000
ОтложитьЧитал
Глава 4
Конечно, это был он, граф Александр Андреевич Кожемяка, волей судьбы и французской разведки, засланный в Россию вместе с профессиональным агентом Ришаром. Оказавшись в двусмысленном положении недалеко от германо-польской границы, им пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы исчезнуть за несколько минут до паспортного контроля на границе. Убитый Якушев остался лежать на диване, а наши герои исчезли в утренней дымке германского местечка Воншен.
Воспользовавшись туманом, они скрытно перешли границу и сели в этот же поезд уже на территории Польши. Они залезли в вагон второго класса и оттуда перебрались к обитателям «третьего класса» на крышу. Там они без особых тревог и удобств ехали почти сутки до Гатчины.
Елизавету нашли быстро. У Ришара были данные на семью Калашниковых, и несомненно, имелись особые инструкции касательно всех фигурантов операции, но Александр в эти тайные установки посвящён не был и свою роль в этой истории, представлял туманно.
Они взяли дом под постоянный контроль. В третьем часу девушка вышла из дома и направилась к Университетской набережной, где прогулявшись до Николаевского моста, вернулась домой и вышла только к вечеру. Она села в экипаж и отправилась к Обводному каналу, район Лиговки. Когда соглядатаи сопроводили Елизавету до места, Ришар, вдруг, снял наблюдение. Он сказал, что необходимо ехать на почтамт. Александр возразил:
– Разве мы не должны следить за ней?
– Она уже никуда не денется, перехватим её позже. Не забывай, кроме девушки, у нас есть ещё и другие задания.
Александр умолк. Шпионить ему совсем не хотелось, но он помалкивал, надеясь в нужный момент повернуть ситуацию в свою сторону.
Ришар написал несколько телеграмм, явно используя какой-то шифр, из чего Александр понял, что не все в послания предназначены для чужих глаз. Отправив телеграммы Ален сокрушённо произнёс:
– Почему мы не можем воспользоваться телеграфом посольства? Ведь сколько времени теряем! – Ришар раздражённо покрошил корешки телеграмм в корзину с мусором, и направившись к выходу, произнёс без особого энтузиазма:
– Ну что же, теперь к нашей подопечной…
Ждать пришлось долго. Лишь в двенадцатом часу Елизавета покинула гостеприимный дом вместе с девицей одетой в цвета воинствующих суфражисток. Они пошли по Лиговскому проспекту в сторону Николаевского вокзала. Улица была пустынна. Держась на почтительном расстоянии наблюдатели пошли за девушками с видом прогуливающихся бездельников, глазея в окна и витрины магазинов. У вокзала произошла сценка, суть которой они не поняли: девушки, вдруг, расстались и Елизавета лихо прыгнула в пролежавший мимо экипаж. Пока опешившие соглядатаи поймали свободного лихача, экипаж с Елизаветой скрылась в глубине Невского проспекта. Они попытались догнать беглянку, но подъехав к особняку Калашниковых, увидели пустую улицу. Ален сделал знак вознице подождать, подошёл к приоткрытой двери и заглянул внутрь. В парадной было темно. В этот момент из дома раздались громкие крики, что-то с грохотом упало, затем послышались шаги и стало тихо. Ришар достал «браунинг» и осторожно вошёл в парадную. Александр двинулся следом. Они миновали широкую лестницу, прошли в открытую прихожую, и включив свет, увидели лежащую без сознания Елизавету, а чуть далее тело женщины в луже крови. Александр услышал, как кто-то быстрыми шагами удаляется к чёрному входу, и схватив тяжелую каминную кочергу, устремился за погромщиком. Внизу на лестнице ведущей к чёрному выходу, он увидел мелькнувшие белые волосы, чёрную кожанку и сапоги для верховой езды, но, сбежав вниз во двор, никого не обнаружил. Погромщик исчез без следа. Александр вернулся в дом. Ришара он нашёл в спальне осматривающим лежащего возле кровати мужчину в пижаме и ночном фланелевом колпаке. Мужчина был без сознания. На правом виске его запеклась гематома, из чего было ясно, что напавший был левша. Они с трудом затащили грузного мужчину на кровать и вернулись в зал. Увидев, что прислуге помочь уже нельзя, Александр отнёс девушку в кабинет и уложил на диван. От холодной воды из графина, Лиза пришла в себя.
Она провела рукой по лицу, и глядя, как Ришар уничтожает мебель, спросила:
– Что вы тут делаете? – её вопрос повис в воздухе. Незнакомцы не обращая на неё внимания продолжали обыскивать кабинет. Она спросила ещё раз, и уже совсем прийдя в себя, крикнула, вконец потеряв терпение:
– Мне кто-нибудь ответит, наконец!?
– Они ищут рукопись. – раздался еле слышный голос.
Елизавета и оба искателя приключений оглянулись и увидели в дверях Якова Фёдоровича, который с трудом держался на ногах и был бледен, как сама смерть. Он шатаясь прошёл к открытому ящику стола и упал без сил в кресло, которе ещё не успел разобрать Ришар.
– В этом ящике было то, что вы искали… – сказал он уставшим голосом, обращаясь к незнакомцам проникшим в дом.
Ришар метнулся к столу и заглянул в ящик стола – он был, действительно пуст. Издав звериный рык, и призывая на французском всех чертей, Ален с яростью вырвал ящик из ниши стола, и грохнув его об пол, несколько раз пнул его ногой. Насытившись местью, к ни в чём не повинному представителю мебельного ампира, француз успокоился и уже своим обычным голосом начал допрос хозяина дома:
– Опишите мне, как выглядели те, кто напал на вас. Сколько их было, как одеты. О чём говорили, что спрашивали… мне важно всё.
Яков Федорович задумался нахмурив лоб, затем потрогал висок, поморщился и сказал:
– Я видел одного. В смысле… нападавшего. Я помню он был высок и, по моему, альбинос.
– Кто? – не понял Ришар.
– Ну альбинос, человек с отсутствием пигмента… на теле и волосах.. как белая ворона… Он действовал и говорил быстро. Убил нашу кухарку одним ударом и даже не оглянулся. Бедная Дарья, если бы не закричала… – фабрикант сокрушённо покачал головой.
– Не отвлекайтесь пожалуйста – холодно сказал Рене. – Только факты.. Продолжайте.
Яков Фёдорович обречённо кивнул и продолжил:
– Своими действиями он напоминал вас – тоже рылся в моем кабинете и расспрашивал о рукописи. Вы тоже будете пытать меня?
– Мы собирались купить у вас эту часть рукописи. Так же, как купили часть, которую хранила его семья… Он подтвердит.– Ален указал на Александра. Фабрикант бросил взгляд на предателя и Александру стало не по себе.
– Я об этом ничего не знал, – попытался оправдаться Александр, – Это мой отец купил мне таким образом свободу.
Ален посмотрел на Кожемяку и усмехнулся. Подняв с пола скомканную бумажку, он развернул её. Это был обрывок квитанции от телеграммы, такой же, как те, что он выбросил на почтамте в урну. На квитанции были указаны: номер заказа, номер телеграммы, число слов и место куда было отправлено послание. Внизу стояла размашистая подпись телеграфиста. Ришара заинтересовал адрес получателя: Париж 5-й Округ, ул Монж дом.. Дальше квитанция была оборвана и узнать кому была адресована телеграмма не представлялось возможным.
– Интересно, кто же обитает на улице Монж? —проговорил Ален вслух и посмотрел на старшего Калашникова.
– Не имею не малейшего представления. – ответил Яков Фёдорович и посмотрел на квитанцию в руках Алена, – Это не моё.
– Интересно, – протянул француз.
– Разрешите, – протянув руку, попросила Елизавета. Она прочла адрес написанный на квитанции и сказала: – Мне знакома эта улица. На ней находится дом моей портнихи госпожи Марсо и я не раз проходила мимо одного дома.. Кажется там живёт семья английских дипломатов… Фостер или Коснер…
Ришар забрал квитанцию и многозначительно посмотрел на Александра. Затем он обернулся к отцу с дочерью:
– Нам пора. Вам советую вызвать полицию и рассказать всё, что произошло этой ночью… И пусть это будет простое ограбление.
Ришар поклонился и направился выходу. Александр последовал за ним. Уже у выхода он задержался в дверях:
– Мы ещё навестим вас.
***
Несмотря на то, что поиски второй части рукописи не увенчались успехом, наши герои не унывали. Они сновали по городу в поисках новостей, о которых Ришар регулярно докладывал в редакцию журнала «Антик». Дом, на улице Монж был проверен, но никакой связи с таинственным убийцей установлено не было. Там действительно жила семья дипломатического работника Тома Костнера, с дочерью-подростком и малолетним сыном.
К сентябрю настроение в городе серьёзно изменилось. На улицах мелькало всё больше чёрных бушлатов и серых гимнастёрок. 28 августа началось восстание, в котором участвовали солдаты Первого перемётного полка. Накануне Александр, по приказу Ришара находился в Кронштадте, где отыскались следы потомков инока Василия. В списках личного состава 2-й бригады крейсеров Балтийского флота /флаг вице-адмирала Куроша/, нашёлся младший Трофим Васильев, который служил на крейсере «Громобой». Правда, увидеть его воочию не было никакой возможности – личный состав корабля в эти непростые дни находили в закрытом режиме – увольнительные и посещение корабля были запрещены. Но когда появились гонцы из восставшего полка с просьбой о помощи, матросы, игнорировав приказ о невмешательстве, отправили двадцать человек в помощь восставшим.
Утром в расположении Первого пулеметного полка началась буза разогреваемая анархистами и большевиками. На плацу, взобравшись на грузовик, бесновался анархист Блейхман. «Долой Временное правительство!», «Нас организует улица!» – кричал он захлёбываясь от восторга и толпа шумно поддерживала его лозунги. Плац ликовал.
С трудом протискиваясь между серых гимнастёрок, Александр подошёл вслед за Ришаром к чёрной группе матросов стоящих на другой стороне плаца. Где-то среди них был Васильев. Они всматривались в бескозырки, ища надпись «Громобой». На глаза попадались «Аврора», «Рюрик», матросы с «Адмирала Макарова». Наши агенты-журналисты прошли дальше и, наконец, наткнулись на служивых с «Громобоя». Их было около двадцати, перевязанных пулемётными лентами и готовых ко всему матросов, явно, не читавших «апрельских тезисов». Затесавшись среди матросиков, агенты приступили к налаживанию контактов. Первую скрипку здесь полагалось играть Александру. Изобразив на лице приветливое выражение, он затесался в толпу матросиков и по-свойски прокомментировал одно из выражений Блейхмана, который совсем не стеснялся в них.
– Во даёт! – с восторгом закричал Александр на ухо соседу в бушлате.
Матрос закивал и закричал в ответ:
– Этот из наших, из анархистов…
Ришар увидев, что дело на мази, ободряюще кивнул напарнику и отошёл в сторонку, стараясь угадать в стоящей перед ним чёрной толпе, нужного человека. Поощрённый Александр нащупывал подходящую тему для разговора:
– Я тоже за анархию. За волю, за свободу без ограничений и условностей..
– Уважаю, – осклабился матрос и протянул руку,– Евсей.
– Дормидонт. – соврал Александр. – Покурим?
– А есть?
– А как же.
Новые знакомцы отошли к чугунной ограде и Александр угостил Евсея папиросой марки «Леда». Евсей подивился названию, но закурил. Разговор оживился. Можно было пробовать форсировать события.
– Мой родственник выращивает очень неплохой табак. Его во всей круге знают, как «Васильевский». Знаменитая, можно сказать фамилия. Редкая.. – Александр выдержал паузу, следя за реакцией матроса. Тот хмыкнул в ответ.
– Какая же она редкая? У нас на корабле тоже есть Васильев. Может он родственник твоему родственнику..
– Это вряд ли, – с уверенностью сказал Александр.
– Не факт, он тоже не из простых. Можем спросить у него…
– Да ладно, не стоит, – Александр решил, что и впрямь не стоит так явно показывать свой интерес к объекту.
– А чё, вон он стоит. – не унимался Евсей. – Трофим, – заорал он, стараясь перекричать шум толпы, – Подь сюды.
Высокий блондин отделился от массы бушлатов и направился к Евсею. По пути он поправил винтовку поглядывая через плечо на грузовик, превращённый в трибуну, где бился в падучей Блейхман. Теперь Александр смог разглядеть его – он в точности походил на описание отца Лизы: светлый, высокий, походка быстрая… «Надо же, какая удача!». – пронеслось в голове Александра. Он оглянулся на Ришара. Тот стоял неподалёку, и просунув руку под пиджак, настороженно следил за блондином. Подошедший матрос бросил равнодушный взгляд на Александра и спросил у Евсея:
– Чего тебе?
– Да так… Вот разговариваем. Товарищ тоже из Васильевых…
– Ну и чё, едрён дон? – возразил верзила, – Васильевых знаешь сколько в России?
– Это точно, – поддержал альбиноса Александр, и воодушевленный недавним успехом, как будто невзначай, заметил, – Мы, например, из поповичей, другие из крестьянских кровей…, а кто-то, даже из дворян…
Уловка опять сработала!
Александр заметил, как изменился взгляд матроса, который незамедлительно отреагировал.
– Во дела, мы тоже с братом из поповичей! А ты откуда?
– Я из Москвы, а ты?
Матрос заломил бескозырку на затылок и удивлённо посмотрел на Александра:
– Ух ты! Так ведь мы тоже из неё, едрён дон, только после пожара дед перебрался в Петербург. Выходит мы родственники? Ну я Трофим, а ты?
– Дормидонт. – опять соврал Александр, соображая что делать дальше. На убийцу Трофим не походил: взгляд мягкий, ресницы телячьи, разговор простецкий, открытый, без второго плана… нет, не похож он на хладнокровного злодея…
Возле трибуны зародилось беспорядочное движение, раздались возгласы идти к дворцу Кшесинской, где располагался штаб большевиков. Матросики задвигались, строясь в колонну.
– Пора,– сказал Трофим и протянул руку Александру, – ты не пропадай… ты всегда сможешь найти меня на «Громобое» или у «Кшесинской». Приходи покалякаем.
Восставшие двинулись на Каменоостровский проспект. Вскоре во дворе пулемётного полка, расположенного на территории Народного дома и бывшего дворца эмира Бухарского, остались только Александр с Ришаром и пара часовых у штаба.
На следующий день с утра основные силы восставших Кронштадских моряков высадились на Университетскую и Английскую набережные в центре Петрограда. Пройдя по Биржевому мосту, а затем по Дворцовому, матросы перебрались на Петроградскую сторону, прошли через Александровский сад и оказались у дворца Кшесинской. Там, перед собравшейся огромной толпой, сменяя друг друга, несколько часов кряду, выступали Свердлов, Ленин и Луначарский, призывая свергнуть Временное правительство и передать всю полноту власти Советам.
Анархисты, ранее примкнувшие к Первому пулемётному полку тоже требовали свержения правительства и были готовы к решительным действиям. Их основной лозунг «Безвластие и самоустройство», вполне отвечал создавшейся в городе ситуации, где центры силы возникали спонтанно и росли как на дрожжах. Одним из таких центров стала Петропавловская крепость. Она была захвачена анархистами Первого пулеметного полка, которые, после митинга у «Кшесинской», шумной толпой пошли брать «казематы». Им помогали двадцать матросов с «Громобоя» среди которых был и Трофим Васильев. Идеи анархизма получили отклик в его сердце после последних событий на фронте, где, ломая вековую иерархию подчинения и жесткой дисциплины, полки сбивались в свободные образования, под началом выбранных толпой командиров. Трофим любил свободу и ему нравилась революционные перемены. Его не устраивало будущее, определённое волей отца – протоиерея Исаакиевского собора, поэтому, закончив духовную семинарию, он сбежал на флот.
17 августа в десять часов утра, отпросившись у мичмана Лапина, Трофим покинул крепость и отправился на Петроградскую сторону. На Английской набережной, миновав парк с «Медным всадником», он прошёл мимо колон внутрь собора и углубился в один из приделов. За конторкой сидел пожилой протоиерей и писал что-то в большом журнале. Увидев подошедшего матроса, поп нахмурился и ещё ниже склонился над конторкой.
– Здравствуй, отец. – стараясь придать голосу теплоту, сказал посетитель.
– И тебе не хворать. – ответствовал протоиерей. Похоже визитеру он был совсем не рад. – Как поживает твой братец-душегуб?
– Я его давно не видел. – ответил Трофим и, обидевшись на ледяной приём, заметил с укором. – Прошло столько лет, а ты всё не можешь простись нас. Зря, мы же твои дети. Где твоё смирение и всепрощение?
Протоиерей вскинул голову. Возмущение и боль, которые появились на лице духовника Великого князя Михаила Александровича, были явным подтверждением напрасных ожиданий и несбывшихся надежд.
– Не будет вам моего прощения! – вскричал отец Феофан. – Ни сейчас, ни завтра, ни на том свете. Вы оба заблудшие души… – голос старца вернулся в низкие регистры, в нём слышались боль и усталость. – К стыду своему, должен признать, что труды мои прошли впустую.. Что дальше?.. Мне умирать, а кому я доверю тайну? Двум изгоям веры и государства!?.. Этому не бывать! – протоиерей выпрямился и, сверкнув глазами на Трофима, сообщил – Поэтому я решил: не вам, предавшим мои усилия и веру, доверю свою тайну. Не вам! – сказав это протоиерей сделал перечёркивающий жест, затем, давая понять, что разговор закончен, бросил: – «Изыди с глаз моих» и ушёл во внутренний придел собора.
– Ну что же, на то, едрён дон, воля божья, – вздохнув, проговорил с явным облегчением Трофим.
Глава 5
Ведомство сэра Вернона Джорджа Келла располагалось в Темз-хаусе на северном берегу Темзы недалёко от Ламбетского моста. Начавшее свою историю, как розыскное бюро из десяти человек, в 1916 год оно было реорганизовано и стало частью директората военной разведки со штатом в восемьсот сотрудников. Сюда стекались все сведения из охваченной войной Европы. Это было МИ6.
Джон Салливан, глава Европейского отдела внешней разведки, шёл на очередной доклад к шефу. Он делал это регулярно по утрам, в течении последних лет в его викторианской кабинете, на втором этаже правого крыла Темз-хауса. Отмеряя взглядом старинный паркет под ногами, разведчик думал о том, как подать начальству новость об успешной операции, которую затеял на свой страх и риск полгода назад с далеко идущими последствиями. «Начну издалека, пожалуй, а там будет видно. Всякое блюдо готовится не сразу, сначала надо разогреть сковородку. В конце-концов, мне есть чем заинтересовать». – с этими мыслями Салливан подошёл к кабинету Вернона Келла. Увидев его, секретарь, пожилая седовласая дама, заученным движением, нажала на селектор:
– Шеф, к вам Салливан.
В микрофоне сильно затрещало и в этом треске явно послышалось:
– Пусть зайдёт.
Джон, изобразив вымученную улыбку пятидесятилетней родственнице Келла, взялся за ручку викторианской двери и вошёл. В глубине кабинета сидел основатель военной контрразведки Британии и читал какие-то бумаги. «Что там?» – привычно пронеслось в голове Салливана, – «Уж не обо мне ли?».
– Проходи Джон. – сэр Вернон Келл отложил бумаги и посмотрел на папку в руках Салливана. – Что на этот раз?
– Да собственно, ничего из ряда вон выходящего. – ответил глава отдела. —Рутина..
– Ой ли? – недоверчиво спросил Келл и, переменив положение тела с правого на левый контрапост, уставился на Салливана поверх линз для чтения.
Этот взгляд Джон знал прекрасно. За долгие годы совместной службы генерал ошибался редко, а на его счёт – никогда. После недавнего налёта Германской авиации он ждал только плохих вестей из Европы. Действительно, вторая волна немецких военно-морских сил, предпринявших новую беспощадную войну на море, имела плачевные последствия для королевского флота. Каждый день подлодки врага отправляли на дно английские суда. На фоне недавних поражений на «Линии Зигфрида», дела «Владычицы морей» шли хуже некуда. Военные потери давно перевалили за полмиллиона солдат и пришлось вводить принудительную мобилизацию. Была введена экономия продуктов и карточная система.
Генерал смотрел на своего заместителя ожидая его реакции. Она последовала незамедлительно:
– Осмелюсь предположить, что о делах в Европе вы осведомлены не хуже меня. Но…– Салливан обожал ставить акценты. – Я хочу предложить вашему вниманию некоторые подробности. Во-перых: в Турции, где работает наш агент, наметились очень неплохие выходы на высшее командование. Агент докладывает о тесных контактах с Осман-Пашой на его личной яхте.
– Да, да, я слышал об этом агенте, – раздражённо перебил его Келл, – Её зовут Алиса: денег берёт много, а отдачи —ноль!
– Я думаю на этот раз у неё все получится, надо только не торопить события. Плод должен созреть и тогда он сам упадёт к нам в руки.
– Ну ладно, подождём. Но мне всё же не нравится ситуация, когда Британское правительство должно оплачивать оргии дамочки лёгкого поведения. Что дальше?
– Во Франции наша агентура докладывает о планах Пуанкаре переиграть карту России. Теперь он хочет весь Юг, Крым и Украину и ведёт переговоры за нашей спиной с Японией и США. Я хочу предложить вашему вниманию распечатки перехваченных шифровок нашей агентурой в Париже.– с этими словами Джон выудил из папки несколько листков и их положил перед боссом.
Тот кивнул и продолжал слушать Салливана, который перешёл к заключительному аккорду.
– Несколько лет назад в сферу нашего внимания случайно просочилась информация о библиотеке, которую с давних времён искали, и в конце-концов, признали бесследно пропавшей… Я имею в виду легендарную библиотеку Ивана Грозного. Вы наверно помните, что эту информацию посчитали уткой и забыли. Но вот месяц назад наш агент, кстати тоже женщина, работающая по ближнему и масонскому окружению Пуанкаре, случайно узнала об операции касающейся этой библиотеки. Я докладывал вам об этом. В настоящий момент она постоянно держит нас в курсе дел Французской стороны, и мы пока на шаг опережаем их. В наших руках появилась одна из трёх частей рукописи, и наш агент очень близок ко второй части.
Глава Ми6 достал из длинного пенала сигару, повертел в руках, разглядывая её со всех сторон. Курить ему не хотелось, но он обожал Конан Дойля и во всём хотел походить на Щерлока Холмса. Вернон не верил в библиотеку Грозного, но чутьё подсказывала ему, что в самой запутанной и невероятной истории есть простое и ясное объяснение и оно, обычно, лежало на поверхности.
– Дайте команду форсировать события. Рукопись должна быть у нас полностью. – сказал он и отрубил гильотиной кончик сигары. Форсировать события означало лишь одно: не останавливаться ни перед чем. Действовать быстро и решительно.
– Мы и так действуем слишком жёстко. – оправдываясь сказал Джон, он не был сторонником радикальных идей. – Нам пришлось избавиться от старика… С молодым, правда, вышла промашка – убрали не того. Но «Викинг» заявил, что исправит это в России. Я приказал ему отдать рукопись добытую у Калашникова нашему резиденту в Петрограде и заняться документом Васильевых.
Келл, воспользовавшись настольной зажигалкой, раскурил сигару, встал из-за стола и отошёл к окну. Салливан, несколько мгновений наблюдавший за ним, понял, что аудиенция закончена и сказал:
– Разрешите выполнять?
– Удачи. – напутствовал сэр Келл, глядя в окно – Действуйте решительно, и пожалуйста, сделайте так, чтобы наши службы нигде не засветились.
После такого напутствия заместитель отбыл в свой отдел, на второй этаж левого крыла Темз-хауса, где незамедлительно зашёл в шифровальный отдел и отдал подготовленные послания сотруднице которая обычно отправляла их адресатам. Одно было в Турцию на имя Алисы Гордон от любимой тётушки из Манчестера, а другая в Париж на улицу Монж, Тому Костнеру от управляющего имением в Йоркшире с подробным отчётом о делах. В «отчёте» были закодированы инструкции по дальнейшему проведению операции «Либерея».
***
Тот, кого касалось это больше всего, лежал в это время на узкой кровати в дешёвом номере гостиницы в Апраксином переулке и ждал. Это было единственное, что ему оставалось делать. Он глазел в потолок и мысленно прокручивал в голове события произошедшие после убийства старика в Париже. Они всплывали перед глазами, как хроники «синематографа» на белой простыне экрана: попытка убийства Кожемяки в поезде и ночной налёт на квартиру Калашникова, где он добыл вторую часть рукописи… Датчанин не жалел о загубленных жизнях. Он сожалел лишь о том, что согласился на эту авантюру в России, где всё было опасным и по-азиатски чуждым. События, развивающиеся поначалу столь стремительно, застопорились и сейчас он не знал, что делать дальше. В последней зашифрованной телеграмме, полученной им неделю назад, говорилось о том, что в Петрограде с ним встретится человек, которому надлежит передать добытую рукопись, а также будет указанно, где искать Васильевых. Сегодня на Почтамтскую должна была прибыть очередная телеграмма из Парижа на имя Ульриха Ольсена. Прошлое послание ему не понравилось. Он почувствовал себя обманутым: этот странный приказ – отдать добытую рукопись неизвестному лицу в Петрограде, вместо того, чтобы отправиться в Париж и вручить её прямо в руки лицу нанявшему его на эту работу..
На улице, сквозь открытые окна датчанин услышал крики и ругань извозчиков. Ольсен скинул ноги в рыжих сапогах со спинки кровати и пружинисто прошёлся по комнате к окну. Внизу каким-то непостижимым образом сцепились две пролётки, которые, толи не смогли разъехаться, толи не захотели уступать друг другу дорогу. По этому поводу на мостовой разгорелась нешуточная склока между водителями кобыл, куда следом включились и пассажиры экипажей. Обложив друг друга набором ругательств, извозчики успокоились и занялись сцепившимися колёсами. Сидевшие в экипажах продолжали ругаться и нетерпеливо подгоняли их, давали бесполезные советы по устранению аварии. «Идиоты!» – прокомментировал увиденное Ульрих и отошёл от окна. Часы в комнате показывали половину третьего. Датчанин одел свою кожаную куртку и вышел из номера.
На Петроградском почтамте, как всегда, было многолюдно. В окошке, где среди прочих, значилась буква «О», Ольсен назвал своё имя и через минуту получил запечатанную телеграмму с пометкой «срочно». Отойдя к конторке Ульрих надорвал бумагу и, развернув послание, переписал содержимое телеграммы в особую страницу блокнота. Получилось следующее: «Викингу. Родственник ждёт посылку с 19 до 20. В ресторане «Астории». 02.09.1917. Трофим Васильев, матрос крейсера «Громобой», находится в Петропавловской крепости. Сделать всё, чтобы добыть документ. После выполнения задания получите окончательный расчёт». Датчанин скомкал телеграмму и сунул её в карман: он всегда сжигал документы содержащие секретные сведения и собирался сделать это по прибытии в гостиницу. Ситуация с последними хранителями документа прояснилась и Ольсен решил вплотную заняться этим Васильевым.
С утра он занял пост напротив входа в Петропавловскую крепость. Не привлекая внимания, ему достаточно быстро удалось выяснить, кто из двадцати моряков «Громобоя» является Трофимом Васильевым. На второй день он увидел его у ворот крепости. Отправившись вслед за ним, Ольсен оказался на Английской набережной возле памятника Петру. Там матрос свернул к «Исаакию» и зашёл внутрь собора. Датчанин потоптался возле входа, и собравшись войти следом, чуть не столкнулся с выбежавшим обратно Трофимом. Ольстер быстро закрыл лицо крестным знаменем и, застыв в поклоне, краем глаза проводил сбегающего вниз матроса. Тот споткнулся о последнюю ступеньку, выругался, и поправив бескозырку, направился на Мойку. Датчанин последовал за Васильевым до Юсуповского дворца, где Трофим нырнул в подвал с говорящим названием: «Под столом». Здесь его ждал вновь обретённый родственник Дормидонт. Под сводчатым потолком, среди дыма и чада едва светились засиженные мухами лампы, под конусами абажуров. За грязными столами, среди остатков воблы и окурков сидел народ, разгоряченный выпивкой. Датчанин, войдя следом за матросом, задохнулся от дыма и вони висевших в подвале. Он уже хотел было ретироваться, но, увидев человека, которого должен был убить в поезде «Париж-Петроград», остался. Воспользовавшись бурным проявление взаимной радости, он прошмыгнул мимо друзей и сел рядом, так чтобы не привлекать внимание к своей особе. Он заказал воблы, кружку пива и стал ждать. «Родственники» о чём-то тихо переговаривались, и по обрывкам фраз, Ольсен понял, что обсуждались перспективы развития анархизма в России. Через пол часа, поняв, что ничего нового о будущем партии анархистов не услышит, он, так и не притронувшись к заказу, покинул заведение и вышел к Мойке, где по воде курсировали лодки гружёные товарами. Ольсен некоторое время смотрел на набережную чем-то напоминавшую ему Копенгаген, затем отошёл от парапета и оглянулся на подвальчик. «А что, – мелькнуло у него в голове. – «Вполне удобный случай убрать Кожемяку». План, поправить ошибку и возможность закрыть гештальт показался удачным и датчанин, любивший внезапность, решил дождаться, когда любители выпить загрузятся под завязку и действовать по обстоятельствам.
К вечеру уставшая парочка появилась в дверях кабака. Шатаясь они поднялись по ступеням на улицу и спотыкаясь побрели по набережной.
– Ты не представляешь, как помог мне, – пьяно выговаривал слова, Трофим, обнимая Александра-Дормидонта. – Я сегодня остался совсем один-одинёшенек, едрён дон. Отец от меня отказался, брат-уголовник презирает… Сабака! Только ты меня понимаешь. Ты меня понимаешь? Скажи… Едрён дон.
– Я тебя понимаю едрён дон – согласился Кожемяка. То, что поведал ему пьяный Трофим, хватило чтобы понять, что они с Ришаром шли по ложному следу. Ни один из братьев не участвовал в налёте на квартиру Калашниковых. Яков Фёдорович видел кого-то другого, очень похожего на них…
Хоть Александр был пьян, он пытался докопаться до истины, в голове его возникали закономерные вопросы: – «Кто этот таинственный визитёр? Кто убийца? Возможно шлейф от него тянется до Парижа в отель «Виктория». Ведь так просто объяснимы два события, когда они связанные одним мотивом – рукописью, за которой началась охота… И охотник этот где-то рядом».
Александр невольно оглянулся – на набережной быстро темнело. Народ идущий по своим делам не вызывал особой тревоги. «И всё же он здесь» – подумал «родственник» Васильева стараясь поставить Трофима прямо.– «Он рядом, как в поезде.. Как там, на лестнице…». Александр прислонил матроса к парапету набережной и того вырвало в канал.
– Сейчас тебе полегчает, брат. – сказал Александр. Его тоже мутило, но он держался. Очистив желудок Васильев действительно посветлел лицом и взгляд его стал осмысленнее. Он начал икать.
– Мне пора – вспомнил Трофим о том, что мичман отпустил его до десяти вечера.
– Я провожу – сказал Александр и взял его под руку.
– Нет, я сам, едрён дон,– воспротивился Трофим и двинулся достаточно твёрдой походкой по набережной. Александр поплёлся следом тоже постепенно приходя в себя. Было свежо: наступала осень. На Гороховой они повернули к Адмиралтейству и вышли к дворцовому мосту. Здесь они долго стояли и обнимались, будто прощались на век. Трофим поспешил в крепость, а Александр отправился в гостиницу, на Сенную площадь.