14. Леон
Руки в стороны, ноги на ширине плеч. Суровая охранница обыскивает меня с особым тщанием. Видимо, подхожу под описание человека, который может пронести на свидание наркотики или оружие. Представляю, как она мысленно сверяется с чек-листом. Пол: мужской. Раса: сложно определить, но смуглее, чем хотелось бы. Возраст: достаточно молод, чтобы делать глупости. Внешний вид: неряшливый.
Приветливо улыбаюсь, как добропорядочный гражданин. Получается, пожалуй, нагловато. Мрачность тюрьмы просачивается внутрь меня, несмотря на усилия игнорировать мотки колючей проволоки над стальными заборами, корпуса без окон и угрожающие надписи о последствиях попыток пронести на территорию наркотики.
Самая неприятная часть – путь от поста охраны до помещения для свиданий. Лабиринт из бетона и колючей проволоки. Тебя без конца передают из рук в руки охранники, которые снимают с пояса ключи, чтобы запереть за тобою дверь прежде, чем успеешь сделать шаг в сторону следующей. Стоит чудесный весенний день, сквозь колючую проволоку просматривается краешек насмешливо голубого неба.
В комнате для свиданий обстановка несколько лучше. Карапузы ковыляют между столами или визжат, когда их поднимают высоко в воздух накачанные папаши. Заключенные одеты в яркие майки, чтобы отличаться от нас, других. Мужчины в оранжевом придвигаются к своим девушкам на несколько сантиметров ближе, чем положено, сплетают с ними пальцы. Здесь больше эмоций, чем в зале прилета в аэропорту. Создатели фильма «Реальная любовь» явно что-то не додумали.
Сажусь за отведенный нам стол. Жду. Когда приводят Ричи, желудок сдавливает, будто он выворачивается наизнанку. Ричи – уставший и грязный, щеки ввалились, голова наспех побрита. В своих единственных джинсах, которые на нем болтаются, – не захотел выйти ко мне в тюремных трениках. Не могу, не могу, не могу на это смотреть.
Встаю и улыбаюсь, протягивая руки. Жду, пока он подойдет; покидать выделенную зону нельзя. Охранники вдоль стен внимательно, с каменными лицами следят за происходящим.
Ричи, хлопая меня по спине: Здоро́во, брат, хорошо выглядишь!
Я: Ты тоже.
Ричи: Врешь. Выгляжу как подогретое говно. В блоке Е была какая-то буча, и вырубили воду – понятия не имею, когда дадут, а пока не рекомендую пользоваться туалетом.
Я: Приму к сведению. Ты как?
Ричи: Лучше всех. Что слышно от Сэла? Блин, думал, хоть минуту продержусь без этой темы…
Я: Ну… Извиняется, что из-за бумажек апелляция затягивается. Он над этим работает.
Ричи мрачнеет.
Ричи: Я не могу ждать вечно, Лео.
Я: Если хочешь, попробую найти кого-нибудь еще.
Угрюмая тишина. Ричи не хуже меня знает, что это лишь затянет процесс.
Ричи: Он получил запись с камеры около супермаркета?
Интереснее, запросил ли он ее вообще… Начинаю сомневаться, хотя Сэл и уверяет, что да. Потираю сзади шею, гляжу на носки ботинок и как никогда мечтаю оказаться с Ричи где-нибудь далеко-далеко.
Я: Пока нет.
Ричи: Без нее никак, говорю же тебе! На ней видно, что это был не я.
Надеюсь. Только качественна ли запись? Достаточно ли четкая, чтобы опровергнуть показания свидетелей?
Целый час обсуждаем апелляцию – не могу увести его от этой темы. Криминалистическая экспертиза, неучтенные факты и, как всегда, камеры видеонаблюдения. Надежда, надежда, надежда.
Ухожу с трясущимися коленями, беру такси до станции. Мне нужен сахар. В сумке припасены пироженки, приготовленные Тиффи; съедаю три тысячи калорий за раз, пока поезд катится по сельской равнине, унося меня от брата туда, где все о нем забыли.
Дома обнаруживаю посреди спальни мешок с шарфами и запиской от Тиффи.
Мистер Прайор вяжет двестифунтовые шарфы? Да с такой скоростью! Ох… Думаю, сколько раз отказывался принять очередной шарф, шапку, перчатки или чехол на чайник. Мог бы уже озолотиться.
Вешаю на дверь спальни:
Привет, Тиффи.
СПАСИБО, что сказала про шарфы. Да, деньги нужны. Продам. Посоветуешь где/как?
Вяжет один джентльмен у меня на работе. Раздаривает всем, кто не увернулся (иначе мне было бы совестно брать за них деньги…)
Леон
Привет!
Конечно, скину тебе ссылки на сайты. От покупателей отбоя не будет.
И еще… Странный вопрос, но не согласится ли этот джентльмен у тебя на работе связать кое-что крючком за вознаграждение?
Тиффи
Не разбираюсь, вяжет он крючком или как. Кстати, выбери себе шарф – вечером выставлю остальное на продажу.
Леон
Записка, упавшая на пол около двери спальни, так что заметил не сразу:
Доброе утро!
Понимаешь, я работаю над книгой под названием «Провяжи дорогу в жизнь» (знаю-знаю – одно из моих лучших названий), и нам нужен человек, который супербыстро свяжет четыре шарфа и восемь шапок, чтобы мы их сфотографировали и поместили фотографии в книгу. Ему надо будет следовать инструкциям моей авторши (цвет, вязка и т. п.). Я могу заплатить, но немного. Как с ним связаться? У меня сроки горят, а он сумасшедше талантлив, сразу видно.
О господи, шарфик обалденный! Буду ходить в нем все время (плевать, что на дворе весна). Спасибо!
Тиффи
Снова дверь спальни:
Хм. По-моему, сложностей возникнуть не должно, хотя надо договориться с сестрой-хозяйкой. Напиши письмо, я ей покажу, и, если одобрит – передам моему «вязальщику».
Раз собираешься все время носить тот шарф, не могла бы ты выбросить остальные пятьсот, которыми забита твоя половина шкафа?
Еще новость: первый шарф только что ушел за двести тридцать пять фунтов! Дурдом! Он же страшненький!
Леон
Привет!
«Твоя половина» – ключевые слова, Леон. Это моя половина, и я желаю забивать ее шарфами.
Вот письмо. Скажи, если что-то надо поправить. Кстати, хорошо бы прибраться тут в наших записульках. Квартира напоминает сцену из «Игр разума».
Тиффи
Передаю письмо сестре-хозяйке, и та разрешает предложить мистеру Прайору вязать за деньги. Крючком, спицами – совершенно в этом не разбираюсь. Но наверняка Тиффи рано или поздно оставит мне длиннющее письменное разъяснение по этому поводу. Даже просить не надо. Зачем писать одно предложение, если можно пять? Странная, чудна́я, уморительная женщина.
На следующий вечер у мистера Прайора готовы две шапки. По виду – шапки как шапки, пушистые, так что, полагаю, он справился.
Единственный минус этой затеи – мистер Прайор теперь живо интересуется Тиффи.
Мистер Прайор: То есть она редактор?
Я: Да.
Мистер Прайор: Какая интересная профессия!
Пауза.
Мистер Прайор: И она у вас живет?
Я: Угу.
Мистер Прайор: Любопытно…
Заполняю карту и украдкой на него поглядываю. Он в ответ невинно моргает.
Мистер Прайор: Не предполагал, что вы кого-то к себе пустите. Вы очень независимый. Потому и к Кей до сих пор не переехали, верно?
Слишком много я болтаю с пациентами о личной жизни. Надо завязывать.
Я: Это другое. Я Тиффи вообще не вижу. Мы только обмениваемся записками.
Мистер Прайор задумчиво кивает.
Мистер Прайор: Эпистолярное искусство. Письмо – глубоко интимная вещь…
Подозрительно прищуриваюсь. Куда он клонит?
Я: Это бумажки на холодильнике, мистер Прайор, не надушенные письма, которые приносит посыльный.
Мистер Прайор: Ах да, конечно. Уверен, вы правы. Ну разумеется. Бумажки. Какое уж тут искусство.
На следующий вечер про Тиффи знает даже Холли. Поразительно, как быстро разносятся по палатам сплетни, если учесть, что значительная часть пациентов прикована к постели.
Холли: Она красивая?
Я: Не знаю, Холли. Какая разница?
Холли замолкает, думает.
Холли: Она хорошая?
Я, после секундного размышления: Да, хорошая. Шумноватая и странная, но хорошая.
Холли: Что значит «квартирантка»?
Я: Значит, она живет у меня. Мы вместе живем в одной квартире.
Холли, округляя глаза: Как парень с девушкой?
Я: Нет-нет. Она не моя девушка. Она друг.
Холли: То есть вы спите в разных комнатах?
К счастью, запищал пейджер, и отвечать не пришлось.
Май
15. Тиффи
Отдираю записки и приклеенные скотчем обрывки бумаги от дверцы буфета, стола, стен и даже одну от крышки мусорного ведра. Невольно улыбаюсь. Забавный способ узнать человека – несколько месяцев кряду черкать друг другу по несколько строк. И ведь все произошло само собой – короткая бумажка про еду незаметно превратилась в полномасштабную ежедневную переписку.
Хотя, отклеивая свидетельства нашего задушевного общения от спинки дивана, отмечаю, что в среднем пишу раз в пять больше, чем Леон. И что мои записки гораздо более откровенные. Забавно перечитывать. Во-первых, сразу видно, насколько никудышная у меня память. Например, я пишу, как стыдно было, когда в прошлом году не передала Джастину приглашение на день рождения Рейчел. Однако сейчас отчетливо помню – я его все-таки пригласила, и дело кончилось жуткой ссорой, поскольку он не хотел отпускать меня одну. Джастин всегда говорил, что у меня ужасная память; досадно находить письменное тому подтверждение.
Половина шестого. Я рано ушла с работы, потому что в редакции никого не осталось – увольняется коллега, все отправились отмечать, а у меня нет денег, и так как из начальства никого не осталось, я сама отпустила себя домой. Уверена, никто бы не был против.
Думала, застану Леона, поскольку пришла около пяти. Странное было чувство. Согласно официальным условиям нашего уговора, я не должна возвращаться раньше шести. Я знала, когда на это соглашалась, что мы не будем в квартире в одно и то же время – тем-то мне и приглянулось объявление. Хотя и не предполагала, что мы в буквальном смысле никогда не встретимся. То есть вообще, совсем, ни разу за целых четыре месяца.
Я, надо сказать, хотела пересидеть в кофейне за углом, однако подумала, что это странно: друзья, а ни разу не виделись. Чувство именно такое – мы друзья. Да и может ли быть иначе, если наши жизни постоянно пересекаются. Я точно знаю, какую он любит яичницу, хотя не видела, как он ест ее – на тарелке всегда море размазанного желтка. Могу довольно точно описать его вкус в одежде, хотя ни разу не видела на нем ни одной вещи из тех, что болтаются на сушилке в гостиной. И, что самое странное, я знаю, как он пахнет.
Не вижу причины, почему нельзя встретиться, – это не изменит условий, на которых мы сосуществуем. Просто, если я вдруг увижу Леона на улице, смогу его узнать.
Звонит телефон. Странно – я даже не знала, что он у нас есть. Сначала бросаюсь к своему мобильному, но у меня мелодия звонкая и веселая, а не допотопный дзынь-дзынь, который сейчас раздается непонятно откуда.
Наконец обнаруживаю стационарный телефон на кухонной стойке под шарфом мистера Прайора и ворохом записок с обсуждением все или не все – абсолютно все – сливочное масло слопал Леон.
Стационарный телефон! Обалдеть! Я думала, это ископаемое, за которое платишь, когда надо провести домой выделенную линию интернета.
– Алло… – робко говорю я.
– О, салют!.. – отвечает какой-то парень на том конце.
Он удивлен – надо полагать, не ожидал услышать женский голос, – и у него занятный акцент: смесь лондонского с ирландским.
– Это Тиффи, – представляюсь я. – Я живу у Леона.
– А! Привет! – Заметно повеселел. – В смысле спишь в его кровати?
– Я просто соседка, – морщусь я.
– О’кей, о’кей, – говорит он и, кажется, ухмыляется. – Приятно познакомиться, Тиффи! Я Ричи, брат Леона.
– Привет, Ричи.
Не знала, что у Леона есть брат. С другой стороны, я, наверное, о Леоне еще много чего не знаю, даже если и знаю, что́ он читает перед сном. Сейчас «Под стеклянным колпаком», в час по чайной ложке.
– Вы с Леоном, видимо, разминулись. Я пришла минут тридцать назад, и его уже не было.
– Вкалывает на работе как про́клятый. Я не сообразил, что уже полшестого. Во сколько вы там сменяетесь?
– Обычно в шесть, но я сегодня рано закончила. Звони ему на мобильный.
– Видишь ли, Тиффи, не могу.
Хмурюсь.
– Не можешь позвонить на мобильный?
– Это длинная история… В общем, я в тюрьме строгого режима, и единственный номер, на который мне разрешено звонить, – домашний телефон Леона. Кстати, звонки на мобильные еще и дороже в два раза, а я зарабатываю четырнадцать фунтов в неделю за уборку в блоке. Причем, чтобы получить это место, пришлось кое-кому дать на лапу… Так что не разбежишься.
Я в легком трансе.
– Хреново!.. Реально хреново! И как ты там?
Слова сами срываются с языка. Не лучшее, что можно сказать в данных обстоятельствах, но дело сделано.
К моему – а может, и к своему – удивлению, Ричи начинает хохотать.
– Я нормально, – отвечает он спустя секунду. – Но все равно спасибо. Уже семь месяцев. Видимо, я – как это Леон называет? – акклиматизируюсь. Учусь здесь жить, терпеть минуту за минутой.
Киваю.
– Уже что-то. И как там по шкале от «Алькатраса» до «Хилтона»?
Снова смеется.
– Зависит от настроения в конкретный день. Хотя, скажу тебе, по сравнению со многими я – везунчик. У меня теперь отдельная камера и два свидания в месяц.
С моей точки зрения, везением тут и не пахнет.
– Раз звонок платный, не хочу сильно тебя задерживать. Леону что-нибудь передать?
В трубке воцаряется трескучая тишина, слышны только фоновые шумы.
– И ты не спросишь, за что я сел?
– Нет, – огорошенно отвечаю я. – А ты хочешь рассказать?
– Обычно люди спрашивают.
Пожимаю плечами.
– Не мое дело тебя судить. Ты брат Леона и позвонил с ним поговорить. И потом, мы говорили об ужасах тюрьмы, а они одинаковы для всех, неважно, что ты сделал. Тюрьмы неэффективны, это любому понятно. Так?
– Так. В смысле правда понятно?
– Конечно.
Снова тишина.
– За вооруженное ограбление. Только я этого не делал.
– Господи, ужас какой! Тогда действительно хреново!
– Ага, как-то так… Ты мне веришь?
– Мы даже не знакомы. Какая разница?
– Не знаю. Почему-то мне не все равно…
– Чтобы сказать «верю», мне нужны факты. Иначе какой смысл?
– Тогда передай Леону вот что: я хочу, чтобы он сообщил тебе факты, и ты смогла бы ответить, веришь или нет.
– Постой… – Тянусь за бумагой и ручкой, пишу и проговариваю вслух: – Привет, Леон, это записка от Ричи. Он говорит…
– Я хочу, чтобы Тиффи знала, что со мной произошло. Хочу, чтобы поверила, что я этого не делал. Она, по-моему, хорошая девушка и, держу пари, еще и красивая. Это сразу понятно, брат, такой особенный голос – низкий и сексуальный, знаешь, как…
Смеюсь.
– Такое я писать не буду!
– На чем остановилась?
– Сексуальный, – признаюсь я, и Ричи смеется.
– Хорошо. Ставь точку. Только последнее предложение не вычеркивай, пожалуйста, Леон повеселится.
Качаю головой и улыбаюсь.
– Хорошо. Оставлю. Рада познакомиться, Ричи.
– И я, Тиффи. Присмотри там за моим братиком, ладно?
Молчу, удивленная просьбой. Во-первых, присматривать, по-моему, надо за Ричи, а во-вторых, я не лучшая кандидатура для присмотра за братьями Туми, ибо ни разу не видела ни того, ни другого. Открываю рот, однако Ричи уже вешает трубку, и слышны только гудки.
16. Леон
Смеюсь. Ричи в своем амплуа. Очаровывает комплиментами мою квартирантку даже с тюремного двора.
Кей заглядывает через плечо.
Кей: Ричи, как вижу, не изменился.
Напрягаюсь. Она это чувствует и тоже напрягается, однако на попятную не идет.
Я: Он храбрится, шутит.
Кей: А Тиффи что? Не против подцепить мужика?
Я: Зачем так грубо?
Кей: Какой ты зануда, Леон! Я просто спросила.
Не собираюсь я подсовывать бедную девушку брату. И что-то еще здесь не то, хотя я слишком устал, чтобы разбираться.
Я: Она одна, но все еще влюблена в своего бывшего.
Кей, внезапно заинтересовавшись: В самом деле?
Не пойму, какая ей разница. Стоит упомянуть Тиффи, она или перестает слушать, или сердится. Сегодня впервые за много месяцев мы встретились у меня. Кей сегодня не надо на работу, и она зашла на «зужин», пока я не лег спать. Увидела повсюду записки и почему-то начала огрызаться.
Я: Ее бывший, кажется, самый заурядный. Гораздо хуже каменщика-ди…
Закатывает глаза.
Кей: Хватит уже о треклятом каменщике!
Прочти она книгу, не была бы так категорична.
Прошло несколько недель, на дворе солнечный день, какие обычно бывают только за границей. Англия не привыкла к жаре, особенно когда та приключается внезапно. Сейчас всего лишь июнь, начало лета. Пассажиры электричек бегут на работу, опустив головы, будто под дождем, на голубых рубашках темнеют треугольники пота. Мальчишки-подростки стягивают футболки и разгуливают полуголыми, с бледными руками, грудью и несуразными острыми локтями. Куда ни шагни, натыкаешься на обожженные плечи или неприятный жар тел, облаченных в деловые костюмы.
Я возвращаюсь из военного музея, где предпринял очередную попытку отыскать Джонни Уайта и добыл список из восьми имен и адресов. Адреса собраны путем бесконечного копания в архиве, звонков родственникам и поисков в интернете. Совсем от ошибок не застрахуешься, но все же это начало или, точнее, восемь начал. Я вытянул из мистера Прайора достаточно информации, чтобы детализировать поиск. Разговоришь – и, оказывается, он помнит гораздо больше, чем утверждал.
Всех зовут Джонни Уайтами. Не знаю, с которого начать. Самого приглянувшегося? Живущего ближе всего?
Достаю телефон и набираю сообщение Тиффи. В прошлом месяце рассказал ей о поисках возлюбленного мистера Прайора. Сделал это после ее пространного письма о злоключениях книжки про вязание; видимо, был в то утро необычно словоохотлив. Как будто ее чрезмерная откровенность заразна. Всегда неловко, когда приезжаю в хоспис и вспоминаю, что́ нацарапал за кофе перед работой.
Привет. Получилось восемь Джонни Уайтов (для мистера Прайора). С кого начать? Леон
Ответ приходит минут через пять. Она вплотную засела за книгу про вязание сумасшедшей авторши и, видимо, концентрируется с трудом. Не удивляюсь: вязание – штука странная и скучная. Пробовал почитать рукопись – вдруг такая же хорошая, как про каменщика. Увы: одни инструкции и картинки готовых изделий, которые, по-моему, связать нереально.
Проще простого. Энни, бени, рес, квинтер, финтер, лес…
И две секунды спустя:
ЭНИ, бени, рес, квинтер, финтер, ЖЕС. Автозамена достала! Вряд ли какой-то лес в данном случае поможет.
Оригинальная женщина. Тем не менее послушно останавливаюсь в тени автобусной остановки, достаю список и считаю по считалочке. Естественно, выпадает Джонни Уайт. Тот, что живет под Бирмингемом.
Удачный выбор. Загляну, когда в следующий раз поеду к Ричи – он там недалеко. Спасибо. Леон
Несколько минут молчания. Иду по запруженным потеющим улицам Лондона, который нежится в зное, глядя в небо темными очками. Устал до смерти. Давным-давно пора спать, но я теперь мало бываю на улице днем, и кожа соскучилась по солнечным лучам. Вяло размышляю, хватает ли мне витамина Д, потом уношусь мыслями к Ричи – сколько он на этой неделе выходил из камеры. Полагается полчаса ежедневно. Правда, это редкость. Охранников не хватает, и прогулки все время сокращают.
Кстати, ты получил мою записку насчет Ричи? Он просил рассказать, что случилось. Не хочу давить, но прошло больше месяца, и я бы с удовольствием послушала.
Щурюсь на сообщение, которого из-за солнца почти не видно. Затеняю рукой и перечитываю. Странно, получил его как раз в тот момент, когда вспоминал Ричи.
Как только узнал об их разговоре, задался вопросом, верит ли Тиффи в его невиновность, несмотря на то, что не знакома ни с ним, ни с подробностями дела. Бред. Даже если бы все знала, какая разница? Ни разу в жизни ее не видел. Так всегда – постоянное зудение в голове, с кем бы ни общался. Вроде разговариваешь нормально, а потом вдруг раз – и думаешь: ты бы поверил, что мой брат невиновен?
Однако спрашивать нельзя. Жуткая тема для беседы и жутко, когда тебе с бухты-барахты задают такой вопрос. Кей может подтвердить.
Отвечу запиской, когда вернусь. Сообщения я посылаю нечасто и ощущение странноватое. Как отправить электронное письмо маме. А записки… мы так разговариваем.
На платяном шкафу – куда ведет последняя вереница бумажек.
Если не возражаешь, попрошу, чтобы Ричи сам тебе написал. У него лучше получится.
Еще мысль: твоя авторша по вязанию не могла бы как-нибудь прийти в «Сент-Маркс», где я работаю? Хотим организовать для пациентов дополнительные развлечения. Вязание крючком, хоть оно и скучно, может заинтересовать стариков.
Привет, Леон!
Конечно! С нетерпением жду письма от Ричи.
И – да! Запросто! Наши пиарщики только об этом и мечтают. Позволь сказать, ты выбрал отличное время, потому что Кэтрин как раз стала ЗНАМЕНИТОЙ. Загляни к ней в твиттер.
Под запиской – распечатанный скриншот из «Твиттера»:
Katherin Rosen @KnittingKatherin[4]
Потрясающий шарф, который можно связать по моей новой, готовящейся к печати книге «Провяжи дорогу в жизнь». Создавайте красоту и практикуйте осознанность!
117 комментариев, 8000 ретвитов, 23000 лайков.
Ниже еще бумажка:
Да-а-а… ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ РЕТВИТОВ. Кстати, и шарфик мистера Прайора тоже все видели, не забудь ему сказать!
Следующая записка:
Ты в твиттере, наверное, не особо разбираешься, твой ноутбук несколько месяцев даже не открывался, не говоря уж о том, чтобы его зарядить. Но ретвитов реально много, Леон. МНОГО. А все потому, что потрясающая блогер Таша Чай-Латте с ютуба прокомментировала этот твит и поделилась им.
Распечатка скриншота из «Твиттера» (прилеплена так низко, что приходится присесть):
Tasha Chai-Latte @ChaiLatteDIY
Вязание крючком – новый тренд ярких образов! Огромная благодарность @KnittingKatherin за потрясающие идеи. #bemindful #crochetyourway[5]
69 комментариев, 32000 ретвитов, 67000 лайков.
И ниже:
У нее пятнадцать миллионов подписчиков. Отделы маркетинга и пиара писают кипятком. К сожалению, это значит, что мне пришлось рассказать Кэтрин про ютуб, а она с техникой дружит еще меньше, чем ты (у нее старая нокиа, какой пользуются только наркодилеры), да еще ненавистный Мартин из пиар-отдела теперь комментирует в реальном времени в твиттере все ее мероприятия… И все-таки – потрясающе! Того и гляди моя милая чудачка Кэтрин угодит в список бестселлеров! Не в «Нью-Йорк таймс», конечно, но для любителей такой литературы. Что-то вроде номер один в разделе вязания и оригами в интернет-магазине.
…Высплюсь, и потом ей отвечу.