Райан
Леди и джентльмены, держите за меня кулаки. Племянница Скотта Риска будет учиться в средней школе округа Буллит, и наш спор ещё не закончен. Я шагаю по запруженному коридору особенной, пружинистой походкой. Поражение – отвратительное слово. Но оно больше не про меня.
Моё настроение несколько ухудшается, когда я замечаю Криса, прижавшего Лейси к школьным шкафчикам. Его голова наклонена, её – чуть приподнята. Не лучший вариант, учитывая, что кабинет заместителя директора пустует, а сам он бродит где-то по школе. В прошлом году он прочёл нам лекцию о гормонах, плотских позывах и суровых последствиях, которые неизбежно наступят для тех, кто нарушит чужие телесные границы. В переводе на обычный язык: если вас застукают стоящим слишком близко к представителю противоположного пола, то оставят после уроков. А серия чемпионатов на первенство штата требует регулярных тренировок, а не отработок после уроков.
– Задние сиденья в машине никто не отменял, – я встаю сбоку от Лейси и Криса, чтобы загородить их от всевидящего ока замдиректора. – Пользоваться лучше за пределами кампуса.
Крис громко стонет, когда Лейси упирается ладонью в его грудь, и отстраняет на «приемлемое» расстояние. Она испускает сердитый вздох.
– Доброе утро, Рай.
– Вали отсюда, – добавляет Крис.
– Замдиректора вышел на охоту, и в этом году мы не будем переносить тренировки из-за того, что ты будешь сидеть в школе после уроков. Хватит с нас прошлого года!
Крис испускает вздох, неотличимый от вздоха Лейси.
– Тебе нужно срочно завести кого-нибудь.
– Вот именно! – всплёскивает руками Лейси. – Я уже давно это говорю! Только на этот раз – хорошую девушку. Хватит с нас исчадий ада! Мне надоело иметь при себе распятие. Я подумывала даже носить святую воду, но для этого нужно как-то пробраться в церковь и…
– Хватит, – обрываю я.
Гвен и Лейси всегда друг друга ненавидели, но Гвен была моей девушкой. И я не потерплю неуважительного отношения к ней.
Раздаётся первый предупредительный звонок, и мы все втроём направляемся на английский. В проходе между шкафчиками старшей и средней школ нас ждёт одинокий и скучающий Логан. Мы ходим вместе на все занятия, на какие только можно. Ради удовольствия. Ради товарищества. Ради того, чтобы Лейси и Логан помогали нам с Крисом с домашкой.
Поскольку Логан умнее Эйнштейна, а большинство учеников нашей школы тупее бревна, он ходит на уроки к старшеклассникам. В будущем году школа уже не сможет обеспечить нашему гению программу его уровня, поэтому Логана, наверное, заткнут в самый дальний угол библиотеки и забудут о его существовании.
Я окидываю взглядом фойе, пытаясь разыскать Бет.
– Кстати, что касается нашего незаконченного пятничного пари.
– Имеешь в виду то самое, позорно проигранное тобой?
Крис входит в кабинет английского и занимает наши привычные места у окна. Лейси остаётся в коридоре, чтобы потрепаться с девчонками.
– Нет, я имею в виду пари, которое я намерен выиграть.
Крис отвечает ослепительной недоверчивой улыбкой.
– Логан, ты слышишь, что он несёт?
Логан, сгорбившись, опускается на своё место.
– Ты проиграл, Райан. Вчистую.
– Да-а-а? – переспрашиваю я.
– Давненько я так не смеялся, – говорит Крис. – Нет, давайте вспомним, как это было. Рай такой: привет, меня зовут Райан, дай мне свой телефон.
Он протягивает руку Логану.
– Дай-ка подумать, – тянет Логан. – Эта девица так изысканно выражалась! Ах, да, мне кажется, она ответила: отвали, на хрен.
– Её зовут Бет.
– Мы забивались не на то, что ты узнаешь её имя, – Крис засовывает свою кепку в задний карман, полный решимости сберечь её от рук миссис Роув, которая в прошлом году отняла у него все бейсболки до единой. – Ты проиграл. Будь мужчиной, Рай. Подбери сопли. Или смирись с тем, что мы будем и дальше над тобой потешаться. Меня устроят оба варианта.
– Мне нравится над ним потешаться, – вставляет Логан.
Я перегибаюсь через проход и понижаю голос, чтобы меня могли слышать только Крис и Логан. Я сознаю, что мне надо пролезть через игольное ушко, и понимаю, что чем дольше в школе будут пребывать в неведении относительно дяди Бет, тем выше мои шансы заполучить её телефон. Скотт – бог нашей школы, что автоматически делает Бет полубогиней.
– Её зовут Элизабет Риск, и она племянница Скотта Риска.
– Бет.
Книги с грохотом падают на мой стол, мы трое разом вздрагиваем и поднимаем глаза. Чёрные волосы, кольцо в носу и облегающая белая блузка, неосмотрительно расстёгнутая почти до того места, куда заглядываются парни. По крайней мере, я туда заглянул. Боже праведный, она хороша!
– Я буду говорить медленно и кратко, чтоб ты смог понять. Если ты ещё раз назовёшь меня Элизабет, я позабочусь о том, чтобы у тебя никогда не было детей. Расскажешь ещё кому-нибудь, чья я племянница – и до конца жизни будешь дышать через трубку в глотке.
Крис разражается тем глубоким горловым смехом, который безошибочно сигнализирует о том, что дела совсем плохи.
– Приятно познакомиться. Райан как раз делился с нами тем, как он мечтает тебе позвонить. Правда, Рай?
Динь-динь, Крис даёт звонок второго раунда и грубо нарушает правила, вмешиваясь в ход игры. Однако он сыграл отлично, потому что на его месте я бы сделал то же самое, чёрт меня возьми!
– Я искал тебя утром, но секретарь сказал, что ты встречалась с мистером Дуайером.
Её голубые глаза впиваются в моё лицо, брови медленно ползут вверх. Молчание между нами становится мучительным. Крис ёрзает на стуле, Логан горбится ещё сильнее. Я хочу, чтобы её здесь не было, и в то же время она нужна мне, чтобы выиграть спор. Поэтому я думаю только о сохранении безмятежного выражения лица. Я не могу даже выдохнуть, чтобы Скейтерша не подумала, что взяла верх.
– Ну да, – наконец отвечает она. – Так я и думала. Чего ещё ждать от подхалима? Предлагаю сделку. Я тебя не замечаю, ты меня не замечаешь, а когда вечером дядя спросит, помогал ли ты мне сегодня, я захихикаю, как одна из тех жалких дурочек, которые стоят в коридоре, и расскажу сказочку о том, что такая зайка, как я, совсем пропала бы в этой огромной страшной школе, если бы со мной не было большого сильного Райана. Идёт?
– Ты умеешь хихикать? – спрашивает Логан.
Она злобно зыркает на него. Он пожимает плечами.
– Просто спросил. Ты не похожа на девушек, любящих хихикать, только и всего.
Проклятье, Логан тоже вступил в игру, а значит, он собирается поставить деньги на пари. Нужно срочно спасать положение.
– Это Крис и Логан. Они играют в бейсбол вместе со мной. У Криса есть девушка, я уверен, она тебе понравится. Если захочешь, можешь сесть с нами за обедом.
– Боже мой, да ты и в самом деле умственно отсталый!
Раздаётся звонок. Скейтерша направляется в противоположный конец класса и забивается там в угол. Что ж, всё прошло неплохо. Мои друзья сияют улыбками, из-за которых мне хочется их убить.
– Двадцать на то, что она выматерит тебя за обедом, – говорит Крис.
– Тридцать на то, что она убьёт тебя за обедом, – добавляет Логан.
– Я добуду её телефон.
Они заливаются хохотом, и руки мои каменеют при мысли о новом проигрыше. Я комкаю в кулаке тетрадную страницу.
– Неужели вы подумали, что я сдался?
– Тебе уже нечего ловить, – говорит Логан.
– Поглядим.
Краем глаза я вижу Бет. Сидит, низко опустив голову, так что длинные чёрные волосы скрывают её лицо, и что-то рисует в тетрадке, держа ручку в левой руке. Хм, она левша.
Крис качает головой.
– Прости, парень. Но появление Бет в нашей школе полностью меняет условия. Сам посуди: взять телефончик – это про девчонок, которых мы больше никогда в жизни не увидим. А теперь ты можешь окучивать её хоть до конца года! Если хочешь выиграть, то ставки повышаются – теперь ты должен добиться, чтобы она пошла с тобой на свидание.
– И это свидание должно быть в общественном месте и длиться не меньше часа, – вставляет Логан. – Чтобы всё было законно.
Ну нет. Если я облажаюсь, то могу здорово разозлить Скотта Риска… Но если у меня всё же получится, Скотт Риск будет есть у меня с руки. Вчера он чуть ли не умолял меня подружиться с этой ведьмой. Не говоря уже о том, что, откажись я сейчас, это будет означать, что я проиграл, а я не проигрываю.
– Отлично, – объявляю я. – Пари принимается.
Ну держись, Скейтерша. Игра началась.
Бет
Хочу курить; хорошо бы у кого-нибудь стрельнуть сигаретку. К сожалению, я не нашла никого подходящего за четыре часа, проведённых в подростковой версии «Исчезновения». Пока толпы учеников старших и средних классов устремляются на обед, я иду за двумя парнями с длинными волосами и в приспущенных джинсах. Надеюсь, что кто-то из них даст мне затянуться.
Они сворачивают за угол, я пережидаю пару секунд. Если подойти до того, как ребята закурят, они сделают вид, будто просто так стоят. И я никак не смогу убедить их, что не собираюсь стучать.
Я их понимаю. Новенькая девчонка в белой блузочке на пуговках!
Я просчиталась и ждала слишком долго. Сворачиваю за угол, собираясь посоветовать им расслабиться, но слова застревают у меня во рту. Парни исчезли.
За углом оказался короткий коридор с двустворчатыми дверьми, ведущими во двор. Я бросаюсь к окну и вижу, что оба моих парня, пригнувшись, бегут через парковку. С размаху стукаюсь лбом о дверь. Чёрт. Мне и в голову не пришло, что они прогульщики. В первый день! Сурово.
Раздаётся стук в дверь, и моё сердце едва не выпрыгивает из груди от страха, но при взгляде в окно оно тает, как масло. Это он. Я расслабляюсь с облегчением. Это в самом деле он. Я распахиваю дверь, и в ту самую секунду, когда тёплый солнечный луч падает мне на лицо, Исайя обнимает меня. Обычно я так не делаю: не прикасаюсь к нему так откровенно. Но сегодня мне всё равно. И даже больше – я всем телом прижимаюсь к нему.
– Всё хорошо.
Исайя целует мои волосы, гладит по голове, крепко обнимает. Он меня целует. Такие объятия должны меня насторожить, я должна его оттолкнуть. Мы так не делаем, когда не под кайфом. Но сегодня прикосновения Исайи лишь заставляют меня крепче прижиматься к нему.
– Как ты узнал? – лепечу я, уткнувшись в его грудь.
– Сообразил, что рано или поздно ты выберешься покурить. А здесь единственное место, где это можно сделать.
Его сердце бьётся сильно и размеренно. Несколько раз в поисках невесомости я заходила слишком далеко. Слишком много пила. Курила больше, чем нужно. Сближалась не с теми парнями. Я могла бы выйти за пределы невесомости, как воздушный шарик, которому перерезали ниточку, могла бы навсегда кануть в ужасающей пустоте. Но Исайя одним прикосновением умеет вернуть меня на землю. Его руки служат мне якорем, не позволяющим уплыть в никуда. Его мерно бьющееся сердце напоминает мне, что он никогда не подведёт.
Я нехотя отстраняюсь от него.
– Как ты узнал, что я буду в этой школе?
– Потом расскажу. Бежим, пока нас не поймали.
Он протягивает мне руку.
– Куда? – я подыгрываю ему, прекрасно зная, что он ответит. Но мне хочется помечтать, хоть минуточку.
– Куда хочешь. Ты как-то сказала, что хотела бы увидеть океан. Поехали к океану, Бет. Можем там жить.
Океан. Картина тут же оживает у меня перед глазами. Я в старых выцветших джинсах и майке без рукавов. Волосы развеваются на ветру. Исайя коротко стриженный и без майки, его татуировки отпугивают прогуливающихся туристов. Я сижу босая на тёплом песке и смотрю на волны, а Исайя смотрит на меня. Исайя всегда смотрит на меня.
Я обнимаю себя руками, стискиваю в кулаке полу блузки, чтобы не схватиться за его протянутую руку.
– Я не могу.
Он не убирает руку, но мои слова заставляют его вздрогнуть.
– Но почему?
– Потому что, если я сбегу, если нарушу правила Скотта, он отправит маму в тюрьму.
Пальцы Исайи сами собой сжимаются в кулак, рука падает вдоль тела.
– Да пошёл он.
– А мама?
– И она тоже. Нет, правда, зачем вообще пошла к ней в пятницу? Ты же обещала мне держаться от неё подальше! Она тебя била.
– Нет, это был её ухажёр. Мама бы никогда меня не ударила.
– Она позволила тебе прикрывать её, а сама сидела и смотрела, как её долбаный урод лупцевал тебя как грушу. Твоя мама – сущий кошмар.
На парковке громко хлопает дверца автомобиля, и мы поспешно вжимаемся в дверные косяки.
– Нам нужно поговорить, Бет.
Я согласна. Нужно. Я киваю на сосновую рощу.
– Пойдём туда.
Исайя высовывает голову наружу, оглядывается по сторонам. Потом машет мне рукой. Мы не бежим. Мы идём в полной тишине. Как только мы заходим поглубже в рощу, я оборачиваюсь, ожидая вопросов, которые наверняка переполняют его.
– Ты меня обманула, – Исайя засовывает руки в карманы джинсов и смотрит на бурые сосновые иглы, ковром покрывающие землю. – Ты сказала мне, что никогда не видела своего отца.
Ладно, это не вопрос, а обвинение, которое я заслужила.
– Я знаю.
– Почему?
– Я не хотела говорить о своём отце.
Он продолжает смотреть на хвою под ногами. Несколько лет назад я сказала Исайе ту же ложь, которую рассказываю всем, кто интересуется моим отцом. Но Исайя был настолько растроган, что рассказал мне о том, о чём никогда не рассказывал никому: что его мать понятия не имеет о том, кто был его отцом. Неправда, которую я сказала Исайе, привязала его ко мне на всю жизнь. Когда я догадалась, что наши отношения основаны на его вере в то, что у нас обоих стоят огромные вопросительные знаки в графе «отцовство», было уже слишком поздно открывать правду.
– Понимаешь, – я ненавижу себя за отчаяние, которое слышу в собственном голосе, – люди любят сплетни, а если что-то не так, они начинают копать, а я хотела навсегда забыть этого ублюдка! Когда я сказала тебе, что не знала своего отца, я понятия не имела о том, что ты – тоже. Я и подумать не могла, что именно из-за этого мы станем друзьями.
При слове «друзья» он зажмуривается и сжимает зубы, как будто я сделала ему больно. Но ведь мы и правда друзья. Он мой лучший друг. Мой единственный друг.
– Исайя… – я должна сказать что-то важное, что-нибудь такое, что позволит ему понять, как много он для меня значит. – То, что произошло с моим отцом… – мне больно дышать, – когда я училась в третьем классе…
Да скажи же наконец!
Взгляд Исайи встречается с моим. Доброта исчезает из его серых глаз, они становятся дикими.
– Твой отец где-то рядом? – хищной походкой пантеры он делает несколько шагов в мою сторону. – Тебе что-то угрожает?
Я качаю головой.
– Нет. Он ушёл. Дядя Скотт и мой отец ненавидели друг друга. Скотт даже не знал, что отец ушёл.
– Твой дядя?
– Он та ещё скотина, но он никогда до меня не дотрагивался. Клянусь.
Исайя моргает, дикость исчезает, но его мышцы всё ещё бугрятся от гнева.
– Я доверял тебе.
Тремя простыми словами он выворачивает меня наизнанку.
– Я знаю, – теперь я могу быть с ним честной. – Я бы хотела уйти с тобой.
– Так иди.
– Она моя мама. Я думала, ты понимаешь.
Это удар ниже пояса. Я стою молча, не шевелясь, выжидая, когда он справится с собой.
– Я понимаю, – с усилием выдавливает он. – Но это не значит, что я согласен.
Хорошо. Он меня простил. Чувство вины продолжает глодать меня изнутри, я немного расслабляюсь.
– Красивая блузка, – говорит Исайя, а я улыбаюсь в ответ на его игривый тон.
– Да пошёл ты.
– Узнаю мою девочку! А то я гадал, не изменили ли они для начала твою сущность.
– Ты почти угадал. (Время летит стремительно. Я так много потеряла в жизни. Я не могу потерять его.) Что будем делать?
– Чего хочет от тебя твой дядя?
– Не убегать, не видеться с тобой и Ноем.
По словам Скотта, он хочет, чтобы я полностью забыла свою старую жизнь. Видите ли, единственная возможность для меня начать всё с чистого листа – это вырвать все старые страницы, а если я не готова ампутировать своё прошлое, Скотт сделает это за меня.
Исайя морщится.
– Ещё?
– Не прогуливать школу. Не хамить его жене, учителям и другим людям.
– Ну ты попала.
– Пошёл ты ещё раз.
– Я тебя тоже люблю, солнышко.
Пропускаю его слова мимо ушей.
– Хорошие отметки. Не курить. Не употреблять наркотики. Не пить. И… не общаться с мамой.
– Хм. С последним пунктом я полностью согласен. Может быть, на этот раз у тебя получится?
Я злобно зыркаю на него. Он показывает мне средний палец. Боже, он меня бесит!
– Не материться. Быть дома вовремя.
Он вскидывает голову.
– Он тебя выпускает?
– Наверное, с GPS-маячком, вживлённым в лоб. Я должна отчитываться перед ним за каждую секунду, проведённую вне дома. О чём ты думаешь?
– Я думаю о том, что ты сообразительная девочка, которая сумеет у самого дьявола получить пропуск на выход из ада. Короче, ты выходишь из дома, я за тобой приезжаю. В любой день. В любое время. И в целости доставляю обратно вовремя.
Меня наполняет надежда, но этого мне недостаточно. Мне нужно больше, чем Исайя. Мне нужно кое-что ещё. Я тереблю полы блузки.
– Ты отвезёшь меня повидаться с мамой?
Он вздыхает.
– Нет. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Он её убьёт.
– Ну и ладно. Она сама это выбрала.
Я отшатываюсь, как будто он меня ударил.
– Как ты можешь так говорить?
Его взгляд снова становится гневным.
– Как? Несколько месяцев тому назад она позволила тебе истекать кровью у неё на глазах. Как она могла вернуться к этому ублюдку? Как она могла позволить тебе взять на себя её вину? Так что не надо давить на жалость, ладно? Не морочь мне голову. Ты поняла?
Я киваю, чтобы успокоить его, но знаю, что найду другой способ. Исайя прав. Я смогу обмануть Скотта, оставить при себе Исайю и найти возможность позаботиться о маме.
Он вытаскивает что-то из заднего кармана и суёт мне. Это новенький блестящий мобильник серого цвета.
– Мы видели, как Скотт выбросил твой мобильник в урну, поэтому я купил тебе новый и включил тебя в свой тарифный план.
Я улыбаюсь.
– У тебя есть план?
– У нас с Ноем есть план, и мы подключили к нему тебя. Так дешевле.
– Как это… (Ясное дело, без Эхо тут не обошлось.) по-взрослому.
– Ага. Это в основном Ной.
– Но как ты узнал, что я здесь? В Гровтоне? В этой школе?
Исайя смотрит на деревья.
– Это всё Эхо. В участке она подсела поближе к твоему дяде и подслушала, о чём они говорили с твоей матерью. Потом Эхо уговорила Ширли рассказать нам остальное. Скотт посвятил Ширли в свои планы.
– Круто, – бурчу я. – Теперь я в долгу у этой чокнутой стервы.
Ещё не договорив, я уже чувствую укол раскаяния. Эхо не совсем чокнутая, но мы с ней в контрах. Она милая, она красивая, она делает Ноя счастливым, но она принесла с собой перемены… слишком большие перемены… С какой стати мне это должно нравиться?
Исайя переминается с ноги на ногу. Это не к добру.
– Что ещё, Исайя?
– Эхо продала картину.
Я приподнимаю брови.
– И?
Эхо продаёт свои картины с прошлой весны.
Он снова лезет в задний карман и вытаскивает пачку денег. Ого! Не пойти ли и мне в художники?
– Это была одна из её любимых картин. Одна из тех, которые она нарисовала для своего брата незадолго до его смерти. Ной страшно разозлился, когда узнал.
Исайя протягивает мне деньги:
– Это тебе.
Я взрываюсь:
– Да пошла она со своей благотворительностью!
Эхо сделала это не для меня! Она это сделала для Ноя и Исайи, но больше всего для того, чтобы я оказалась у неё в долгу, ведь она знает, что гордость – это то немногое, чем я дорожу и никогда не поступлюсь.
Исайя подходит ближе и засовывает деньги мне в задний карман прежде, чем я успеваю отстраниться.
– Возьми. Я должен знать, что у тебя есть деньги на крайний случай. С меня причитается.
Пачка денег тяжело оттягивает карман. Как бы сильно я ни хотела, чтобы этот год поскорее закончился, нельзя забывать о том, что жизнь – сплошное дерьмо. И лучше быть к этому готовой.
Раздаётся звонок, предупреждающий об окончании обеденного перерыва.
– Мне пора.
Когда я прохожу мимо Исайи, он берёт меня под руку.
– Ещё кое-что, – его глаза темнеют в тени. – Звони мне. В любое время. Клянусь, я всегда отвечу.
– Знаю.
Не сразу я решаюсь произнести нужные слова, но Исайя – мой лучший друг, и он заслуживает, чтобы я это сказала.
– Спасибо тебе.
– Не за что.
Исайя отпускает меня, а я возвращаюсь в школу, поглаживая пальцами руку, всё ещё горящую от его прикосновения. Он мой друг… мой единственный друг.
Я берусь за ручку двери, через которую выходила, и у меня обрывается сердце. Дверь заперта. Блин! Я нарушила главное правило прогульщиков: заранее подумать, как будешь возвращаться. Дёргаю ручку. Ничего. Кручу ручку другой двери. То же самое. Страх появляется под ложечкой, и в ту же секунду меня охватывает жуткая паника. Я не могу вернуться обратно, значит, на следующем уроке меня отметят как отсутствующую. Когда Скотт об этом узнает, его хватит удар.
Обеими руками снова вцепляюсь в проклятую ручку.
– Ну же!
Дёргаю. Дверь открывается. Из щели высовывается рука, хватает меня за локоть и втаскивает внутрь.
Я вскидываю глаза на своего спасителя и мгновенно таю, поймав взгляд сказочно прекрасных карих глаз. Но обладатель этих глаз всё портит, открыв рот.
– Не уверен, что твой дядя, когда просил помочь тебе освоиться, видел это таким образом.
– Блин, ну что за жизнь! – цежу я.
Это Райан. Ненавижу этот мерзкий городишко.