Реалити: Экстремальное путешествие или Как я научился исполнять желания. Книга Первая. Милан. Италия

Всё события, описанные в этой истории – подлинны, и, несмотря на всю свою порой кажущуюся нереальность, действительно, несколько лет назад происходили, и даже были показаны на одном российском телеканале, настоящее название которого, по понятным причинам, теперь уже не может быть названо вслух. Отмечу лишь, что это единственный специализированный телеканал, снимающий в России экстремальные виды спорта, и обнаружить его, при должном желании и определенной настойчивости, читателю не составит ни малейшего труда.

Впрочем, как и любой телевизионный контент, на экране эта история грешила отсутствием правды о том, что на самом деле происходило с её героем. Да и вообще, способно ли видео зафиксировать то, что твориться в душе и психике человека, которого, вдруг, вырывают из привычной среды его обитания, и абсолютно одного забрасывают в чужую страну, без денег, без знания иностранных языков, и без какого-либо намека на помощь. Думаю – нет.

Как бы там ни было, чтобы теперь обезопасить себя, и тем самым избежать различных судебных исков, автор всё же берется сообщить читателю, и прочим третьим лицам, кому в руки попадет данный текст, что имена и фамилии всех персонажей, задействованных в данной истории – вымышлены, а сам писатель – давно и бесповоротно сошел с ума, и всё изложенное далее, просто является плодом больной его больной фантазии, и не более.

1. Депрессия

Так называемый «информационный век», может прикончить кого угодно. Сейчас модно «петь песни» про позитивное мышление, про то, что человек своими мыслями формирует свою же судьбу, про то, что «всё находиться у нас в голове», или «в сердце», или ещё где-то там… Можно приплести сюда рассказы про какой-то проектор внутри каждого из нас, который всё светит, и светит, материализуя во внешний мир наши страхи и желания, ещё можно добавить йогу, медитации, космос, греческие мифы, рассказать, что каждый сам творец своей же судьбы, и нечего тут слезы лить, и так далее, впрочем, всё это перестает иметь хоть какое-то малейшее значение, когда становиться действительно по-настоящему плохо.

Глеб открыл глаза и посмотрел на белый потолок, что нависал прямо над ним. С потолка на него посмотрела большая зеленая люстра, выполненная в виде бумажного шара, чем-то похожего на китайский фонарик. Возможно, дизайнер, если таковой, конечно же, присутствовал при создании данного осветительного прибора, изначально задумывал свое творение как нечто восточное, но, чем больше Глеб изучал эту люстру, тем больше он склонялся к версии, что китайский фонарик – это просто чья-то дерзкая домашняя задумка, сооруженная вокруг обычной электрической лампочки.

– «И не лень же было это всё кому-то лепить,» – подумал Глеб, разглядывая самодельную люстру.

Он лежал, скрючившись на кровати, подобно отравленной гусенице, в месиве, образованном из мятой простыни, подушки, и зачем-то тут, летом, оказавшегося бамбукового одеяла, купленного, так сказать, «на всякий случай» за девятьсот девяносто девять рублей в интернет-магазине.

– «Вот она, сегодняшняя действительность, нужно что-то искать, куда-то бежать, нужно заставить себя действовать», – подумал Глеб, так и не сдвинувшись ни на сантиметр при этом с кровати.

В комнате было душно. Жаркое июньское солнце беспощадно палило через грязное окно с отсутствующими занавесками. Проникая через стекло, свет заполнял все те скромные тринадцать квадратных метров, что Глеб снимал в старом деревянном доме на окраине Москвы. Это здание было постройки аж 1901 года, и при внимательном изучении его конструкции, можно было проследить всю историю Государства Российского, начиная от прошлого века и до настоящих времен. Скорее всего, изначально, этот дом с двумя деревянными колонами на входе, и, теперь уже покосившимся крыльцом, был дачей какого-нибудь купца, или дворянина средней руки, затем, после революции, сюда заселились пролетарии, и сооружение превратилось в самую обычную «коммуналку», из которой, к годам так пятидесятым, образовалось несколько отдельных квартир с общим центральным входом, ну, а в последствии, каждый из жильцов этих помещений решил отгородиться от соседа, и таким образом, черный вход в здание стал чьим-то личным, а лестница, ведущая с улицы на веранду, шагнула на второй этаж, прямо в съемные апартаменты Глеба.

– «Кто я? Что я? Зачем я? Был ли я когда-то счастлив?» – задал себе вопрос Глеб и сел на кровать, обняв при этом свои колени руками, – «Может и был, но очень уж давно, так давно, что и забыл, как это именно, быть счастливым. Нет. Не умею я жить. Почти тридцать три года уже за плечами, а толку – ноль. Ни семьи, ни нормальной профессии, ни квартиры, нихрена толком ничего не нажил. Всё что-то старался, старался, бегал, бегал, как Форест Гамп прямо, а иногда и быстрее, и никогда не думал, что прибегу на этот пит-стоп с такими вот результатами. И кто во всем виноват? Конечно же я. Хотя, почему, обязательно я? В чем я виноват? Что-то не помню, чтобы мне выпало много шансов жить здесь по-другому. Просто несправедливо всё в этой стране, только и всего, всё «по блату», или через кого-то, кому ещё надо занести что-то, чтобы сделалось кое-как, а не так, как справедливо, как должно быть. А должно быть, как в спорте, чтобы тот, кто выше, быстрее и сильнее, был первым, а тот, кто менее талантлив и трудолюбив – вторым, третьим, пятым, десятым… От каждого по способностям, каждому – по труду. И беда в том, что в детстве меня учили быть как раз таки выше, быстрее, сильнее, а не хитрее и подлее. И в чем я тогда виноват? В том, что вырос на руинах СССР? В том, что с пятнадцати лет работал на ровне со взрослыми мужиками? В чем конкретно? В чем?»

 Как-то в детстве, когда наш герой был ещё – дошкольником, по телеприемнику цветного изображения с названием «Горизонт 736а», что стоял в солнечной комнате на красном шерстяном ковре, с замысловатым узором, выступал генеральный секретарь ЦК КПСС – товарищ Горбачев. Глеб, как раз, в тот момент раскладывал на полу свои богатства: несколько пластмассовых револьверов, два мичманских погона черного цвета, доставшихся ему от дядьки подводника, и игрушечный железный автомат с надписью «Зарница», на конце ствола которого, была расположена красная мигающая лампочка. Она включалась в тот самый момент, когда малыш нажимал на спусковой крючок, и сопровождалась при этом звуком какой-то трескотни, больше похожей на совещание спятивших кузнечиков, чем на реальный звук стрельбы из автомата, но, в то далекое время, это обстоятельство никоим образом не смущало нашего героя.

Из телевизора, товарищ Горбачев, стоя за трибуной, перед членами ЦИК (Центрального Исполнительного Комитета), несколько часов подряд рассказывал широким народным массам о никому тогда неведомой «перестройке». Как и члены партии, перед которыми выступал генеральный секретарь, в то время, Глеб, никуда не спешил, собственно, как и не подозревал, какую «свинью» прямо в этот момент ему подкладывает история. Тогда, всё казалось не важным. Впереди ждала целая жизнь, светлая, прекрасная, в самой лучшей и сильной стране мира, в которой, человек человеку друг, товарищ и брат.

– «Не был я готов к тому, что всё начнут мерить деньгами, будто золотой рулеткой», – подумал Глеб, сидя на кровати в своем съемном жилище на окраине Москвы.

Тогда, находясь перед телевизором с Горбачевым, дошкольник Глеб и в страшном сне себе не мог представить, что его родители будут занимать до зарплаты продукты у рыночных торговцев, и что в школе он будет получать талоны на питание, а также гуманитарную помощь из Германии, которую в 1945 году победил его дед, что его отец, на его же глазах, будет пить «горькую», и превратиться из инженера в разнорабочего, а потом, и вовсе, трагически закончит свою жизнь.

Не подозревал Глеб и о том, что, вне зависимости от отметок в своем аттестате, после окончания школы ему уже не придется выбирать себе институт, а придется искать работу, и что он будет несказанно рад, когда после многих неудачных попыток, ему, семнадцатилетнему юноше, всё же удастся устроиться. Он будет выносить ведра с тошнотворными отходами, работая нелегально, в нелегальном цехе, по переработке нелегально пойманной рыбы.

Мысли Глеба прервал мобильный телефон. Он загудел где-то на полу, под кроватью. Сначала, наш герой хотел игнорировать звук вибрирующего девайса, и с этой целью даже закрыл глаза, пытаясь таким образом абстрагироваться от происходящего, но телефон настойчиво продолжал трезвонить.

Последнее время, телефонными звонками, Глеба особо никто не беспокоил. Исключение составляли лишь представители банков, страховщики, и различные торгаши всех мастей, что были неизменно всегда на своем посту, со всевозможными предложениями кредитов, консультаций, или просто откровенно мошеннических схем. Эти ребята оставались единственными, кто за три крайних месяца пребывания Глеба в глубокой депрессии, стабильно не забывали о его существовании. Остальные же, так называемые, социальные связи, за это время куда-то улетучились, как будто их и не было вовсе. Исчезли все: коллеги по работе, родственники, друзья, знакомые, знакомые знакомых, все, кто имел хоть какое-то отношение к Глебу, все испарились, оставив его наедине с самим собой, и с продуктовым набором магазина «Семерочка», что находился через дорогу от дома нашего героя.

Поэтому теперь, звук настойчиво гудящего на полу комнаты телефона, немного насторожил Глеба. Было не похоже, что это звонят спамщики. Те, обычно, при недозвоне, всегда, через какое-то время сбрасывали вызов, а этот абонент, явно пытался одним своим звонком достучаться до адресата. В конце-концов любопытство победило. Глеб свесился с кровати, и извлек из-под неё телефон, на дисплее которого, он обнаружил светящуюся надпись. Звонил абонент – Паша. Редактор.

– Чего трубку не берешь? – спросил Паша, когда наш герой поднес телефону к своему уху.

– Здорова, – поприветствовал Глеб своего собеседника.

– Ты там спал что ли? – спросил Паша.

– Какая разница, – ответил Глеб, – Спал я, или нет.

–Да, так, никакой, просто к слову пришлось, – произнес Паша.

– Ты «халтуру» мне, наверное, хотел предложить? – спросил Глеб,– Кого в этот раз снимаем?

– Нет, не «халтуру», пока никого снимаем, – ответил Паша, – Я так звоню, узнать, как ты там поживаешь?

– Нормально поживаю, – скупо ответил Глеб.

– У тебя случилось что-то? – не унимался допытываться Паша.

– Нет, не случилось, – ответил Глеб, – Всё в порядке. С чего ты взял?

– Голос у тебя какой-то просто, – задумчиво произнес Паша, – Сонный что ли.

В воздухе повисла пауза, которую нарушил сам Глеб, решивший подыграть своему собеседнику и тем самым избавить себя от дальнейших комментариев по поводу своего состояния:

– Проснулся просто только, – соврал Глеб.

– Долго спишь, – произнес Паша.

– Могу себе позволить, – ответил Глеб.

– Что у тебя сейчас с работой? – спросил Паша, – Работаешь где?

– Я думал, что я ещё у вас на «СпортЭкстриме» работаю? – ответил Глеб, – Или уже нет, не работаю?

–Ну, – задумчиво протянул Паша, – После той твоей выходки, скажи спасибо, что вообще тебя хотя бы в списках удалось сохранить.

– Спасибо, – сказал Глеб, – Но только что мне от этого толку, зарплаты то все равно нет.

– Толк есть, – ответил Паша, и затем, сделав внушительную театральную паузу, произнес, – Мы на канале проект сейчас новый думаем запустить, и если ты не занят, то могу попробовать тебя к нему подключить. Как у тебя, кстати, с английским?

– Не очень, – ответил Глеб, – Я в школе немецкий учил.

– А в резюме у тебя написано, написано, – процедил Паша, видно открывая требуемый файл на своем компьютере, – Так, а вот, английский, уровень – базовый.

– На заборе тоже написано, а за ним дрова лежат, – не растерявшись, ответил Глеб редактору, – Давай ближе к делу, я тебе там, зачем нужен, и как насчет Шефа? Ты с ним общался по поводу моей кандидатуры, перед тем как работу эту предлагать?

– Не торопи коней, давай все по порядку, – предложил Паша.

– Давай, – ответил Глеб.

– Языка, как я понял, ты не знаешь, – сказал Паша.

– Нет, не знаю, – ответил Глеб.

– Никакого, – ещё раз уточнил Паша.

– Никакого, кроме русского, – ответил Глеб.

– Ясно, так тогда и помечу, – сказал Паша, и затем, после небольшой паузы, задумчиво произнес, – А знаешь, для этого проекта это даже и хорошо.

– Тебе видней, – ответил Глеб.

– А за границей, ты в каких странах был? – снова спросил Паша, будто заполняя что-то наподобие анкеты.

– Белоруссия считается? – спросил Глеб.

–Тоже нашел заграницу, – усмехнувшись, ответил Паша, – Нет, конечно.

– Тогда ни в каких, – произнес Глеб.

– Ну, ты даешь, – удивился Паша, – Что серьезно? Никуда ни разу отдыхать не ездил?

– А на какие шиши мне ездить? – тоже в ответ удивился Глеб, – Я же на «СпортЭкстриме» работаю, точнее работал.

– Ну, все равно, – немного растерявшись, произнес Паша, а потом, снова войдя в свою по обыкновению бодрую колею, задумчиво сказал, – Хотя, знаешь, что…

– Что? – переспросил Глеб.

– Для этого проекта, может быть это даже и хорошо, – сказал Паша.

– Тебе виднее, – произнес Глеб.

– Хорошо, – сказал Паша, – Жди теперь звонка «по скайпу» от Шефа.

– От Шефа?! – удивился Глеб, – Самого?!

– Ну, да.…, – ответил Паша, – От Шефа, он умеет звонить по «скайпу». У тебя же есть «скайп»?

– В принципе, да, – ответил Глеб, немного при этом растерявшись.

– Вот и отлично, – произнес Паша, и повесил трубку.

– «Зашибись», – подумал Глеб, – «С каких это пор, Шеф, сам, хочет со мной общаться, со мной, с мелкой сошкой, с законченным неудачником, с бездарностью, которую он три месяца назад, мягко говоря, попросил больше не показываться у него на глазах. С чего бы это?»

Вообще, от Шефа, всегда можно было ожидать чего угодно. Григорий Петрович Челиков, личностью был весьма незаурядной, с непростым характером и такой же биографией. Его становление, как телевизионщика, выпало на 90-е годы двадцатого века, поэтому, журналистская хватка у руководителя Глеба была что надо. Пройдя сквозь огонь, воду и медные трубы, Шеф, приобрел клыки побольше, чем у собаки Баскервильи, и превратился в настоящего телеволка, способного разорвать в пух и прах любого, кто по той или иной причине имел дерзость встать у него на пути. Уничтожив основных своих конкурентов еще в предыдущем тысячелетии, и в хлам, разругавшись с союзниками уже в новом веке, Григорий Петрович столкнулся с тем обстоятельством, что ему больше не с кем было воевать. Все соперники либо слегли в гроб, либо превратились в денежные крепости с закабалёнными рабами в подземельях, лучниками на стенах, и дружиной в казарме, так, что добраться до них теперь не представляло никакой возможности. Собственно, одной из таких крепостей был и сам Григорий Петрович, и в определенных кругах, даже ходили слухи, что он не показывается в Москве, и управляет своими активами из-за границы совсем не из-за любви к пляжам Испании.

Но, где бы не проживал Григорий Петрович, сражение с этой жизнью для него не могло остановиться просто так, само собой, ибо оно его наполняло, ибо он и был той войной. От внешнего врага, артиллерия Шефа, постепенно, перевела свои прицелы на внутреннего – собственных сотрудников. Люди из его организации стали увольняться один за одним, так что в определенный момент из старожил «СпортЭкстрима» в конечном итоге остался лишь шеф-редактор Паша. При таком положении дел, старые телепроекты канала со временем исчерпали свой потенциал, а генерировать новые стало просто некому. И тогда, Григорий Петрович, засучив рукава, как в старые добрые времена, решил в очередной раз показать этому миру, что есть ещё яйца в пороховницах, и начал креативить сам.

Прямо с кровати Глеб дотянулся рукой до стоящего на полу пластмассового вентилятора, и нажал на нем кнопку «вкл.». Пропеллер мгновенно начал своё вращение. Распугивая мух, вентилятор обдал нашего героя потоком теплого воздуха:

– «Ждать звонок от Шефа, это точно хуже смерти», – подумал Глеб, и, пересилив себя, все-таки встал с кровати.

Затем он подошел к окну, и открыл форточку. В комнату сразу ворвался звук улицы. Глеб взял с подоконника начатую пачку сигарет, и уже больше не обещая себе бросить эту вредную привычку, закурил.

– «И зачем я только на этот кордебалет согласился?» – подумал Глеб, выпустив из себя облако дыма, – «А какая, собственно разница… Хотя, странно всё это, сам Шеф, вдруг, хочет со мной общаться, на него это как-то не похоже, не похоже от слова «совсем».»

Каким образом, в этот раз, как на исполнителя, выбор Шефа пал на Глеба, действительно оставалось только догадываться. Но факт, оставался фактом, даже не смотря на то обстоятельство, что во время последнего сеанса связи Григория Петровича со своим нерадивым подчиненным, их общение, мягко говоря, не задалось. Благо общались они, как обычно по «скайпу», иначе неизвестно, чем вообще бы закончился тот разговор.

Тогда, Шеф был в плохом настроении, и во время выражения своих мыслей совсем не скупился на эпитеты, собственно, он и раньше на них никогда не скупился, но, в тот раз превзошел даже самого себя, в результате чего, в присутствии всего коллектива редакции телеканала «СпрортЭкстрим» послал Глеба туда, куда обычно посылают людей. В ответ, наш герой сделал аналогичный жест, чем мгновенно оставил себя без заработка. Номинально, он, конечно, ещё числился в организации Григория Петровича, но фактически, съемки ему уже больше никто не предлагал, а так, как зарплата у Глеба была сдельной, и деньги он получал за каждый отснятый им телефильм, то вывод напрашивался сам собой. Иногда, конечно, по старой дружбе и в обход Григория Петровича, редактор Паша, подкидывал Глебу мелкие «халтурки», но подобные мероприятия были не регулярны, и денег особо тоже не приносили. В конечном итоге, работа в организации «СпортЭкстрим» для Глеба свелась в депрессию, и проедание своих же, ранее заработанных, сбережений, которых на сегодняшний день совсем уже не осталось.

На дисплее смартфона высветилась иконка конференцсвязи, и быстро затушив сигарету в пепельнице, наш герой принял вызов.

– Итак, – сказал Шеф, после обмена с Глебом скупыми онлайн приветствиями, – Сразу хочу предупредить тебя, что этот наш разговор, должен в любом случае остаться только между нами, иначе тебя ждут самые серьезные последствия. Сейчас, об этом проекте знают только два человека, я и Паша, и если идея уйдет на сторону, к конкурентам, то отвечать за это придется тебе.

– А почему виновный сразу я? – возмутился Глеб, – Мы ещё даже работать не начали.

– Паше я доверяю, – ответил Шеф.

– А мне значит нет, – возмутился Глеб.

– Тебе веры давно уже нет, – ответил Шеф, – И, если честно, я, вообще не понимаю, почему Паша предложил именно твою кандидатуру, а не нашел на это место, действительно достойного исполнителя.

– Григорий Петрович, – вмешался Паша в разговор, – У меня Глеб всегда выполнял самые сложные задания, и он человек изнутри, человек нам знакомый, со своими плюсами и минусами, в конце концов, он сам умеет неплохо снимать на камеру, а для журналиста, да ещё в таком проекте, это, вы сами понимаете… да и времени на поиски у нас тоже нет, уже середина июня…

– Ладно, хватит, – остановил Шеф редактора, – Надеюсь, Глеб насчет конфиденциальности ты уяснил.

Глеб ничего не ответил, а Шеф, с чувством собственной значимости, продолжил:

– Суть нового проекта заключается в следующем, мы, забрасываем героя в незнакомую ему страну, забрасываем его туда без денег, вообще без всего, и таким образом, он должен будет проехать по заданному маршруту, зарабатывая себе на путешествие и жизнь прямо в дороге, и только так. То есть никаких тебе кредиток, провезенных в носке, наличных, вшитых в трусы, и так далее, только реалити, настоящее мясо, без прикрас, жизнь без денег в современном мире, все как оно есть на самом деле. Сможет герой так выжить, или нет? Вот что нам предстоит выяснить.

– Звучит интригующе, – без энтузиазма произнес Глеб, и затем, немного прибавив энергии в голосе, спросил, – Это же не в России будет сниматься, правильно?

– Ты глухой или слабоумный? – грубо ответил Шеф, а затем, видимо приложив определённые моральные усилия, изменил свой тон, и уже певуче, по-отечески, пояснил, – Я же говорю, забрасываем героя в чужую страну, и он путешествует.

– Просто хотел уточнить, – спокойно ответил Глеб, никак не прореагировав на первую, обидную фразу своего руководителя, – Мои функции на проекте какие, и состав группы какой? В общем, кто что делает, кто едет, и когда приступаем?

– Не приступаем, а приступаешь, – сказал Шеф, – Из группы едешь только ты.

– В смысле? – удивился Глеб.

– В прямом, – ответил Шеф, – Снимать будешь сам себя. Как тебе такая идея?

– Ну, так, – неопределенно ответил Глеб, – Пока непонятно…

– Смотри, – произнес Шеф, ещё больше подобрев в голосе, – Когда героя снимает оператор, то зритель уже не верит в происходящее, я – не верю, а нужна – правда. Именно это и составляет ценность нашего проекта, и именно это, и отличает его от всех ему подобных. Съёмочная группа всегда может подкармливать героя, то есть тебя, а этого допустить никак нельзя, иначе, грош цена тогда всей этой задумке. Важно, чтобы все было по-настоящему, чтобы ты голодал, спал под мостами, одним словом – выживал. Нужны твои реальные эмоции, ты должен преодолевать по-настоящему все трудности, что встретятся на твоем пути. Зритель любит, когда кому-то на экране плохо.

– «И этот кто-то, кому должно быть плохо – я, зашибись», – подумал Глеб, но ничего не сказал Григорию Петровичу.

– Пойми, такого ещё никто в мире не делал, – восторженно продолжил рассказывать Шеф, – И какая слава тебя ждет, будет зависеть только от тебя, и от того, на что ты действительно способен. В этом проекте ты можешь показать всем, что ты на самом деле за человек. И если сделаешь все правильно, то для тебя это путешествие станет новым витком в твоей карьере.

– И сколько я получу за этот виток? – спросил Глеб.

После этих слов собеседника, Шеф взял небольшую паузу, а затем, произнес:

– Проект новый, – сказал Шеф, – Такого еще никто не снимал, поэтому, сам понимаешь, пока мне трудно оценить его окупаемость и назвать тебе конкретные цифры. Единственное, что точно тебе дам с собой, так это запечатанный конверт с деньгами на обратный билет. Если, вдруг, решишь сдаться, то открываешь конверт, и едешь в ближайший аэропорт, но обязательно снимай это всё на камеру. Понял?

– Понял, – ответил Глеб, – А если не решу, сдаться?

– Тогда продолжишь путешествовать дальше, – спокойно ответил Шеф.

– Григорий Петрович, я, конечно, всё понимаю, – сказал Глеб, – Конверт с деньгами на билет домой – это конечно замечательно, но, хотелось бы, все-таки, обсудить мой гонорар за эту работу, какая-то цифра у вас же запланирована? Правильно?

– Будем отталкиваться от того, что ты там наснимаешь, – скупо ответил Шеф.

– Хорошо, если все кайфово отсниму, сколько тогда получу? – спросил Глеб.

– Выражаясь на твоем языке, – ответил Шеф, – Кайфово отснимешь, кайфово и получишь, это я тебе гарантирую, – Можешь выбрать любую страну в Европе. Поедешь сначала на две недели.

– Что можно делать в поездке, а что нельзя?– спросил Глеб, – Какие правила игры?

– Ты сейчас издеваешься?! – сказал Григорий Петрович, заметно при этом повысив голос.

– Почему? – переспросил Глеб.

– Я тебе пять минут назад всё подробно уже объяснил, – рявкнул Шеф, – Делать можно все, чтобы выжить! Выжить любой ценой и отснять этот материал!

– Да, понял я, понял, – ответил Глеб, – Кричать, только не надо? Хотел просто ещё раз это уточнить. И ещё, такой вопрос, с русскими в этой поездке можно контактировать?

– Да, хоть с инопланетянами контактируй, только выживи, – ответил Шеф, – Повторяю последний раз, и советую запомнить. Делать можно все, что хочешь, главное выживи и привези мне этот материал!!! Это твоя цель!!! Всё остальное не важно!!!

– Да, понял я, понял, не вопрос, – спокойно ответил Глеб, чего нервничать, – То есть знакомиться с русскими можно?

– Да!!! Можно!!! – рявкнул Шеф, а затем продолжил уже более спокойным тоном, – И не вздумай меня там обманывать, ни меня, ни зрителя. Я всё на экране увижу. Хотя бы недельку, но продержись там по настоящему, пожалуйста.

– Да, не волнуйтесь вы так, Григорий Петрович, продержусь и две, как вы запланировали, – ответил Глеб, – Сделаю все в лучшем виде.

– Я тебя за язык не тянул парень, – сказал Шеф, и затем добавил, – В аэропорт поедешь прямо из редакции, Стас – мой новый охранник, тебя отвезет. Не возражаешь?

– Нет, – ответил Глеб, – Пусть везет.