– Ты о чем? – встрепенулась я.
– Так, мысли вслух. Не бери в голову. Мы, старики, иногда любим поболтать сами с собой.
– Да какой ты старик?
– Вот такой, – тихо-тихо отозвался призрак. – Старый, неразумный и самоуверенный слепец, который внезапно потерял ориентиры и теперь не понимает, что ему делать. Повернуть назад – нельзя, соступить в сторону некуда, а впереди – полная неизвестность. Все это так странно. Непонятно. И совсем-совсем невесело. Хотя, возможно, так и должно быть?
Я ошалело помотала головой.
– Ну знаешь… с тобой и раньше было нелегко, но чтобы такие заумности… эй, ты действительно – мой Рум? Тебя, случаем, не подменили, пока летел из мира теней?
Рум издал невеселый смешок.
– Что поделаешь, девочка? Такой вот я теперь мудрец.
От его тихого голоса меня внезапно бросило в дрожь, а потом вспомнился недавний сон, когда он говорил со мной из своей невидимой тюрьмы. Без пренебрежения и вечного превосходства. Как старый мудрый дед, у которого на руках непоседливо ерзала малолетняя внучка. Ей без толку объяснять основы мироздания – все равно не поймет. Признаться, именно в этот момент я вдруг поверила, что ему действительно много лет. Что он вспомнил наконец себя. Заново осмыслил прошлое. Стал другим, что ли? Потому что с некоторых пор в его взгляде появилось нечто новое. Целая пропасть прожитых лет. Пугающая бездна пережитого опыта, через которую мне при всем желании не удастся перепрыгнуть.
Почувствовав резкую перемену моего настроения, Рум понимающе улыбнулся и опустил потяжелевшие веки.
– Прости, если напугал. Временами мне бывает трудно сдерживаться.
– Я не боюсь – настороженно отозвалась я. – Ну, может быть, слегка. Совсем чуть-чуть. И не того, о чем ты подумал.
– Тогда в чем дело?
– Я просто никак не могу понять, а вообще… настоящий?
Я нерешительно дотронулась до него пальцем, не совсем понимая, как сформулировать свое беспокойство. Ведь так сразу и не скажешь, о чем именно я тревожилась. Но если подумать и все взвесить, если вспомнить мои сны, его непонятное поведение, эти смены настроения, тот огненный плевок, от которого даже эльфы оторопели… не знаю. Так все завертелось и запуталось. А еще он за последний час так резко менялся от одного образа к другому, что я до сих пор не понимала, с кем именно разговариваю. Тот ли это маленький ворчун, от вечного недовольства которого у меня порой возникало справедливое желание куда-нибудь сбежать? Тот ли томящийся в тюрьме великан с разбитым сердцем и печальными глазами? Тот ли преданный друг, самоотверженно бросившийся защищать меня от оберона? Тот ли злобный демон, с ревом накинувшийся на обалдевших эльфов и остолбеневшего от неожиданности Ширру? Или же он – вот этот грустный мудрец, раздавленный прошлым и тщетно пытающийся найти себя самого? А если да, то как мне с ним поступать? Как жить дальше, зная, что прежний «малыш» никогда уже не вернется?
Дух, попав под мой выразительный взгляд, неловко кашлянул.
– Признаться, я и сам еще не разобрался. Столько лет жил как хотел, ничего не знал… простой и дурной, как трехлетний сорванец… ругался на тебя, резвился, сколько мог… радовался тому, как ловко мы щупали богачей, как вдвоем скакали по крышам, облапошивая простаков. Как быстро ты росла и смеялась над каждой шалостью, которую я для тебя совершал. Как по-дурацки ошибалась, и тогда мы едва не попадали в руки стражи. Как мы ругались с тобой и расходились по углам, а потом снова сходились, радуясь тому, что идем домой вместе… Я все это помню. И никогда не пожалею о прожитом. Даже о том, что едва не умер во второй раз по вине этого чудовища… Но при этом я вспомнил годы, которые прожил, будучи совсем другим. Каждый день, каждую потерянную жизнь, каждого погибшего брата, с которым пришлось прощаться на Аллее павших. Я помню кровавые бои, в которых не всегда нам удавалось выйти без потерь. Наши победы и поражения. Свои раны, прежнюю семью, единственного сына… Помню о боли, которую мне когда-то довелось пережить, и о счастье, которого было так мало. Я помню свою смерть, Трис, – неслышно уронил он. – Помню, как мою душу заклятием вырывало из тела. Помню холод мира теней. Свой крик, запах собственной крови… это тяжело помнить, но я никак не могу забыть.
Я несильно вздрогнула.
– Мне жаль.
– И мне. Но сейчас во мне словно два Рума: тот, прежний – надменный, мрачный и мертвый, и второй – бездумный, лихой, но совершенно счастливый. Они борются, порой мешают друг другу, спорят. Когда-то побеждает один, когда-то сильнее становится другой. И я не всегда уверен, кто из них одержит верх. От этого порой меня словно надвое разрывает…
Я тихонько обхватила его ладонями и прижала к груди.
– Я люблю тебя любого, Рум. И старого, и молодого, и ворчливого, и глупого. Мне все равно, как ты выглядишь и что говоришь. Все равно, кем ты был раньше и какое имя у тебя было. Неважно, где ты жил и когда умер. Неважно даже то, что ты вообще умирал, потому что для меня ты – самый лучший. Всегда живой и чудесный. Самый верный и преданный. Надежный. Только не уходи никуда, ладно, и все будет хорошо.
Рум странно дрогнул и на мгновение растерялся, а у меня снова слезы навернулись на глаза.
– Эх, где моя молодость?! – вдруг тихонько хмыкнул призрак. – В своей прошлой жизни я бы многое отдал, чтобы это услышать.
– Да? – неожиданно насупилась я. – Хочешь сказать, что сейчас тебе все равно?
– Конечно нет. – Он блаженно сощурился и вязким киселем стек сквозь мои пальцы, после чего снова собрался в комок и взмыл вверх, плавно опустившись на прежнее место. – Кстати, имей в виду: я теперь и днем могу тебе надоедать. Заклятия-то нет, так что я вернусь. И вообще, никуда больше не уйду. Да и кто, кроме тебя, в мои три тысячи лет будет так запросто носить меня на руках?
Я фыркнула и поспешно стряхнула с ладоней это недоразумение, но Рум оказался проворнее – с тихим смехом взлетел в небеса, где закрутил совершенно безумную спираль, а потом так же быстро спикировал обратно, едва не врезавшись в мой нос.
– Я тоже тебя люблю, Трис, – с чувством сказал он, легонько коснувшись меня крохотным крылом. – Спасибо тебе за все. А сейчас мне пора – пребывание в этом мире все еще отбирает уйму сил. Позови, когда понадоблюсь. Теперь можно просто по имени.
И, прежде чем я успела опомниться, Рум с загадочной улыбкой исчез, сперва взорвавшись золотистым фейерверком, а затем осыпался на землю щедрой россыпью такой же золотистой пыльцы. Вот же позер. Поразить меня захотел, негодник. Хотя стоило признать, что на этот раз ушел он не только загадочно, но и красиво. А у меня на душе в кои-то веки воцарился долгожданный покой.
Глава 3
– По-одъе-ем!
Я суматошно подхватилась от дикого рева, со сна еще не сразу разобравшись, что к чему, но уже готовясь к худшему.
А? Что? Где? Неужели на лагерь упыри напали?!
– Вставайте, лежебоки, не то все на свете проспите! – истошно верещал практически невидимый на солнце золотистый комочек, бешеной молнией носящийся по всей поляне. – Живо! Пора в дорогу, лентяи! Да я в ваши годы…
У меня вытянулось лицо.
Небо только-только посветлело, солнце совсем чуть-чуть подкрасило верхушки деревьев золотистыми стрелами, понизу еще стелется вязкий туман, роса на траве даже не просохла, а этот несносный гад орет над ухом, словно резаный, потому что ему, видите ли, сон не нужен!
Неподалеку от меня кто-то недовольно заворчал, натягивая на голову полу плаща. Полностью одетые эльфы, будто и не спали вовсе, воткнули в наглеца раздраженные взгляды. У меня из груди вырвался душераздирающий стон. А Лех, не открывая глаз, принялся нашаривать что-нибудь поувесистее, чтобы раз и навсегда пришибить голосистого призрака, вздумавшего шутить с утра пораньше. Хорошо, Ширры не было – умчался по своим непонятным делам, не то вредному духу точно бы не поздоровилось.
– Вставайте, вставайте, вставайте! – принялся надоедать Рум, витая над нашими головами громко жужжащим шмелем. – Хватит валяться! Пора вставать и сиять!
– Эй! – окликнула я. – Ты какого демона разбудил нас в такую рань?!
– Доброе утро, Трис, – бодро поздоровался призрак, с удовлетворением оглядывая всполошившийся лагерь. – Как спалось? Как настроение?
– Хорошее было! Пока ты не пришел!
– А что не так? – неискренне удивился призрак, не замечая, как в дальних кустах злорадно сверкнули два хищно прищуренных золотых глаза. – Чего я сделал-то? Подумаешь, встряхнулись! Ну глазки пораньше открыли. Ну поспали чуток поменьше… – Его вдруг начало незаметно относить в сторону, будто подуло легким ветерком. – Это ж только на пользу! Знаешь, как со сна у некоторых морды опухают? Я ж о вас заботился! Всю ночь караулил, глаз не сомкнул, все для людей… Ой! Ай! У-уй! Что происходит?! Трис, меня куда-то тащит!
Я мстительно проводила глазами отчаянно заверещавшего призрака, которого и в самом деле прямо-таки сдувало с поляны. Он извивался, хватался ручками за воздух, но тщетно – невидимый благодетель упорно вытеснял перепугавшегося духа прочь.
– Три-и-ис! Что ты делаешь?!
– Это не я.
– Как не ты?! А кто тогда?! А-а-а! Я не хочу-у-у… спасите меня-а-а!
– Спасибо, – облегченно вздохнул Лех, когда кувыркающийся и истошно вопящий комочек отнесло шагов за двести, оставив беспомощно витать над верхушками деревьев. Почти сразу за моей спиной кто-то тихонько фыркнул, потом жарко дохнул в затылок, и тут мне стало понятно, отчего маленький задира оказался не у дел: кажется, загадочное заклятие на этот раз все-таки сработало. Вернее, я захотела, чтобы оно сработало, и так оно и вышло, потому что появление Ширры вытеснило горланящего Рума аккурат на расстояние в двести шагов.
Обернувшись, я со смешанным чувством взглянула на усатую морду: скорр казался довольным и сытым. Может, перекусить успел, пока мы спали. А может, небольшая пакость подняла ему настроение. Как бы то ни было, он с видимым удовольствием покосился на сердито мечущегося поодаль призрака, который, судя по активным телодвижениям и едва слышимому писку, отчаянно ругался, однако поделать ничего не мог – заклятие не пускало. А мы его почти не слышали… к счастью, потому что внушительный набор эпитетов, изрыгаемый маленькой глоткой, наверняка был весьма далек от вежливых заверений в дружбе.
– Уф, – встряхнулся Рес. – Наконец-то я хоть поем спокойно. Ох и достал меня твой приятель, Трис!
Я покаянно вздохнула.
– Простите. Иногда он действительно бывает несносным.
– Одно хорошо, – заметил Лех, отирая мокрое от росы лицо и краем глаза следя за кульбитами Рума. – Пока Ширра рядом, этот гаденыш не посмеет испортить нам аппетит. Шиалл, у нас с вечера что-то осталось?
Эльф кивнул.
– Отлично. Трис, вставай и присоединяйся, потому что сегодня больше привалов не будет – впереди болота. А значит, нам кровь из носу надо попасть в Торрот до завтрашней ночи.
– Торрот – это ваш форт?
– Да. Ближайший к Кроголину и самый дальний от пустоши. Но нам все равно придется в него зайти, чтобы не рисковать рядом с топью. Есть тут, конечно, и заставы помельче, но там и для своих не всегда хватает места. Поэтому не будем испытывать судьбу: лучше поторопимся сейчас, чем потом узнаем, что шли зря.
– Неужели здесь так много ваших? – удивленно обернулась я, пока мужчины доставали еду и делили на всех. – Или в патруле народу стало не протолкнуться, раз вы все не помещаетесь на обычных заставах?
– Народу как раз немного, – неожиданно помрачнел Лех. – И с каждым годом становится все меньше… Но дело в другом: просто местность здесь прочесывать приходится целиком, а это занимает уйму времени и сил, так что порой бывает и переночевать негде, кроме застав. Их никогда не делали большими – так, на один-два гнотта. Да ты сама скоро поймешь, что иного и не требуется – лишь перетерпеть ночь, оборониться от нежити, если застанут врасплох, а потом уйти дальше по маршруту.
Я непонимающе нахмурилась.
– Хочешь сказать, что на самом деле ваши знаменитые заставы, о которых говорят, что они в Приграничье на каждом шагу понатыканы, это всего лишь охотничьи домики?
– Скорее, вороньи гнезда, где удобно укрыться и откуда отлично просматривается округа. Нежить-то шустрая стала в последние годы – подкрадывается по ночам, таится, иногда по нескольку стай собирается. Так что впятером да на голой земле не больно-то повоюешь. Приходится забираться на деревья, огораживаться осиной, готовить огонь, который твари, к счастью, на дух не переносят, и стеречь до утра, чтобы не сожрали заживо. Мы ведь не армия, Трис. Наша задача – вовремя обнаружить лежку и как можно скорее отписать в форт, после чего оттуда мощная дружина придет. Тогда как нас в том месте уже не будет.
– То есть вы на самом деле как разведчики? – уточнила я. – Пришли, заметили, где и что, если потребовалось – кого-то зашибли, а потом дальше пошли?
– Почти, – кивнул Крот, неспешно жуя кусок хлеба с холодным мясом. – Если упырей немного, то справляемся сами, а в форт только отчет потом передаем. А вот если выводок находим, который своими силами не взять, то ставим магическую метку поблизости и уходим, потому что связываться с несколькими десятками тварей гнотту не с руки. Проблема в том, что мертвяки, как кочевники – сегодня здесь, завтра там. Все время приходится искать и добивать, пока не пробрались к городам. Вот мы и ищем, где граница была нарушена, а потом отлавливаем, как диких зверей, чтобы народ зря не пугали.
– А мне всегда казалось, вы тут воюете против целой армии нежити, в одиночку бросаетесь в толпу упырей… Столько слухов про ваш патруль ходит, что прямо не знаешь, чему верить. А вы, оказывается, как шпионы в тылу врага – тихо и незаметно приходите, делаете свое черное дело, а потом так же незаметно исчезаете, оставив после себя след для идущей по пятам армии.
– Кхе, – кашлянул Лех. – В общем, все верно, только…
– Нет-нет, я не в упрек, – поспешила я пояснить свою мысль. – Просто одно дело, когда у тебя в кармане лежит какой-нибудь могучий жезл, исторгающий молнии, который всегда можно взять и испепелить злыдня, пока не опомнился. Но у вас, я так понимаю, из магических штук только эти… как их там… метки, правильно? А во всем остальном приходится полагаться исключительно на себя.
– Верно.
– Тогда мой вам поклон, – совершенно серьезно сказала я, оглядывая усмехающихся патрульных. – Беллри, прости, что назвала тебя болваном: вас, долгоживущих, здесь вообще могло бы не быть, потому что прямой угрозы для ваших лесов от Приграничья нет. Однако вы все-таки здесь, точно так же рискуете, сражаетесь… Шиалл, и ты извини. Вы удивительные, правда, несмотря на то что остроухие. И я искренне рада, что нам удалось встретиться.
Эльфы на удивление слаженно кивнули, и мне стало несколько легче оттого, что они не держат обиды. Все-таки я не единожды их задела, намеренно и даже больно, а они и не возразили толком. Ну самый первый раз я не считаю – мы тогда все здорово отличились. А теперь… что еще я могла сделать?
Ширра вдруг тихонько заурчал, тогда как Крот неожиданно хмыкнул.
– Ты только не думай, что все остроухие такие. Большинство из них до сих пор держатся от нас в стороне. Свою часть границы охраняют, конечно. На чужое не зарятся, в наши проблемы не вникают, но постоянно следят, чтобы ни мы, ни гномы за черту не переступали. У нас с ними почти как с нежитью – встретимся издалека, раскланяемся да мимо пройдем. За о-очень редким исключением. А Беллри с Шиаллом – чуть ли не единственные, кто в наши форты регулярно заходит. Про них весь патруль знает, а Лех… Сама понимаешь, как должны относиться к смертному, у которого в подчинении имеется сразу двое эльфов.
– Не в подчинении, – мягко поправил Беллри. – А просто по долгу жизни. Пока до конца не отдадим, останемся с вами. Таков наш закон.
– Да мне без разницы, – отмахнулся Рес. – Главное, что спину мне прикрываете, и я могу спокойно спать, зная, что каждый миг оглядываться и проверять вас не надо. Что же касается долга… по мне, так в нашем деле благодарить каждый раз за спасение шкуры – все равно что раскланиваться после каждого слова. Потому что сегодня ты кого-то из-под чужого когтя выдернешь, завтра тебя… Для чего тогда считаться?
– Согласен, – лениво кивнул Крот.
На что Беллри только улыбнулся и повторил:
– У нас свои законы, брат. И тут не о чем спорить.
– То есть, – невольно заинтересовалась я, – пока вы не спасете Леху жизнь, останетесь в гнотте?
– Точно, – хохотнул Рес. – Но видишь ли, в чем дело: у нас, почитай, каждый день кто-то кому-то спасает шкуру. Так что наши остроухие друзья могут мечтать о возвращении сколько угодно, но на самом деле они никогда отсюда не уйдут. Хотя если посчитать, то мы задолжали им ровно столько же, сколько и они нам. Да только ушастые – это ж такой народ…
– Осторожнее, Рес, – мягко улыбнулся Шиалл.
– Да-да, прости, забылся. Так вот. Остроухие – это ж такой народ, что переупрямить их могут только гномы. Коли решили, что останутся долг свой дурацкий… в смысле пожизненный… отрабатывать, то будут, хоть ты тресни. Даже Лех переубедить не смог, представляешь?
Я перевела удивленный взгляд на Леха, но тот согласно кивнул.
– Им временами хоть в лоб, хоть по лбу… Беллри, не дергайся, это присказка такая. Никто тебя дубиной по башке бить не будет.
– Да и зачем? – снова хохотнул Рес. – Они все равно только пожмут плечами и спросят: «Где это стучат?»
Шиалл, не поменявшись в лице, неуловимо быстро махнул рукой, и Рес, тихо ойкнув, схватился за ухо. Ему под ноги упало что-то маленькое, колючее и шершавое. Как оказалось, шишка, которую эльф успел где-то подобрать и удивительно метко бросить.
– Мать твою… Шиалл, что за шутки?! Ты меня едва без уха не оставил!
– Ну не оставил же, – равнодушно отозвался эльф.
– Вот гад!
– Так тебе и надо, – невозмутимо кивнул Лех. – В следующий раз он тебе вовсе язык отрежет, а то больно длинный стал. Скажи спасибо, что он хотя бы предупредил – некоторые сразу стрелу пускают и не беспокоятся о таких мелочах, как чья-то глупая жизнь. Сам знаешь, что за это полагается по их этикету.
– Знаю. С-с-спасибо, что напомнил… – прошипел Рес, остервенело растирая покрасневшее ухо. – Делаешь людям добро, делаешь… думаешь, что совсем нормальными стали, а они тебе потом… за какое-то паршивое слово… зараза!
Шиалл только пожал плечами и отвернулся, одновременно пряча в ножны нож, который тоже каким-то чудом успел вытащить. Беллри неодобрительно покосился на шутника. Крот, понимающе хмыкнув, припомнил пару случаев, когда за подобное оскорбление эльфы не утруждали себя даже выслушиванием оправданий. А я принялась подсчитывать в уме, сколько раз за все время успела приласкать их «ушастыми». Подумала. Подсчитала. А потом осторожно покосилась на скорра, благодаря которому оказалась избавлена от последствий своих неразумных высказываний.
Все же повезло мне с ним. Кто знает, чем закончилась бы ссора с эльфами, если бы Ширра не взял меня под свою защиту?
– Ладно, собирайтесь, – поднялся со вздохом Лех, покончив со скудным завтраком. – Идти еще далеко, а время не ждет. Придется поспешить, чтобы успеть к форту до темноты и не натолкнуться на местных живчиков. Трис, ты выдержишь двое суток без привалов?
– Куда ж я денусь?
Он испытующе на меня взглянул, словно сомневаясь в моей искренности, но очень быстро отвел взгляд: и правда, чего спрашивать, когда мне все равно придется выдержать, если, конечно, я хочу добраться до своих гор. Выдержу. Я со всем справлюсь, если надо. Потом, разумеется, буду мозоли на ягодицах сводить и подолгу морщиться, забираясь в седло. Но чего только не сделаешь ради себя любимой?
Я спокойно выдержала этот взгляд, постаравшись ничем не показать своих опасений, Лех так же молча кивнул и ушел собирать вещи, пока остальные возились с костром, лошадьми и дорожным скарбом. После чего на некоторое время в лагере воцарилась здоровая деловая суета, где каждому нашлось свое занятие, а разговоры ненадолго прекратились.
И лишь когда Лех решительно двинулся прочь, эльфы молча последовали за ним, а Ширра величественно поднялся с земли, я вдруг вспомнила о последствиях этого утра и, аж подпрыгнув от неожиданности, поспешно заозиралась. А потом и вовсе спала с лица, поняв, что все это время рядом с нами было подозрительно тихо и спокойно. А источник всеобщего раздражения так и болтался где-то за пределами видимости.
Я ведь забыла про него. Ни разу даже не вспомнила! А знаете, что это значит?
Что у меня внезапно появились очень большие проблемы!
Я оказалась права – Рум страшно обиделся. Да не просто обиделся, а самым настоящим образом надулся! Во-первых, сделался невидимым, как всегда, когда хотел показать всю степень своего негодования. Во-вторых, перестал отзываться. И, в-третьих, назойливо бубнил:
– Трис, Трис, Трис, Трис…
Причем сам он благоразумно держался поодаль, так, чтобы даже приближение Ширры не смогло застать его врасплох. Но при этом он вспомнил, что может общаться со мной и мысленно, и вот тогда моя жизнь превратилась в ад.
Главное, ни словечка в ответ, ни косого взгляда на мое робкое «извини», ни знака, ни весточки я от него не получила – без конца только это ужасное «Трис», от которого у меня просто глаз уже дергался. Он и раньше заводил эту унылую песню, когда желал меня наказать, неизменно играл в молчанку, красноречиво показывая, насколько сильно его, белого и пушистого, задело мое ужасное поведение. И, поскольку ничем иным насолить он не мог, то просто доводил меня до исступления какой-нибудь дурацкой фразочкой, которую начинал бесконечно повторять. Причем не просто так, а ровным, бесстрастным голосом, без всякого выражения и намека на эмоции, тихо, но так, чтобы я точно услышала. И длиться эта пытка могла целый день. Вернее, ночь, поскольку прежде он мог появляться лишь в темное время суток, да и то не всегда. А теперь, когда я сама его освободила…
Нет, поначалу я впрямь чувствовала себя виноватой, потому что бессовестно о нем забыла и вспомнила слишком поздно. Потому что предпочла ему общество Леха и его побратимов. Потому что поддержала Ширру тогда, когда должна была погасить конфликт в зародыше. Ему было на что обижаться. Но ведь всему есть предел! Сколько можно нервы мне трепать?! Тем более зная, насколько я этого не люблю! А он, будто специально, то отлетает подальше, даря надежду на избавление, то потом вновь возвращается и с новой силой начинает бурчать, от чего меня не просто передергивало, а самым натуральным образом бросало в дрожь.
«Трис, Трис, Трис…»
– Хватит, перестань, – шепотом взмолилась я. – Рум, не доводи до греха! Я ведь уже извинилась!
«Беатрис, Беатрис, Беатрис…»
Ненавижу, когда он так делает! Это имя звучит для моего слуха как чужеродное, я ужасно его не люблю. И я честно терпела его выходки все это утро. Надеялась, что он успокоится, простит меня и отстанет. До последнего не хотела приказывать ему, как в прошлый раз, потому что знала, что такой ответ только усугубит проблему.
Но это уже выходило за всякие рамки!
– Трис, что случилось? – увидев мое зверское лицо, осторожно поинтересовался Лех.
«Случилось, случилось, случилось…» – эхом зазвенело у меня в голове.
– Ничего особенного, – зло оскалилась я. – Просто я сейчас кого-то убью!
Вот теперь в мою сторону обернулись все. Даже Крот, незаметно коснувшись рукоятей ножей, соизволил поднять голову, Рес странно пожевал губами, а эльфы вовсе зашарили глазами по окрестностям, выискивая того, кому я собиралась зверски открутить башку.
– Э-э… Трис? – слегка обеспокоился Лех.
Я отрицательно мотнула головой.
До последнего не хотелось ругаться с Румом по-настоящему, но за сегодня он конкретно меня достал. Причем настолько, что я уже не могла не злиться на непролазные дебри, куда мы забрались по милости Леха. Вызверилась на надоедливую паутину, от которой не было спасения. Остервенело сдирала ее с плеч, стараясь не слишком громко материться, чтобы несносный Рум не начал повторять еще и это. На упрямую лошадь тоже не смогла смотреть спокойно, особенно когда та временами начинала пятиться от очередной чащи и мотать глупой башкой… В общем, в конце концов меня начало раздражать абсолютно все. Деревья, кусты, отсутствие нормальной дороги, крохотные ямки, так не вовремя попадающиеся под ноги, непонятливое копытное, без конца норовящее дернуть за повод посильнее, яркое солнце, назойливая мошкара, болезненно ясное небо, пение птиц…
К обеду я уже просто кипела изнутри, как передержанный на огне чайник, и молча молилась Двуединому, чтобы не сорваться.
Уставшую кобылу у меня, правда, вежливо изъяли: Лех все-таки почуял неладное, начал оглядываться все чаще, а потом и вовсе предпочел забрать повод из моего судорожно сжатого кулака, пока я не натворила бед. У чувствительных эльфов тоже зрело справедливое беспокойство. Кажется, ушастые решили, что полный дневной переход я могу не осилить, потому довольно скоро обнаружилось, что я иду между Шиаллом и Беллри, а Рес с Кротом грамотно прикрывают нам спины. Все четверо старательно следили, чтобы я не споткнулась и не упала, не измучилась вконец и не сдалась им на милость. И все бы ничего, но еще эти горе-опекуны умудрились сделать все так, что мне даже в столь расстроенном состоянии чувств удалось это заметить.
Можете себе представить, КАК это меня взбесило?!
Достаточно сказать, что до вечера они держались от меня на почтительном расстоянии. Но это было хорошо, потому что призрачный негодник еще ни разу не упустил случая поповторять за кем-то из них нечаянно обороненное слово. А теперь у него такой возможности не стало, и это была маленькая победа в невидимой, молчаливой, но напряженной и крайне взрывоопасной борьбе, о которой никто из присутствующих не подозревал.
Не знаю, чем бы закончился этот сложный день: зверским убийством моего и без того мертвого духа, нервным срывом, кровавым безумием или еще чем похлеще, но Двуединый не позволил случиться непоправимому. Послал мне к ночи блаженное избавление и дал возможность передохнуть – в тот момент, когда я уже была готова гаркнуть на весь лес «Убирайся!», откуда-то из-за деревьев вынырнул громадный черный зверь и, оскалившись, внятно рыкнул.
– Ширра! – с облегчением простонала я, плавно оседая на траву. – Спаси меня от него!
– Что?! – гневно вскинулся невидимый дух, неумолимо оттесненный в сторону древним заклятием. – Стой на месте, гад хвостатый! А ну пошел прочь от нее!
Скорр хищно сузил глаза, яростно зашипел, едва на заставив эльфов шарахнуться прочь, и, прежде чем Рум успел отлететь на безопасное расстояние, потерся щекой о мою ладонь.
Хлоп!
– А-у-у-у! – донесся издалека обиженный вопль, и в моей голове настала блаженная тишина.
– Шр-р-р! – сердито рявкнул в ответ скорр, явно желая ему счастливого пути, а я облегченно вздохнула: ну наконец-то! Хоть какое-то время без этого нудного «Трис, Трис», хоть немного передохну, а этот стервец, может, задумается над своим поведением.
Люди, впервые за день услышав голос Рума, вздрогнули и ошарашенно заозирались, выискивая маленького гаденыша. И только Беллри с Шиаллом, быстрее всех сообразившие, что к чему, успокоенно прикрыли веки: вот теперь, кажется, они начали понимать причину моего недавнего рычания.
– Спасибо, Ширра, – прошептала я, зарываясь пальцами в густую шерсть и позволяя ему безнаказанно облизывать мой нос. – Спасибо, родной. Я чуть с ума не сошла, выслушивая все это в одиночку. Думала, кого-нибудь покусаю. Целый день… как заведенный… без конца и края… и никто не слышит это чудовище, кроме меня. Не уходи сегодня, ладно? Побудь немного, хотя бы до утра, чтобы я смогла заснуть. Пожалуйста.
Ширра снова фыркнул, выразительно покосившись на эльфов, но какой с них спрос? Откуда они могли знать про то, что Рум с рассветом никуда не делся? Да и, если честно, что бы они сделали, если бы знали?
Беллри покаянно вздохнул.
– Прости, Трис, я даже подумать не мог, что он будет бодрствовать днем и сможет остаться незамеченным.
– Я тоже, – вздохнула я, упорно держась за ворчащего скорра.
– Так ты поэтому?..
– Неужто вы решили, что я жалкую пару дней не смогу провести на ногах и сомлею, как благородная барышня при виде капельки крови?
Эльфы сконфуженно переглянулись.
– Тут недалеко осталось, – примиряюще сказал Лех, стараясь сгладить неловкость. – Всего через пару сотен шагов южнее будет первая застава. Если, конечно, ее еще никто не занял.
Ширра тихонько рыкнул.
– Не занял, – немедленно перевел Шиалл. – Там совершенно чисто, и нежити в округе тоже нет. Можно занимать.
Я удивленно обернулась.
– Так ты поэтому уходил так надолго? Мосты наводил? Нежить вынюхивал? Упырей разгонял по округе?
Скорр забавно сморщил нос и оглушительно чихнул, после чего цапнул меня за руку и, осторожно сомкнув челюсти, потащил куда-то в чащу.
– Пошли, – покорно вздохнул Беллри, успокаивая нервно всхрапнувших лошадей. – Там, где прошел скорр, действительно не осталось ни одного упыря – можно спать спокойно. А если он поблизости еще и охотился, то боюсь, тут на много сотен шагов не осталось зверья крупнее бабочек и стрекоз.
– Хочешь сказать, он нашел нашу заставу? – недоверчиво переспросил Рес.
– Да чего там искать? Они их и так все до единой знают.
Эльф отвернулся и, словно не заметив ошарашенных лиц побратимов, бесшумно шагнул следом за Ширрой, а весь остальной патруль еще несколько секунд таращился ему в спину, силясь понять то, что сейчас услышали. И сообразить, заодно, а не пора ли начать опасаться нашего милого, молчаливого, загадочного зверя? Который, как вдруг выясняется, знает очень и очень немало того, о чем ему знать совсем не положено.