познакомил меня немецким живописцем Альбрехтом Дюрером.
Марио недоуменно взглянул на собеседника, и Христофор тут же добавил:
– Я слышал, вас с герром Дюрером познакомил герр Фуггер.
Он многозначительно посмотрел на старого знакомца, и Марио медленно кивнул.
Варгас и вправду хорошо знал Якоба Фуггера, одного из самых влиятельных и, что таить греха, богатых банкиров Германии. И с Альбрехтом Марио действительно познакомился благодаря Фуггеру, который был вхож в дом живописца.
Вопрос состоял лишь в том, откуда об этом стало известно Христофору? От самого Якоба? Но зачем тогда Колумбу понадобился посредник в лице Марио для встречи с Дюрером, если их свиданию вполне мог поспособствовать Фуггер? Множество вопросов, словно дым, не нашедший выхода в печной трубе, заполнили мозг Варгаса, окутали его мысли, спрятав их от хозяина так, чтобы он не мог над ними раздумывать, покуда не вызнает хоть что-то у загадочно улыбающегося гостя.
Но готов ли гость говорить?..
– Допустим, это правда, – проронил Марио. – Но так ли важно, кто нас познакомил?
– Я лишь выказал осведомленность, – снова мягко улыбнулся Колумб. – Я специально наводил справки о Дюрере и был рад узнать, что у нас есть общий знакомый в твоем лице. Пока Кастилия решает свои военные вопросы, мне нужно как следует подготовиться к следующей встрече с Изабеллой и Фердинандом. Нового отказа я не вынесу.
– Так у вас будет еще одна встреча? – удивился Марио.
– После неминуемого взятия Гранады я точно попробую напомнить Его и Ее Величеству о себе, – сказал Колумб. – Если, конечно, к тому времени меня не согласиться обеспечить всем необходимым Франция, а предпосылки к этому, поверь, имеются…
Марио медленно кивнул. Колумб был фанатиком своего дела и искал меценатов везде, куда мог дотянуться. За это его уже выслали из Португалии… а после – предложили вернуться обратно, уверяя, что ни один волос не падет с его головы… но при этом никакой поддержки, впрочем, не обещая.
И вот теперь еще и Франция появилась на горизонте.
Как выразился Христофор? «Дорога – мой дом»? Кажется, это касалось не только путешествий к неизведанным берегам, но и странствий по финансовым дорожкам Европы.
– Так что же, ты сможешь поспособствовать нашему с герром Дюрером свиданию, Марио? – напрямик спросил Колумб.
– Думаю, смогу, – неуверенно ответил Марио. – Я и сам давно не виделся с Альбрехтом. Попробую навести справки через досточтимого Якоба. И, возможно, будет проще договориться о свидании, если ты сразу расскажешь, в чем состоит твой интерес, мой друг? Ты хочешь купить работы Альбрехта?
– Можешь считать меня суеверным, но я не хочу раскрывать все свои планы заранее, – с чуть виноватой улыбкой сказал Колумб. – Скажем так: до меня дошли слухи, что герр Дюрер обладает неким предметом, который может быть мне очень полезен. Если это правда, я бы хотел выкупить этот предмет у него. И я бы не хотел, чтобы кто-то, кроме меня и тебя, Марио, вообще знал об этом моем намерении. Можешь действительно сказать герру Фуггеру, что я хочу навестить мастерскую художника, чтобы купить несколько картин. Такого рода встреча меня вполне устроит – лишь бы хоть на время остаться с немцем наедине. Ты сделаешь это для меня, Марио?
Варгас медленно кивнул. Колумб умел создавать ажиотаж на ровном месте. Казалось бы, ничего особого не сказав, он пробудил в банкире любопытство. Что за таинственный предмет может находиться у Дюрера? Откуда о нем прознал Христофор и почему так жаждет его заполучить?
– Скажи, мой друг, сколько времени ты еще пробудешь в Севилье? – спросил Марио.
– Столько, сколько потребуется. Если, разумеется, меня раньше не призовут под французские знамена… Ближайшие месяцы покажут, насколько серьезен их интерес. А почему ты спросил?
– Я планирую связаться с Якобом в ближайшее время и, в случае, если Альбрехт согласится нас принять, хочу, чтобы мы отправились в кратчайшие сроки.
– Нас? Мы? Значит ли это, мой друг…
– Да, Христофор, – сказал Марио. – Я хочу отправиться в Германию вместе с тобой. Тем более я давно не виделся с Альбрехтом.
– И, безусловно, заинтересован, что такое я хочу у него найти? – прищурившись, спросил Колумб.
– Разумеется.
Христофор пригубил вина, повертел бокал в руке и сказал:
– Договаривайся скорей, мой друг. Мне не терпится встретиться с герром Дюрером.
Марио поднял свой бокал, и они молча выпили за успех грядущего мероприятия.
Глава 3
Испания. Луис и Эвита
2004 г./2024 г.
– Милый, поставь чайник, – пропел ее голос из коридора.
Луис вновь удивился умению жены излучать позитив даже в первые минуты нового дня. Для Санчеса пробуждение в 6 утра было сродни пытке: сначала солнце будит тебя обжигающим солнечным зайчиком, ты осознаешь, что сегодня только вторник, и тихо стонешь, понимая, что впереди еще уйма дел и втайне мечтая о субботе.
И только перевернувшись на другой бок и увидев сонную улыбку Эвиты, Луис вспоминал, зачем участвует во всей этой суете под названием жизнь. Уже через секунду, если прямо сейчас не сгрести жену в объятья, она вспорхнет с постели и, напевая очередную «самую любимую» песню, отправится в душ. Зашумит струя воды, бьющая в пластиковую шторку, и Эвита запоет громче – этакий звонкий будильник, который просто невозможно проигнорировать.
После этого Луис обычно поднимался и шел на балкон, чтобы выкурить ароматную утреннюю сигару. Вернее, это были бережно разрезанные пополам сигары формата «robusto», придуманный Санчесом размер витол для дымного ритуала встречи нового дня. Идея посетила Луиса случайно наутро после Рождества, когда хмель и сонливость не позволили его рукам бережно обрезать сигару, превратив её в два обрубка. Формат «Луиса Санчеса», как он шутливо его назвал, позволял насладиться табачным ароматом даже в утренней суете приготовлений к выходу в мадридскую повседневность.
Сигары обычно хватало до того момента, когда Эвита выходила из душа и на балкон прилетала её нежная фраза:
– Милый, поставь чайник.
– Да, дорогая.
Струя воды из крана, щелчки пьезо на газовой горелке…
Мгновенье, и брюхо миниатюрного блестящего чайника уже лижут языки голубого пламени конфорки. Скоро он засвистит радостно, приглашая Эвиту и малыша Пабло на кухню пить чай, а пока Луис сварит кофе. Он любил сидеть с чашкой свежесваренного эспрессо и наблюдать, как жена и сын возятся с завтраком. Хлопья, чай, вечное «мам, я не хочу на ужин брокколи», рюкзак, в котором не хватает учебников, спешка, спуск на подземную парковку и долгая дорога из Орталезо в школу близ вокзала «Аточа» через многочисленные пробки Мадрида.
Сегодня все будет чуточку иначе.
Сегодня Луису предстоит поездка на другой конец города, и он уедет раньше, чем сын успеет понять, что забыл учебник по математике, а в ручке кончилась паста. Сегодня Эвита повезет Пабло в школу на электричке, а после отправится в художественную студию.
– Может быть, взять такси? – глядя на хрустящего хлопьями Пабло, спросил Луис у супруги.
– Зачем, если до станции два шага? – удивилась Эвита. – К восьми будем на месте, даже чуточку раньше. Если, конечно, наш малыш снова не забыл собрать портфель…
– Эй, – возмутился Пабло с набитыми хлопьями ртом. – Я уже не малыш. Я уже взрослый, мам.
Луис отвернулся, чтобы сын не видел его улыбки.
– Как скажешь, мистер взрослый, – серьезно кивнула Эвита. – Третий класс – это и вправду уже совсем не детская история.
– Вот, и я про что, – обрадовался Пабло.
– Очень скоро ты уже начнешь работать, – продолжила мама, – совсем как твой папа, и мы будем видеть тебя лишь ранним утром и иногда по вечерам…
Пабло от такого неожиданного поворота чуть не подавился хлопьями, а Эвита многозначительно посмотрела на Луиса.
– Милая, ну ты же знаешь, что я с радостью проводил бы время с вами, но работа… – Санчес вздохнул. – Куда от нее деться?
– Я понимаю, – с грустной улыбкой сказала Эвита. – Просто скучаю по вечерам, когда мы все были вместе.
– Надеюсь, через пару лет все изменится, – произнес Луис. – Я все же открою свое дело, по свободному графику…
– Кажется, я слышала об этом плане пару лет назад, – заметила Эвита.
– Возможно. Но тогда я, наверное, говорил про четыре года, – слабо улыбнулся Луис.
– Ладно. Не буду тебя больше мучить. – Она подошла к нему и поцеловала в нос. – Впереди тяжелый день… у всех нас.
Пабло важно кивнул, будто речь шла в первую очередь о нем. И как он хочет поскорей повзрослеть, глядя на сына, подумал Луис. Но зачем? Разве не лучше оставаться в детстве как можно дольше? Три, четыре, даже пять уроков – это не так утомительно, как работа с утра до ночи над раздутыми сметами огромных строительных проектов.
Луис допил кофе и поднялся из-за стола.
Пора обратно, к цифрам.
Пока он обувал туфли, Пабло расправился с остатками хлопьев и вместе с Эвитой вышел в прихожую, чтобы проводить отца на работу.
– Пока, папочка, – пропела жена.
– Пока, пап, – шмыгнув носом, сказал сын.
Улыбнувшись, Луис растрепал сыну кучерявые волосы, потом взял Эвиту за руку. Жена любяще посмотрела на Санчеса.
– Я постараюсь сегодня пораньше, – пообещал он.
Судя по ее прищуру, она не очень-то поверила. Впрочем, он и сам сомневался, что получится. Но не сказать не мог: Луис хотел, чтобы жена знала – он искренне хочет больше времени проводить с ними, и вся эта суета со стройками – не самоцель, а лишь способ обеспечить семью.
Эвита не понимает, что у Санчеса есть четкий план. Она не верит, что, если все сложится удачно, буквально через пару лет у них будет свой бизнес. Да, поначалу, возможно, придется вкалывать еще больше, чем сейчас. Но это же будет временная мера, плата за безбедное и свободное будущее…
Через еще пару лет, мысленно голосом жены повторил Луис, шагая через подземную стоянку к припаркованному в её глубине темно-зеленому «Сеату Лиону».
В этом месте Эвита бы рассмеялась и сжала бы плечо супруга, но в этом жесте не было бы злости или обиды. Нет ничего предосудительного в том, что мужчина мечтает сбежать от ежедневной рутины и больше времени проводить с женой и сыном. Напротив, это дарит тебе уверенность в том, что ты все делаешь правильно.
Например, везешь сына на электричке в школу, чтобы твой муж успел на встречу с подрядчиками.
Вот и старенький «Лион», такой же зеленый, как глаза Эвиты. Луис нарочно купил светлые чехлы для сидений – когда жена садилась рядом, ее темные волосы красиво рассыпались по бежевой ткани. Комиксы на заднем сиденье не давали забыть о Пабло. Где-то там, в недрах его кресла, наверняка спрятан не один фантик от украденной из вазы конфеты.
Луис сел за руль, завел мотор и, бросив взгляд на брелок в форме табачного листа под зеркалом заднего вида, невольно улыбнулся: Пабло подарил ему этот брелок на последний день рождения.
Санчес любил подвозить Пабло в школу. Да, пробки немного нервировали, но зато это было их время отца и сына, время, когда они вдвоем могли обсудить, что угодно, вместе фальшиво попеть песни в унисон с магнитолой или же поспорить о цветах проезжающих мимо автомобилей.