000
ОтложитьЧитал
Маришка добралась до подмостков и пошла к колодцу. Подойдя, она сполоснула в вытекающем из него ручье руки и умыла холодной, как лед водой лицо. Услышав какой-то плеск в самом колодце она почувствовала что-то недоброе и заглянув туда увидела в отражении воды себя, а из-за ее левого плеча на нее пристально смотрел старый цыган. Маришка вздрогнула и негромко вскрикнув, отскочила в сторону, озираясь по сторонам, но ни на том месте, ни вокруг, нигде никого не было, видно – она была одна. Она быстро закрестилась и стала читать молитвы:
– Господи помилуй! Пресвятая Богородица спаси нас! Николай Угодник моли Бога о нас!
Вдруг она опять услышала всплеск воды в колодце и осторожно стала подходить к нему, подкрадываясь бочком. Боязвило вытянув вперед шею, она заглянуло внутрь и…, с облегчением выдохнула, увидев сидящую на краю бревнышка лягушку, которая тоже увидев Маришку и словно насмехаясь над ней квакнула, а потом, нырнув в воду исчезла с глаз. Мариша вновь перекрестилась и заспешила домой.
Гришка еще спал и ни о чем не догадываясь тихонько посапывал. Но время уже было вставать, и поэтому Маришка не раздеваясь и стараясь не будить мужа, стала заниматься хозяйством, предварительно спрятав сверток с зельем принесенный от цыганки в большой красный сундук, где у нее хранились всевозможные тряпки, рушники и платья.
Григорий встал и, помолившись перед образами, пошел заниматься хозяйством. Маришка почему-то чувствовала перед ним какое-то неудобство, словно она обманула его и старалась не встречаться с ним глазами. Последние дни в предчувствии расставания словно ускорились и пролетали очень быстро. Маришка не успела оглянуться, а солнце уже стояло в зените. Она накрывала на стол когда в дверь постучали, дверь приоткрылась и на пороге появился младший брат Григория Дмитрий.
Он перекрестившись поклонился на красный угол и увидев на столе дымящийся чугунок заулыбавшись проговорил:
– Вижу, я вовремя.
– Проходи деверек, гостем будешь, – сказала Мариша, поклонившись и доставая еще одну ложку. – Гриша сейчас придет, он наверно теленка пошел напоить. Присаживайся.
– Спасибо, спасибо, – сказал Дмитрий, протискиваясь между столом и лавкой. – Как дела, здоровьице?
– Да, ничего, Бог миловал, за все слава Богу! – и Маришка смахнула рукавом навернувшиеся на глаза слезы.
Дмитрий, сразу посерьезнев, проговорил:
– Да уж, жалко конечно вас, да что поделаешь?.. – вздохнул он и продолжил успокаивающим голосом: – Ты только сильно не унывай, мы тебя одну не бросим. Тем более ты у нас сиротка… Бог даст и все образуется, ему лучше знать как оно надо то. – И Дмитрий перекрестился глядя на образа.
– Да…, – кивнула Маришка, крестясь вслед за ним.
Но глубоко внутри, в своей душе и сердце, ей хотелось спросить у Дмитрия, зачем все-таки с нею с сироткой, Господь так поступает. Но зная особую богобоязненность Дмитрия, она не решилась этого спросить. Как раз в это время дверь за ее спиной заскрипела и в хату вошел Григорий.
– О, Митька! По делу? Али так проведать пришел? – спросил он входя.
– Да вот пришел посмотреть, как вы тут поживаете.
– Ничего, за все слава Богу! – ответил Гриша.
Перекрестившись как положено перед тем как сесть за стол, он присел напротив Мити и обращаясь к Маришки сказал:
– Ну, хозяйка давай доставай из закромов, чем гостя дорогого потчевать будешь…
– Да, какой там гость, – махнул рукой Дмитрий, улыбаясь, – мы с тобой через два дома живем, да по два раза на дню видимся. Не-е, Мариш не надо, не суетись, а садись лучше к нам посидим, погутарим, я все равно пить не буду, сегодня среда, постный день.
– Ой, а я забыл, – сказал Григорий. – Так сегодня уже среда?! А я что-то закрутился. Время как пролетелО! Это мне уже послезавтра ехать? – и он обернулся в сторону Марины и взглянул на нее.
У нее опять навернулись слезы, но она, отвернувшись в сторону, быстро поднялась из-за стола и вышла из комнаты.
– Ну, что уже собрался? Все взял, что необходимо? – спросил Дмитрий Григория, провожая сочувственным взглядом Маришку.
– А что мне собираться? Как говорят: голому одеться, только подпоясаться, – горько усмехнувшись, проговорил Григорий.
– А все-таки нужно подумать…
– Да, не переживай ты так, Бог даст и не пропаду!
Маришка вскоре вернулась. Ели они молча, каждый погруженный в свои невеселые думы.
Вечером, когда Григорий вышел во двор запереть на ночь калитку и сараи, Маришка вся суетясь полезла в сундук и достав оттуда сверток с цыганкиными снадобьями развернула его. Она сделала все, как велела ей колдунья, – положила веточку в изголовья их постели, со словами:
– Трава-трава из адова огня, под чертом лежала, меня ожидала, совет заключила, голову сгубила, найди на меня сила. – А потом три раза проговорила заклиная: Нима! Нима! Нима!
А размельченную траву подсыпала Григорию в пищу. Когда он вернулся, стол уже был накрыт и на нем стояли, дымясь, ароматные и горячие щи, а рядом возвышалась слегка запотевшая, только что из погреба, трехлитровая бутыль с самогоном.
– Садись вечерять, – сказала Марина, указывая на стол.
Григорий улыбнулся, потирая руки в предвкушении пищи:
– Да-а, нынче я что-то проголодался.
И они, помолившись перед едой сели ужинать. Григорий налил себе в стакан самогона, было хотел предложить Маришки, но она отказалась. И почти не притронулась к еде, только с любовью, заботой и тревогой смотрела на мужа. Когда он поел и закурил, она подсела рядом и, прислонившись щекой к его плечу, положила свою руку ему на грудь. Закрыв глаза она все сидела не шелохнувшись и слушала, как сильно и ровно стучит его сердце. Когда он докурил, то приподняв жену и развернув ее голову к себе, он посмотрел в ее темно-зеленые глаза, и она почувствовала, как в два раза быстрее забилось его сердце. Их сердца и лица подались друг другу навстречу, а уста слились воедино.
Через два дня Маришка лежала на своей кровати и смотрела в потолок. Утро постепенно, словно крадучись начинало освещать его старую побелку, все неровности, линии, притаившиеся кое-где в ожидании дня черные пятна мух. Она лежала, любовно поглаживая свой живот и вспоминала вчерашнее расставание с мужем, как она сказала, что ждет ребенка и как он обрадовался: как он с братом Митей уезжал на повозке из родного села и, несмотря на все его призывы и даже нарочитую грубую серьезность с которой он требовал, чтобы она шла домой, в хату, Маришка все шла и шла за повозкой не в силах с собой совладать и остановиться. Тогда слезы текли у нее из глаз беспрерывным потоком, словно два бездонных ручейка, но она их не чувствовала и не ощущала, вот и сейчас вспомнив все это они потекли с той же силой, но будто и не замечая их Маришка продолжала гладить себя по животу и тихо и сладко улыбаться. Она улыбалась потому что не смотря на ее горе, теперь она знала что была не одинока, что там внутри ее теперь живет маленький и родной человечек. Она это поняла и почувствовала еще вчера утром, после той ночи и весь день ходила словно во сне, раздираемая двумя противоположными чувствами: горем перед расставанием и радостью перед осознанием того, что она наконец-то станет матерью. Осознание этого второго пришло как-то так сразу, без каких-либо на то телесных предпосылок, она просто почувствовала что теперь она уже не одна, что рядом с ней, точнее внутри нее появился кто-то, кто теперь для нее важнее и дороже на этом свете всех и вся. И теперь не смотря на горе и печаль от расставания с мужем, Маришка не могла, да и не хотела противиться радости от нового и доселе неизведанного для нее чувства, которое она теперь переживала не без некоторого удивления и внутреннего, душевного удовольствия.
А время потянулось своим чередом. Дмитрий во всем помогал Мариши, лошадь он забрал к себе, он был холостяком, отец у них с Григорием умер, а бабка Фекла свекровь Маришки жила с ним. Они было, думали забрать Маришку к себе, да она не захотела, сославшись на то, что двор без хозяев быстро запустеет. «Да и Бог даст война быстро закончится и Гриша вернется живой и невредимый!» – говорила она тогда своим сродникам по замужеству каждый раз отказываясь от этих предложений. Но Дмитрий, конечно знал истинную причину нежелания Маришки жить с ними под одной крышей, и этой причиной был злой и ворчливый характер их с Григорием матери. Она и его часто мучила своими придирками, а уж невестку так казалось, наверное, и вообще бы тогда с потрохами съела бы, а Маришка ведь теперь еще и в положении, и ее пожеливать нужно, а не изводить. Так думал Григорий, в конце концов встав на сторону Марины и поддакивая ей в разговоре с матерью. Старуха конечно ворчала, но делать нечего смирилась, хотя наверное тоже догадываясь об истинной причине нежелания невестки жить с ними в одной хате. Дмитрию конечно так потяжельше было, но он справлялся, тем более что у Маришки с его братом во дворе и хозяйства то толком не осталось, – куры да корова и все тут.
А у Маришки вскоре начал расти живот. Дмитрий радовался, что у него вскоре племянник или племянница будет, да так рад был, будто сам отцом становился. Один раз только нехорошее чувство к нему в душу заползло, как-то он заходил в свою хату, а дверь приоткрыта была, и услышал он слова матери, которая говорила пришедшей к ним в гости Маришки:
– Ну, вот видишь, я же тебе говорила сходить к цыганке, а ты дуреха боялась!
– К какой цыганке? – спросил непонимающе Митя входя в светлицу.
Фекла недовольно сморщилась и сказала Марише:
– Иди дочь, потом поговорим, ты же говорила, что спешишь.
И Маришка, опустив лицо, проскользнула мимо Дмитрия и торопливо вышла из хаты. А он сразу приступил к матери:
– Да ты что это опять здесь людей искушаешь и к греху подталкиваешь?
– Да все ходят гадать и ворожить и ничего! Это же не преступление или порча какая-нибудь – зла никому не несет?.. – стала оправдываться Фекла перед сыном.
– Связываться с сатаной и его духами, это не зло и не преступление? – развел руками непонимающе Дмитрий.
– Да кто тебе вообще говорит про сатану? Там у цыган почти в каждой кибитке иконы висят! Как и у наших баб, которые ворожат, а у тебя все везде нечистый мерещится! Да ну тебя! Малахольный ты какой-то у меня получился! Лучше бы женился поскорее, да мать внуками порадовал, – махнув на сына рукой, в сердцах заключила Фекла.
– Признавайся, что вы удумали? – подступал Дмитрий решительно к матери.
– Уйди анчутка! – злилась старуха, не зная, что и сказать, а потом вдруг быстро нашлась и проговорила: – Посылаю я ее, если цыгане заедут к нам опять в наши места, чтобы Маришка сходила и погадала у них, когда Гришка наш вернется. И всего-то, а ты тут крик поднял. Уйди и не трогай старую, больную женщину! – и она картинно завздыхала, хватаясь за сердце рукою.
– Эх, мама уйду я от вас действительно, ей Богу уйду! Сил у меня нет терпеть эти ваши глупости! Даже и не знаю, как это назвать, это даже не глупости, а абы-что какое-то! – и он топнув, выскочил из хаты.
– Ох, дурак, дурак! Лишь бы к Маришке ни пошел и ни выведал все, а то это дура перепугается и разболтает ему про все наши дела. Господи помилуй от такого несчастья! – перекрестившись, завздыхала сокрушенно старушка и принялась далее прясть пряжу.
Фекла угадала, как только Дмитрий вышел из хаты, так сразу и направился к Маришке. А она, придя домой уселась возле печи и, взяв на руки старую, черную, тоже беременную, как и ее хозяйка, кошку по прозвищу Ночка стала поглаживать ее по голове, приговаривая:
– Бедная ты Ноченька моя! Не быть тебе матерью, погублю я твоих деточек, ни за что и ни про что! Прости меня голубушка! – Маришка уже давно решила принести в жертву водяному ее котят. Тем более что их все равно девать некуда, а кормить обременительно и поэтому деревенские бабы часто топят еще слепых котят и щенков.
В это время в хату вошел Дмитрий. У него был такой грозный и решительный вид, что Маришка невольно привстала со скамьи. А Дмитрий, сделав пару шагов в ее сторону, сказал:
– Я все знаю… Не вздумай!
Наверное от волнения и из-за того что Маришка слишком быстро встала на ноги, у нее потемнело в глазах и она качнувшись облокотилась об печь.
– Что с тобой Мариш? – испугался Митя и кинулся к ней на помощь, подхватывая ее под локоть.
– Ой, ничего, что-то заплохело немного…, – проговорила слабым испуганным голосом она. И опустилась обратно на скамью.
– Ну, что ты? Полегчало? – спросил через пару минут Дмитрий.
– Да, Мить, спасибо.
– Послушай, Мариш, – начал Митя. – Я знаю, что тебе тяжело, но это не выход. Ты должна понимать, что все эти попытки заглянуть в будущее вне Господа очень опасны и за ними почти всегда стоят силы тьмы. Вот ты придешь погадать, а колдунья и сама порой не ведая начнет тебе вещать, что ей силы за ней стоящие внушают: раз скажут правду, другой, третий, а потом возьмут и завлекут тебя в сети лжи, обмана и погибели. Они могут сказать, что все уже предрешено и твоя судьба написана на небе, только сиди и жди. А на самом деле под лежачий камень вода не течет, если только не случится такого потопа, что и камни, как щепки уносит, но это редкость. А в жизни трудиться нужно, а ты сядешь, что царевна на печи и будешь счастья ждать, а оно тогда мимо и проскочит. Нельзя верить темным силам и за каждый союз с ними или их помощь, придется всегда платить своей душой и душой своих родных и близких. Понимаешь?
– Да, – закивала Мариша.
– Ну, вот и молодец! И не вздумай слушать матери моей: не ходи ни в коем случае гадать, а то беду на себя накликаешь.
Маришка хотела сказать Дмитрию всю правду, что уже поздно, и она совершила этот необдуманный и роковой шаг, но поглядев в его честный, открытый взгляд, решила, что лучше пока промолчать, надеясь, – Бог даст и все обойдется.
Дмитрий вышел от Марины веселый думая, что он смог оградить ее от опасности. А бедная Маришка еще более погрузилась в тоску из-за его слов. Сейчас она сидела и с тревогой думала, что, наверное, все-таки прав Митя и что она совершила страшную и трагическую глупость, отправившись за помощью к этой колдунье. Но что теперь делать она решительно не знала: «Может признаться, Мити?» – думала она, но скорее отгоняла эту мысль. «А что это даст и что будет дальше? Только испорчу отношения с братом мужа и все, а мне без него еще тяжелее будет Гришу дожидаться!» – так печалясь, думала Маришка, сидя у печи. А еще эти страшные сны. Маришки очень часто снился один и тот же сон, будто она спускается вниз по цветущему саду у них на огороде, а когда ее нога ступает на луг, то вокруг сразу сгущаются сумерки и она видит впереди себя дорогу к колодцу. Вдруг перед ней появился маленький мальчик лет пяти-шести и, испуганно озираясь по сторонам и не замечая, Мариши, словно смотря сквозь нее, он направляется в сторону колодца. Сердце Маришки начинает биться сильнее; мальчик так на кого-то похож, его лицо кажется ей таким родным и знакомым. И она ничего, не говоря следует вслед за ним. Впереди них зловеще чернеют бревна колодца. Она начинает слышать какой-то шум, сначала ей кажется, что это шумит камыш и скрипят кроны оскарин на ветру, но потом шум начинает все более и более напоминать человеческий голос и вот она уже может расслышать слова: