© Deni Vrai, 2019
ISBN 978-5-4490-5599-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Сумасшедшие выходные. На одном дыхании. Я выжатый лимон.
Лифт трещит и грохочет, тащит меня на мой родной четвертый этаж. В стеклах деревянных дверей мелькает сетка.
Последний рывок, десяток ступеней, достать из сумки ключи… все. Теперь кажется все. Теперь если даже что-то забыла, уже все. Сбрасываю туфли, сумку надо… пакет… пакет надо в кухню… сумку… Роняю все еще в прихожей, ползу в комнату. Я решительно настроена поставить себя в ситуацию, когда смогу сказать «все» с полным на то правом. Диван, это то, о чем я думала, это мой финиш. Это последняя запланированная гавань для моего угасающего тела. Итак, криво заваливаюсь на мягкую обивку, руку на подлокотник. Голова не эстетично запрокинулась, упала на плечо. И ладно, пусть лежит как ей хочется. Мышцы расслабляются, последний вздох… под лопаткой чешется. Ой, сильно так зачесалось. Не буду чесаться. Вообще не буду двигаться. Сейчас последнее усилие и я скажу «все». Даже вслух смогу.
Спина так чешется.
Банное я ему положила. Белье есть. Костюм, футболки, брюки. Денежку дала. На всякий случай, пусть будет. Двести долларов было, как раз ему сто и мне пятьдесят. И когда я успела пятьдесят долларов потратить? Ничего такого не покупала.
Ну все? «Все»?..
Пятьдесят долларов. А что такое пятьдесят долларов неделю назад. Прошла неделя и я сегодня в «обменнике» поменяла последний полтинник. Нормально? Правда Дане в дорогу дала… Как он там сейчас, француз мой. На самолет, интересно, уже сели? Ну, если даже что-нибудь я и забыла ему положить… а туалетная бумага? Клала, клала, точно. Да даже если что, по триста долларов не зря же собирали, и ему еще дала, купит, если что… стоп, хватит!
«Все»?
Спина так чешется, прямо сил нет. Не буду чесаться. Сама должна пройти. А потом, когда я скажу – «все», надо пойти принять душ. Тем более убираться я сегодня не буду, нельзя пока Даня в дороге. Хорошо, значит сразу в душ. Перекусить надо.
Готовить не хочу ничего. Сделаю бутерброд и чай. Колбаса в пакете, надо убрать в холодильник. Спина чешется, и нога левая зачесалась. Может телевизор включить? Нет, сначала надо поставить точку.
Ну что? «Все»?
«Все»?
Неделя прошла. Как дурной сон схлынули прошлые выходные. Девок след простыл. Матвей, Звездин. Ни от кого, ни слуху, ни духу. Как будто их и не было никогда. А может, ничего и не было?
Я вскочила с места, прошлепала в спальню, выдвинула ящик комода… было. Прямоугольные упаковки зеленых заграничных банковских билетов лежат стройными рядами словно маленькие бетонные блоки. Модельки бетонных блоков, позеленевших от времени на забытом долгострое. И что с ними делать? Надо их спрятать. Все, всегда эти «модельки» прячут. Но куда? И что потом? Вот уж не было забот.
Опять в голове чехарда. Хорошо, что у меня окна в квартире на две стороны. Продувается и почти не жарко. Я убрала колбасу, приняла душ, брожу из угла в угол в майке и шортах. Надо телевизор посмотреть, но не охота. После душа голова как будто очистилась, но все равно… дискомфорт какой-то. И думать не могу и не думать. Ерунда какая-то. Может лечь сегодня пораньше? Завтра на работу. Неужели все дело в деньгах? Я ведь о них даже не думаю. Просто не знаю, что о них можно думать. Но дело в них, они мне не дают покоя. Пока собирала Даньку в Париж, было не до того. Но мысль в голове все равно сидела. Сейчас понимаю, что она была в моей голове постоянно, неотрывно. Забитая, задавленная, загнанная в самый дальний угол сознания, но она была, и как вода камень точила мои нервы. Стоило сбросить основные заботы, как стало ясно, что я измотана этой мыслью, этим «добром», свалившимся мне на голову. Надо ложиться спать… нет, рано, надо посмотреть телевизор… нет, надо перекусить, человек не может без еды. Без телевизора еще куда ни шло, а вот без еды. Поесть можно и без телевизора, а вот телевизор без еды может, однажды, уже и не понадобиться. А впрочем, я съем бутерброд перед телевизором. Отлично.
Отвратительно. Жую бутерброд, смотрю в экран. Отвратительная суета какая-то внутренняя. Не спокойно. Нет, это не с Даней связано, точно. Я бы почувствовала, это было бы по-другому. Все дело в «зеленом бетоне». Точно, бетон какой-то. Замуровали мою душу и свободу. Может перепрятать? А зачем? Чтобы не украли? Да я мечтаю, чтобы украли. Мне вдруг ясно представилась картина, как я прихожу с работы, открываю дверь и понимаю, что в квартире кто-то был. Прохожу, осматриваю вещи, ничто не тронуто. Все вещи на местах, все цело. Я даже не сразу догадалась заглянуть в комод, мне и в голову не приходит, что кому-то может быть нужно зеленое «добро». Заглядываю автоматически, везде смотрю, смотрю и там. Денег нет.
Сначала ступор. Первая мысль – а были ли вообще. Потом некоторая рассеянность и вдруг счастье, невероятная легкость, я прямо взлетаю, так мне стало вольготно на душе…
Ничего себе. Заснула сидя, прямо на диване. С ума сойти, уже на ходу засыпаю. Некоторое время меня еще держит пережитая во сне эйфория свободы. Наверное, сон помог расслабиться нервам. Легко встаю, собираю крошки бутерброда, прогуливаюсь по квартире. В комод, конечно, заглянула, но так, скорее проформы ради. Лежат и лежат, ну и пусть лежат. Карман не оттягивают.
Итак, прошла целая неделя. Ровно неделя с тех странных выходных, странных знакомств и событий. Целая неделя, а я еще ни разу даже не подумала, не взвесила, не посмаковала свои приключения. На улице еще только начинает смеркаться, а я залезла в постель, вытянулась, прикрыла глаза, даже губы облизнула. Занятно, с кого бы начать?..
Минут двадцать пытаюсь подумать о ком-нибудь из участников тех событий. Но никто не рисуется. Вернее портретное сходство я легко воссоздаю в воображении, но эти муляжи моей памяти не желают двигаться, говорить, вообще не живут. Зомби какие-то. Что о них думать? Так, случайные встречи, ничего особенного. «Ангел», Звездин, оперативный работник с «Петровки», как его звали? Зу… Зу… Зуб… Зубин… Зубкин… Зубастик… Зубенин! Точно. Зубастик – Зубенин. Кто еще? Миша, Матвей… Глупость какая-то. Все так далеко уже. Все это чужие, далекие люди. Что о них думать. Глупо.
Я открыла глаза, включила лампу, взяла книгу. Под хороший детектив, так сладко засыпается.
Глава 1
Ну, как и следовало ожидать, Михаил Кузьмич подготовил мне гадкий сюрпризик. Стоило мне заикнуться об отпуске, как у него тут же заблестели глазки, затряслись ручки, и оказалось, что у нас горит проект. Откуда он только взялся весь такой полыхающий. Впрочем, вроде договорились, что завершение этой срочной работы станет началом моего свободного полета. Что ж, сижу, кропаю.
Маринка впорхнула часов в пять, брякнула свое коронное – «пошли курить» и тут же изваяла на своем остроносом личике такую чудовищную муку и страдание, что я едва не потянулась к телефону вызывать «скорую».
– Ну и жара, – коротко охарактеризовала она свое состояние. – Я вся мокрая.
– Счастливая, – искренне выдохнула я и уперлась в непонимающий, хлопающий длинными ресницами взгляд. Она даже не представляет насколько лучше быть мокрой, чем вяленой. Пусть спросит у любой рыбы.
– Курить идем? – Маринка… ох, за что я ее обожаю, с такой легкостью проглатывает все мои перлы. Мгновение шока и если центральная нервная система не справилась с дешифровкой, программа просто утилизуется за ненадобностью. Марина вновь на волне.
– Идем, – я достала сигарету из пачки. – Тебе взять?
– Не, у меня есть.
Марина грохочет каблуками по черному от времени и отсутствия должного ухода паркету, рискуя окончательно раздробить его в мелкую щепку. Сама такая тонкая, звонкая, худющая, но как она несет себя. Это не походка манекенщицы, нет. Она не предлагает себя выбирать, она сама выбирает. Это походка воительницы, знающей цену себе и окружающим. Причем, окружающие в цене явно проигрывают. Она проткнет пол.
Я, про себя, называю ее дюймовочкой. С дюймовочкой мы познакомились… даже не знаю. Такое впечатление, что очень давно, но этого просто не может быть. Этой мелочи всего двадцать лет. Учится на политолога, но уже набирает стаж в отделе маркетинга крупной фирмы. Вот где огонь, вот где энергия и напор. Наверное, и дюймовочкой-то я ее назвала поэтому. Ведь не такая уж она и малюсенькая. Просто внутренний ее потенциал значительно превышает ожидаемое при такой изящной внешности. Впечатление такое, что ее разрывает изнутри, и стоит на лишнее мгновение остаться неподвижной, у нее внутри перегорят все провода и тумблеры.
Наша курилка – это подоконник женского туалета. Здесь мы с Маринкой находим свою временную гавань.
– Ну что, Василиса Васильевна?
– Что? – Я закуриваю.
– Идем?
– Куда?
– Ну-у, – она все еще тешит себя надеждой, что я смогу вспомнить сама и, судя по задранным на лоб бровям, меня это несказанно обрадует. Похоже, я что-то счастливое упустила в своей жизни.
– Мы идем… – подыгрываю я бесполезной затее.
– Куда-а, – тянет Маринка.
– Куда-то идем, – я сокрушенно жму плечами, но, боже мой, это же Марина. Она еще и грамма надежды на мою сообразительность не потеряла. Меня же беспокоит, не пообещала ли я ей чего-то такого, отчего зависит ее жизнь. Впрочем, вряд ли у меня найдутся меч, конь и женские доспехи.
– Мы идем туда, где собираются… – Марина подкинула еще немного информации.
– Собираются, – никаких озарений в памяти.
– Кто собирается? – продолжает растягивать слова Маринка. По ее виду я заключаю, что вспомнить не удается что-то очень простое. Мне даже становится обидно. И я решительно выдвигаю версию:
– Собрание.
– Собрание? – Маринка непонимающе хлопает глазищами. – Какое собрание?
– Собрание, – отмахиваюсь я. Честно говоря, тема мне порядком надоела.
Мне не надоедает Маринка. Никогда. Что-то такое в ней есть, очень близкое мне по духу, ну или умильное, что ли. С любым другим человеком я бы еще в начале наших упражнений впала в глубокую депрессию с элементами истерики, но с Маринкой… у меня уже лоб болит от напряжения, устало трясутся сведенные брови. Чтобы не расстраивать это глазастое чудо генетики, пытаюсь сменить тему:
– А, кстати, зря в ваше время нет собраний. И на картошку сейчас в институтах, наверное, не ездят. А вот в наше время, я еще застала…
– Василиса Васильевна! – Маринка топнула ногой. Не собьешь ее с мысли. Несчастная, тяжело ей будет замужем.
– Ну, не вспомню я что-то, Марин, – трагически сдаюсь я… как же, сразу она мне все рассказала и напомнила, держи карман шире. Китайская пытка продолжается:
– Василиса Васильевна, ты вообще кем хотела стать?
– Кем стать хотела, – я делаю глубокую затяжку, пожимаю плечами. Кем я хотела стать? Самой собой вроде бы не плохо. – А кем я хотела стать?
– Ну, кем?
– Человеком с большой буквы? – осторожно предполагаю я. Иронию в свой адрес Марина терпит редко.
– Василиса!
– Из того, что получилось, или из того, что не получилось?
– Ну, в какой институт ты еще поступала после школы, но не поступила.
– А, – я вздохнула с облегчением, хоть один ответ я знаю точно, – в театральный.
– Театральный? – Маринка опять хлопает глазами от удивления. – Ты в театральный поступала?
– Ну, да.
– И что, поступила?
– Как видишь, – отвечаю я, но начинают мучить сомнения, что и на этот раз я ответила что-то не то.
– А мне даже не рассказывала ни разу, – Маринка надула губы, но не надолго. Еще не закончена пытка. И что такого она мне мгла говорить? Ну, совершенно не помню, что мы собирались куда-то идти. Куда мы можем с ней пойти? На дискотеку, что ли? Смешно. Музей? Несовременно. Боже мой, а может это склероз? Я уже такая старая?
– Василиса Васильевна, – вновь терпеливо тянет Маринка. – Давай спокойно, не торопясь.
– Давай.
– Мы…
– Мы.
– Стояли здесь…
– Стояли?
– Стояли, – Маринка кивает в так словам.
– Мы стояли здесь.
– И ты мне сказала…
– Я сказала?
– Ты сказала, – кивает Маринка. – Ты.
– Я не говорила… по-моему.
– Говорила.
– Не говорила, Марин. Это знаешь, кто мог сказать…
– Ты говорила.
– Нет, Марин, сама подумай, нет, правда, у меня сын твой ровесник, почти… Мариш, я правда…
– Ты сказала, что когда тебе бывает одиноко… ты-ы…
– Я… я? Не-эт. Ты с ума сошла, Марин!
– Я?
– Ты.
– Почему?
– Ты что. Я что? Да ты что… нет, ну…
– Василиса Васильевна!
– Что?!
– Ты о чем?
– Я?
– Ну.
– А ты о чем?
– Я о картинах, – растерянно выпалила Маринка.
– А я, – до меня постепенно доходит, что я пошла на поводу у собственной мнительности, но с губ все же сорвалось признание: – А я о дискотеках… ну, там…
– О каких дискотеках? – Маринка еще в растерянности, но постепенно ее лицо начинает преображаться. Она в кои то веки вытянула из меня больше, чем могла рассчитывать. Эта поганка теперь меня замучает.
– А о каких картинах ты говоришь?
– Я-то о картинах, – вот гадость, уже надменно качает головой. – У меня в отличие от некоторых, – вздернула свою нос-кнопку, – мысли не только о дискотеках и всяких там «ну там». Я-то всерьез отнеслась к твоим словам, что ты рисуешь и, вообще, увлекаешься живописью. Я даже добилась приглашения на одну закрытую выставку, а что в итоге…
Ну, все, теперь мне долго не узнать покоя.
– Дискотеки, – протянула Маринка с выражением такой жуткой брезгливости на лице, что мне самой стало противно от собственной развращенности.
Ох, и поздно же очнулась моя память. Ведь действительно мы как-то говорили о том, что стоило бы провести экскурс по выставкам или может вообще выбраться на природу, где я могла бы развлечься с мольбертом, а Маринка бы купалась в ближайшем пруду или позировала мне. Но это был разговор из разряда не обязывающих помнить о себе. Впрочем, похоже, это мнение Маринка со мной не разделила. Она отнеслась к моему хобби серьезнее, чем я к ее вниманию. Что ж, я наказана. А еще я над ней иронизировала. Мне конец.