000
ОтложитьЧитал
– Поехали, Обухов! Вперед! Поехали! Потихоньку! – от радости и от бившего в голову адреналина вновь заорал Щербаков. Танк плавно тронулся, набирая скорость. Сашка открыл люк и выглянул в ночь. Сзади в свете башенной танковой фары, направленной назад, болтался БТР, за ним пропадали за кружащими снежными хлопьями белеющий в темноте «Москвич» и уже невидимые дагестанцы. Руки опять стали трястись, колени ослабели, и Щербаков устало опустился на кресло, намотав ремень автомата на руку.
«Надо успокоиться. – подумал лейтенант, – Кравченко, теперь твоя очередь за «бэтэром» смотреть! Ну-ка, что там даги за коньяк дали?»
Наводчик нехотя засунул руку за пазуху и достал стеклянную поллитровку. Александр открутил крышку – судя по этикетке и по запаху, вроде, похоже на коньяк.
«Да хрен с ним, и с дагами, и с БТРом!» – Щербаков запрокинул голову и из горла сделал несколько глотков. Алкоголь мгновенно заполнил пустой желудок и шибанул в медленно отходивший от стресса мозг.
– Товарищнант, а сколько ехать еще? – в наушниках прозвучал усталый голос Обухова.
– Да хрен его знает. Комроты сказал «догоняйте», так что езжай вперед потихоньку и никуда с асфальта не сворачивай! – ответил Александр Обуху. – А ты, Кравченко, смотри там, чтобы «бэтэр» не оторвался, – прокричал Щербаков сквозь грохот двигателя и глотнул коньяка ещё…
Утро в горах
Тишина. Сквозь полукруглую щель командирского люка проникают яркие солнечные лучи. Щербаков, еще не открыв глаза, судорожно сжал пальцы и с облегчением почувствовал в руках прохладную сталь автомата. Он разлепил опухшие веки и огляделся. Люк наводчика был открыт, и сквозь него виднелись плывущие по голубому небу большие белые облака. В ногах валялась початая бутылка коньяка.
«Странно, почему так тихо? Где Кравченко? Приехали уже?» – в кружившейся голове лейтенанта вяло ползали обрывки мыслей. Чувствуя тошноту и огромное желание выпить холодной воды, Щербаков ослабевшими руками откинул тяжелый люк и медленно выглянул наружу. Судя по довольно высокому солнцу, время завтрака давно прошло, а обеда еще не наступило. Танк раскорячился посередине пустой асфальтированной дороги, терявшейся за поворотами в горах, окружавших его со всех сторон. Сзади стоял прицепленный БТР с солдатами, дремавшими на его броне, греясь в лучах теплого сентябрьского солнца. Некоторые, по всей видимости, тоже болели с похмелья. Кравченко и Обухов, сняв свои кирзовые сапоги и развесив портянки на ЗИПах, растянулись на нагревшейся трансмиссии.
– Чего стоим? – охрипшим голосом спросил Щербаков. – Есть чего попить?
– Здравия желаем, товарищнант, – едва приподнявшись, вразнобой сказали механик с наводчиком. Обухов отстегнул полупустую фляжку и протянул лейтенанту. Вода оказалась теплой и невкусной.
– Так чего стоим? – допив остатки воды, опять спросил Щербаков.
– Горючее кончилось, – виновато сказал Обухов.
– Как, бля кончилось? А мы сейчас где?
– А хрен его знает, товарищ лейтенант, – ответил Кравченко.
– На связь кто-нибудь выходил? – опять спросил Александр.
– Выходили. Ни на основной, ни на запасной частоте никто не отвечает. Одно шипение. В горах, Абдулов сказал, вообще плохо ловит – за гору заехал – и нет связи.
«Нормально, – подумал Щербаков, – и что теперь делать? Пешком же не пойдешь, технику не бросишь. Да и куда идти?» – думать совсем не хотелось. Хотелось лечь в тень и полежать еще.
– Вы автоматы-то с собой возьмите, а то лежите, как на курорте, – сказал он развалившимся на трансмиссии танкистам, а сам пытался сообразить, что делать в такой ситуации. Лейтенант сам попробовал выйти на связь, но обе частоты молчали, выдавая только шипение и треск атмосферных помех.
Прошел еще час, солнце стояло в зените, нагревая остывшую за ночь броню, но мимо не проехало ни одной машины. Вокруг только горы, поросшие скудной растительностью, и огромное синее небо с медленно плывущими по нему облаками. Танкисты пообедали сухпаем. Консервы не лезли Щербакову в пересохшее горло, но он затолкал их, чтобы хоть чем-то наполнить пустой желудок.
«Интересно, где все? Нас что, не ищут? Или с батальоном что, может, не до нас им, может, они там воюют вовсю, пока мы тут без солярки стоим?» – различные мысли и варианты развития событий крутились в немного прояснившейся голове Щербакова. Вдруг далеко впереди он услышал еле различимый звук надрывающегося на подъеме двигателя, вскоре из-за поворота выехал армейский ГАЗ-66.
«Слава Богу, – подумал лейтенант, – хоть кто-то!» – он замахал приближающейся машине. «Шишарик» тормознул у обочины, и с пассажирского места выпрыгнул капитан Пермяков – зампотех танковой роты.
– Товарищ капитан! – обрадовано закричал Щербаков. – Наконец-то Вы приехали! Мы стоим и не знаем, куда ехать и вообще, у нас соляра кончилась.
– Здорово, Саша! – Олег Пермяков протянул руку Александру. – А меня вас послали искать. Другие танки сейчас по блокпостам расставляют с пехотой. Соляра кончилась? Вот блин! – капитан затеребил свои светлые усики. – А связь?
– А связь не ловит.
– Зашибись! – Пермяков уселся рядом на башню танка, прислонив свой автомат к ЗИПу, – Ладно, я сейчас водиле скажу, чтобы ехал искать наш заправщик.
Шишарик уехал искать батальонный заправщик, оставалось только ждать.
Какое-то время они молчали, разглядывая горные вершины, некоторые из них белели снегом. Из-за поворота послышалось гудение большегрузного автомобиля, оттуда показался дымящий КрАЗ-заправщик. Судя по черным номерам, заправщик был армейский, но не из второго мотострелкового батальона. Подъехав, он остановился напротив танка. За рулем заправщика сидел парень в военной форме без погон и без знаков отличия, поэтому какое у него звание и род войск – не понять. Рядом с ним еще один, тоже в форме без нашивок, с автоматом в руках.
– Привет, мужики! Что случилось? – водитель выглянул из окна машины.
– Привет! Соляра кончилась! Лишняя есть? – сквозь рокот дизеля прокричал зампотех Пермяков, особо не надеясь на помощь от посторонних.
– Да не вопрос, сейчас заправим! – водитель что-то сказал напарнику, они выпрыгнули из кабины и принялись разматывать толстый заправочный шланг. Через полчаса внутренние баки танка заправили, и он вновь сотрясал воздух грохотом своей силовой установки. Парни с заправщика смотали шланг и уселись в кабину.
– Ребята, спасибо за помощь! Что должны? – капитан привстал на подножке КрАЗа.
– Да ничего не должны. Номер части скажи, – водитель потянулся и достал откуда-то сверху потрепанный блокнот с неразборчивыми пометками. Чиркнув в блокноте, как показалось Пермякову даже не номер части, а просто какую-то закорючку, водитель пожал капитану руку, – удачи, мужики!
КрАЗ, полегчавший на семьсот литров дизельного топлива, укатил в сторону, откуда ночью приехал танк с прицепленным к нему БТРом.
– А что это за заправщик? Так запросто нас заправили – не с нашего батальона, ни накладных…, – Щербаков посмотрел вслед скрывшемуся за поворотом КрАЗу.
– Кому война, а кому мать родна. – загадочно сказал Пермяков. – Это ж армия, Саша! Сто пудов, эти типы поехали соляру продавать, а нас чисто «по-братски» заправили, вошли, видимо, в наше положение.
– Целую цистерну соляры продавать? – изумленно спросил Щербаков.
– Эх, Саша, молодой ты еще! Поехали давай! – Олег поудобней уселся на ЗИПе башни, ухватившись одной рукой за станину НСВТ.
Танк вновь пришел в движение, волоча за собой на прицепе безжизненный БТР с сидевшими на броне бойцами.
Блокпост № 17
Через двадцать минут танк с БТРом спустились в долину, со всех сторон окруженную горами. По бокам дороги замелькали капустные поля, нарезанные неровными многоугольниками на всех более-менее горизонтальных участках. Вскоре мини-колонна проскочила поворот с указателем «Кулецма». Вдалеке, среди убранных полей, по левому борту светлели крыши большого дагестанского села. Еще минут через десять впереди показался Т-образный перекресток. Дорога уходила вперед, вновь поднимаясь в горы, налево ответвлялась более узкая дорога, на ней асфальт едва угадывался. Рядом с перекрестком стояла старая автобусная остановка, которую пытались превратить в подобие блокпоста. Её стены, сделанные из бетонных плит, сплошь в дырах и выемках от осколков и пуль. Несколько названий русских городов, что-то на арабском и большая надпись «Аллаху Акбар!» не вносили ясности, кто же последним оборонял блокпост. Под стенами валялись разодранные пулями мешки с наполовину высыпавшимся из них песком, окровавленные бинты и кучи разнокалиберных гильз, тускло блестевших на солнце. По спине Щербакова пробежал холодок от увиденного и мгновенно представленной картины происходившего здесь, возможно, совсем недавно. Танк, не остановившись, проехал мимо пустого блокпоста и через десяток метров повернул направо на грунтовую дорогу, поднимающуюся на крутой холм. Почти на самой его вершине Александр заметил еще один БТР и копошащихся рядом с ним солдат.
– Блокпост № 17, – ткнув в сторону БТРа, прокричал в ухо Щербакову Пермяков.
– Где? – пытаясь рассмотреть какую-нибудь бетонную конструкцию, спросил Сашка.
– Где БТР стоит. Оттуда сектор обстрела хороший, как раз будем контролировать перекресток и прилегающую территорию. – ответил зампотех. – Сейчас танку выроем окоп, пехота тоже укрепится, вот тут и будет наш блокпост.
– А почему номер семнадцать? – танк уже достиг середины холма, надрываясь и затаскивая тяжелый БТР на гору.
– Наш батальон образовал семнадцать блокпостов вокруг Кадарской зоны на удалении около пяти километров от центра боевых действий. – прокричал капитан. – Это последний, семнадцатый. Будем стоять с двумя отделениями.
Танк, наконец, забрался на вершину. Внизу, как на ладони, метрах в трёхстах от роющих в каменистом грунте окопы мотострелков, раскинулся Т-образный перекресток с разбитым блокпостом. Сверху открывался прекрасный вид на горную долину, покрытую лоскутками капустных полей и белеющими вдали крышами Кулецмы.
БТР на прицепе закатили в маленький овражек, похожий на размытый непогодой танковый окоп. Трос с трудом вытащили из лебедочного лючка и закрепили на танке. Шагах в пятидесяти от притащенного БТРа, в окопе, вырытом силами мотострелкового отделения, стоял еще один «бэтэр». От спрятанного по борта бронетранспортера в обе стороны тянулись траншеи. Их маленькими саперными лопатками рыли солдаты, проклиная камни, то и дело попадавшиеся в твердой земле.
«Сначала поедем, посмотрим, как экипаж 172 танка устроился, они тут метрах в двухстах, за этой вершиной стоят, блокпост №16. – Пермяков махнул в сторону возвышавшегося невдалеке холма. – А вон там хозвзвод», – капитан указал вниз, где виднелась пара ЗИЛ-131 с будками-кунгами.
За вершиной, куда подъехал танк Щербакова, рядом с отвесным обрывом, стоял танк № 172 с сидящим на трансмиссии экипажем. Командиром 172-го был дембель сержант Виктор Гирин. Два остальных члена экипажа тоже дембели – наводчик орудия сержант Саня Стеценко и небезызвестный рядовой Вова Марченко, он же Марчелло. В экипаже постоянно возникали какие-то мелкие бытовые конфликты, но так как черпаки, слоны и тем более духи поблизости отсутствовали, злость приходилось срывать на безобидном и не дослужившимся даже до ефрейтора Марчелле.
Вблизи стоял еще один БТР, возле него жгли костер солдаты мотострелкового отделения. С солдатами у костра сидел огромного роста старлей с унылым лицом, покрытым черной щетиной. С обрыва желтела дорога, терявшаяся в холмах долины, и село Кулецма, окруженное капустными полями. Капитан спрыгнул на землю, прошелся туда-сюда и приказал Кравченко с Обуховым опустить тяжелую плиту отвала, установленную на нижнем броневом листе танка.
«Сейчас я вам покажу, как окопы для танка рыть», – сказал Пермяков, усаживаясь за рычаги щербаковского 157-го. Стальная плита, освобожденная от креплений, под собственной тяжестью упиралась в землю, перемешанную с горными камнями. Танк отъезжал назад, волоча за собой гремевший по камням отвал, затем двигался вперед, сгребая землю с теми же камнями и углубляясь в основание горы. Минут через двадцать был вырыт окоп для БТРа, и от него пехота принялась копать свои ходы и места для огневых точек. Окоп для Т-72 капитан решил сделать поближе к краю обрыва, маневрируя танком в опасной близости от отвесных стен пропасти. Щербакову казалось, что зампотех не успеет вовремя затормозить и танк рухнет с пятидесятиметровой высоты, срывая башню с корпуса и разбрасывая гусеницы по зеленеющим у подножия полям. Но случилось другое – 157-й зацепился отвалом за торчащий из глубины горы камень, оказавшийся слишком большим и твердым. С громким хлопком петли отвала лопнули, и он остался лежать под днищем остановившегося танка.
– Что я теперь Абдулову скажу? – спросил у озадаченно чесавшего затылок Пермякова Щербаков. – Он же меня убьет! Тут же столько камней на самом краю!
– Да не боись, Саня! Ну спишем, как-нибудь. Ты же в армии! – капитан вылез из люка. – Эй, бойцы, – закричал он танкистам, по-прежнему сидевшим на трансмиссии 172-го танка, – давай отвал откручивай!
Окоп для 172-го вырыли подальше от края, где камней лежало куда как меньше и сектор обстрела оказался не хуже. Этим же танком отрыли окопы для двух других БТРов и танка № 157. К вечеру 172-й уехал к себе на позицию.
– Может, танк масксетью затянуть? – спросил Щербаков у капитана, когда 157-й наконец занял место в окопе, укрывшись за земляными брустверами по борта.
– Замаскируем, Саня. Завтра, – устало зевая, ответил Пермяков.
Солнце садилось за вершинами гор, окрашивая небо в фиолетовый цвет и постепенно погружая долину во тьму. Вокруг стояла тишина, изредка нарушаемая далеким грохотом взрывов, доносившихся из-за близлежащих вершин. Дорога оставалась пустынной, внизу темнел разгромленный блокпост, а вдали загорались редкие огоньки Кулецмы.
Пехота, находившаяся под командованием старшего сержанта, выставила часовых, Пермяков ушел ночевать в один из БТРов. Раскаты, похожие на далекий гром, не давали Щербакову спокойно заснуть, и он приказал Обухову и Кравченко дежурить ночью по очереди снаружи танковой башни. Всю ночь лейтенант просыпался и будил спящих во время дежурства механика и наводчика, а под утро сам заступил в караул, наполовину высунувшись из люка и прислушиваясь к окружающим звукам.
Утро 4 сентября встретило мелкой холодной изморосью и туманом. Щербакова, задремавшего перед рассветом, разбудил тонкий ручеек воды, копившейся где-то в уплотнениях прикрытого люка и пролившейся ему за шиворот. В воздухе, словно набитом сырой ватой, звуки глохли на полпути, а дульная часть пушки терялась в клубящемся облаке. Казалось, что, кроме танка, рядом нет ничего, только белые стены вокруг и глухая тишина.
Экипаж позавтракал сухпаем, прячась внутри Т-72 от назойливой сырости. Хотелось согреться, но танк Щербаков заводить не разрешил – когда очередная заправка – неизвестно. Костер развести не из чего – прилегающие холмы лысые, покрытые лишь жухлой травой, а несколько корявых деревьев, находящихся где-то в стороне хозвзвода, промокли от непрекращающейся измороси. Да и куда идти? В сплошной влажной пелене от бронетехники лучше не отходить – заблудишься. Приходилось сидеть внутри танка и ждать, когда же кончится дождь и развеется туман. Пехота тоже из БТРа не вылезала, лишь пара часовых в хлюпающем грязью окопе мокла под дождем.
Туман развеялся так же неожиданно, как и всякий туман в горах. Теперь он превратился в облака, медленно плывущие внизу над долиной в сторону далекого моря.
«Мы сейчас выше облаков», – подумал Щербаков, глядя вниз с вершины. – А мы высоко сейчас? – спросил он у вылезшего из БТРа Олега Пермякова.
– Ну, судя по карте, километра полтора над уровнем моря, зато воздух какой чистый! Дыши, Саня, пока есть возможность, – подмигнул Олег. Капитан, как всегда, был гладко выбрит, тонкие усики золотились на солнце, белел свежеподшитый подворотничок, берцы начищены до зеркального блеска.
Внизу на дороге появился легковой автомобиль, двигающийся от Кулецмы в направлении перекрестка с разбитым блокпостом. На перекрестке машина, оказавшаяся белой "Нивой", свернула на проселок и уверенно направилась в сторону стоящих на холме танка и двух БТРов. Солдаты, вылезшие погреться на солнышке, насторожились, крепче сжав автоматы в руках, сняв с предохранителя и передернув затвор.
«Не стрелять без приказа», – Пермяков тоже схватился за автомат, наблюдая за приближающейся "Нивой", и когда до окопов оставалось метров сто, выстрелил одиночным в воздух. Машина остановилась. Из неё вылезли двое парней и толстая женщина, замотанная в длинные юбки и платки.
«Э, мужики, не стреляйте! – закричал водитель "Нивы". – Мы свои! Поесть вам привезли!» Вытащив какие-то узлы из багажника машины, двое парней-дагестанцев лет тридцати-тридцати пяти и женщина-дагестанка далеко за шестьдесят направились к окопам.
– Ребята, – с акцентом начала дагестанка, – мы тут живем недалеко, в Кулецма. Вот поесть вам привезли. Знаем, вы нам тут помогаете, с бандитами воюете. Мы войны не хотим, и шариат их нам не нужен. – женщина развязала узел и достала оттуда большую алюминиевую кастрюлю. Из кастрюли, дымящей паром в холодном воздухе, сразу распространился заманчивый запах вареной баранины и риса, перемешанного с кукурузой. – Давай, ребята, котелки давай.
Бойцы неуверенно стали протягивать котелки, поглядывая на капитана Пермякова. Один из парней раздавал солдатам свежий лаваш.
– Спасибо, конечно, но у нас вроде есть чем солдат кормить, – капитан недоверчиво смотрел на дагестанцев, не выпуская из рук автомата.
– Внизу на посту сначала бандиты стояли, потом русские. Русским мы есть привозили. Мы возили, с Урмы тоже жители возили. Потом приехали утром, никого нет, пост разбит весь. – продолжила женщина. – Вы наши села от бандитов защищаете, мы помогаем, чем можем.
– Если что надо, вы говорите, – сказал водитель дагестанец. – Сигареты, водка надо? Теплое что надо? Всё привезем, что сможем. Вот сигареты пока, – он протянул блок "Донского табака" Щербакову, стоящему рядом с зампотехом и тоже не выпускающему автомат из рук. Солдаты вовсю уже гремели ложками, поедая привезенный "плов", в котором основную часть занимали рис и кукуруза. Мяса очень мало, так, для запаха, зато лаваш удался.
– Командир, – опять обратился водитель к капитану, – вот водка, возьми, – он протянул Олегу бутылку "Столичной", её зампотех сразу передал Щербакову.
– Спасибо. Погреемся, – сказал Пермяков. – Заезжайте, если что. Только днем, а то ночью мы сразу стреляем.
– Не, днем приезжаем всегда. Слушай, командир, патронов дай немного. Гранат, всё что сможешь. Можем деньги дать или поменять на что-нибудь. Вы сейчас здесь, потом уедете, мы как наши села защищать будем? Чем?
– Пока всех бандитов не перебьем – не уедем, – хлопнул по плечу дагестанца Пермяков, – а лишних боеприпасов нет, извини.
– Ну ты подумай, командир, может, будет что лишнее…
– Нет. За еду спасибо, а лишнего нет, – Пермяков поправил автомат на плече, показывая, что разговор окончен.
Дагестанцы собрали кастрюли в узлы и, попрощавшись, направились к машине.
– Бля вы что, с голодного края? – Пермяков окинул взглядом доедающих дагестанские гостинцы солдат. А если они туда яду какого наложат?
– Да не наложат, товарищ капитан. У них глаза добрые, – сказал один рядовой, облизывая ложку.
– Добрые, – передразнил его Пермяков, – особенно у этого, с бандитской мордой, который патроны выпрашивал. Смотрите, подохнете тут геройски в горах от поноса. Пойдем, Саня, – сказал он Щербакову, – продегустируем, чем даги угощают. Обухов, иди позови лейтенанта с соседнего блокпоста, где 172-й стоит. Скажи капитан зовет на обед. Пусть рюмки захватит.
Лейтенант Тодоров, командир мотострелкового взвода, стоявшего с одним из своих отделений на БТРе и танком № 172, пришел довольно быстро. На трансмиссии 157-го его поджидали Щербаков с Пермяковым, распотрошив сухпай.
– О, Серега! – завидев его, воскликнул Пермяков. – Давай залазь к нам. Будем взаимодействие налаживать.
Огромный Тодоров вскарабкался на трансмиссию: – Мужики, как вы в свои люки залазите, они же такие узкие? – спросил он, протягивая свою большую ладонь не отличавшимся атлетическим сложением капитану и лейтенанту.
– А ты туда не лазь, для тебя в «бэтере» специально большой люк сделали, – усмехнувшись в усы, сказал Пермяков и разлил водку в металлические рюмки, сделанные из предохранительных колпачков осколочных мин.
– К нам сегодня даги приезжали, – закусив сухпайской тушенкой, сказал Сергей, – пожрать привезли, сигарет. Патроны просили, гранаты. Ну я их так вежливо на хер послал, мол лишнего нет ничего.
– На "Ниве"? – спросил Пермяков.
– Нет, на "Волге".
– А к нам на "Ниве" сегодня приезжали и то же самое. Разница лишь в том, что водки дали.
До конца бутылку решили не пить – не на отдыхе и мало ли что. Тодоров ушел к себе на 16-й блокпост, Пермяков с Щербаковым остались сидеть на трансмиссии, наслаждаясь теплым сентябрьским солнцем.
– Олег, может масксеть натянем? – спросил Щербаков у зампотеха.
– Саня, давай завтра, – ответил зампотех и задремал. За ним в сон склонило и Щербакова.
День прошел незаметно. Щербаков выспался за день на свежем воздухе, поэтому решил ночью дежурить, прежде всего ради своей безопасности, так как на Обухова с Кравченко, а тем более на пехоту, надежды никакой.
Когда солнце крылось за горами и Щербаков заступил на пост, в тридцати километрах отсюда в городе Буйнакск прозвучал оглушительный взрыв, разрушивший дом с проживавшими в нем семьями военнослужащих и унесший жизни более шестидесяти человек, двадцать три из которых были дети. Около ста пятидесяти человек получили ранения. Самодельную бомбу, сделанную из алюминиевого порошка и аммиачной селитры, привели в действие террористы-ваххабиты, спрятавшие её в припаркованном к дому грузовике.
Ночь накрыла горы черным покрывалом с рассыпанными по нему тысячами звезд. Грохот взрывов, периодически доносившихся из-за хребта, постепенно затих, и после полуночи мир окутала звенящая тишина, лишь иногда где-то вдали завоет шакал или вскрикнет ночная птица. Под утро лейтенант разбудил Обухова, приказав ему и Кравченко дежурить по часу, сменяя друг друга. Механик сказал "так точно" и через полчаса заснул, проспав до восхода солнца.
Утро. Вновь туман, начавшийся неожиданно и так же неожиданно ушедший вниз. Хорошо, что нет дождя. Хотелось помыться в горячей воде, но вода только в пластиковых полторашках, запасенных Кравченко, и её очень мало – только чтобы слегка умыться и попить. Завтрак из надоевшего сухпая, тупое сидение на трансмиссии и разглядывание однообразных окрестностей. Вокруг лысые склоны, поросшие выгоревшей за лето травой, пустая дорога внизу и ЗИЛы хозвзвода между холмов, поросших редкими корявыми деревцами.
– Олег, мы поедем куда-нибудь? Скукотища.
– Саня, тебе здесь плохо что ли? Жрать привозят, курить привозят. Хочешь пострелять – отойди вон в сторону и постреляй.
К обеду показалась белая "Нива". Она уверенно вскарабкалась по крутому проселку к огневым позициям блокпоста и остановилась к окопам гораздо ближе, чем вчера. Солдаты, завидев машину, вновь похватали автоматы, однако не так поспешно, как впервые.
– Мужики, свои! – закричали вылезшие из машины трое дагестанцев, подняв руки вверх и показывая, что у них нет оружия. Вчерашней женщины с ними не было. На этот раз они привезли пакеты с печеньем и пряниками, лаваш, а также сигареты без фильтра. Солдаты первым делом расхватали сигареты.
– Командир, – опять начал водитель, – у тебя тут два БТРа, предложение есть. Очень хорошее. – он отвел Пермякова в сторону. – Давай, ты нам БТР один, мы тебе "девяносто девятую", новую с документами. Перегоним, куда скажешь.
– Мужики, вы что, совсем? Каким образом я вам его отдам?
– Ну скажешь, сгорел. Боевики напали, война ведь, – не унимался дагестанец.
– Да вообще не вариант, ни за "девятку", ни за деньги, даже больше не подходите с этим вопросом, – капитан направился к танку.
– Командир, ну патронов хотя бы продай, любых!
– Нет, у нас тут всё под счет!
– Эх, командир, мы помогаем, ты не хочешь помогать, – с недовольным лицом сказал дагестанец. Потоптавшись немного и поговорив что-то на своем языке, дагестанцы повернулись и пошли к своей машине не попрощавшись. Через минуту "Нива" запылила в обратном направлении и вскоре скрылась из виду.
– Не, ну даги ваще охренели! Видимо, водки больше не будет, – Пермяков смотрел на Щербакова, улыбаясь в свои тонкие усы.
– Ага. Да хрен с ними. Всё равно скоро домой поедем. – ответил лейтенант. – Может, масксетью танк замаскируем? – спросил он у капитана.
– Саня, да ты что! Сегодня же воскресенье – грех работать! Завтра.
В понедельник, 6 сентября, всё повторилось снова, за исключением того, что с утра дагестанцы не приехали. Масксеть так и оставалась привязанной сзади танка к бревну для самовытаскивания. День опять прошел в лежании на трансмиссии и созерцании местных красот. За близкими вершинами грохотало, казалось, больше обычного. После обеда небо затянуло низкими серыми тучами, пошел мелкий дождь. Как всегда, двое часовых пехоты мокли в окопе, накинув плащ-палатки, танкисты отсиживались в танке, прикрыв люки и изредка посматривая в триплексы. Щербаков смотрел в командирский прицел, вращая его во все стороны и пытаясь рассмотреть что-нибудь интересное, чего он не мог увидеть без очков, лежавших в его нагрудном кармане, их он так и не надевал. Но вокруг всё та же унылая местность и серый день без солнца. Через какое-то время в сетке прицела показалась знакомая "Нива", месившая грязь всеми четырьмя колесами и медленно ползущая к позициям. Машина остановилась совсем рядом с окопами, и оттуда вылезли трое тех же дагестанцев. Из открытых дверей грохотала дискотечная музыка, казавшаяся нелепой в этих мокрых горах на фоне артиллерийских раскатов.
– Что-то сегодня сильно грохочет, – сказал один из них подошедшему капитану и протянул руку для приветствия.
– Ну да, – пожал ладонь дагестанца зампотех.
– Сигарет привезли немного, – мужчина протянул завернутый в целлофановый пакет десяток красных пачек "Примы", – вот еще лаваш свежий.
– Спасибо.
– Может, патронов дашь?
– Мужики…
Постояв еще немного, дагестанцы уехали, и вскоре шум мотора и музыка затихли вдали, остался лишь непрекращающийся гул и грохот снарядов за хребтом.
Заняться абсолютно нечем. Можно, конечно, почистить оружие, замаскировать танк, но погода не располагала, и особого желания не было. Щербакову хотелось хотя бы что-нибудь почитать, журнал, газету или книжку, но, кроме инструкции по эксплуатации танка, в ЗИПах ничего не нашлось. Радиостанция на основной и запасной частоте тоже молчала, тогда Щербаков стал переключать на ней каналы, вручную переходя с частоты на частоту. Вскоре сквозь шум помех послышалась какая-то музыка – дагестанское музыкальное "Радио Прибой". Похоже на "Европу Плюс", только без рекламы между песнями и без диджеев. Волна постоянно пропадала, но это лучше, чем просто сидеть в тишине темной башни.
Дождь не прекращался до вечера, а с наступлением сумерек горы вновь окутал такой густой туман, что пальцы на вытянутой руке терялись в нем. К полуночи взрывы утихли, вокруг вязкая тишина и полный мрак. На пост из танкового экипажа первым заступил Кравченко. Высунув голову из люка, он примостился на спинке своего сиденья. Щербаков спал, сидя на своем неудобном месте, кое-как вытянув ноги и положив их на спаренный с пушкой ПКТ. В наушниках шлемофона хрипело "Радио Прибой", то совсем пропадая, то увеличивая громкость.
Проснулся лейтенант под серое утро от одиночного выстрела, прозвучавшего, как ему показалось, прямо у него над головой. Александр подскочил, еще ничего не понимая и едва не ударившись головой в шлемофоне о ручку прикрытого люка. В полутьме нащупав стоящий у стенки справа автомат, он повернул голову, увидел ноги Кравченко, стоявшего на своем сиденье, наполовину высунувшись из люка. Грохнул еще один выстрел, сверху – стрелял Кравченко, потом очередь раздалась левее танка. Щербаков откинул крышку люка, в сереющем рассвете увидев очертания наводчика, целившегося из автомата куда-то в клубящуюся стену тумана. Волна беспокойства накатила внезапно, сопровождаемая тошнотой и слабостью в руках. В тишине затрещали выстрелы со стороны хозвзвода. Кравченко опять пальнул одиночным в сторону раздающихся вдали автоматных очередей.
– Что за фигня? Ты куда стреляешь? В той стороне хозвзвод! – прячась за откинутым люком, Щербаков толкнул Кравченко в плечо.
– Не знаю, товарищнант, там стрельба началась! Наверно, вахи сюда лезут! – Кравченко испуганно смотрел на лейтенанта. – Да я не прям туда стреляю, а вверх.
– Бля, началось! – в груди лейтенанта что-то ёкнуло, и противный холодок страха полез из груди, медленно проникая в конечности.
Снизу из окопов раздались очереди. Самих мотострелков, кто и куда стреляет в густом тумане не разглядеть, лишь вспышки из стволов автоматов на мгновенье обозначали места огневых точек. Щербаков передернул затвор, – Не стреляй пока, в своих попадем! Бля, куда эта пехота стреляет, куда? Дебилы! Где Пермяков?
В стороне хозвзвода выстрелы гремели не умолкая. Грохнул взрыв брошенной кем-то гранаты, высветив белое пятно в серой пелене. Вдали послышался шум двигателя. Машина явно легковая. Далеко внизу показался желтый свет, расплывшийся ближе в два мутных пятна фар. Откуда-то появился Пермяков, с вытаращенными спросонья глазами, залез сзади на танк, стоя на трансмиссии и спрятался за башню: – Что за херня?
– Не знаю, Олег! Смотри, фары какие-то. – указал лейтенант на мечущийся в тумане конус света. Машина ехала в сторону окопов. – Может, танк надо завести?
– Бля, что за дебилы? Это не наши! Машина легковая, а дагам я сказал ночью не ездить! Некогда уже заводить. Куда стрелять? – Пермяков поднял автомат и, целясь поверх пляшущих пятен фар, дал очередь. Фары тотчас погасли, оттуда раздался треск автоматных очередей, направленных в сторону танка и окопов блокпоста, мелькнули чьи-то тени.
– Ну, капец вам! Саша, давай по машине херачь! – Пермяков выпустил длинную очередь в сторону недавно погасших фар, туда же перенесла огонь пехота. Щербаков передернул затвор и стал стрелять короткими очередями, пока магазин не закончился. Кравченко рядом поливал из своего АКС, как на зачете четко отстегивая пустой магазин, пристегивая полный и продолжая стрелять. Пустые гильзы звенели, скатываясь вниз по броне, в сыром воздухе пахло порохом. В ответ трещали короткие очереди, пули посвистывали где-то в стороне – в тумане легко потерять направление, да и вспышки автоматных выстрелов в быстро светлеющих клубах не различались. В соседнем окопе загрохотал крупнокалиберный пулемет одного из БТРов, прошивая туман очередями.