Игрушка

Михаил Лактионов

ИГРУШКА

Говорю вам тайну:

не все мы умрем, но все изменимся.

(св. Ап. Павел)

§§§

На чердаке было душно и жарко. Августовское солнце, основательно раскалив за день железную крышу садового домика, превратило маленькую комнату в настоящую сауну. Я настежь распахнул окно, стянул с себя влажную футболку, сел на диван, положил на колени белую папку и открыл ее. Ни названия, ни имени автора – печатный текст начинался с самого верха первого листа…

Когда он в третий раз увидел деревянный столб с полустертой надписью “№ 45“, то окончательно понял, что сошел с ума. Другого объяснения просто не существовало. За последний час он пытался выйти из леса на железную дорогу трижды, и всякий раз оказывался там, откуда начинал – у этого проклятого столба. Заблудиться он не мог, – знал эти места, как свои пять пальцев. Он и сейчас прекрасно понимал, где находится и в какую сторону надо идти. Только проку от этого не было никакого. Лес, знакомый с детства, не хотел отпускать его.

Он сел на поваленное дерево, поставил на землю корзину с сильно помятыми грибами и скинул с плеч мокрый рюкзак. Страшно хотелось курить. Сунув руку в карман куртки, он вытащил разбухшую от воды пачку сигарет. Осторожно достал одну сигарету и критически осмотрел ее. Сигарета пропиталась водой насквозь, и выкурить ее не было никакой возможности.

"И угораздило же меня свалиться в эту вонючую канаву" – подумал он и в который уже раз пощупал здоровенную шишку на затылке. Два часа назад, переходя по скользким бревнам мелиоративную канаву, он поскользнулся, ударился головой об эти бревна и упал в воду. Сколько он находился без сознания, сказать было трудно – показалось, что какую-то долю секунды, однако промокнуть он успел основательно. Очнулся он по пояс в воде. Вокруг в коричневой жиже плавали грибы. Ему еще повезло, что упал вниз ногами. А мог бы воткнуться ничего не соображающей головой в илистое дно и поминай, как звали. Он выловил корзину и остатки грибов, кое-как выжал одежду, вылил воду из резиновых сапог и огляделся по сторонам. Что-то его уже тогда насторожило, что-то было не так.

"Странно, как резко изменилась погода!" – удивился он. Действительно, только что светило солнце, дул порывами ветер – комаров разгонял, и на небе не было ни облачка. А теперь все небо заволокло серой пеленой облаков. Невесть откуда взявшийся туман стелился над болотом, смазывая очертания дальнего леса.

Он натянул мокрые сапоги и решил, что надо двигать в сторону дома. И тогда вдруг неожиданно вышел к знакомому столбу в первый раз. Столб стоял там, где и должен был стоять – на перекрестке двух тропок. Его удивило то, как быстро он от болота дошел до столба, буквально отошел каких-нибудь триста метров от канавы с мостиком из бревен, тропинка повернула, и он увидел столб. Обычно на это требовалось не менее получаса.

"Может, задумался и не заметил, как пришел" – решил он. Но особо размышлять над этим вопросом не стал – от мокрой одежды было холодно, хотелось поскорей домой. И он пошел по тропинке вдоль канавы в сторону железной дороги…

Он отбросил испорченную водой сигарету в сторону и встал. В четвертый раз пытаться вернуться домой тем же путем не имело смысла, надо было придумать что-нибудь новенькое. Закинув за плечи влажный рюкзак, в котором болталось около трех литров брусники, он взял корзину с остатками грибов и пошел по тропке, но уже не по той, что вдоль канавы, а перпендикулярной к ней. Он знал, что если идти все время прямо, в любую сторону, то обязательно выйдешь или на железнодорожную насыпь или, на худой конец, к окружной военной бетонной дороге. Третьего было не дано – этот участок леса представлял собой широкий серп, который образовывали железная дорога и бетонка. А он точно знал, что находится внутри этого серпа, так что все дело было в затраченном на хождение времени. Его электронные часы после купания кроме серого прямоугольничка не показывали ничего, так что о том, какой теперь час, оставалось только гадать. По его прикидкам было около трех часов дня, а может и больше, учитывая его бессознательное пребывание в канаве. Если бы хоть какой-нибудь намек на солнце! Он с надеждой посмотрел на небо. Плотная пелена равномерно серого цвета заволокла все небо до горизонта. Казалось, она спускалась до самой земли и плавно переходила в серый туман. Но больше всего поражала тишина. Такой тишины он в лесу еще не слышал. Когда до него дошло, что давно уже вокруг никто не чирикает, не пищит, не жужжит, и даже листья на осинах не колышутся, он испугался, и долго стоял не шевелясь, пытаясь уловить хоть малейший звук. И не услышал ничего. Испугавшись еще больше, он закричать во все горло:

– Эге-ге-гей!!!

Звук его голоса утонул в тумане, как в вате. Эха не было. Постояв еще немного, он побрел дальше. Настроение испортилось окончательно. Подозрение, что с головой не все в порядке, укрепилось.

– Проклятая канава, проклятые бревна! Какого черта меня вообще понесло на это болото? – бормотал он, продираясь через еловые ветки. Тропинка, по которой он вначале шел, свернула в бок, а так как он решил не менять направления, то пришлось идти по бездорожью. Он шел, чертыхаясь и проклиная себя за безалаберность – собрался в лес кое-как, сигареты, например, просто сунул в карман, а надо было сначала в полиэтиленовый пакет завернуть – был бы сейчас с куревом. Слишком радостное и бесшабашное настроение было с утра. Еще бы! Первый раз за четыре года летний отпуск…

Настроение было великолепное. Первые лучи солнца едва коснулись верхушек деревьев, а Сергей Бакетов, инженер-программист, тридцати двух лет от роду, уже топал по асфальту шоссе в сторону своего любимого леса. Был первый понедельник августа и первый день его долгожданного летнего отпуска. Летние отпуска у них в институте доставались в первую очередь ветеранам, донорам и многодетным мамашам, а так как Сергей не относился ни к первой, ни ко второй, ни тем более, третей категории, то последние три года ходил в отпуск зимой. Но в этот раз ему повезло. Обстоятельства сложились так, что один августовский отпуск льготникам не понадобился и Сергей, наконец, получил долгожданную возможность отдохнуть летом на даче с женой и сыном. Сергей шел по шоссе и его распирало от счастья. Впереди – четыре недели, заполненные грибными походами, рыбалкой, пляжем, солнцем, зеленой травой и свежим, чистым воздухом. Где-то далеко, словно на другой планете, осталась давка и духота городского транспорта, вечная нехватка времени, работа, душная комната с постоянно брюзжащими сотрудницами, боящимися сквозняков и вечно требующими закрывать окна и форточки.

Сергей свернул с шоссе и, пройдя небольшой лесок, вышел к железнодорожной насыпи. Хотя по обе стороны железной дороги тянулся лес, но назвать его лесом можно было только условно. Он был до того вытоптан садоводами, что в нем не росли даже поганки. До настоящего леса по железке надо было идти около полутора километров.

Ночная прохлада прошла. Солнце стояло уже достаточно высоко, и Сергея стали одолевать слепни. Единственным спасением от них был ветер, налетавший порывами. Ветер дул очень кстати. Сергей вспомнил, как прошлым летом в безветренную погоду собирал чернику. Стоило наклониться над черничным кустом и сунуть туда руку, как из-под листьев выскакивала туча совершенно тупых, ополоумевших комаров и впивалась во все что можно и нельзя. Тупых, потому что в отличие от городских комаров, которые умели кусаться даже на лету, этих можно было медленно давить сразу по несколько штук, они ничего не боялись.

Идти по шпалам было ужасно неудобно. Сергей всякий раз задавал себе вопрос – шпалы укладывают с таким промежутком, потому что так надо или для того, чтобы было неудобно по ним ходить, в смысле, из соображений безопасности? Раньше вдоль железной дороги шла узкая тропинка, но в прошлом году дорогу ремонтировали, насыпали нового щебня, и тропинки не стало.

Не доходя двух семафоров, Сергей спустился с насыпи, перепрыгнул через канаву и оказался, наконец, в своем долгожданном лесу. Пьянящий воздух, наполненный ароматами лесных трав и запахом хвои, ворвался в его легкие и Сергей вдруг заметил, что непроизвольно улыбается…

Отправиться к дальнему болоту Сергей решил после того, как обошел все ближайшие грибные места. Грибов попадалось мало – то ли их обобрали за выходные, то ли из-за долгого отсутствия дождей они просто не росли. А вдоль болота, где еще осталась хоть какая-то влага, можно было попробовать поискать. Да и брусника там росла крупнее…

Тишина! Тишина как в платяном шкафу. Сергей продирался через заросли ивняка, перелезал через поваленные деревья, прыгал с кочки на кочку и единственным звуком в лесу был шум, вызванный его движением. В голове его окончательно все перепуталось после того, как он набрел на муравейник, в котором не оказалось ни одного муравья. Сергей разрыл этот муравейник до самой земли и не нашел ни муравьев, ни их личинок. После этого он через каждые двадцать метров останавливался, вставал на колени и ползал между кочек в надежде увидеть хоть какого-нибудь жука, паука или червяка. Но все было напрасно. Как это дико не звучало, но единственным живым существом в этом лесу, кроме травы и деревьев, похоже, был только он.

Видимо, человеческий мозг так устроен, что пытается всегда найти логическое объяснение даже самым невероятным фактам. Объяснений пока вырисовывалось два – или от удара головой у него помутился рассудок и все это чистый бред, или случилась какая-то катастрофа, в результате которой все живое вокруг погибло, остались только растения. Правда, вторая версия совершенно не объясняла, почему он остался жив, если все погибли, а точнее исчезли, просто испарились, – он не мог найти нигде даже мертвого комара. Тем более она не могла объяснить, почему он уже много часов никак не может выйти из леса, хотя практически все время знает, где находится и куда надо идти. Сергея не оставляла мысль, что кто-то разрезал весь лес на маленькие кусочки, перемешал их как костяшки домино, а затем сложил, как попало. Эта мысль казалась ему полным бредом, поэтому он склонялся к версии номер один.

Сергей упорно продолжал идти прямо, не обращая внимания на встречающиеся по пути знакомые места. Он стойко прошел мимо двух разрушенных землянок, оставшихся после войны, хотя его так и подмывало свернуть налево. Землянки эти находились метрах в пятидесяти, не больше, от железной дороги, но он уже сам себе не верил. Было очень неприятно думать, что у него “не все дома”. Сергей где-то слышал, что настоящие сумасшедшие не знают, что они сумасшедшие и, даже наоборот, считают себя самыми нормальными на свете людьми. Эта мысль хоть как-то утешала.

"Интересно, – подумал он, – помнят ли сумасшедшие таблицу умножения?"

Сергей стал вспоминать таблицу, продираясь сквозь густые кусты. Похоже, таблицу он помнил хорошо. От этого он даже воспрянул духом, но уже через минуту понял, что занимается ерундой, потому что таким способом ничего нельзя определить. Ведь если он действительно спятил, его больной мозг может на сто процентов утверждать, что дважды два это четыре, хотя в действительности, может быть, и пять, и шесть, а ему будет казаться, что все правильно. Сергей стал размышлять, возможно ли вообще самому сумасшедшему оценить каким-либо способом степень своей ненормальности и до того погрузился в свои мысли, что не замечал ничего кругом. Поэтому, даже когда под ногами зашуршал гравий, он сделал еще несколько шагов, прежде чем понял, что стоит у железнодорожной насыпи. Сердце подпрыгнуло от радости – он наконец-то вышел! Через час-другой – дома!

Сергей шел по шпалам и, наверное, в первый раз не замечал неудобств такого хождения. Шел он быстро, ведь дома наверняка давно уже стали волноваться. Без часов, без солнца определить время было невозможно, но по всему, должен был быть уже вечер. Странным казалось то, что вокруг оставалось также светло, как и много часов назад, и Сергею это обстоятельство определенно не нравилось. Но за этот день с ним случилось столько странных вещей, что он решил не ломать голову над очередной из них. Главное, что он идет по железной дороге. Тут уже не заблудишься, дорога куда-нибудь да выведет.

Судя по маленьким столбикам, установленным вдоль железнодорожного полотна через каждую сотню метров, он отмахал уже километра четыре, но все еще по бокам дороги стоял лес. Смутное беспокойство охватило Сергея. Он остановился, наверное, первый раз с тех пор, как взобрался на насыпь, и огляделся по сторонам. По обеим сторонам – лес, спереди и сзади рельсы тонули в сером тумане, небо – в серой пелене облаков и полное безветрие. Но что-то настораживало, то ли чего-то не хватало, то ли что-то появилось лишнее. Сергей никак не мог разобраться в своих ощущениях. Он уже хотел идти дальше, как внезапно его осенило. Он оглянулся назад, затем снова посмотрел вперед. Все точно. Столбов не было! Ни справа, ни слева от насыпи, ни спереди, ни сзади не было видно ни одного столба. Теперь он вспомнил, что на протяжении всех четырех километров столбов тоже не было. Как же он сразу этого не заметил? Ведь по этой ветке ходят электрички, редко, всего два раза в сутки, но ходят же. Им нужны электрические провода, им нужны столбы. И столбы раньше точно стояли, и не только электрические. Сергей отчетливо помнил, что по левую сторону от насыпи стояли еще и телеграфные столбы. Куда они теперь все делись, было совершенно непонятно.

"Может, я вышел совершенно на другую дорогу?" – пытался успокоить себя Сергей. Но он хорошо знал, что никакой другой железной дороги поблизости нет. Ничего другого не оставалось, как идти дальше. И Сергей пошел. Видимость из-за тумана была плохая – метров на триста от силы. Сергей прошел еще около километра, когда впереди, в дымке, прямо на железнодорожном полотне ему почудилось нечто странное. Он сделал еще несколько шагов вперед в надежде, что это просто какой-нибудь оптический обман, но это не исчезло, а наоборот, стало четче. Мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза. Еще несколько шагов и Сергей аж свистнул. Дерево! Прямо между рельс росла здоровенная осина…

§§§

– Сергей! Ты идешь или нет! Все давно остыло!

Я закрыл папку с рукописью и засунул ее под матрац. Не хотелось, чтобы она попалась жене на глаза, пока я сам во всем не разобрался.

– Сейчас спускаюсь! – крикнул я в ответ. Видимо, Лена звала меня уже не первый раз, а я так зачитался, что и не слышал.

– Ну, сколько можно тебя звать? Не могу я по десять раз разогревать, мы же не в городе. И так второй газовый баллон за этот сезон поменяли.

Жена была явно не в духе.

– Извини, исправлюсь, – я постарался пошутить.

– Садись быстрее, мы уже поели.

Мы – это жена и сын Алешка. С улицы доносилось его веселое улюлюканье, похоже, он опять гонял нашего кота.

Кислые щи оказались вкусны и наваристы. Жена куда-то вышла, и мои мысли опять устремились к истории, случившейся со мной сегодня в лесу. Истории просто фантастической. Если бы не папка с рукописью под матрасом и не “дипломат”, набитый долларами, который я спрятал за листами фанеры на чердаке, я бы мог поклясться, что все случившееся мне приснилось…

§§§

– Молодой человек, осторожнее! Бревна очень скользкие!

Я остановился и посмотрел в ту сторону, откуда слышался голос. На поваленной березе шагах в тридцати слева от меня сидел пожилой мужчина, скорее даже старик, и махал мне рукой.

– Спасибо! – крикнул я в ответ и уже занес ногу над мостиком через канаву.

– Огоньку не найдется?

Пришлось подойти к нему. Он угостил меня сигаретой, а я зажег спичку.

– Извините, я вас не очень отвлекаю? – он смотрел на меня как-то странно, то ли изучающее, то ли пытаясь вспомнить мое лицо, но очень добрым и даже каким-то восхищенным взглядом.

– Да ничего страшного, грибы не убегут – ответил я и, смутившись, отвел взгляд. Тут я заметил, что у его ног стоит большой черный кожаный “дипломат”. Обычно люди в лес ходят с корзинами или ведрами, но никак уж не с “дипломатами”. Корзины у старика явно не было. И одет он был для грибника довольно странно – разноцветная спортивная куртка, джинсы, короткие резиновые сапоги зеленого цвета, на голове – бейсбольная кепка, из-под которой торчали седые волосы. И вся одежда абсолютно новая, как будто только что с магазинной полки. Мне даже стало как-то неловко за свой гардероб. По сравнению со стариком я выглядел, как пугало – старая куртка, разорванная во многих местах, проеденная молью фетровая шляпа, резиновые сапоги с неровно обрезанными голенищами. Видимо, он заметил мое смущение, потому что сказал:

– Я не за грибами.

И, помолчав секунду, спросил:

– Вы ведь Сергей Бакетов, так?

Я опешил и невольно отодвинулся от него на шаг.

– Да, я Бакетов – ответил я автоматически. – А мы разве знакомы?

Старик молчал. А я смутился окончательно – он меня откуда-то знал, а я его не помнил.

– Нет, мы с вами раньше не встречались, – он просто читал мои мысли. – Так что можете не пытаться меня вспомнить.

– А вы откуда меня знаете? – задал я резонный вопрос.

– Времени у меня, к сожалению, очень мало, – он посмотрел на наручные часы. – Минут двадцать, я думаю, еще есть. Так что придется без долгого вступления.

Он на несколько секунд замолчал, глубоко вздохнул и сказал:

– Я тоже Сергей Бакетов.

Я удивленно посмотрел на него.

– Нет, нет, мы с вами не тезки, – он как-то виновато улыбнулся. – Просто вы и я – один и то же человек.

Видимо, на моем лице было написано все, о чем я в этот момент подумал, потому что старик рассмеялся и сказал:

– Я не сбежал из психушки и не начитался фантастических романов. И у меня нет никакого желания вас разыгрывать, я говорю правду. А вообще-то, сейчас не так уж важно, что вы обо мне думаете. Важно, чтобы вы согласились меня выслушать. Уделите мне пятнадцать минут.

Догоревшая сигарета обожгла мне пальцы. Сумасшедший старик достал из кармана пачку сигарет и предложил:

– Давайте присядем.

Негнущимися пальцами я выудил сигарету из предложенной пачки и, оглянувшись, сел на пенек напротив старика.

– В чемодане, – старик пнул носком сапога стоящий на земле “дипломат”, – рукопись и около полутора миллионов долларов.

Поймав мой недоверчивый взгляд, он наклонился с явным намерением показать содержимое “дипломата”, но, видимо передумав, снова выпрямился и махнул рукой.

– А, потом сам посмотришь. Сейчас времени нет.

И тут же, спохватившись, предложил:

– Давай на "ты"? А то я все равно собьюсь – неудобно как-то обращаться к самому себе на вы, да еще такому молодому.

В ответ я промычал что-то нечленораздельное, что должно было выражать мое полное согласие. От необычности всего происходящего я, видимо, отупел и плохо соображал. Мельком взглянув на свою руку, я заметил, что держу между пальцев не зажженную сигарету.

Старик наклонил голову на бок и на мгновение застыл, как бы к чему-то прислушиваясь, а потом продолжил:

– Если я тогда все правильно понял, то, – он взглянул на часы, – через пятнадцать минут меня здесь уже не будет.

Он тяжело вздохнул:

– Не знаю, что со мной будет дальше, но хотелось бы верить… А не верить нет никаких оснований. Все, о чем мне тогда здесь говорили тридцать с лишнем лет назад, все сбылось.

И вдруг спросил:

– Ты знаешь, кто такой Гагарин?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что я сходу выпалил:

– Наш главный инженер, Петр Николаевич.

И тут же пожалел о сказанном, потому что вспомнил, как, поступая на работу в НИИ, давал подписку о неразглашении секретных сведений. В том числе – и фамилий начальников.

Старик невесело усмехнулся:

– Гагарин, Юрий Гагарин! Раньше каждый мальчишка знал это имя.

Тут он снова пнул “дипломат”.

– Когда я исчезну, забирай “дипломат”. Ты мой самый ближний родственник, если так можно сказать о самом себе, поэтому все это принадлежит тебе по праву. Не сомневайся, деньги эти заработаны честно. Американцы всегда ценили умные головы. А в той ситуации, в которой я оказался, с тем багажом знаний можно было заработать и намного больше. Правда, через границу их пришлось перетащить нелегально. С рукописью можешь делать что хочешь, – можешь выкинуть, не читая, можешь издать, но в ней нет ни слова лжи. Написана она в стиле художественного произведения – мне просто не захотелось излагать свою жизнь сухим языком мемуаров. Некоторые имена я изменил, некоторые факты и события домыслил, но от этого быль не стала выдумкой.

Он замолчал, по-видимому, задумался о чем-то. Я тоже молчал, крутя в пальцах его сигарету.

– Так много хотел сказать, – продолжил старик. – А теперь все из головы вылетело.

Вдруг он насторожился, привстал с бревна и замер. Потом посмотрел на меня и спросил:

– Слышишь?

При этом он показывал рукой куда-то вверх в сторону болота.

Я посмотрел в том направлении и прислушался. Ветер шелестел в кронах деревьев, где-то пару раз пискнула какая-то птица. Я непонимающе посмотрел на старика. А он, казалось, забыл о моем присутствии. Он стоял, подставив лицо ветру, дувшему с болота, и я заметил слезы в его глазах.

– Это ОН, – бормотал старик. – Все правильно, это ОН.

Тут он, наконец, вспомнил обо мне.

– Мне тогда сказали, что место значения не имеет, только время имеет значение. Но я решил замкнуть круг в той точке, откуда все это началось – на мостике через канаву. Сентиментально, конечно. Приехал сюда с делегацией американских программистов, а сегодня рано утром смотался незаметно из гостиницы. Затем – вокзал – поезд – знакомая с детства платформа. Сначала я собирался зайти на дачу под каким-нибудь предлогом – хотелось повидать Лену и сына. В последний момент передумал, – побоялся, что не выдержу. Тридцать с лишнем лет, – а они сейчас такие, какими я их помню. И они не мои, а твои.

Тут он снова весь напрягся и повернулся к болоту.

– Неужели ты и сейчас ничего не слышишь? – спросил он, не поворачивая ко мне головы.

Я прислушался. И действительно услышал нечто странное. Откуда-то из-за болота, из дальнего леса доносился едва слышимый звук. Этот звук одновременно походил и на гул и на свист и на треск – ничего подобного я в лесу никогда не слышал. Звук то нарастал, то убывал, одновременно перемещаясь слева направо и справа налево.

– Сейчас появится, – сказал старик.

Что должно было появиться, спросить я не успел, так как в следующий момент раздался громкий хлопок и у дальнего края болота, на фоне леса появился, как мне сначала показалось, столб света, исходящий откуда-то сверху. Звук, до этого еле слышимый, возрос в несколько раз. Я невольно задрал голову, пытаясь увидеть источник этого света. Серебристый, переливающийся луч стрелой уходил в голубое безоблачное небо и терялся где-то высоко-высоко. Внезапно звук усилился, по лучу прошла судорога, и он быстро задвигался, раскачиваясь, как маятник. Как будто кто-то сверху качал огромный прожектор. Амплитуда колебаний луча была гигантской. В мгновение ока он пролетал через все болото, какое-то время скользил по лесу, потом замирал и тут же несся обратно. Двигаясь таким образом, он постепенно, с каждым новым качком, приближался к нам.

Я оторвал взгляд от этого небывалого зрелища и посмотрел на старика. Он казался на удивление спокоен, в то время как меня поколачивала нервная дрожь и мурашками покрылось все тело.

– Ну, пожалуй, пора прощаться, – Его голос звучал твердо и возвышенно. – Ты за мной не ходи, оставайся здесь, на всякий случай.

Он протянул мне руку. Я машинально пожал ее.

– Прощай, – сказал старик, повернулся и пошел в сторону болота, но, сделав несколько шагов, остановился, повернулся и сказал:

– Знай, – смерти не существует!

И зашагал к мостику, а я остался стоять, не в силах промолвить ни слова. Он дошел до канавы, встал на мостик и повернулся ко мне лицом. Позади него, словно нож гигантской гильотины, с треском и свистом мелькал серебряный луч, с каждой секундой все ближе подбираясь к старику. Мы стояли, не двигаясь, и смотрели друг на друга. Вот луч в очередной раз пронесся по болоту и вдруг, не дойдя до леса, остановился, завибрировал и медленно пошел назад. Похоже, что он, наконец, нашел то, что искал. Теперь, когда луч был так близко от меня и не носился со страшной скоростью перед глазами, я сумел хорошо рассмотреть его. Был он около двух метров в диаметре и лишь отдаленно походил на луч света. Скорее, он напоминал столб серебристой флюоресцирующей пыли. Я, как завороженный, наблюдал, как луч медленно, как бы крадучись, подполз к старику и коснулся его плеча. Старик, стоявший до этого совершенно неподвижно, видимо почувствовал это прикосновение, потому что поднес сложенные рупором ладони ко рту и, стараясь перекрыть треск и гул, крикнул:

– Лену и Алешку береги! Прощай!

Столб светящейся прозрачной пыли накрыл его. И тут я отчетливо увидел, что на мостике стоит вовсе не старик. Я просто не мог поверить своим глазам. Рваная куртка, темно-синяя фетровая шляпа, обрезанные голенища сапог, темные волосы, молодые глаза… Еще какую-то секунду я видел смазанные, размытые контуры сквозь серебряную дымку и вдруг раздался громкий хлопок, как будто чихнул неисправный двигатель автомобиля, и все пропало. Мостик через канаву был пуст. Не было ни столба пыли, ни старика. Я стоял один, совершенно оглохший от наступившей вокруг тишины.

Первая мысль, пришедшая мне в голову, как только я немного очухался: "Старик упал в канаву!" Поэтому я со всех ног кинулся к мостику. Но в канаве старика не оказалось – я даже спустился к самой воде и заглянул под бревна. Нереальность всего произошедшего за последние двадцать минут настолько выбила меня из колеи, что я только сейчас заметил, что до сих пор продолжаю судорожно сжимать в кулаке сигарету старика. Я разжал пальцы, и коричневые крошки табака упали в коричневую болотную воду. Старик растаял в воздухе бесследно, ничего не осталось. И тут я вспомнил о чемодане. Я привстал на цыпочки и посмотрел в сторону полянки с поваленной березой. Около пня стоял черный “дипломат”, а рядом с ним моя корзина с грибами.

“Дипломат” оказался довольно тяжелый. Я положил его на пень, присел на корточки и щелкнул двумя блестящими замками. Видимо, крышка была сделана на пружине, потому что сама стала медленно открываться. Под крышкой, прикрывая содержимое, лежал белый лист плотной бумаги, на котором крупными буквами, по-видимому, фломастером, было написано:

“ МНЕ ОТ МЕНЯ ”.

И стояла подпись, очень похожая на мою собственную. Я приподнял бумагу. Сверху лежала белая папка, рядом с ней бумажный конверт, а под ними ровными рядами были уложены пачки стодолларовых банкнот. В правом верхнем углу, вместо одной пачки лежал небольшой кожаный мешочек. Я встал и огляделся по сторонам. Сюда редко забредали грибники, место было довольно глухое. Я взял конверт, вынул из него сложенный лист бумаги с рукописным текстом и развернул его.

"Решил написать тебе в последний момент, так как боюсь, что не успею или забуду сказать обо всем, о чем хочу. Извини, что пишу от руки, но, надеюсь, свой почерк ты поймешь. Доллары пока спрячь. Я знаю, что сейчас в стране, где ты живешь, за двадцать долларов в кармане могут отправить туда, “где доски растут”. Но, поверь мне, так будет не вечно. Очень скоро, через два года или даже раньше, “Союз нерушимый”, доведенный бездарным правительством до всеобщей карточной системы распределения продуктов, табака, мыла, водки, до многочасовых очередей за хлебом, до абсолютно пустых прилавков, до последней черты, развалится на составные части. Семидесятилетнему безраздельному господству коммунистов наступит конец. В Москве с пьедестала сбросят памятник “Железного Феликса” и начнется бардак – ранняя стадия капитализма – со всеми его “прелестями”. Россия скатится в пропасть нищеты, безработицы и криминала. И вот тогда, чтобы выжить, тебе эти доллары понадобятся.

Я так уверенно это заявляю, потому что в моей реальности в 1996 году уже давно никто не строил коммунизм, доллары свободно продавались в любой сберкассе, а основная масса населения не могла свести концы с концами. Но те изменения, которые мне пришлось сделать в вашем мире, привели к тому, что все глобальные и наиболее значимые события у вас стали происходить с опозданием на несколько лет по сравнению с моим миром. Удивительно то, что все это совершенно не затронуло судьбы конкретных людей (во всяком случаи тех, кого я знаю). Ты и я женились в один и тот же день на одной и той же девушке Лене, день в день у нас родился сын Алешка, и сегодня в первый понедельник августа 1996 года я в своей капиталистической реальности и стране, которая уже не называлась Советским Союзом, и ты, живущий в СССР под мудрым руководством КПСС, встали оба рано утром и отправились в этот лес.

Есть такая поговорка – знать бы, где упаду, – соломки бы подстелил. А я знал не только где, но и когда. Поэтому сегодня я оказался в лесу у болота и остановил тебя, не дав ступить на мостик. Скорей всего, ничего страшного с тобой не случилось бы – шишка на затылке и мокрая одежда. Но кто его знает, ведь я тридцать шесть лет назад в этот день в первый понедельник августа 1996 года упал с мостика, и вернуться домой уже не смог никогда. Правда, на это существовали определенные причины, которых сейчас нет. Прочитав содержимое белой папки, ты поймешь, о каких причинах я говорю. То, что ты видел несколько минут назад (я надеюсь, что и в этот раз зрелище оказалось впечатляющим), подтвердит мои слова.

P.S. В кожаном мешочке – алмазы".

Подписи не было. Почерк, действительно, очень походил на мой. Я сложил письмо и сунул его в карман. Я ничего не понял. О каком капитализме в СССР он говорил? Это же бред! Почему он решил, что я обязательно свалюсь в канаву именно сегодня? Кто он, вообще, такой? Что, черт побери, все это значит? А, главное, для чего все это? Может, это какая-то проверка или эксперимент. Ходили же слухи, что КГБ ставит опыты с психотропным оружием на совершенно ничего не подозревающих людях. Может, я подвергся действию гипноза или старик всучил мне сигарету с сильным галлюциногенным наркотиком? Да, но чемодан! Я готов поклясться, что он вполне реальный.

Я взял из чемодана кожаный мешочек, развязал стягивающий его шнурок, положил на траву бумажный лист с подписью старика и вытряхнул на него содержимое мешочка. Несколько десятков сверкающих на солнце небольших стеклянных камешков рассыпались по листу…