000
ОтложитьЧитал
ГЛАВА 1
По правде говоря, она не ожидала от этого дня чего-то особенного,– ехать с утра на работу в заслуженный выходной день совершенно не хотелось. Но и отказаться Таня не могла никак, не из-за злого и требовательного начальника, это уж точно. Сан Саныча она знает и уважает с детства, а также безмерно его любит, не только за то, что позволил нерадивой женщине вернуться на старую работу, но без лишних вопросов принял в свою семью. Потому она и неслась в город, сломя голову, наплевав на отдых.
Думать о прошлом было все так же больно, неприятно и потому она старалась этого не делать, гнала мысли прочь, предпочитая смотреть на знакомые пейзажи за окном, бурчала под нос нелицеприятные слова подрезавшему ее мужлану на огромном мерседесе.
Думать-то она думала, смотрела по сторонам на машины, на водителей, и злилась. Хоть и не сильно, но существенно, что было видно по ее лицу.
Весна выдалась достаточно жаркой, скорей даже очень душной и жаркой. Температура в городе последние недели не опускалась ниже тридцати градусов, прибавить к этому ужасающую духоту и, вуаля, – в бетонных джунглях становилось невыносимо находиться, и, если нет хорошего кондиционера в квартире или машине, можно свихнуться. В ее квартире кондиционер сломался, несмотря на то, что и года не прошло от покупки квартиры и виновника ее плохого настроения.
Свинтить на дачу было лучшим вариантом: не так душно, не так жарко, чистый лесной воздух, озеро, удобный гамак, бутылка красного полусладкого и хорошая книга. Таню этого лишили, а причину предпочли оставить в секрете. Она почему-то решила, что неприятностей не избежать, потому, собрав хилые пожитки, а именно – бутылку того самого вина и книжку, села в машину и рванула в город, даже не заезжая домой, чтоб пред светлым ликом начальства предстать, как положено,– по офисному дресс-коду.
Сильный нагоняй получить она не могла: вчера, когда уезжала на дачу, все было в порядке, новых контрактов у них пока не предвиделось, а в старых все было проверено и перепроверено сто раз. Еще при вступлении в должность начальника юридического отдела, в котором, не считая ее, работало пять юристов и несколько помощников,– правда, были и фрилансеры, -Татьяна попросила изменить типовой вид всех документов, так как в старых было много лазеек, не слишком выгодных для них. Лучше перестраховаться. Клиенты были не в особом восторге, но специфика оказываемых услуг позволяла диктовать свои условия в некоторых аспектах их работы.
Эта фирма была крупным детищем ее отца и его сослуживца, и Таня старалась работать так, чтобы это детище и дальше радовало не только ее постоянной и хорошей зарплатой, но и чтоб Сан Саныч был доволен и счастлив. После смерти отца, часть фирмы принадлежит ей, но справедливо рассудив, что фактически больше пяти лет ничего для фирмы особого не сделала, она получала тридцать процентов от общей прибыли. Нельзя сказать, что такое решение обрадовало Саныча, но спорить с упрямой девчонкой было бесполезно. Может, от этого, а может, чисто из жалости, что более вероятно, он без вопросов доверял ей все бумажные и бюрократические заморочки. Она трудилась у него во время нескольких летних практик университетской учебы, помогала, когда не жила в этом городе, по мере сил, курировала работу отдела на расстоянии, а сейчас заняла, как он считает, законное место.
И вот этот срыв запланированного мини-отпуска был очень странным. Ну и ладно, в любом случае, если сильно приспичит погрузиться в лоно природы, на майские праздники она всегда может вернуться на дачу, хотя проверить, как там ей починили кондиционер, тоже надо. В последнее время она старалась искать плюсы во всем, и эта ситуация,– не исключение. Кирюшка, правда, обещал посмотреть и проверить, как там поживает гроза жары в ее квартире, но на малолетнего раздолбая надежды мало, так что заодно и проконтролирует, что и как там.
Таня была довольна своей жизнью, крайне старательно выстраивая ее заново, налаживая старые контакты, учась жить по-другому, и Кирилл ей в этом стал незаменимой подмогой. Отвлекал, занимал практически все ее свободное время, и эта его молчаливая поддержка была безумно приятной и важной для нее. Может, кому-то и казалось подобное странным, но мнение чужих людей ее волновало не сильно…
В пору подростковых взбрыков, попыток что-то доказать собственной матери, трудиться в фирме отца она отказывалась наотрез и искала проявления самостоятельности везде, но только не там. И как-то через знакомых устроилась работать няней к Липовым. Лиля, как ее попросила звать мать -одиночка, имела пятилетнего сына на руках. Кирилл был ребенком трудным,– сказывалось отсутствие отца и постоянного мужчины в доме. Сами-то мужики, конечно, были, но надолго не задерживались. Пара месяцев, не больше. В Кирилле Таня видела себя, видела свою потребность в родительской любви и прикипела душой к мальчишке. Сама тогда училась в девятом классе, после школы забирала мальца из сада, гуляла, занималась с ним, отдавала всю нерастраченную любовь и внимание ему. Лиля, преображениями в поведении сына была довольна, и новой няней тоже. Годы шли, и из простых, рабочих отношений между ними всеми завязалась дружба.
Появление приемного отца Кирилл воспринял спокойно, хотя женщины боялись детской ревности, но, поскольку Татьяна никуда деваться не собиралась, то и нехватки внимания ребенок не замечал. Так прошло еще пару лет, и их семья стала для нее ближе своей, но все когда-то заканчивается, и их спокойствие, а заодно и ее, было нарушено цепочкой событий, которую теперь иначе, как судьбоносной, не назовешь…
И даже когда она перевелась в столичный университет, про свою младшую и вредную половину не забывала, так же, как и Кирилл без своей Тани скучал и тосковал, но звонить часто, писать смс-ки про то, что происходит в его уже школьной жизни, не переставал. А по возвращению старшей подруги домой, спустя долгое время, старался далеко и надолго не пропадать. Пусть выпускной класс, пусть экзамены на носу, друзья-подруги зовут, но он видел себя сейчас единственным мужчиной, способным ее защитить от грусти, которую узрел в ее глазах, но пока не слишком то получалось. Но молодой человек не отчаивался, чувствовал ответственность за нее, хоть об этом ей никогда не скажет, и понимал теперь, как много она ему дала, сколько своей любви и внимания подарила, за что он ей искренне благодарен. А еще уж точно никогда он не признается, что за те пять лет, что ее не было рядом, -хотя телефонные звонки, скайпы никуда не делись, -он слишком истосковался по своей практически маме, и детскую ревность испытал именно к ней, а не к родной матери и отцу.
Ну вот, вроде обещала себе не думать, не анализировать, но так и вылезет какая-то мысль… и все… Утягивает по самое не могу в размышления о былом и славном времени молодости, юности и так далее. Самоирония тоже некое подобие самозащиты сознания от ненужных мыслей и тревог, правда, помогает пока не очень.
Ездить на машине она предпочитала в тишине, сейчас же решила включить радио, новости знать всегда полезно. Найдя местную радиоволну, слушала и сворачивала на нужном повороте, автоматически посматривая по сторонам. До офиса оставалось не так много, и наличие такого количества машин удивило женщину не на шутку, а подспудное чувство тревоги заставило надавить на педаль газа, не обращая внимания на знак ограничения скорости, на узкой улочке, ведущей к зданию, где находилась охранная фирма, самая крупная и успешная в области,– «Меридиан».
Теперь волнение было слишком ощутимым, потому что на парковке, где она сейчас остановилась, стояла черная «Волга» с правительственными номерами, еще пара незнакомых машин, а у входа, нервно нарезая круги, ходило ее непосредственное начальство. Это бы еще ладно, но дымящуюся сигарету в зубах, при виде ее машины, Сан Саныч выкинуть не успел. Дело дрянь! Однозначно, дело дрянь, и ситуация, в которую, кажется, они влипли под чьим-то чутким руководством, из разряда ж…!
Набрав в легкие побольше прохладного воздуха, она вышла из машины в вечернюю жару, и спокойно двинулась к Санычу, все так же нервно ждущему ее приближения.
Мужчина под шестьдесят лет, с седой головой, но при этом не утративший своей мужской стати, на которую женщины постарше обращали внимание, сейчас выглядел встревоженным и немного виноватым, что, кстати сказать, было очень странно. Виноватым именно перед ней, что странней намного больше.
– Что у нас в офисе делает заместитель генпрокурора области? – первый же слетевший вопрос заставил мужчину виновато потупиться и, пропуская молодую женщину вперед в открытые двери, мужчина тяжко вздохнул, предвидя еще больше проблем, чем можно было предположить, пока он ожидал ее появления.
– Уже разглядела номера, глазастая ты моя?
– А как их не разглядеть, если так и сверкают? Долго ты елозить будешь или сразу скажешь, что случилось такого, что мне пришлось сорваться с законного, попрошу заметить, отдыха?
– У Олега на смене произошли неприятности, ты новости не смотрела?
– Пыталась послушать, но ничего такого там не было. А об этом уже и в новостях трезвонят? Ты ясно можешь сказать, что случилось-то?
Они остановились перед входом в приемную, где располагались два кабинета,– ее и Саныча. Секретаря по причине выходного дня, общего для двоих, отпустили отдыхать еще вчера. Из ее отдела в офисе сейчас находились пара помощников и Степка – ее заместитель, это она отметила мимоходом, пока они шли. Тянуть и дальше, топчась в приемной, не было смысла, и она решительно направилась к начальнику в кабинет, но аккуратно, дернув за локоток, ее остановили.
– Да скажи уже! Там убили кого, что ли? – с каждой секундой тревога росла, и сейчас в ней уже начинал закипать гнев от абсурдности происходящего.
– Типун тебе на язык, Татьяна, что говоришь?! – еще раз тяжко вдохнув, мужчина таки заговорил. – У нас контракт был с Клементьевым, помнишь?
– Личная охрана и охрана предприятий, так ведь? Олег там каким боком?
– Заказчику нужна была дополнительная группа охраны для встречи важных гостей из столицы, утром сегодня в аэропорт отправился Олег с ребятами, и началось… Кто-то их пас, пытались подрезать… в итоге крупная авария на объездной дороге из-за попытки наших ребят уйти от погони. Клементьев, узнав о шумихе, контракт с нами разорвал, столичных гостей побоку, а сам, кажется, куда-то уехал.
– Так, ясно. Ну, неустойку он нам заплатить будет должен, все это в контракте прописано, так что не волнуйся, в деньгах не сильно потеряем. Наши все целы? Завьялов из-за этого тут? И ладно, разберемся, – уже, перебирая в уме пункты контракта и заявления для прессы по инциденту на дороге, мысли завертелись, как колесо.
– Завьялов здесь из-за гостей, они важны не только… в общем, теперь это наши новые клиенты.
– Саныч, ты же не сдернул бы меня из-за этого, правда? Степка на месте с контрактом бы разобрался, а все остальное я могла бы и по телефону сделать. Это ведь не все?!
Мужчина грустно улыбнулся, повернулся к дверям своего кабинета, и открыл дверь, приглашая меня зайти.
– Нет, милая. Тебя попросили явиться наши новые клиенты.
На слове «клиенты» в его глазах такая злость сверкнула, что у Татьяны самой поджилки затряслись. Подобное поведение, а уж эмоции, Саныч открыто проявлять себе не позволял и заходить в глубь знакомого кабинета ей вмиг расхотелось, но ноги шли, и ничего, точнее никого, необычного не было заметно, пока мужчина, стоящий возле окна к ней спиной, не повернулся и не показал до боли знакомое лицо, а голос, волновавший ее столько лет, теперь снившийся в кошмарах, не произнес:
– Здравствуй, Таня!
Несколько секунд ступора, а потом дрожь прошла по телу едва ощутимой волной, ком встал в горле, а паника нахлынула с такой силой, что первым порывом при виде этого конкретного мужчины было сбежать. Развернуться и сбежать… далеко… спрятаться в самый темный угол, забиться, и никогда не видеть этих глаз, не слышать голоса, не видеть лица. Забыться навсегда и не помнить, как он умеет любить, и как умеет делать больно. Эмоции бушевали, пальцы рук подрагивали, а ком в горле не давал возможности и слова сказать, потому что голос бы ее выдал.
Руки сжаты в кулаки, на лице и мускул не вздрогнул, все внутри,– и только там все бурлит, кипит и переливается через край ее самоконтроля. Она тренировалась держать лицо с четырнадцати лет, так что была уверена, что и в глазах ничего не отразилось, но вот в голосе … могло. Потому, сглотнув комок, она просто кивнула ему и обратила свое внимания на другого человека, также смотрящего на нее, – с этим можно и поговорить. Не так больно будет.
– Я так понимаю, вы и есть столичные гости? А Завьялова где потеряли? – Костя, к которому она обращалась, лишь едва заметно скривил губы на ее нежелание здороваться с его партнером по бизнесу, но словами свое отношение выражать не стал… и на том спасибо.
– И тебе привет, Таня. Рад видеть. Жаль, что обстоятельства не слишком радостные, – он поднялся со стула, на котором до этого вольно расположился, и, раскрыв объятия, направился к ней. Обнял, клюнул в щеку и вернулся обратно. – А господин Завьялов сейчас подойдет, он, знаешь ли, тебя тоже заждался.
– Не совсем понимаю, зачем я здесь? Ты, Костя, моему заму не доверяешь?
– Я-то доверяю, мы оба, – при этих словах он головой кивнул на мужчину возле окна, – доверяем, но с прокуратурой шутки плохи, а у нас в вашем городе доверенных лиц нет. А ты человек проверенный, вот и поприсутствуй при даче показаний.
– Заместитель генерального прокурора сам лично будет брать у вас показания по поводу произошедшей погони и аварии? Шутишь? Или его понизили, а я не в курсе? – легкое замешательство было всем понятно,– не такого размаха было дело, чтоб тут такие люди появлялись.
– Дело под его личным контролем. – Сан Саныч занял свое место за столом, стараясь на нее не смотреть. Ну, это ясно. А вот обращать внимание на речи другого персонажа она не собиралась: слышать слышала, но реагировать себе запрещала. Пусть это и выглядит нелепо, некрасиво, и просто по-детски, по-другому она не могла.
– Это ведь не все? Такая заинтересованность и контроль на пустом месте не появляются. У вас была обычная рабочая поездка или личная? – задавался этот вопрос, глядя на Константина, но отвечать он не спешил. – Чего молчим, господа? Пока есть возможность, говорите, -неприятности с прокуратурой, думаю, никому не нужны.
– Мы открываем филиал здесь, регион перспективный, новое направление. Бумаги готовы, даже получили поддержку вашей администрации, но, кажется, кто-то решил нам планы подгадить. Пока разберутся, пока оформят все… время идет, а это деньги.
– Большие деньги?
– Немалые. Мы тут уже неделю, сняли офис, набрали штат, кое-кого привезли из столицы сюда, перспективный контракт заключили, начинаем работу. А теперь, видимо, застопоримся на некоторое время.
– Думаете, это местные подставляют или же из ваших кто?
– Я пока ничего не думаю, не тем голова забита.
Ответить она не успела, и слава богу, потому что терпение не безгранично. Впервые она была рада появлению бывшего одноклассника, который теперь занимал довольно высокий пост, но как был дрянным человеком, таким и остался.
Дальше обсуждение пошло более конкретно, заключили контракт не только на предоставление охраны личной, для офиса и для новых объектов их работы, но и на сопровождение юрисконсультанта. Вот на этом вопросе Татьяна застопорилась. Она-то, дура, надеялась, что в городе останется Костя, но у того какие-то дела, не терпящие отлагательств в Москве, а потому здесь оставался Дима, и он был этому несказанно рад. Славик записал показания, все подробно и, как положено, по протоколу. Странно, конечно, такому чину и таким заниматься, ну да ладно, это их заморочки, влезать еще и туда – лишние проблемы на головы уже ее подчиненных. Свои вопросы сами между собой пусть решают. А то она не знает, кто представляет интересы губернатора, вот он, сидит и зубы скалит, небось, опять поужинать позовет, ирод!
– Фронт работ намечен, позвольте откланяться, если ни у кого больше вопросов к нашим клиентам нет?
Завьялов только сейчас обратил внимание на напряженную молодую женщину, и грешным делом списал это на себя, но, как оказалось, зря. Удивленно смотрел на нее, видел, как и всегда, красивую Таньку, по которой сох класса с восьмого. У всех их девчонок поперли тогда груди-попы и все остальное, а она была как-то по-особенному красива. С ней не хотелось просто переспать, с ней хотелось быть рядом. В школе, правда, она ни с кем не встречалась и вообще не слишком-то общительной была, в университетские годы они в разных группах учились на юрфаке, а потом она вообще пропала. Вернулась вот недавно, и вся такая из себя штучка столичная. Умная, красивая… говорили, замужем была, но развелась, а его все динамит. Он и зовет-то уже из принципа только. А сейчас отчего-то напряженная сидит, на Константина этого уставилась, а кулаки аж побелели, так сжала их.
– Ты чего такая, а, Тань? Случилось чего? – он не обратил внимания, как от такой заботы у Дмитрия перекосило лицо, потому и проявил неуместную заинтересованность к бывшей однокласснице, а сейчас просто к красивой женщине, которую он уже несколько раз звал поужинать и, каждый раз получая отказ, не понимал, что делает не так.
– А вы, Вячеслав Николаевич, с каким умыслом интересуетесь делами чужой жены? – гнев Димы был бы заметен и слепому, глухому и всем прочим людям в комнате, но Завьялов не додумался сообразить, что его несбыточная мечта поужинать с женщиной, с которой сам Дмитрий носит одну фамилию на двоих, у него в цельную картину не сложилась, потому от взбесившейся женщины он отшатнулся как от чумной.
Стоило ему только назвать ее женой, как терпение у нее лопнуло. Вылетела из кабинета, еще и дверью хлопнула напоследок.
Нет у него права так называть ее. И своей считать тоже права нет. И развод она получит совсем скоро. Вычеркнет навсегда из памяти пять лет брака, несбывшиеся мечты, надежды. А, главное, -его вычеркнет.
Она твердила себе это каждый раз, просыпаясь и засыпая. Это была ее мантра на спокойный день и спокойный сон. Повторяла каждый раз, стоило только вернуться в этот город. Повторяла практически каждую секунду, пока действительно не поверила в это. Что сможет хоть когда-нибудь прекратить любить его. Любить его и мучить себя. Потому что, он, Дима, больше ей не принадлежит, и она ему тоже. И семьи больше нет. Их семьи, мира, где она была безумно счастлива какой-то год назад,– нет.
Ничего этого больше нет. И сердца ее тоже нет. Там, где было сердце, теперь пустота, что затягивает с каждым днем все больше, и она, Татьяна, с этой пустотой бороться уже устала. Выдохлась. Сдалась.
И летела она к своей машине, сдерживая свою боль и навернувшиеся на глаза слезы совсем не потому, что безумно скучала по нему, не потому, что тоска в груди ей выгрызла все нутро, и не потому, что она устала любить этого мужчину через всю причиненную им боль. Совсем не поэтому. Соринка… Просто соринка попала в глаз.
Плевать ей было на то, что подумали мужчины, оставшиеся в кабинете, плевать. Она должна думать о себе. И главное сейчас,– это не сидеть и не рыдать, как дура, на парковке перед офисом, а показать внимательно наблюдавшему за ней в окно мужчине, что ей все равно на его присутствие, не дать ему и малейшей возможности снова разрушить саму ее суть, и ее жизнь.
Домой, к несчастной бутылке вина, а может еще одной бутылке… кажется, у нее оставалась водка с очередных посиделок Саныча и Олега в ее квартире, алкоголиков несчастных.
***
– Не трогай ее сейчас, Дима. Дай в себя прийти.
Дмитрий смотрел в окно, наблюдая за напряженной, натянутой, как струна, спиной, видел нервный шаг, видел, как Таня старается не лететь бегом,– прочь от него, – а идет медленней, чем ей хотелось бы. Все это он замечал, и каждый ее нервный шаг рвал ему душу.
Заслужил и такую ее реакцию, и не слишком дружелюбный взгляд Сан Саныча. Все это он знал. Что не простила. Что развода жаждет. Что сюда сбежала, под крыло единственного оставшегося для нее родного человека в надежде спастись от него. Но смириться так и не смог. И развод она не получит, не потому, что он боится, что (с ее-то головой) может без штанов остаться, это его волнует в последнюю очередь, просто… она – его жена. И не может его не любить. Он видел это в ее глазах, хоть старалась она все спрятать и взять под контроль, но он заметил. И пусть ее боль, злость, гнев тоже увидел, только отпустить не мог.
Понимал, что надо время ей дать. Еще тогда понимал… и дал время. Себя убивая, но дал время.
Год. У нее был целый год без него. И у него этот год был, но без нее. Худшее время его жизни.
И сюда он ехал за ней, чтобы вернуть домой. В их общий дом.
– Дима, мне ехать надо. Или остаться до понедельника? – друг отвлек от наблюдения уже за пустой парковкой.
– Езжай, на праздниках все равно ничего делать не будут, и никакой особый контроль не поможет. Потом вернешься.
– Точно? – от уточнений только нетерпеливо отмахнулся. Его мысли были с ней. С его Таней.
– Ох, Костя, не видишь, что ли? Не до тебя ему сейчас, он жену увидел и пропал. Езжай, ждут тебя там.
– Вам-то откуда знать, Сан Саныч? – Костю, правда, ждали, только не дела и не работа. В его жизни такие перемены произошли, что у того голова кругом пошла, но перемены приятные и значимые. Не все гладко, но он делает все для будущей семьи и сына, -Дима это знал, и задерживать его в городе смысла не видел. Его сердце там, в столице, осталось и бьется это сердце теперь для сына. Работа подождет.
– Я, знаешь ли, Константин, многое знаю и про тебя, и про него. Мы с тобой еще предметно обсудим все, как вернешься. Езжай, парни проводят, – им двоим, наверное, почудилась в интонациях Саныча угроза Косте. Вот если бы он Диме, при встрече, сразу в рожу зарядил, или парней своих попросил, Дима бы это понял, потому что заслужил, а вот Косте-то за что такое предупреждение в голосе могло достаться? Интересное кино. Наоборот, вместо заслуженного мордобоя их встретили, проводили, практически, в лучшем виде и сейчас вот вроде гостеприимство проявляют. Да, ситуация. Пойми, что старый хрыч выкинуть может.
Костя развернулся и пошел к двери, говорить ничего не стал. Что толку? Саныч туману напустить мастак, лис старый, а все туда же, загадки загадывает.
Димка вон сам не свой. Дров наломал за год, так и не расхлебал, все только хуже стало. Так что просто молча рванул к тому, кто нуждался в нем сейчас больше всего на свете, а друг понимает, что, конечно, радует, потому как работу никто за него не сделает. Вот и будет пока мотаться из города в город, а там уж посмотрит, что и как.
Костя свинтил, да так быстро, что мужчины опомниться не успели, но оба понимающе усмехнулись. Только Саныч грустно, а Дима чуть радостней. За друга он всегда порадоваться готов. С Костей они знакомы давно, еще с начальных классов, практически, оттого такие перемены в друге его откровенно радовали. Совсем недавно он родителей потерял, а больше никого и не осталось. И вот, бац, кое-кто нашелся. История некрасивая, даже откровенно говоря, хреновая история. Это для Димы Костя друг, и он принимал его всегда таким, какой он есть, а вот для других Костя другой. Сволочной мужик, а для баб так и подавно. Никогда не церемонился с ними, пользовался… да там, наверное, такое количество их собраться может, что население Китая позавидует. Но тут вышел сюрприз, как говорится. От кое-каких занятий дети появляются, а Костя об этом позабыл, вот теперь вроде радуется, но за голову тоже хватается.
Все эти мысли в его голове промелькнули общим фоном, главным было другое. Жену он увидел. Не изменилась совсем, похудела, правда, сильно,– ветер подует, снесет наверняка. Он ее любой любит. И плачущей, с красными глазами и распухшим носом, невыспавшуюся, ворчащую на него по утрам, злую, веселую. Он любит ее всякую и всегда. Жаль, что любовь эта от ошибок их не уберегла. И ее, и его. Его, конечно, больше.
А сейчас, в глазища ее зеленые заглянул и пропал, как в первый раз. Год ее не видел, столько раз рвался приехать, брал билет, но не решался. Знал, что права не имеет ее тревожить, лучше время дать успокоиться, знал, но без нее не мог. И она с ним не могла, вот и сбежала.
Теперь увидел и четко понял, пока не вернет ее, не уедет никуда. Будет по пятам за ней ходить, под подъездом караулить, неважно, что еще сделает, но без нее не вернется ни в какую Москву или другой любой город. Только с ней.
Один только Бог знает, как он сейчас сдержался и не бросился ее обнимать, целовать, просто прикасаться к ней. Ему бы очень хотелось взять ее за руку, поцеловать ладошку, ощутить, как от его прикосновений, столь невинных, учащается пульс на запястье. Зарыться лицом в мягкие русые пряди, вдохнуть привычный запах. Прижать ее к себе и замереть на пару минут, просто ощущая ее настолько близко рядом с собой. Поцеловать теперь впалые щеки, тени под глазами, едва появившиеся морщинки в уголках губ и глаз. Целовать все ее слезы, выплаканные из-за него, забрать все тревоги и печали. Вновь сделать ее счастливой. Насладиться прикосновением ее упрямых губ, почувствовать ее маленькие ладони на собственных плечах, в волосах, на щеках. Он бы многое отдал, чтобы просто быть рядом с ней и не бояться, что своим одним присутствием делает ей невыносимо больно, напоминая о том, чего лишил их обоих.
– Вот смотрю я на вас, молодых и глупых, и думаю, сколько еще времени своего разбазарить вы готовы, а, Дима? Ты делать-то что будешь? К себе она тебя не подпустит теперь.
– Не знаю, Сан Саныч, но я верну ее.
– Вернет он ее. Я тебе еще тогда что сказал, помнишь? Замуж ее выдавал за тебя, доверил, а ты что же? Удавил бы, как кутенка неразумного, да только любит Татьяна тебя, видеть не может, а любит. За что счастье тебе такое досталось, не скажешь мне, Дмитрий Сергеевич? Как проворонить умудрился-то? Танька молчит. Приехала, только и сказала, что на развод подала, а больше ни слова. Я-то, дурак старый, думал, в руки надежные отдал, а ты? Как исправлять-то будешь? – и вроде Саныч его журил по-доброму, но глаза горели зло, непримиримо зло. И будь действительно у него возможность, Саныч бы его удавил. Дима бы и сам такое за дочку свою сделал, правда, Таня ему не дочь, но близка к этому понятию.
– Адрес ее новый дадите?
– Ты нахрапом лезть задумал? Смотри, чтоб Кирилл с лестницы не спустил, тот тоже защитничек, от себя не отпустит и тебе места в ее жизни не отдаст. – Саныч усмехнулся, глядя на него. – А ты что думал? Она вернулась домой, ко мне и к нему, больше здесь ее никто не ждал. И я понимаю, что как бы она не сопротивлялась, как бы не злилась на тебя, ты ее муж любимый. Простит рано или поздно, не знаю, уедет ли, но простит. Кирилл же… тяжко ему тут без нее было, и сейчас тоже тяжко. Сам-то себя помнишь в таком возрасте? Если ссора, то навсегда, если дружба, то навечно. Таня его спасает, а он ее. Вот и все, Дима, вот и все.
– Так адрес дадите?
– Куда ж я денусь-то? – он еще раз внимательно поглядел на Диму, вздохнул, но взял бумажку и адрес записал. – На охране скажешь, что вернулся из командировки и покажешь паспорт, пропустят без предварительного звонка хозяйке. Сама она тебе разрешение не даст, ты ж упрямство ее не хуже меня знаешь.
– За это и люблю Саныч, упрямство ее люблю.
Как бы ни хотелось ему сейчас рвануть по нужному адресу, перво-наперво нужна гостиница, душ, переодеться и только после уже ехать к ней.