Память, что зовется империей

Глава 5

До того как тейкскалаанцы массово вышли с орбиты – когда мы еще были прикованы к единственной бедной ресурсами планете, усеянной теми городами, что нам удалось возвести в степях, пустынях и на соленой воде, пока мы все же не переросли сию скорлупу, – до того как Первый Император повел нас в черноту и обрел рай, что станет Городом, у наших вождей было в обычае набирать среди ближайших товарищей дружину, связанную кровавой жертвой: лучших и самых доверенных друзей, самых важных соплеменников, готовых по зову долга опустошить все свои вены в пригоршню императора. И называли тех дружинников эзуазуакатами, как зовут и по сей день, и сила их несет волю императора меж звезд. Первую эзуазуаката Первого Императора звали Один Гранит, и начинала она так: родилась она от копья и коня и не знала ни града, ни космопорта…

«Тайная история императоров», 18-е издание, сокращенное для яслей

* * *

… Совет должен состоять не менее чем из шести (6) советников, каждому дается один голос по всем важным вопросам, а в спорных ситуациях последнее слово остается за советником по пилотам в знак того, что этот советник символически представляет первого капитана-пилота, который вывел станции в сектор Бардзраванд. Советники назначаются следующим образом: советник по пилотам – одним голосованием действующих и отставных пилотов; советник по гидропонике – решением предыдущего советником по гидропонике, в случае его смерти – по его завещанию, в случае отсутствия завещания – общим голосованием среди жителей станции Лсел; советник по культурному наследию – решением наследника имаго от предыдущего советника…

Из устава руководящего Лселского совета

Никто ее не похитил.

После утреннего нагнетания поездка обратно во дворец на пассажирском сиденье транспорта Солнечных была достаточно разочаровывающей, так что на Махит успела навалиться слабость и дрожь от всего выплеснутого адреналина. Очень хотелось закрыть глаза, приложить голову к мягкому подголовнику и перестать думать, реагировать или вообще очень стараться. Если бы она так и сделала, этот Солнечный – а то и все остальные; надо будет спросить о них Двенадцать Азалию или кого-нибудь еще, кто коллекционирует интересные факты из медицины, если шанс вообще представится – узнает, что она делает. Так что она сидела навытяжку и вперилась в дорогу перед собой, пока они вертикально поднимались по уровням Города. Здания утончались, становились все более замысловатыми, крепче стягивались мостиками из стекла и стали с золотыми прожилками, пока транспорт не вернулся в дворцовый комплекс и Махит почти узнала, где находится. Еще не настолько, чтобы объяснять дорогу другим, но, возможно, достаточно, чтобы не заблудиться самой.

Солнечный не отставал от нее всю дорогу через две площади и мешанину коридоров в крупнейшем здании Дворца-Север – розово-сером полупрозрачном кубе, который поджался, словно сияющая крепость, и кишел тейкскалаанцами в костюмах серого цвета, переходящего в розовый или белый – по символическим причинам, каких Махит не знала без помощи имаго. Они провожали ее взглядами с озадаченным интересом, и по праву, полагала Махит: она все еще была в крови Пятнадцать Двигателя. Что подумает Девятнадцать Тесло в своем идеально белом платье, Махит не знала и особенно не переживала.

Офис эзуазуаката – он же, подозревала Махит, ее апартаменты, если взять за общегородской образец свое собственное жилье – начинался с просторного и светлого помещения за дверью все того же розово-серого цвета, которая раздвинулась, несмотря на кодовый замок, как только Солнечный объявил, что Махит Дзмаре прибыла на встречу. От Махит не ускользнул саркастический выверт интонации. Впрочем, ее план был довольно прозрачный. Тонкость – для тех случаев, когда есть время подумать. Пол за дверью был синевато-серым, огромные окна – розового оттенка, чтобы небо не заливало светом множества голоэкранов в рабочем пространстве, паривших вокруг Девятнадцать Тесло широкой дугой, словно схематичная солнечная корона. Она все еще была во всем белом, но где-то сбросила камзол и рукава закатала до середины предплечий. Присутствовали и другие тейкскалаанцы – слуги, помощники или чиновники, – но она сияла среди них, привлекая глаз. Махит задалась вопросом, с какого возраста она начала так одеваться, хотела было спросить Три Саргасс, но вспомнила, что Три Саргасс где-то в больнице, в Городе. Попыталась выпрямиться, несмотря на ноющую боль там, где бедро придавила стена ресторана.

Девятнадцать Тесло смахнула три голограммы мановением запястья: две – текстовые, а одна – что-то вроде масштабной модели плазы Центр-Девять, вид сверху. Их остаточные изображения все еще светились.

– Спасибо, – сказала она Солнечному, – за то, что в целости доставили посла Дзмаре на встречу со мной. Вашему взводу объявят благодарность; я об этом позабочусь. Вольно.

Солнечный безропотно растаял обратно в дверях – и Махит осталась одна на территории эзуазуаката. С угрюмым профессионализмом подняла руки для формального приветствия.

– Вы только посмотрите, – сказала Девятнадцать Тесло. – Какая корректность после такого утра.

Махит обнаружила, что терпения у нее уже не осталось.

– Вы бы предпочли грубость?

– Конечно, нет. – Она оставила заботам помощников дисплеи и прозрачные информационные окна с бегущим текстом, подошла к Махит. – Ты молодец, что добралась сюда. Твой первый умный ход с самого прибытия.

Махит ощетинилась:

– Я приехала не для того, чтобы меня оскорбляли…

– Я не имела в виду ничего подобного, посол. И не изволь волноваться – это только первый умный ход; но ты успела проявить и смекалку.

Различие слов было обидным; слово «смекалка» относилось к звериной хитрости аферистов и лоточников на рынке.

– Полагаю, как любой варвар, – ответила Махит.

– Не любой, – сказала Девятнадцать Тесло. – И получше многой молодежи, которая оказывалась при дворе в особенно беспокойное время. Ты можешь расслабиться? Я вовсе не горю желанием тебя допрашивать, пока на тебе чьи-то чужие телесные жидкости, а кроме того, ты же сама практически попросила об убежище.

– Не просила, – сказала Махит.

– Но нашла, если тебе так больше нравится. – Она стрельнула глазом за туманным стеклом облачной привязки, вслед за чем рядом выросла одна из ее помощниц. – Пять Агат, будь добра, проводи посла Дзмаре в душ и предоставь одежду по росту.

– Конечно, ваше превосходительство.

Что оставалось, кроме как подчиниться? Хотя бы, думала Махит, буду чистой заложницей.

* * *

Душ не выглядел роскошным или броским. Облицованный успокаивающей черно-белой плиткой, с горячей водой, с настенной полкой для множества средств для волос, которые Махит не трогала, – личная полка Девятнадцать Тесло? Или какой-то общий душ для всех ее работников? Казалось, она из тех, кто требует от всех своих жить в непосредственной близости, но нет, это литературный штамп, а тейкскалаанцы все же люди, как бы ни старались от них отличаться. Махит встала под водой и следила, как по рукам в сток сбегает все, что осталось от Пятнадцать Двигателя.

Потянулась за мылом – бруском, а не жидким, как в станционных душах, – и стоило руке появиться в ее поле зрения, с вытянутыми пальцами, в совершенно обычном движении, как рука оказалась не ее, а грубее, крупнее, с плоскими, квадратными и наманикюренными ногтями, – за этим мылом, в этом душе тянулась рука Искандра. Вода теперь била по плечам ниже – из-за разницы в десять сантиметров роста. Ее самоощущение заглушили форма торса и центр тяжести – в груди, а не в бедрах. Так же она себя чувствовала, когда их впервые интегрировали, совсем недолго – форму скорее его тела, чем ее, физическое наложение, – но как он попал в душ эзуазуаката Девятнадцать Тесло?

«Искандр?» – попыталась позвать она опять. Молчание. Чужие ноющие мускулы – некая приятная усталость.

И вот она стала собой, в своем собственном теле, удвоение и проблеск памяти ушли: одна в душе, наедине с болью от синяка на бедре, безо всяких признаков чужого тела, вспоминала, как именно Девятнадцать Тесло назвала его другом, как именно касалась лица мертвого Искандра со странной нежностью.

Ведь совершенно в характере Искандра переспать с женщиной, зовущей себя Блеском Ножа. Этот искрометный амбициозный человек, который влился в новую комбинацию себя и Махит Дзмаре, человек, который ответил «наверняка крамола» на вопрос о том, что он мог натворить, – чего же еще от него ожидать.

И это объяснило бы готовность Девятнадцать Тесло предложить убежище. Или же Махит просто накладывает на собственный нынешний опыт секундный неврологический сбой, какой-то электрический сигнал в имаго-аппарате, сказавший, будто ее тело – это тело Искандра. Вполне возможно, не стоит доверять ничему, что прямо сейчас может выдать имаго, – если она и он действительно повреждены (или саботированы – ее передернуло под струями воды).

Махит отскоблила руки с мылом и сполоснула. В душе благоухало каким-то темным деревом и розами, и померещилось, что и этот запах ей знаком – или, по крайней мере, она его помнит.

После она оделась в то, что оставила Пять Агат, – во все, кроме нижнего белья: она не собиралась носить чужие трусы, и ее вполне сойдут, да и лифчик принесли скорее для тех женщин, кому лифчики нужны куда больше, чем, строго говоря, Махит. Все остальное было мягким, белым и качественным – как брюки, так и блузка. Махит пожалела, что не может надеть поверх свою куртку, но та была испорчена безвозвратно. Придется выходить из душа босиком и, как она подозревала, в собственной одежде Девятнадцать Тесло.

Заложница, но чистая.

Когда она вернулась в центральный офис, кто-то уже сервировал чай.

Девятнадцать Тесло с головой ушла в работу, переставляла вокруг себя голограммы и проекции с текучим ритмом, так что Махит пока присела за низким столиком с чаем и принялась ждать. Поднимался легкий запах, цветочный и чуть горький. Пиал было всего две, мелкие и керамические, чтобы держать в пригоршне. На станции Лсел чаепитие не было и близко настолько формальным: пакетики, кружки да микроволновки для разогрева воды. Если Махит и пила стимуляторы, то выбирала кофе – с той же самой процедурой, только вместо чайных пакетиков – сублимированные молотые зерна.

– А вот и ты, – сказала Девятнадцать Тесло. Она села напротив Махит и разлила чай по пиалам. – Тебе уже лучше?

– Благодарю за радушие, – сказала Махит. – Я это ценю.

– С моей стороны было бы неразумно ожидать, что ты будешь готова к разговору раньше, чем придешь в себя. Судя по новостям с плазы Центр-Девять, могу представить, что утро у тебя выдалось тяжелым. – Она взяла пиалу и отпила. – Угощайся, Махит.

– Я не хочу умалять ваше гостеприимство, переживая из-за яда или наркотиков.

– Вот и хорошо! Сэкономишь мне время, не придется убеждать, что там нет ни того, ни другого, и если только со времени прилета Искандра на Лселе не изменилось понимание человека, то для твоей физиологии чай совершенно безопасен.

– Мы все еще такие же люди, как и вы, – сказала Махит и отпила. Чай укреплял, в горле долго держался горько-сладкий зеленый вкус.

– Согласна, двадцать лет – едва ли срок для значительного генетического сдвига. А все остальные определения довольно произвольны, меняются от культуры к культуре.

– Уверена, теперь вам бы хотелось, чтобы я спросила, что сейчас в Тейкскалаане произвольно считается нечеловеческим.

Девятнадцать Тесло постучала указательным пальцем по стенке пиалы. Кольца звякнули – металл по фарфору.

– Посол, – сказала она, – я была другом твоего предшественника. Возможно, одним из немногих, хотя, надеюсь, не все так, как мне видится. В память о нем я предлагаю тебе беседу. Но можем сразу перейти к концу, если предпочитаешь не возводить здание взаимного доверия на общей почве. – У ее улыбки, когда та появилась, был тот самый блеск ножа, попавший в ее эпитет. – Я бы хотела побеседовать с Искандром. Либо перестань притворяться Махит Дзмаре, либо дай говорить ему.

«В точности как нож», – подумала Махит.

– Со всем уважением, эзуазуакат, не могу помочь ни с тем, ни с другим, – сказала она. – Первое невозможно, поскольку я не притворяюсь собой. Второе гораздо сложнее, чем вы предполагаете.

– Ясно, – сказала Девятнадцать Тесло. Сжала губы. – Почему ты не он?

– На Лселе вас бы назвали философом, – сказала Махит и тут же об этом пожалела. В Тейкскалаане это слишком фамильярное утверждение даже с формально-уважительным «вы» – но она не знала, как сформулировать иначе, не выбрав себе заранее ролевую модель ради отсылок и подражания, как Три Саргасс, очевидно, выбрала Одиннадцать Станка.

– Очень лестно, – сказала Девятнадцать Тесло. – А теперь объяснись, Махит Дзмаре – полагаю, однажды твое тело носило это имя, так что меня вполне устраивает называть тебя так, как тебе угодно, – объяснись, почему ты не мой друг.

Махит поставила пиалу и опустила ладони на белую ткань позаимствованных штанов. Девятнадцать Тесло поразительно превратно понимала теорию имаго: что за мысль, будто Искандр разгуливает по миру в ее теле, заместил, стер или убил ее собственную личность, оставив одно имя? Станция не растрачивала своих детей. Мутило уже от одной идеи – и слишком ярко вспомнилось мгновение в душе, когда она вовсе не чувствовала себя собой. Была не собой – но и не совмещенным человеком, которым им полагалось стать с Искандром.

– Объяснюсь, – сказала она, – но сперва ответьте вы: бомба на плазе Центр-Девять предназначалась для меня или для Искандра?

– Сомневаюсь, что для кого угодно из вас, – сказала Девятнадцать Тесло. – В самом худшем случае – для Пятнадцать Двигателя, и то я сомневаюсь. Жертвами внутреннего терроризма чаще становятся просто от того, что попадают не в то время не в то место. Умеренный случай политической неудовлетворенности вроде связей Пятнадцать Двигателя с бунтом на Одилии – это едва ли повод его взрывать, особенно если учесть, что местные подрывники поддерживают бунты.

Махит подавила желание задать тот вопрос, который утром не задала Три Саргасс – «бунт на Одилии? Что там происходит на Одилии?», – поскольку почти не сомневалась, что эзуазуакат пытается сбить ее с мысли. Ее не собьют с мысли, не сейчас. В свое время можно поинтересоваться и об Одилии, и о подрывниках; но прежде крупных проблем Города нужно знать, чего от нее хочет Девятнадцать Тесло.

Девятнадцать Тесло наблюдала, осмыслила ее молчание. И продолжила:

– Знаю, я не ответила на твой вопрос: знает ли кто-нибудь, кроме меня, об имаго-аппаратах на вашей станции.

Слишком проницательна. Слишком матера. Сколько лет она уже при дворе? Десятилетия. Дольше Искандра. И как минимум половину этих лет провела в опасном внутреннем круге императора. Очевидно, тут тонкость и наводящие вопросы не помогут.

Словно нож, напомнила себе Махит и постаралась стать ее зеркалом.

– Что, по его словам, должно было случиться после его смерти?

– Что невозможно представить, чтобы Лсел отправил следующего посла без его имаго. Что это будет… как же он выразился. Невообразимой тратой знаний.

– Похоже на Искандра, – сухо отозвалась Махит.

– Правда же? Заносчивый человек. – Девятнадцать Тесло отпила чай. – Значит, ты его знаешь.

Махит пожала плечом.

– Меньше, чем хотелось бы, – сказала она, что было правдой, хоть и не всей. – А каким, по его словам, должен быть следующий посол? Когда тот прибудет в Город вместе с его имаго.

– Молодой. Не обо всем осведомленный. Бегло владеющий тейкскалаанским – на необычном уровне для варвара. Он с радостью вновь встретит друзей и вернется к работе.

– У нас есть термин, – сказала Махит. – «Устареть». Искандр, которого знаю я, не тот, которого знали вы.

– Так вот в чем наша проблема?

Махит медленно выдохнула.

– Нет. Это очень маленькое подмножество проблем, которые у нас могут быть.

– Вообще-то, Махит Дзмаре, это моя работа – решать проблемы, – ответила Девятнадцать Тесло, – но обычно все становится намного проще, когда я понимаю, в чем они заключаются.

– Проблема в том, – сказала Махит, – что я вам не доверяю.

– Нет уж, посол. Это твоя проблема. А наша проблема – что я все еще говорю не с Искандром Агавном и что, несмотря на его зримую смерть, те же самые волнения, которые давно длятся в моем Городе и окружали его – и даже его дальних знакомых вроде Пятнадцать Двигателя, – теперь окружают и тебя.

– Я ничего не знаю о других бомбах, даже того, что они были, – сказала Махит. – Или о связи Пятнадцать Двигателя с теми, кто их закладывает, или с теми, кто закладывает их против него.

«Те же волнения». Что же натворил Искандр? Впрочем, знай она это, знала бы и кто его убил – или хотя бы из-за чего он умер. А также способно ли это повлечь ответный удар в виде множества смертей среди гражданских. Сомнительно: когда перед его исчезновением она спросила, что он мог натворить, он ответил «крамола», но «крамола» – это одно, а «бессмысленные смерти» – другое, и она представить себе не могла, чтобы была совместима по способностям с имаго того, кто считает терроризм приемлемым побочным эффектом политических действий.

– Бомбы в дорогих ресторанах в центре Города, на мой взгляд, – это уже эскалация, – сказала Девятнадцать Тесло. – Другие схожие инциденты не выходили за пределы внешних провинций. Отсюда мое предположение, что Пятнадцать Двигатель связался не с теми людьми – к своему сожалению и итоговому расчленению.

Махит спросила себя, не пошутила ли сейчас Девятнадцать Тесло. Трудно сказать – юмор, если он вообще тут был, сверкнул так резко. Такая шутка освежует человека раньше, чем он почувствует боль.

– Возможно, вы с ним всего лишь случайные жертвы, Махит, – продолжала Девятнадцать Тесло. – Но я знала Искандра, и потому сложно не задуматься.

– О чем задумываюсь я, – осторожно сказала Махит, – так это почему началась эскалация внутреннего терроризма. Если уж говорить о внутренних волнениях. Сколько у вас было взрывов?

Девятнадцать Тесло не ответила прямо. Махит этого ожидала.

– Спрашиваешь потому, что ты «устарела», мм?

– Да. Имаго, который я получила, – и вот Махит снова «крамольничала», второй раз за сутки; может, они с Искандром все-таки подходят друг к другу, так легко это давалось, – сняли с Искандра, когда он прослужил послом всего пять лет.

– И правда проблема, – сказала Девятнадцать Тесло – с сочувствием, так что стало только хуже.

– Но не наша, – продолжила Махит. – Я сомневаюсь, что вы, ваше превосходительство, правильно понимаете, что такое имаго.

– Так просвети же.

– Это не воссоздание. И не двойник. Это… представьте это в виде языковой и протокольной программы клонирования разумов.

Словно остаточная мысль – Искандр на задворках разума: <Мечтай>.

В панике она подумала: «Ты там?»

Ничего. Молчание, и эзуазуакат уже снова говорила, и Махит не успевала слушать все сразу, да и все равно наверняка сама выдумала шепот, призванный, словно призрак или пророчество.

– … Искандр точно описывал процесс не так, – договорила Девятнадцать Тесло.

– Имаго – это живая память, – сказала Махит. – Память идет в комплекте с личностью. Или они одно и то же. Это мы открыли довольно давно. На тот момент, когда я покинула станцию, самые старые имаго-линии просуществовали четырнадцать поколений, а сейчас уже идет пятнадцатое.

– Какую же роль на горнодобывающей станции стоит хранить больше пятнадцати поколений? – спросила Девятнадцать Тесло. – Губернаторы? Нейробиологи, чтобы дальше производить имаго-аппараты?

– Пилоты, эзуазуакат, – сказала Махит и вдруг обнаружила в себе яркую и внезапную гордость за станцию – что-то вроде нарастающего патриотизма, который вроде бы раньше не входил в ее эмоциональный лексикон. – Мы и другие станции в нашем секторе с самых времен колонизации региона не привязаны к планете. В нашем секторе и нет небесных тел для проживания, – только планеты и астероиды для добычи минералов. Мы станционники. Мы всегда прежде всего сохраняем пилотов.

Девятнадцать Тесло покачала головой – смешливый, очеловечивающий жест: короткая черная челка упала на лоб, и она убрала ее свободной от пиалы рукой.

– Ну, конечно. Пилоты. Следовало догадаться. – Она помолчала; больше ради театральности, подумала Махит, передышка, чтобы подчеркнуть мгновение радостных взаимных открытий, а потом отмести возникшую между ними двумя связь. – Значит, память идет в комплекте с личностью. Допустим. Тем более интересно, почему ты до сих пор не ответила, по какой такой причине я не разговариваю сейчас с Искандром.

– В идеале две личности интегрируются.

– В идеале.

– Да, – сказала Махит.

Девятнадцать Тесло наклонилась над низким столиком между ними и положила руку на колено Махит. Тяжело, твердо, приковывая к моменту. Махит вообразила, что ее прижимает масса целой планеты, гравитационное падение.

– Но мы говорим не об идеале, – сказала Девятнадцать Тесло, и Махит покачала головой. Нет, далеко нет. – Расскажи, что пошло не так, – продолжила эзуазуакат, и самым худшим было не то, что она не приказывала, а то, что в голосе звучало такое бесконечное, безмерное сочувствие. Махит страдальчески подумала, что начинает учиться техникам допроса. Допроса злых и усталых людей в культурной изоляции.

– Он был здесь, – сказала она, больше всего на свете желая с этим покончить. – Мой Искандр, не ваш. Мы были здесь. А потом – нет. Он замолчал; я не могу до него достучаться. Вот почему не могу пойти вам навстречу, ваше превосходительство. Я бы и рада. Все стало бы проще, учитывая, как тщательно мой предшественник развеял секретность наших государственных тайн. Скрывать уже нет смысла.

– Спасибо, Махит, – сказала Девятнадцать Тесло. – Благодарю за информацию, – и сняла руку с колена Махит; с тем же движением сняла груз своего внимания, все резкое давление скрылось где-то внутри нее. Махит почувствовала… она и сама не знала что. Облегчение, и теперь злость из-за этого облегчения. Теперь – когда ей дали пространство для облегчения. Она сделала два вдоха, как можно ровнее.

– Я была бы Махит Дзмаре, даже если бы имаго остался со мной, как мы обе того желаем, – сказала она. – Пара всегда берет имя новой итерации.

– Станционникам вполне идут привычки станционной культуры, – сказала Девятнадцать Тесло – пренебрежительно, если Махит в этом что-то понимала.

Она попыталась еще раз, по-другому. (Зеркало. Чистая заложница.)

– Я бы хотела знать, с чего вдруг кто-то решил, что убийство Пятнадцать Двигателя – это правильный шаг для эскалации насилия. По вашему премного уважаемому мнению, эзуазуакат.

– Всегда есть люди, которым не нравится быть тейкскалаанцами, – сказала Девятнадцать Тесло сухо и резко. – Которые жалеют, что мы вышли из атмосферы, протянули руки через прыжковые врата от системы к системе и остаемся… ну, вечно цветущим государством под властью такого человека, как Шесть Путь, да направляют его сияющие звезды. Им бы хотелось, чтобы мы стали республикой или перестали аннексировать новые системы, хоть системы сами нас об этом просят, или… что угодно, что кажется здравым с виду и отнюдь нет – если приглядеться. Кое-кто из них становится министрами или мнит, что сам может стать императором и изменить все по своему усмотрению. Тейкскалаанцы испокон веков мирились с подобными неприятностями – о чем тебе, полагаю, хорошо известно. Если ты настолько похожа на Искандра, насколько, по твоим словам, должен быть похож его преемник, то ты знаешь нашу историю.

Махит знала. Знала тысячи повестей, поэм, романов – плохих экранизаций поэм, – и везде рассказывалось о тех, кто пытался узурпировать тейкскалаанский трон солнечных копий и в основном проигрывал – или же преуспевал, нарекался императором и по праву победителя объявлял предыдущего императора тираном, который впал в немилость солнца и звезд и недостоин удерживать престол и потому по заслугам свергнут своей новой версией. Империя всегда переживала передачу власти, даже если не переживал император.

– У меня есть представление, – сказала она. – А какой еще есть тип людей? Ведь внутренний терроризм обычно не служит установлению идеального правления – не может же население получать от этого особого удовольствия и полюбить нового императора.

Девятнадцать Тесло рассмеялась, и Махит почувствовала несоразмерное удовлетворение. Рассмешить эту женщину – такая победа дорогого стоит, она вожделенна, каждый раз – награда. Возможно, Искандр все же был любовником Девятнадцать Тесло – и даже если Махит не хватало его голоса или памяти, по-прежнему оставалась реакция его эндокринной системы.

– Другой тип, – сказала эзуазуакат, когда смех затих, – не ищет власти; они ищут уничтожения существующей системы – и больше ничего. Такие затруднения у нас возникают только иногда. Но данный случай тянется вот уже несколько лет. У нас в последнее время очень большая империя, и мирная, а значит, у людей достаточно времени задуматься о том, что их не устраивает. – Она встала. – Взглянем на инфографики, посол. Работа не ждет – даже интересных молодых варваров вроде тебя и нашего Искандра.

«Нашего?» – подумала Махит с удивлением – и не спросила. Только наблюдала.

Снова возникли слуги, словно так и ждали сигнала; один убрал чай, вторая – водившая Махит в душ, Пять Агат, – окружила себя собственным полукругом голограмм. Продолжает работу, когда начальница закончила извлекать из заложницы чувствительную информацию.

– Сделай сводку, Пять Агат, и скинь мне рапорт Солнечных о допросе выживших, – сказала Девятнадцать Тесло, и Пять Агат ответила элегантно сокращенной версией жеста повиновения.

– Махит, – продолжала Девятнадцать Тесло так, словно она тоже была ее слугой – может, ученицей, так лучше, точнее, – о чем ты намеревалась расспросить Пятнадцать Двигателя? Ваша встреча – самое публичное его появление со времен отставки. Он переехал из дворца и практически растворился во внешних районах. Казалось, что живет он тихо, хоть и недоволен тем, по какой дороге ведет нас его сиятельство император.

Вот что, должно быть, она имела в виду ранее, когда говорила об Одилии: недовольство Пятнадцать Двигателя тем, как империя ответила на одилийский бунт, что бы там ни произошло.

– Я намеревалась спросить, почему умер Искандр, – ответила Махит.

– Анафилактический шок, вызванный аллергией.

– Неужто.

– Подозрительность сослужит тебе добрую службу при дворе, – заметила Девятнадцать Тесло с каменным лицом. Пять Агат за своими активными экранами, кажется, хихикнула.

– Пока что мы говорили друг с другом прямо, – сказала Махит, слегка осмелев. – Разве я могла не попробовать?

Девятнадцать Тесло взмахнула рукой, удалив один набор голограмм и вызвав другой.

– Не знаю, какой конкретно физиологический процесс его убил. В отчете икспланатля говорилось об аллергии.

– Я ожидала большей подозрительности от человека с вашей впечатляющей карьерой при дворе, ваше превосходительство.

Девятнадцать Тесло рассмеялась.

– Ты мне нравишься, посол. Думаю, Искандру ты бы тоже понравилась.

Эта мысль ранила совершенно неожиданным образом. Каким-то чувством утраты, о котором она раньше и не задумывалась, – из-за того, что она скучала по тому Искандру, которого знала. Не каждое звено в имаго-последовательности знакомо с предшественником лично, но если знакомо, то это считалось особенно почетным, – если человека подобрали, а не просто взяли отличника по тестам на способности и по практическим экзаменам. Раньше она думала, что ей все равно: она станет послом, человеком значительным и необходимым, да и, конечно, о личном знакомстве речи вообще не шло: почти никто не возвращался на Лсел из Тейкскалаана, а ее способности оттачивались для отправки в Город еще до того, как она узнала, чье имаго получит и заслужит ли его вообще.

И, тем не менее, теперь ей хотелось бы встретиться с Искандром, воплотившимся для нее только здесь, с чьим трупом ее познакомили. И еще она скучала по дому, скучала по встающей над станцией планете, по временам, когда была умной, амбициозной и еще не обремененной ответственностью, когда они с Шарджей Торел и остальными друзьями болтали в барах на девятом уровне станции и воображали, что будут делать, но еще ничего не делая.

Вслух же она ответила только:

– Нас аккуратно подбирают для совместимости с предшественниками, да.

– Значит, ты понравилась Пятнадцать Двигателю? – спросила Девятнадцать Тесло. – Раз уж вы настолько совместимы, – казалось, что ее забавляет ситуация – или и забавляет, и интригует вплоть до того, что эти чувства становились практически неотличимы.

– Нет, – сказала она. – Я задавала слишком много вопросов, при этом не оказавшись тем, с кем он работал двадцать лет назад, до отставки. А вам нравился Пятнадцать Двигатель?

– Он был скрытным, запальчивым и водил близкие знакомства с несколькими семьями патрициев, которым я не по душе. За срок своей службы в Информации он частенько становился занозой у меня в пальце. Я была рада, когда он ушел, хоть и считала это подозрительным и считаю до сих пор – но после отставки он затих. По крайней мере, на поверхности. Я посещу его мемориал из уважения к хорошему сопернику, давнему собутыльнику и бывшему другу моего друга – прошлого посла Лсела.

Она замолкла и взглянула без выражения прямо на Махит, как темная стеклянная стена. На глазу светилась облачная привязка.

– Для Лсела это сойдет за «нравился»?

– Вполне, – сказала Махит. Ну, конечно же, Искандру хватало обаяния находить друзей и по службе, и вне ее, и не терять их, даже если друг другу они не по вкусу. – Кому выгодна смерть Пятнадцать Двигателя, эзуазуакат?

– Любой, кто не хотел, чтобы ты узнала о старых друзьях Искандра. – Девятнадцать Тесло вызвала новый инфографик и надписала его быстрыми и мелкими движениями пальцев, составляя в воздухе список из слов-глифов. – Но, скорее всего: любой, кто хочет, чтобы все, кто втихомолку протестует против имперских методов подавления бунтов, перестали протестовать. Или тот, кто пытается разжечь общественный страх, в котором в последнее время недостатка нет из-за подобных инцидентов и антиимперских активистов, берущих ответственность на себя. Так что «кому выгодно» – очень интересная формулировка, Махит. Прибавим сюда половину эзуазуакатов, особенно Тридцать Шпорника, кому бы хотелось задушить любую торговлю, идущую в обход системы, где имеет экономический интерес его семья, и кто с радостью ухватится за повод в виде ксенофобии – а ксенофобию спровоцировать несложно, когда тейкскалаанцев взрывают за обедом… а, и ты. Если ты хочешь устранить союзников предшественника, дабы занять радикально новую позицию по дипломатическим отношениям Тейкскалаана и Лсела.