Вспомнить все

Глава 1

Генри

Как по-вашему должен начинаться день, который перевернул бы всю вашу жизнь с ног на голову?

Если честно, то в этом дне не было ничего особенного. Никаких знаков, событий, и прочей фигни, которую вам могут потом рассказывать люди.

Это просто был обычный день, который изменил многое.

– Итак, господа, я думаю, что мы все поняли идеи друг друга, поэтому предлагаю… – неожиданно раздался звонок моей помощницы, которая обычно не беспокоила меня на важных совещаниях, – простите.

Я взял трубку мобильного, увидев, что на часах было начало 12. Именно тогда все и поменялось в моей жизни.

– Мистер Ричардсон, извините, что прерываю, – начала Мария.

– Мария, ближе к делу, – сказал я и прошел к окну, чтобы услышать то, что сказала моя помощница в следующий момент.

– Тут поступил звонок из больницы, – продолжила она, – это ваша жена…

– Что? – я мгновенно напрягся от ее слов, а кровь закипела в моем теле, – что, черт возьми, произошло?

– Я не знаю, но они сказали, что была авария, и сейчас ее везут в больницу, – ответила Мария нервным голосом, – мистер Ричарсон, я…

– Вызовите мне машину ко входу, срочно! – я повесил трубку и на ходу из кабинета крикнул, – собрание откладывается.

Я быстро поспешил к лифтам, чтобы спуститься вниз. Черт, и почему время так замедляется? Пока я ждал супер медленный лифт, а затем спускался на нем, я все время звонил Веронике. И она не брала трубку.

Давай, милая, возьми трубку. Прошу тебя.

Но она не отвечала. В своем телефоне я слышал только гудки, отчего злился с каждый секундой все сильнее и сильнее.

Еще и дорога к больнице была бесконечной. Такое ощущение, что весь мир был против меня.

Моя жена не брала трубку. И никто не отвечал на ее телефон. И я ничего не знал о ее состоянии. Я звонил в больницу, но там мне никакой информации не давали, поэтому я ударил сидение, отчего рука начала невероятно сильно болеть.

– Мистер Ричардсон, мы на месте, – сказал мой водитель, и я пулей вылетел из машины, чтобы поскорее войти в больницу, где сразу же направился к стойке администрации, растолкав стоящих там людей.

– Моя жена… – я пытался дышать и говорить, – где моя жена?

– Мистер, успокойтесь, – сказала стоящая девушка за стойкой.

– Я блять вашу клинику с землей сравняю, если вы мне не сообщите сию же секунду, где моя жена и что с ней. Я…

– Генри, – проговорил тихий голос за моей спиной. Я повернулся и увидел Джи, лучшую подругу моей жены, из глаз которой катились слезы.

Я подошел к ней и взял ее за плечи, чтобы узнать необходимую мне информацию.

– Джи, где она? – я вложил в свой голос просто массу спокойствия, хотя меня все еще трясло от гнева.

– Она в реанимации, Генри, – Джи тряслась от слез. Ее тушь сейчас была размазана буквально по всему лицу, но всем было все равно.

Я же буквально оцепенел от ее слов, потому что не мог в это поверить. Моя жена не могла попасть в реанимацию. Только не она.

– Пойдем, там есть приемный покой, – она осторожно взяла меня за локоть и повела наверх, где мы могли бы подождать прогнозы врача.

Там уже была Гейл, ее сестра, и Мейсон, бойфренд Гейл, ее мама была на полпути сюда, ее дедушка и бабушка тоже сели в самолет.

Я сидел и не мог пошевелиться. Когда мне рассказали, что произошло, то я не мог в это поверить.

Какой-то урод влетел в машину, где сидела моя жена. Она и водитель, который ее вез, находились в реанимации. Удар пришелся в большей степени на водителя, но моей жене тоже не повезло.

И я никак не мог в это поверить.

Я просто сидел на полу рядом со входом в реанимацию и смотрел на стену перед собой. Моя жена…мой ребенок… Все, что было важно для меня находилось сейчас за дверью этой чертовой комнаты. Я даже не знал, жива ли она. Все, что мне сказали врачи – это то, что она в тяжелом состоянии, так как удар был значительным.

Время тянулось медленно. Нереально медленно. В какой-то момент приехала ее мама, которая сразу же обняла меня. Еще какое-то время спустя приехали ее бабушка и дедушка, который сразу же пошел узнавать у врачей, в каком состоянии его внучка.

А я… а меня начало раздражать ожидание. И я начал ходить туда-сюда по коридору, сжимая и разжимая кулаки. Злость буквально закипала в моих жилах от неизвестности, поэтому спустя несколько минут таких метаний из стороны в сторону, я направился прямо по коридору к заведующему данного отделения, чтобы наконец-то вытрясти всю правду или хоть какую-то информацию о своей жене и ребенке.

Я даже не стал стучать в его кабинет, а просто ворвался туда и сразу же прошел к нему, хватая его за рубашку, которая была надета на нем под халатом.

– Ты, сукин сын, – прошипел я ему в лицо, – сколько еще можно не сообщать мне о состоянии моей жены? Сколько еще я и ее семья должны томиться в ожидании?

– Мистер Ричардсон, – проговорил он, слегка краснея от того, что его рубашка и галстук начали сдавливать его горло – вам нужно отпустить меня.

– ВЫ так и не ответили на мой вопрос! – мой голос стал громче, – я в больнице уже больше 3-х часов, и еще никто и близко не сказал мне о состоянии моей жены! Только то, что она в тяжелом состоянии! – я тряхнул его, чтобы вновь получить ответы, – я ее муж и хочу знать, что с ней и с моим ребенком!

– Мистер Ричардсон, – вновь начал он, пытаясь убрать мои руки со своей одежды, – вам прежде всего стоит успокоиться.

– Я успокоюсь, как только узнаю, что с ней! А вам лучше… – я не успел договорить, так как за спиной услышал голос Мистера Соболева, который позвал меня.

– Генри, – осторожно позвал он меня, а спустя несколько секунд почувствовал его руку на своем плече, – сынок, отпусти его и пойдем поговорим.

Я разжал свои руки, и доктор отстранился от меня.

– Когда моя жена придет в норму, я еще разберусь с вашей «прекрасной» клиникой, – зло сказал я, выходя из кабинета вместе с мистером Соболевым, который остановился и внимательно посмотрел на меня.

– Как вы можете… – начал я, но он остановил меня жестом руки.

– Нет, Генри, – прервал он меня, – я знаю, что ты сейчас испытываешь… Нам всем безумно тяжело. Но, Генри, они делают все возможное, чтобы восстановить ее состояние.

Я вновь хотел возразить, но он снова меня остановил тем же жестом.

– Генри, сынок, – он осторожно взял меня за локоть, – я делал бы то же самой, будь она моим пациентом. Поверь мне.

Я посмотрел в его глаза и понял, что он был прав. Они врачи, и им лучше знать, что нужно делать для ее состояния.

– Ты должен быть сильным ради нее и малыша, – сказал он мне, осторожно держа меня за локоть, – она бы этого хотела.

После этой фразы я почувствовал, как слезы начали образовываться в моих глазах, поэтому я поднял взгляд, чтобы не разреветься, как девчонка.

– Эмоции – это нормально, – проговорил мистер Соболев, – давай я оставлю тебя одного, а потом ты вернешься туда, и мы продолжим ждать, когда ее переведут в палату, чтобы узнать, в каком состоянии она будет.

Я кивнул и присел на стул, чтобы немного успокоиться. Мистер Соболев собирался уйти, но у меня возник вопрос.

– Как вы думаете, она выживет? – тихо спросил я, но он меня услышал.

– Она невероятно сильная барышня, – улыбнулся он, хотя в глазах была грусть, – она никогда так легко не сдается, тебе ли не знать.

Я кивнул, а потом он развернулся и ушел, оставив меня одного на стуле. Хотя я никогда не был верующим человеком, но сейчас я начал мысленно молиться, чтобы Бог вернул мне мою жену и моего ребенка. Чтобы этот ужас оказался просто сном, и когда я открою глаза, мы бы просто лежали рядом в кровати, целуясь и проводя время вместе.

Но все было реальным, и все, что мне оставалось – это ждать. Ждать, когда она вернется ко мне.

Глава 2

Спустя еще несколько часов Веронику перевели в палату. И только полчаса спустя к нам наконец-то подошел врач, чтобы объяснить всю ситуацию.

– Итак, уважаемые родственники и друзья, – начал говорить доктор Фризман, который непосредственно и проводил все манипуляции в реанимации, – нам удалось стабилизировать состояние Вероники. С ребенком также все хорошо.

– Но? – спросил я, так как не любил, когда тянут время.

Он немного недовольно посмотрел на меня, так как я прервал его, но мне было все равно. Если он не спасет мою жену и малыша, то мое лицо будет последним, что увидит этот урод в своей жизни.

– Но мы ввели ее в кому, чтобы снизить внутричерепное давление.

Черт! Я отошел от всех, чтобы подойти к стене и ударить ее кулаком. Черт, черт, черт!

– Генри, не надо! – судя по голосу ко мне подошел Каллеб, муж мамы Вероники, который оттащил меня от стены, – ты так ситуации не помогаешь.

– Да, но она же в чертовой коме! – яростно ответил я, – в коме!

Я закрыл глаза и облокотился на стену, когда почувствовал, как меня нежно обняли за талию.

Открыв глаза, я увидел Марию, маму Вероники, которая гладила меня по спине.

– Я знаю, милый, – тихо говорила она, и я обнял ее в ответ, так как из ее глаз катились слезы и легкая дрожь проходила через ее тело, – но мы должны быть сильными ради нее.

Я кивнул ей в макушку, а потом просто закрыл глаза, пытаясь успокоиться от переполняющих эмоций.

Какое-то время я просто стоял в ее материнских объятиях и не слышал ничего из того, что говорил врач моим родственникам и друзьям. Я просто не хотел это слышать. Я хотел увидеть ее.

Увидеть, что она была в порядке. Что ничто ей больше не угрожало.

– Пойдемте к ней в палату, – сказал мистер Соболев рядом с нами, – только не будем входить к ней толпой. Иначе нас отсюда быстро выгонят.

Я кивнул и присел на стул, отпуская Марию.

– Идите, я подожду, – ответил я и опустил голову на стену, прикрывая глаза.

Они были ее семьей, поэтому я действительно мог подождать. Я должен был успокоиться прежде, чем войду туда.

– Знаешь, когда она в универе получила сотрясение мозга, то я думала, что хуже с ней уже ничего не может произойти, – пробормотала Джи, которая неожиданно оказалась рядом со мной, – но оказалось, что может…

– Хороший у тебя способ подбодрить, – сказал я в ответ уставшим голосом.

– Ты же знаешь, как я к ней отношусь. Она для меня также дорога, как и для тебя.

– Знаю, прости, – я открыл глаза и посмотрел на ее заплаканное лицо, – я просто боюсь ее потерять.

– Также, как и я, – она похлопала меня по ноге, – Генри, она так легко не сдастся. Ты это знаешь. Она живет ради тебя и вашего малыша.

Я не стал ничего отвечать, а просто кивнул. Потерять одного из них было бы самым ужасным событием в моей жизни.

Когда ее родственники зашли к ней в палату, а затем вышли, мне наконец-то разрешили зайти в палату. Я попросился зайти туда один, так как хотел побыть с ней наедине, как мы это всегда делали.

Только я и она.

Зайдя к ней в палату, я остановился, так как вид ее, лежащей на больничной кровати, с отеками на лице и подключенной к куче приборов, просто шокировал меня.

Но выйдя из ступора, я все-таки набрался сил и подошел к ней. Ее лицо было в небольших порезах и синяках. Ее руки тоже были в небольших порезах, но я увидел, что на левом запястье был гипс.

Аккуратно опустившись на стул рядом с ее кроватью, я взял ее правую руку в свою. Она была прохладной и очень бледной.

Я поднес ее руку к своим губам и начал покрывать ее поцелуями.

– Боже, малышка, – прошептал я и почувствовал, как слезы полились из моих глаз. Видимо, слишком долго я их сдерживал.

Ее глаза были закрыты, а вид ее был полностью расслабленным. Она всегда так выглядела во сне.

Только вот сейчас это был принудительный сон.

– Я здесь, малышка, – я вновь поцеловал ее руку, а второй положил ее на округлившийся живот, – папа здесь. С вами двумя все будет хорошо.

Я был рад, что с малышом тоже все хорошо. Наверное, Вероника пыталась защитить свой живот при аварии. Защитить нашего малыша.

– Боже, малышка, я так сильно тебя люблю, – я приподнялся, чтобы оказаться прямо над ее лицом, – прошу тебя, вернись ко мне. Открой свои прекрасные глаза и вернись ко мне.

Я легко прикоснулся к ее губам, а потом почувствовал, что мои слезы начали капать на ее лицо, поэтому я осторожно их вытер, чтобы соленая жидкость не попала в ее раны.

Пока я сидел и тихо шептал ей слова любви, то не заметил, как в палату вошел врач.

– Мистер Ричардсон, я думаю, что я должен вам кое-что сказать, – произнес доктор, а я все еще продолжал сжимать руку своей жены и поглаживал живот.

Мне не хотелось ни с кем говорить. Единственный человек, от которого я ждал слов, находился сейчас в коме.

– Мистер Ричардсон, – вновь позвал меня доктор.

– Я вас слышал, – мой голос был раздраженный, – что я еще должен знать? Что она не выйдет из комы? Что она так и будет подключена до конца своей жизни к аппарату? Что еще вы мне должны сказать?

– Травма головы – это всегда сложно, – произнес спокойным тоном врач, подходя к кровати с другой стороны и проверяя показатели, – она в коме, в принудительной коме. Но мы не можем держать ее в таком состоянии долго. Максимум пару дней.

– А потом? – я поднял на него глаза.

– А потом она должна прийти в себя, потому что с вашим малышом тогда возникнут проблемы. Срок слишком маленький и…

– Даже не смейте сейчас заканчивать фразу, – я осторожно опустил руку своей жены на кровать, поднимаясь на ноги, – вам платят огромные бабки, чтобы вы тут людей спасали. Значит делайте свою работу.

– При всем уважении, мистер Ричардсон, я врач, а не Бог. И вы должны это понимать.

Я продолжал злобно смотреть на него, а он лишь выдохнул и поправил капельницу, которая была подключена к телу моей жены.

– Мистер Ричардсон, я делаю все возможное. Можете узнать у доктора Соболева, что я вас не обманываю. Мы согласовали с ним лечение. Для вашей жены и вашего ребенка делается все возможное, чтобы она пришла в норму. Но вы должны понимать, что последствия всегда могут быть.

Я опустился на стул, признавая, что он прав.

– Мистер Ричардсон, я должен предупредить, что такая серьезная травма головы может привести к серьезным последствиям.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, беря руку Вероники в свою.

– То, что произошло с мозгом мы сможем увидеть, только когда она очнется, – пояснил доктор, – отсутствие реакций, замедленные действия, потеря памяти, влияние на другие органы или части тела… Я не могу сказать, как авария повлияла на мозг вашей жены.

– Хорошо, я понял, – кивнул я, – а теперь вы можете оставить меня наедине со своей женой?

– Конечно, – ответил он, а через несколько секунд покинул палату.

Я остался с Вероникой наедине. Ее рука находилась в моих руках, а мои губы покрывали ее пальчики.

– Прошу тебя, малышка. Сейчас очень важно вернуться ко мне. Вернуться ко мне вместе с малышом. Я жду тебя, Вероника, – я опустил свою голову на ее руку, – я люблю тебя. Очень сильно люблю. Ты обещала прожить со мной всю свою жизнь, а не пару месяцев, поэтому вернись, чтобы я мог продолжать любить тебя.

Я продолжал шептать ей слова любви, пока Мария не вывела меня из палаты, чтобы я мог немного «вздохнуть». Это было тяжело оставлять ее там. Но следом за мной зашла Джи, поэтому я мог быть спокоен.

Я все равно останусь тут, пока моя жена не откроет глаза. А потом я заберу ее домой. И больше никогда и никуда её не отпущу.

Глава 3

 Прошло 4 дня, как моя жена попала в больницу и была в коме. Все это время я был с ней. Даже ночевал рядом с ее кроватью.

И все это время я разговаривал с ней, рассказывал ей о том, как сильно я хочу ее возвращения.

Одна медсестра, которая часто приходила в палату моей жены, подсказала мне, что лучше рассказывать ей о нашей жизни, читать ей, включать музыку… Короче, делать все то, что могло бы немного подействовать на ее мозг, так как считается, что люди, которые находятся в состоянии комы, могут слышать нас и воспринимать наши слова.

Наши родственники просили меня сходить домой, но я был непреклонен. Тогда Мария и Каллеб съездили к нам с Вероникой домой и принесли мне сменную одежду, так как в палате Вероники был отдельный санузел, которым я периодически пользовался.

Сегодня она должна была выйти из комы. Врачи перестали держать ее на препаратах, поэтому сейчас все зависело от нее.

Я не знал, чего можно ожидать от ее возвращения, но был готов к любому варианту. Главное, чтобы она вернулась ко мне. Дальше, я все смогу решить.

Пока я дремал, лежа головой на кровати Вероники, то сквозь сон почувствовал, как рука под моей щекой зашевелилась. Я мгновенно приподнялся и увидел, что глаза моей жены слегка приоткрылись, а затем обратно закрылись.

Я сразу же нажал кнопку вызова врача, так как это определенно был прогресс за последние несколько дней.

– Тише, малышка, – я наклонился над ней и слегка поцеловал ее в губы, а затем отстранился и увидел, что она широко открыла глаза и ее взгляд был удивленный, чему не придал значения, – пожалуйста, не шевелись, врач сейчас подойдет.

Она вновь закрыла глаза, а я еще раз поцеловал ее в губы и отстранился, когда появился медперсонал и семья в ее палате.

Всех нас начали переполнять эмоции, и мы очень хотели побыстрее поговорить или просто побыть с Вероникой, но врачи попросили нас выйти, чтобы сделать все необходимые процедуры для стабилизации ее состояния.

– Боже, она пришла в себя, – проговорила Пенелопа, бабушка Вероники, которая сейчас находилась в объятиях мистера Соболева, которому очень сильно хотелось попасть в палату, чтобы самому убедиться в состоянии внучки. Но его, как и всех, попросили немного подождать.

Я сам не мог поверить в происходящее. Мне просто хотелось вернуться туда и заключить ее в свои объятия, целовать ее, улыбаться вместе с ней, разговаривать с ней… Да хотя бы просто посмотреть в ее прекрасные глаза, чтобы убедиться, что с ней все было хорошо и что она снова со мной.

Нам пришлось довольно долго ждать, пока нам не разрешили вновь войти в палату. Мария, Пенелопа сразу же подбежали к ней и начали целовать и обнимать ее, стараясь не задеть аппараты, которые ее окружали. Остальные, в том числе и я, стояли просто и смотрели на то, что с Вероникой было все в порядке.

– Боже, мама, бабушка, что вы все делаете в Чикаго? – пробормотала Вероника совсем хриплым голосом, а затем посмотрела на всех нас.

И именно после этих слов мы словно все поняли, что на самом деле произошло. И, кажется, до меня тоже начало доходить, почему она так шокировано на меня посмотрела.

– Солнышко, ты не в Чикаго, – ответил мистер Соболев, когда подошел к ее кровати, а потом внимательно посмотрел на Веронику, пытаясь понять ее состояние.

– Как это не в Чикаго? – она немного непонимающе смотрела на окружающих, пока ее взгляд не наткнулся на меня. И тогда я точно понял, что произошло…

– Миссис Ричардсон, какой сейчас месяц и год? – спросил доктор, подходя ближе к моей жене.

– Миссис Ричардсон? – ее голос все еще был хриплым, – вы, наверное, меня с кем-то путаете. Я мисс Уайт. И сейчас 2018 год, октябрь.

После этих слов я словно окоченел. Сейчас был октябрь. Но год был 2019. А в 2018 она и в правду была в Чикаго. И была мисс Уайт.

– Простите, – кровь отлила из моего лица так, а в ушах зазвенело после слов, сказанных моей женой? Интересно, я еще имею право так ее называть? – мне нужно…

Я не стал ничего объяснять, а просто покинул палату, так как мне нужно было на что-то выплеснуть свою злость.

Поэтому моей целью вновь стала стена, удары на которую я начал яростно наносить.

– Черт, черт, черт! – говорил я, пока колотил стену, – черт!

В какой-то момент меня крепко схватили сзади крепкие руки и удерживали на месте.

– Парень, ты должен успокоиться, – проговорил Каллеб сзади меня, не давая мне вырваться из его объятий, – иначе они тебя скоро успокоят.

Мне было плевать на то, кто и что со мной сделает. Я просто хотел что-то поколотить от злости.

– Она меня не помнит. Она забыла целый год! – я вновь двинулся к стене, но Каллеб вновь меня силой оттащил.

– Знаю, но это не повод психовать, – его голос стал злее, а сам он с силой дернул меня подальше от стены, – успокойся и начни мыслить здраво.

– Как я могу мыслить здраво, когда моя жена не помнит меня? Она не помнит, что она замужем? Представляешь, что будет, когда она узнает, что беременна? Боже, она не помнить целый год! Год, понимаешь? Не просто один день, или то, что случилось с ней, а целый год!

– Думаю, что тут именно тебе придется посвятить ее в целый год жизни, – Каллеб немного ослабил хватку, но не отпускал меня, – тем более, насколько я помню, наша память странная штука. Она может и восстановиться.

– А может и нет, – ответил я и выбрался из его рук, чтобы опуститься на один из стульев, стоящих в коридоре, – блять, как с нами такое могло произойти? Почему именно она? Почему, Каллеб?

– Генри, – Каллеб присел напротив меня на корточки, – ты должен зайти в палату и поговорить с ней, а там уже понять, как быть, – затем он немного задумался и хлопнул меня по колену, а затем присел рядом со мной на стул, – Хотя нет, сначала ты должен успокоиться, а затем зайти к ней и поговорить.

– Легко тебе говорить… – я откинул голову на стену, – и что я ей скажу? Привет, я твой муж, и мы вот уже три месяца как ждем ребенка? Так я должен ей все это сказать?

– Ты же знаешь Веронику. Несмотря ни на что, она адекватно ко всему отнесется. Но ей нужно будет время, чтобы переварить то, что она забыла.

Я не стал ему отвечать, а просто продолжал держать глаза закрытыми, чтобы немного прийти в себя. Краем уха я услышал, что кто-то вышел из палаты Вероники.

Мы сидели в тишине и не разговаривали, даже когда кто-то покидал палату моей… жены? Моей подруги? Той, кто меня не знает, но я хорошо знаю ее? Как я теперь должен называть мою Веронику? А она меня?

Конечно, ничто не вернется быстро. Вы только сами представьте, что вам представляют незнакомого человека и говорят, что это ваш муж. Как бы вы отреагировали? Я бы засмеялся этому человеку в лицо.

Черт, нет, я такого не могу допустить. Я слишком сильно люблю свою жену, чтобы все пустить на самотек и ждать, когда что-то наладится в нашей жизни.

А затем до меня дошел один момент, и я резко открыл глаза и сел прямо.

– А что если она не вспомнит меня? Не вспомнит, что мы любили друг друга? Что были женаты? – спросил я Каллеба, который продолжал сидеть со мной на соседнем стуле.

– Думаю, что такого не произойдет, – усмехнулся он, а затем положил руку на мое плечо- ведь мы все знаем, что вы жить друг без друга не можете. Просто дай ей время, чтобы осознать то, что произошло. Думаю, что рано или поздно она вспомнит то, как вы любили друг друга, как хотели пожениться, а потом какими радостными вы были, когда узнали, что беременны.

Я кивнул.

– А если нет, то просто расскажи ей об этом, – добавил Каллеб, – она умная девочка. Она поймет, а затем вы вновь все восстановите. Может быть, это не будет как раньше, но я верю, что, если вы любите друг друга, то это всего лишь маленькая преграда на пути к вашему счастью, Генри.

Я снова кивнул, не отвечая на его слова, а затем просто сел и начал смотреть на стену впереди себя, ожидая, пока все покинут палату, чтобы я мог спокойно поговорить со своей Вероникой. Мне очень хотелось начать действовать в нужном направлении.