000
ОтложитьЧитал
Глава 8
Но самолюбие и гордость его были задеты. Спокойно проанализировав своё поведение и оценив блеск ума и манеру держаться Нади, он решил достичь такой же уверенности и самообладания, как у неё. Сам он решил, что делает это безотносительно Нади, а так – для себя. Он очень много читал, поэтому знания его были обширны. Когда в начале третьего курса он охладел к учёбе, то стал изучать всё подряд: историю, геологию, учение Дарвина, философию древних и многое другое, к чему он загорался. Его способности позволяли ему совмещать учёбу и эти причуды.
После напряжённых размышлений он сообразил, что блеск речи зависит не столько от объёма знаний и владения русским языком, сколько от умения находить неожиданные ассоциации, аналогии, параллели, соответствия для объекта разговора. Понял, что в основе чувства юмора лежат антитеза, сопоставление, контраст. Он стал тренировать в себе умение находить общее и противоположное в различных предметах. Например, мог задать себе вопрос: «Что схожего и различного в оконном стекле и растущем дереве?» Или пытался найти какой-то неодушевлённый аналог для увиденного им пьяного, лежащего под забором, и ведь нашёл – бурдюк с вином. Случайно бросив взгляд на цветочный горшок, нашёл общее между содержимым горшка и цветком: земля – это остатки когда-то живших организмов, а цветок – организм, живущий сейчас. Войдя в электричку и увидев развалившуюся на лавке пьянь, он громко сказал: «О! Плацкартный вагон», чем вызвал смех окружающих. Уверовав в действенность своей стратегии, он стал постоянно тренироваться. И что ему было странно – сам процесс доставлял ему удовольствие.
Он стал снова читать книги по философии, культуре и по другим дисциплинам, которые только попадались под руку. Но если в 19 лет он читал из простого интереса, в силу любознательности, и только то, что было написано доступным языком, то теперь интерес его был иной – практический. Чем сложнее была книга, тем сильнее было желание её осилить и понять то, что недоступно массовому читателю. Он стал перечитывать ранее прочитанную русскую классику и редко читал новое, чтобы не отвлекаться на незнакомый сюжет, а сосредоточиться на другом – на характерах героев, их поступках и их речи. Раньше, читая «Войну и мир», он обращал внимание на сюжет или описание сражений. Теперь же, заново перечитывая, он выделял для себя нюансы разговора и оттенки чувств героев. Более всего на сей раз его заинтересовала сцена исполнения Наташей народной пляски у дядюшки в Михайловке и то, как Бурьенка и Лиза подбирали наряд для княжны Марьи к приезду Анатоля.
Непрестанная внутренняя работа должна была принести плоды, но пока до этого было ещё далеко. У Нади же чувство юмора было врождённым – так, по крайней мере, казалось Ивану. И юмор её был самый настоящий, а не тот, который находят у себя две болтушки, заливающиеся смехом при обсуждении нелепого наряда своей соседки.
В один из дней вернувшийся с обеда Валентин рассказал Ивану случай за столом, за которым их было четверо, в том числе и Надя. Обедавший с ними Борис в числе прочих снадобий взял селёдку и молоко. Валентин остановился и уточнил:
– Ну, ты знаешь его – высокий, рыжий, из конструкторов.
Потом продолжил:
– Так вот: мы стали его убеждать, что эти компоненты никак не совместимы. Мы хихикаем, а он не слушает. Когда Надьке, дотоле молчавшей, это надоело, она сказала с невозмутимым видом: «Ну что пристали к человеку, может быть, он себе слабительное готовит, а сказать стесняется».
Валентин продолжить не смог и хохотал, вспоминая, затем успокоился и добавил:
– Мы заржали на всю столовую, долго не могли продолжить трапезу, а Надежда равнодушно за нами наблюдала.
Иван пожалел, что не присутствовал. Случай убедиться в её искромётности и мгновенной непредсказуемой реакции представился буквально на следующий день. Они с Леной сидели на рабочем месте, пили чай и болтали. Иван сидел на своём месте и прислушивался – ему в последнее время было интересно всё, что связано с Надей. У Нади на столе был чай, конфеты и пузырёк со спиртом, который ей принесла знакомая. Спирт ей был нужен, чтобы делать уколы заболевшей маме. Подошёл Михаил, муж Лены, положил руку на плечо жены и, посмотрев на стол Нади, с ухмылкой заметил:
– Ветрова, у тебя тут прямо и чай, и спирт в меню…
Надя не дала продолжить мысль:
– Ну и что – добавлять по вкусу.
Иван еле удержался от смеха, боясь выдать, что он всё слышит. Лена и Мишка засмеялись, оценив реплику, а Надежда оставалась спокойной. Она сидела вполоборота к Лене, и Иван хорошо видел её лицо. Было такое ощущение, что она сказала фразу и думала уже о чём-то другом.
Был ещё случай, когда Валентин стал рассказывать, как он, маневрируя в узком месте на отцовском «Москвиче», разбил фару о дерево, а потом так её склеил, что она стала даже прочнее. Надя слушала не оборачиваясь и так же, не оборачиваясь, бросила:
– Прочнее? Это надо проверить.
– Как? – удивился Валентин.
– Ещё раз в дерево фарой въехать. Той же самой.
Иван потом не раз слышал от неё удивительные реплики, более всего его поражала лёгкость и небрежность их исполнения при сохранении внешней невозмутимости.
Глава 9
В конце сентября почти весь отдел на один день вывезли в колхоз на уборку капусты. Иван, не находя разумного для себя объяснения, тянулся к этой загадочной и восхитительной девушке. Если ему не удавалось как бы случайно оказаться с ней рядом, он следил за ней и чувствовал, где она.
День был ясный, хотя и несколько прохладный. Они стояли рядом. В этот момент в чистом небе появился военный самолёт. Иван стал внимательно и, как показалось Наде, с грустью следить за ним. Поэтому она решила спросить его:
– Ты любишь самолёты?
– Зачем думать о полёте, если это невозможно. Меня бы всё равно не взяли бы из-за зрения.
– «Зачем» – вопрос другой, но я же вижу, что не думать ты не можешь.
Иван удивился её проницательности и только много позже понял, почему она спросила, а Надя тогда не стала объяснять малознакомому человеку, что лично её связывало с авиацией.
К обеду все захотели пить, и на поле привезли флягу с водой и кружкой. Фляга была почему-то неполная. Надя и Иван подошли пить последними. Пришлось перевернуть флягу, чтобы налить кружку. Надя выпила не полностью. Иван остатками долил кружку до краёв и стал жадно пить. Когда он выпил примерно половину, Надя приподняла его руку за оттопыренный локоть, кружка звякнула по зубам, и вся оставшаяся вода оказалась на рубашке.
– Это всё от жадности. Торопиться не надо, – пояснила она и рассмеялась.
Ей всегда было интересно, как люди ведут себя в неожиданных ситуациях, и после этой безобидной выходки она ждала, что будет делать Иван. Она мобилизовалась и готова была вступить в диалог и победить. Но он моментально её обезоружил: увидев её напряжение и готовность к прыжку, он улыбнулся и сказал:
– А ты не дождёшься от меня каких-либо слов и действий.
И стал ждать.
– Ну, действие-то как раз есть – ты стоишь и молчишь.
Она была не готова к такому повороту и поняла, что «поле битвы», скорее, осталось за Иваном, но причину увидела в его слабости. После этого случая она пришла к заключению, что мальчик – совершенно бесхарактерный.
После ноябрьских праздников Надя пришла на работу с книгой, которую не успела дочитать и намеревалась это сделать в обеденный перерыв или, если повезёт, раньше. Книга называлась «Таис Афинская», о событиях времён разгрома Александром Македонским Персидской империи. Иван заинтересовался, услышав разговор Нади с Леной о незнакомой ему книге. Рабочее место Ивана находилось на расстоянии не более трёх метров от их столов. Они говорили негромко, но Иван обладал очень острым слухом и почти всё слышал. Надя говорила:
– Таис – гетера высшего разряда с высочайшим уровнем образования в музыке и поэзии, вдохновительница великих художников, философов и полководцев, она распространяет воспитанность, красоту чувств за счёт неотразимого обаяния женственной прелести, а главное – она не торгует телом, она одаривает эрудицией.
Надя была в восторге от книги, ещё не дочитав до конца, и эту фразу про себя она долго шлифовала, чтобы высказать её Лене, чьё мнение ей было интересно. Они что-то ещё говорили, но Иван уловил уже только одни обрывки. В конце он услышал фразу от Лены: «Путешествует с воинами, говоришь, а телом не торгует? Так, так… Вдохновляет их на любовь к искусству?.. Замечательно».
При этом Иван видел, как Лена скептически улыбалась. Он не стал к ним подходить и встревать в разговор, но в обед обратился уже к Наде:
– Я слышал, ты книгу какую-то интересную принесла, нельзя ли почитать?
– Можно, после Лены… Но с меня книга, а с тебя рецензия на неё.
Иван не стал говорить, что он слышал её разговор с Леной и уже сделал представление, о чём книга. Ему было интересно, повторит ли Надя уже сказанное про Таис или скажет что-то другое, поэтому он спросил:
– А о чём книга, если кратко?
Надя улыбнулась, о чём-то размышляя, и сказала:
– О великих женщинах. Точнее, что за каждым великим мужчиной всегда есть великая женщина и что мужчины своими успехами обязаны во многом именно им.
Надя около 10 лет назад слышала эти слова от своего дяди и почти забыла их, но теперь, подпав под обаяние образа знаменитой гетеры, вспомнила их. По её мысли выходило, что именно великие женщины вдохновляют мужчин на великие дела. Два года спустя Иван вспомнит эти слова, пытаясь понять её поступки.
Однако то ли время частично стёрло в памяти слова, то ли Надя под влиянием прочитанного хотела придать им иное звучание, но она полностью исказила знаменитую мысль, принадлежащую Бернарду Шоу. У него эти слова несут совершенно иной смысл: «За каждым великим мужчиной всегда есть женщина, которая в него верила».
Когда Иван вернул книгу, Надя вопросительно смотрела на него с немым вопросом: «Ну что?»
– Для тех, кто мало знаком с историей, книга будет интересной. Но некоторые рассуждения автора мне показались натянутыми и фальшиво восторженными.
– А Таис? Как тебе Таис? – для Нади главным был этот вопрос.
– Я не верю ей, вернее – я не понимаю её и потому не верю.
– Фи, да вы, товарищ Лукин, ничего не поняли… Ну хоть что-то понравилось?
– Мне запомнилось, что греки при прощании используют слово «Хайре», а если расстаются на длительный срок, то – «Гелиайне».
– Да, наперёд не угадаешь, что ребёнку может понравиться, – разочарованно завершила она разговор.
Через неделю Иван, возвращаясь от конструкторов, подошёл к Лене с мелким рабочим вопросом. Столы Лены и Нади стояли почти рядом, между ними был гостевой стул, который в тот момент занимал Мишка. Его рука лежала на столе жены. Лена ласково погладила руку мужа и сказала, обращаясь к Наде:
– Мой растяпа потерял ключи, теперь придётся замки на двери менять.
Иван тут же спросил:
– Зачем?
Он хотел ещё добавить, что проще новые ключи заказать, но Надя не дала ему договорить:
– Товарищ Лукин, прежде чем задавать глупые вопросы, не проще ли подумать? Что, если потерянные ключи попадут не в те руки?
Надя произнесла слова с улыбкой и без злобы. Её тон был снисходительный – она как бы прощала ребёнку его неуместный детский вопрос.
Другой раз Дина Петровна стала рассказывать, как она гуляла с маленьким внуком и объясняла ему, что собаку гладить нельзя. Иван опять спросил:
– Почему нельзя?
Надя оторвалась от работы, повернулась к нему и, как маленькому, спокойно объяснила:
– Ванечка, ты недалеко ушёл от маленького Сашеньки. Собаку маленьким мальчикам нельзя трогать потому, что она может укусить, и потому, что она не очень чистая для ребёнка. Понял, заинька?
Впоследствии было ещё несколько случаев с его детскими вопросами «отчего» и «почему» и столько же холодных уроков от Нади. Хотя Иван и обещал себе сдерживаться и контролировать при ней свои слова, детская ещё непосредственность иногда бесконтрольно выпрыгивала из него наружу. Надя понимала, что обнажение внутренних порывов, искреннее поведение без маски лицемерия, способность к удивлению характеризуют человека больше положительно, но отголоски детства – она считала – пора бы и изжить. Сама про себя она полагала, что повзрослела уже в пятнадцать лет, и в этом она была права. В чём она была не права, так это в том, что считала задержки в эмоциональном развитии признаком небольшого ума. Но человек, окончивший университет в неполный 21 год, не может быть недоумком.
Так или иначе, но Надежда всё про Ивана поняла и потеряла к нему интерес, сохраняя его, разве что, только как к объекту лёгкой иронии. Иван же считал, что «уроки» ему полезны, и не таил обиды – он восторгался блеском её живого ума. Вместе с Надей он ошибался в том, что она превосходит его по интеллекту. В действительности же она превосходила его в раскованности, в уверенности в себе, во владении своим умом. Его интеллект не уступал её, но рядом с ней он просто терялся и был зажат. Он злился на себя и продолжал заниматься, как задумал.
Глава 10
Однажды Надя пришла из буфета с двумя апельсинами. Апельсины были спелые, с мягкой и толстой кожурой. Один она отдала Лене. Второй стала чистить сама, но хитрым способом: острым длинным ногтём она прорезала глубокие линии в кожуре так, что снятая целиком она без отдельных удалённых фрагментов стала напоминать человеческую фигуру. Самым главным в её рукоделии было то, что мягкая центральная сердцевина между дольками, обычно выбрасываемая вместе с кожурой, была оставлена, но отрезана наполовину ногтём. Оставшийся отросток располагался между ног.
Теперь, раскрывая и закрывая кожуру, она стала показывать своё произведение окружающим, среди которых была Лена и ещё трое молодых людей, в том числе Иван. Демонстрацию спектакля она завершила словами: «Маленький хулиганчик». Реакция зрителей была та, которую она и ожидала, кроме реакции Ивана: он в отличие от остальных не только не смеялся, но сохранял каменное, непроницаемое выражение.
В декабре Надя посмотрела с большим запозданием фильм «Мимино», идущий на экранах ещё с весны. Придя на работу, Надя стала делиться впечатлениями. В числе прочих ей понравилась фраза: «Ларису Ивановну хочу». Однако Иван опять отказался понимать иносказание. Он просто пристально смотрел на неё, не проявляя внешних эмоций.
В другой раз она стала рассказывать анекдот о преждевременно вернувшемся из командировки муже. И снова его реакцией стал не смех, а абсолютно полное отсутствие какой-либо реакции. Тогда она спросила Валентина: «Он что, совсем анекдоты не воспринимает?»
– Да нет, всё наоборот. Он такой рассказчик, что мы все в лёжку лежим. Насколько я понимаю, он считает, что при женщинах отдельные темы затрагивать нельзя.
– Гляди какой чистоплюй, – удивилась Надя, а позже, подумав вечером в одиночестве, в душе похвалила его.
Глава 11
Три года назад, ещё до прихода Нади и Ивана, появился в секторе молодой специалист Владимир Никифоров. Тип был удивительный: меркантильный, жадный, с хитрыми глазёнками. Он всё понимал: в любых поступках и словах окружающих видел он скрытый от остальных корыстный или низменный интерес. Он хихикал и комментировал события, принимая понимающий загадочный вид и щуря бесцветные глаза: знаем, знаем – нас не проведёшь. К тому же был иногда необъяснимо упрям в пустых делах. Лена, в первый день представляя Наденьке сотрудников, про него сказала:
– Это – наш Вовчик. Не трогай его, потом поймёшь. Лично я общаюсь с ним исключительно вежливыми словами, но всего двумя.
Произнеся последнюю фразу, Лена стала вопросительно смотреть на Наденьку, ожидая естественного вопроса.
– Ну и какими же? – засмеялась Наденька.
– Здравствуйте и до свидания.
– Это три слова.
– Не придирайся.
Рабочий стол Вовчика располагался перед столом Ивана, и тот сидел к нему спиной. Как-то под конец рабочего дня Иван, заканчивая какую-то бумагу, обратился к нему:
– Володя, ручка кончилась. Дай дописать две строки.
Вовчик сидел развалившись на стуле и крутил в руке обгрызенную ручку. Остальные тоже ждали конца работы. Вовчик, не переменяя позы, громко в тишине сказал:
– Не дам.
– Да я сейчас тебе верну.
– Не дам. А хочешь – купи.
– Сколько?
– Три рубля.
– Трёшки у меня нет, даю пять, – моментально среагировал Иван.
– Вы что, с ума свихнулись, два дурака, – возмутилась Дина Петровна.
– Вот, возьми мою, – предложила она.
Дина Петровна помнила военные и послевоенные годы, помнила, как с мужем поднимали детей. Помнила, как в 1963 году надо было сдать три рубля в школу на комплект новых учебников для дочери и пришлось занимать у соседки.
– Дина Петровна, спасибо. Я хочу купить свою.
Иван встал, подошёл к Вовчику и положил перед ним купюру, тот, не поднимая головы и молча, передал ему ручку.
Наутро Надежда в коридоре спросила Ивана:
– Как твоя бесценная покупка? Бережёшь?
– Выбросил… Но ты ведь не это хочешь сказать… Это была лишь прелюдия к главному твоему вопросу – ну, спрашивай.
Надежда долго внимательно смотрела на Ивана: не поторопилась ли она с выводами относительно него, потом с улыбкой спросила:
– Зачем ты Вовчика унизил при всех?
– Я думаю, что он этого даже не понял: для него это выгодная сделка. А потом, зачем он хотел унизить меня?
Надя приподняла брови, еле заметно улыбнулась и, хотя сама всё понимала, всё-таки желала услышать, что скажет Иван, а потому как бы удивилась:
– Каким же образом?
– Согласись, что он не собирался мне продавать ручку. Он не мог предположить, что найдётся идиот, готовый в десятки раз переплатить. Он полагал, что деньги для всех важнее чести, и здесь он уподобил меня своей персоне, чем и унизил меня.
Надежда внутренне аплодировала, потом с загадочной улыбкой сказала:
– Думаю, что из тебя может выйти толк… со временем.
Глава 12
В отделе отношение к Ивану оставалось прежним – добродушным, но многие его считали ещё не повзрослевшим. И потому к нему могли запросто обратиться с вопросом, который малознакомым людям не задают.
– Ваня, а тебе какие девушки больше нравятся: тёмные или светлые? – спросила Дина Петровна, уже пожившая на этом свете и считавшая, что имеет право спрашивать молодых обо всём.
– Ни чёрные, ни белые, и даже к крутому изгибу бедра я равнодушен. Мне нравятся умные.
– Ваня, с такими мыслями ты себе жену не найдёшь.
В этом месте Виктор Андреевич, доселе молчавший, не мог удержаться:
– Ваня, женщин не слушай – они тебе сейчас наговорят. Мужику делать вообще ничего не надо. На холостого мужика к тридцати годам бабы сами налипнут, всех сортов – выбирай не хочу.
Услышанное одной непременно становилось достоянием всех остальных, и постепенно, шаг за шагом, отношение к Ивану менялось.
Иван тоже привык к новому коллективу, преимущественно женскому, но случалось, что женщины его удивляли. Однажды на работу Надежда Исааковна пришла в новом платье, по случаю своего дня рождения. В тот момент ей исполнилось 45. Альбина, вечно улыбающаяся женщина и щедрая на добрые слова окружающим, была существенно её моложе и симпатичнее. И вот, пристально оглядев её, Альбина говорит: «Надежда Исааковна, всё хорошо, – потом, обращаясь как бы ко всем, восхищённо завершила: – Сорок пять, а всё при ней». Иван не запомнил бы этот эпизод, если бы не реакция Надежды Исааковны. Она зарделась от счастья и стала поворачиваться то одним боком, то другим, показывая со всех сторон и платье, и фигуру.
Глава 13
Бывало, от скуки у Лены и Нади иногда возникало желание подшутить над Ванечкой – доброжелательно, без злобы, и желательно так, чтобы он сам об этом не догадался.
В ходе какого-то пустого разговора, в котором участвовал и Иван, Лена переглянулась с Надеждой, лукаво улыбаясь и обозначая на щеках замечательные ямочки, потом приняла серьёзный вид и, обращаясь к Ивану, спросила его:
– Ваня, а у вас в МГУ факультет ботаники есть?
Смеющиеся глаза выдавали её, Надежда отвернулась в сторону, беззвучно хихикая, а Иван, святая простота, ничего не понимал.
– Да, конечно, но он в составе факультета биологии, которому скоро будет уже 50 лет. У меня там хороший знакомый, Паша, учился.
У Надежды вздрагивали плечи, половину лица она закрыла рукой.
– А ты что же с ним не пошёл? – удивлённо-картинно в сторону Нади, но тут же с серьёзным лицом обернувшись к Ивану, спросила Лена.
И только сейчас Иван обратил внимание на Надю и заподозрил, что над ним смеются.
– Ванечка, не обижайся, мы вовсе не хотели тебя обидеть, ты нас неправильно понял, – примирительно, со светлой и весёлой улыбкой сказала Лена.
Лена говорила «мы», хотя в спектакле участвовали двое: она и Иван, Надя же была активным зрителем и продолжала сидеть отвернувшись, не в силах сдержать смех, повернись она. Подождав немного, Лена продолжила:
– Ванечка, скажи нам: у вас в группе девушки были?
– Были, – ответил Иван, не понимая, к чему теперь она клонит.
– Сколько? – уже, повернувшись, спросила Надя.
– Две штуки.
Улыбки с лиц Лены и Нади сошли, они переглянулись, потом улыбки снова появились, но уже с оттенком недоумения и возмущения, а Надя обратилась к Лене:
– Каков хам: он нас штуками меряет.
Лена согласилась с Надей движением головы, а у Ивана спросила:
– Молодой человек, кто вас воспитывал?
– Каждый человек сам себя воспитывает.
Лена задумалась, посмотрела в сторону Нади, потом обернулась к Ивану:
– Ванечка, ты ещё и плагиатом занимаешься.
– В каком смысле? – удивился Иван, окончательно сбитый с толку.
– Твои последние слова принадлежат Евгению Базарову. Ты слышал о таком?
Иван покраснел: он никогда ни у кого не списывал и был абсолютно уверен, что он самостоятельно пришёл к этому. Но вдруг он что-то вспомнил:
– А слова «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» кому принадлежат? – спросил он напряжённым голосом.
– Ванечка, мы тоже в школе учились, поэтому строки Александра Сергеевича знаем.
– А вы знаете, что Пушкин их почти списал у Франсуа Ларошфуко, жившего за два века до него? Или, может быть, просто Пушкин пришёл к аналогичному мнению, но самостоятельно?
– И что же до Пушкина насочинял Ларошфуко? – спросила Лена.
– «Нет вернее средства разжечь страсть, чем самому хранить холод».
С этими словами Иван встал и вышел. Когда он скрылся из вида, Виктор Андреевич заметил, обращаясь к Лене и Наде:
– Беспричинно и несправедливо вы потешаетесь над ним. Вам кажется, что он невоспитанный, неотёсанный, но это не главное в нём. Вы поймите – человек с дипломом мехмата по определению не может быть глупым. Его просто надо мягко подтолкнуть в нужном направлении, и он себя покажет. При наборе новобранцев в римские легионы обращали внимание – не догадаетесь на что – на способность краснеть. Это считалось вернейшим признаком взрывного темперамента, первейшего в бою качества. Вам же он представляется мягкотелым тюфяком.
– Виктор Андреевич, да мы его любим, мы его так иногда просто мягко журим… для его же пользы, – оправдывалась Лена.
Виктор Андреевич продолжил:
– Весь этот ваш этикет: в какой руке вилку держать, что, как, где говорить, и ещё много чего напридуманного – есть установленный набор правил в стандартных ситуациях. Этому, при желании, можно научить любого. Но проблема для тупого знатока правил заключается в том, что жизненных ситуаций огромное море и он часто не может извлечь из своего багажа правильные приёмы действий в конкретном случае, который не может соотнести со стандартным набором правил. Поэтому истинной культурой отличаются не знатоки правил, а высокоинтеллектуальные люди, уважающие других.
Все молчали. Одна только Дина Петровна решила сказать:
– Да, молодёжь, молодёжь…
Что она хотела этим сказать, она и сама не знала, но с высоты своего жизненного опыта решила просто подвести итог. Однако Виктор Андреевич не мог сразу остановить поток мыслей:
– Женщины, они ведь как смотрят на мужиков: увидят красавца – и вердикт: ах, какой мужчина. Это взгляд пустых дур.
– А как надо? Расскажи-ка нам, – спросила одна из женщин.
– А тебе зачем? Ты же замужем.
– Витя, у меня дочки подрастают. Я им слова умного человека передам.
– Не поможет. Женщина, особенно молодая, не живёт умом, даже если он есть, – она живёт эмоциями.
На этом разговор оборвался, так как Виктор Андреевич был вызван к начальству. После возвращения все попытки женщин разговорить Витю остались безуспешными. Впрочем, женщины к нему давно привыкли. Иной раз в волны их кипучих пересудов он, обычно молчавший, иногда бросал камень – но всплеск… и волны катились по-прежнему. Он никогда не спорил с женщинами, когда тема их разговора его на миг захватывала, он или бросал фразу, или просто наблюдал, а чаще – их вовсе не слушал.