Сначала будет страшно. 7 жизней, которые мне пришлось прожить, чтобы стать настоящим предпринимателем

«Коловрат»

Но главное разочарование в движении было связано даже не с рисками, а с отсутствием возможности реально что-то изменить. Мне хотелось большего. Я искал возможности выйти на новый уровень, расширить свой круг влияния, сделать что-то настоящее.

Новое дело я придумал себе сам. Решил устроить первый в Тольятти концерт группы «Коловрат».

Для ультраправой молодежи из провинции «Коловрат» были небожителями. Авангард движения. Высшая планка. Но с музыкантами, как ни странно, я договорился через форумы почти сразу, а вот правоохранительные органы оказали, так скажем, противодействие.

Это меня только раззадорило. На организацию ушло полгода. Директор первой площадки – концертного зала комплексного общежития № 3 – вернула предоплату за неделю до выступления по звонку из местного отделения ФСБ. Ситуация повторилась несколько раз, пока я не догадался искать поддержки на другом полюсе – у владельцев местных ночных клубов из криминальной среды.

К тому времени я подрабатывал охранником. Сначала меня даже привлекал образ секьюрити. Через отца я устроился работать в ЧОП к его другу, бывшему милиционеру – тогда я как раз бросил местный университет и еще не собрался поступать в Академию. Работа «сутки через трое» позволяла заниматься своими делами, развиваться. Поначалу я охранял разные объекты, но хотел попасть в службу безопасности МДС – это самое центровое место в Тольятти того времени: наверху клуб, где тусовалась вся молодежь города, а внизу, на первом этаже, казино.

Вскоре желание мое осуществилось. Мы были своего рода элитным подразделением: пиджак, галстук, черные очки – почти как в фильмах про Джеймса Бонда. Страсти в казино кипели нешуточные, некоторые проигрывали за ночь месячную зарплату, машину, квартиру. Публика собиралась разная: коммерсанты, бандиты, случайно зашедшие попытать удачу вазовские рабочие. Установка у нас была такой – все конфликты улаживать. Применение силы – только в самом крайнем случае. Но «улаживать» – не так-то просто, когда перед тобой человек со стволом за поясом, пьяный не только от алкоголя, но и от привычки ко вседозволенности. Труднее всего было с дамами. Они понимали, что мы руку на них не поднимем, поэтому вели себя, мягко говоря, не по-женски. Почему-то утихомиривать слабый пол лучше всех получалось у меня. То ли благодаря глубокому басу, то ли харизме, то ли шраму во всю щеку – мне удавалось произвести на женщин впечатление, спокойно поговорить с ними и убедить покинуть помещение, выразив при этом к ним свою личную симпатию.

Бывало, что в клуб заявлялись и сами бандиты из той или иной группировки. Вели себя по-разному. Некоторые были очень спокойными и вежливыми. А некоторые дерзкими и хамоватыми: пили всю ночь, оскорбляли крупье, кидали в них фишками, выливали шампанское на столы. Ближе к утру начинался такой бардак, что в дело включались уже другие ребята, которые профессионально выпроваживали нарушителей – аккуратно, но жестко.

Помню один случай, который меня впечатлил. На лестнице, ведущей на второй этаж, спокойно стоит телохранитель Валера (телохранители владельцев заведения – высшая каста среди охраны), а перед ним пьяный коммерсант из числа местной богемы – кажется, директор одной городской радиостанции. Минут пять Валера молча выслушивал матерные рулады в свой адрес, но богему несло. Я наблюдал и поражался выдержке старшего товарища. Вдруг резкий хук справа, апперкот левой – и Валера поднял в воздух противника так, что тот через красивое акробатическое сальто улетел на первый этаж. Удар мастерский, коммерсант получил незначительные повреждения. На следующий день приехал с извинениями – что, наверное, характеризует его как человека совестливого, но пугливого.

Вот примерно к таким ребятам, как Валера, я и пришел с идеей провести концерт «Коловрата». Стоим у входа. Подходят крупные мужчины в черных плащах, как из сериала «Бригада».

– Пойдем, поедим, там все обсудим, – сказал он, кивая головой в сторону своего ресторана.

– Не голоден, спасибо.

К тому моменту я еще никогда в жизни не сидел за столиком ресторана и сильно сомневался, что смогу заплатить хотя бы за картошку фри.

– Ну, как знаешь. Сереж, идея понятна. Зал я вам предоставлю. Охрана вам нужна?

– Нет, у меня свои.

– Ну ладно, смотри. Там у меня диванов на миллион. Если что случится – ты отвечаешь.

– По рукам.

Мы напечатали билеты в типографии, где работал наш товарищ. Они разлетелись уже за несколько недель до концерта. День X прошел без форс-мажоров. Приехал автобус ребят из Самары, были гости из соседних городов, и, конечно, все тольяттинцы, которые имели отношение к движению. Мы почти ничего не заработали, но я был счастлив. Сел на дорогущий кожаный диван в стороне от сцены, открыл пиво и вдруг понял, что сделал первый по-настоящему крупный и успешный проект в своей жизни. Проект – выше своей головы.

Наверное, жажда предпринимательства была во мне всегда. Но я очень долго ее не осознавал. Путал с чем-то другим. Не чувствовал, как правильно использовать эту энергию. Но постепенно она все-таки отвоевывала место в моем сознании. Последней каплей стал громкий случай в автобусе № 32.

Газета «Коммерсантъ» от 6 октября 2001 года:

«Около девяти вечера на улице 70-летия Октября в Автозаводском районе Тольятти произошла массовая драка. Два десятка пьяных скинхедов, ехавших в автобусе 32-го маршрута, принялись избивать всех, кто находился в салоне. Позднее выяснилось, что в тот день один из скинхедов, встретившись с товарищами, рассказал им, что его только что избили рэперы, вражда с которыми – одна из главных заповедей скинхедского движения. Скинхеды решили отомстить, сели в автобус и отправились в другой микрорайон на место предполагаемой драки. В тот же вечер неподалеку, в клубе «Дельтаплан», проходили выступления местных рэп-команд. И выходящие из клуба подростки сели в тот же автобус, где ехали скинхеды. Между ними завязалась драка. В результате в реанимации Медгородка оказался 16-летний Алексей Худин. Его состояние оценивалось врачами как крайне тяжелое: многочисленные ушибы мягких тканей лица, тяжелая черепно-мозговая травма, сломана лобная кость, повреждения мозга. Почти неделю парень не приходил в сознание, были опасения, что он не выживет. К счастью, врачи выходили пострадавшего, но он стал инвалидом II группы.

Сразу после драки Автозаводским РУВД было возбуждено уголовное дело, и уже спустя три дня оперативники задержали пятерых тольяттинцев в возрасте от 17 до 20 лет – Владимира Быкова, Владимира Прилипухова, Олега Денщикова, Константина Заворохина и Максима Салова. Им было предъявлено обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений и умышленном хулиганстве».

Меня в автобусе № 32 тогда не оказалось по чистой случайности. Процесс гремел на всю страну, журналисты приезжали даже из Москвы. Парни, которых взяли, были наши приятели: Клетчатый, Голодный, Баклан, Дракон… Пацану, который больше всех пострадал, на голову на самом деле прыгнул какой-то 14-летний отмороженный придурок, по слухам, сын одного милицейского начальника. Ребята в итоге получили по 3,5 года общего режима. Тюрьму прошли, не только не сломались, но и поумнели. Один теперь ведущий на радио. Другой – успешно развивает проекты в интернет-маркетинге, а параллельно учится на психотерапевта. Вообще, из нашей тогдашней среды, как ни странно, вышло очень много достойных людей – успешные предприниматели, талантливые управленцы, есть даже один хороший священник. Кто-то, конечно, погиб, кто-то спился, кто-то так и застыл на том же уровне 90-х или 2000-х. Но большинство – молодцы!

Наверное, это закономерно: ведь все мы были неравнодушными людьми, которые искали выхода своей творческой энергии и находили разные варианты.

И даже один очень хороший священник…

Лаборатория «Однажды» рассказывает историю о том, что у Бога точно есть чувство юмора.

Представьте, что судьба свела вместе угрюмого скинхеда и скромного улыбчивого священника. Скинхед успел поработать милиционером, дезертировал из армии, просадил кучу денег в игровые автоматы, имеет проблемы с алкоголем и условный срок за «тяжкие телесные». Священник окормляет приют для бывших осужденных, собирает вещи и еду бездомным, бессребреник и подвижник, любимец прихожан. Как вы думаете, будет им о чем поговорить?

Правильный ответ – да. Потому что это один и тот же человек. А каждому всегда найдется, о чем поговорить с самим собой.

На все случаи жизни у смешливого отца Вячеслава есть волшебные слова. «Да, нехорошо это у вас вышло. Но ничего. Господь все управит, как ему нужно». В трех предложениях все утешение мира. Принятие, успокоение, надежда и отрезвление – напоминание о том, что твоя правда и твоя надежда не самые главные в мире.

Для Сергея Лекторовича отец Вячеслав – важный человек – что-то вроде нравственного компаса. А для отца Вячеслава Сергей Лекторович тоже важный человек. Потому что юношеская дружба – это, несмотря на ссоры и обиды, надолго. Вообще-то – навсегда.

1999 год

Стас Андреев замерзал на холодном бетонном полу, хоть и был пристегнут наручниками к горячей батарее. Но она только жарила спину и сушила воздух, остальные части тела удобно пристроить к теплу никак не получалось. Это досадное, совсем глупое неудобство уже несколько часов занимало его не меньше факта внезапного пленения.

В тот день его побили дважды.

Сначала допить портвейн в сквере на улице Мира помешала стая гопников. Налетели из-за угла, кинули мутную предъяву его товарищу по прозвищу Зуб, свалили обоих в грязный снег и давай бить ногами по печени и голове.

Стая запинала бы их до инвалидности, но в какой-то момент нападавших спугнул шагавший мимо милицейский.

Стас, покачиваясь, встал и поплелся в теплое, проверенное убежище, подпольную штаб-квартиру – компьютерный клуб «Портал». К своим. Свои – удача! – выпивали.

Компания была разноликая, из разных районов города. Они называли себя национал-социалистами и сошлись на общей привычке к радикальному образу мыслей. Особенно в политических вопросах, в которых, конечно, считали себя знатоками. Хотя большинству из них к началу нового тысячелетия не стукнуло даже восемнадцати.

Как всякие уважающие себя подростки с готовыми идеями быстрого переустройства мира пацаны тянулись к высокому и пробовали творческие силы в собственной рок-группе под названием «White Storm». Стас писал для группы стихи: «И сердца наши скорбью отныне полны, потому что в опасности белая раса».

Среди завсегдатаев «Портала» он слыл самым начитанным. Родился в соседнем Жигулевске: городке, где на 50 тысяч жителей приходилось целых два вора в законе, и даже самый наивный жигулевец знал, что милиция, прокуратура и суд – под колпаком у диаспор. Стас рос худеньким, вдумчивым, скупым на улыбки юношей. Он подвергал анализу и сомнению всё – слова учителя истории, говорящих голов из телевизора и взрослых родственников. Он был нонконформистом без признаков самолюбования, то есть искренне искал ответы на важные для себя вопросы, обходя ловушки чрезмерных амбиций. Про карьеру думал мало. Все как-то пытался выяснить, чем, собственно, являлась его страна и чему тут стоило себя посвятить. С вариантами было туговато. Выучился на сварщика. Варить было нечего. Юридический факультет с повесткой дня разобраться не помог, и в итоге был брошен без сожаления.

Поиски в конце концов свели его с Сергеем Наумовым из общества «Память». Стас проникся искренним увлечением наставника, изучал его огромный, фанатично пополняемый архив о националистических движениях разных лет, таскал книжки, читал Родзаевского^[5] и Муссолини^[6], размышлял. Он никогда никого не бил за взгляды и происхождение, вообще презирал силу как способ решения проблемы. Но в обычных, бытовых драках махался как все, то есть постоянно.

В «Портал» друзей пускал администратор Денис, он же Фашист по прозвищу и Белоиванов по паспорту, обладатель прекрасной говорящей фамилии. Он мало читал, много болтал, гонял мяч и терся в среде футбольного хулиганья группировки New City. Там было немало детей высокопоставленных местных силовиков: знаменитого тольяттинского следователя, прокурора района, командира ОМОНа. Это обеспечивало скинам некоторую безопасность.

Самым ярким персонажем в этой компании был Серега Лекторович. К 16-ти годам он заработал в драках репутацию безбашенного лося, что никак не мешало ему читать по вечерам с карандашом в руках Освальда Мосли^[7]. Он мог свести брови, сжать губы и смотреть в упор, как ковбой из вестерна «Хороший, плохой, злой» – до тех пор, пока собеседник не терял самообладание. Но через пару мгновений те же брови и губы медленно разъезжались в плутовскую гримасу, и угрожающий ковбой превращался в рубаху-парня. Лекторович был человеком действия, не равнодушным к тому, как это действие оценят окружающие. И жизнь его в основном состояла из череды самопроверок. Хватит ли меня на стычку с приезжими, что задели девчонок в парке Победы? Хватило. Можно двигаться дальше. Могу ли я заставить слушать себя с десяток пацанов на районе? Могу. Значит, нужно новое испытание.

А еще Серега никогда не бросал своих. За это многие прощали ему многое. И когда в тот день Стас доплелся до «Портала» и стянул с головы окровавленную шапку, Лекторович первым налил ему коньяка и предложил без промедления поймать такси и отправиться на поиски обидчиков.

Решили ехать к общаге на Мира – очевидному плацдарму противника – и выкрикивать под окнами угрозы. В такую форму к концу XX века переродилось требование сатисфакции за оскорбление чести.

Но с таксистом им крупно не свезло. Он оказался персонажем, как будто сошедшим со страниц сценария Алексея Балабанова.

– Ребята, называйте меня Король!

– Мужик, ты че, больной?

– Я Король! А вы кто?

– Мы русские националисты.

Стоило им гордо заявить о себе, и машина круто сменила маршрут.

Вместо общаги водитель привез их на городскую станцию техобслуживания. Вокруг ни души. Тихо, холодно, темно.

– Эй, братан, выходи, я тебе гостей привез. Русские националисты!

Амбал-охранник, помянув Господа между двумя внятными ругательствами, схватил Стаса, как крокодил мартышку, и поволок в недра станции. Тот только успел заметить, что Серега свинтил, но не сомневался, что тот вернется с подкреплением. Вопрос времени.

– Я, б**я, мордвин, ты че против нас имеешь?

И кулаком под ребра. И еще. И еще.

«Неудачный выдался денек», – подумал Стас, прикрывая уже битую голову.

– Мужик, успокойся, мы против мордвы ничего не имеем, мы за законодательную защиту прав коренных народов России.

– Фашисты вы долбаные!

Так Стас и оказался у батареи. Мордвин приковал. И откуда у него взялись наручники?

Свои приехали через 3 часа – в дверях показалась бритая голова Лекторовича…

2004 год

В каптерке даги привычно «месили» новобранцев. Ожидая своей очереди, Стас вспомнил, что на проводах в армию бабушка всучила ему крестик.

Стас – поклонник оккультизма Третьего рейха – брать его не хотел. Но бабушку решил не обижать. Думал, выкинет на призывном пункте и соврет, что потерял. Правда, потом все завертелось так быстро, что про крестик на груди он просто забыл.

А тут вдруг схватил его в кулак под одеялом и пролежал так до утра. Он толком не понимал, что делает, пытался криво молиться своими словами. Но наверху его запрос все-таки получили и явили ответ через несколько дней. В лице сослуживца Анвара, который хоть и был земляком этнодедов, но в их расправах участие принимать отказывался.

– Слушай, брат, я тут склад разбирал, Библию нашел, нужна? – Анвар протянул ему пыльную синюю книжицу, какие «Гедеоновы братья»^[8] пачками разносят по гостиницам мира с 1898 года.

– Почему мне?

– А кому? Мы, мусульмане, другие книги читаем.

Стас Библию протер и спрятал в тумбочке. Листал редко, но сам факт ее присутствия странным образом его поддерживал. А до конца службы было еще далеко.

В военкомат он пришел сам, почти с аристократическим равнодушием к своей среднесрочной жизненной перспективе. К тому моменту Стас уже бросил унылый юридический факультет, бросил постылую работу в милиции и даже не думал прятаться от призыва.

В милицию он когда-то попал по блату, лишь бы где-то работать. Служил в группе задержания вневедомственной охраны. Политических убеждений от коллег никогда не скрывал и за последовательную аргументацию своих взглядов получил прозвище «Немец». Некоторые до сих помнят его только под этой кличкой. В рядах милиции жилось тошно. Большинство стражей порядка ненавидели приезжих едва ли не больше скинхедов, но давно по уши погрязли с ними в коррупционных отношениях – без малейшего желания выбраться из этой бесчестной канители. Многие медленно, но уверенно спивались. О таких пел Веня Д’ркин:

 
«А про нашу, про советскую милицию,
Песен нету и не надо их совсем!»
 

В общем, Андреев из органов быстро сбежал. Но так же неудачно, как поймал такси, чтобы призвать к ответу гопников-обидчиков.

Подоспела срочная служба. Стас, сообразно убеждениям, решил отправиться в Чечню. Написал заявление, заручился поддержкой военкома. Родителям, понятное дело, ничего не сказал. Поделился только с другом Сергеем, взяв с него слово, что тот не проболтается родителям Стаса. У того округлились глаза, замедлилась речь, и вообще он почему-то, услышав новость, довольно скоро ушел. На следующий день комиссар срочно вызвал Стаса к себе. У кабинета новобранец увидел своих родителей и сразу все понял.

– Лекторович, ты же слово дал!

– А я его сдержал. Я твоим родителям ничего не сказал.

Формально – да, не подкопаешься. Сергей рассказал своим родителям, а те тут же связались с родителями Стаса. В общем, обломилась Чечня. И попал Стас в моторизованный полк части внутренних войск МВД. Он догадывался, что встретит немало тех, кого так ненавидел на «гражданке», но что их окажется так много, не ожидал.

«Боже, куда я попал?» – тоскливо думал Стас, дожидаясь своей очереди в пыточную каптерку.

Воинская часть № 5599 внутренних войск МВД России города Самары стояла на живописном берегу Волги между городским парком и пивзаводом «Жигули». На этом ее достоинства заканчивались. По воле российской демографии в начале нулевых, приписанных к части рядовых из республик Северного Кавказа оказалось достаточно, чтобы безнаказанно использовать силу национального братства двадцать четыре часа в сутки.

Дагестанцы, ингуши, аварцы, даргинцы обложили русских, татар, башкир и казахов данью. С ног до головы, ни вдохнуть, ни выдохнуть бесплатно. Любая, самая невинная, а иногда и призрачная провинность грозила штрафом от 100 до 1000 рублей. Долго отвечал на вопрос? Плати штраф. Не отдал свой обеденный компот? Плати штраф. Плохо взбил подушку? Плати штраф. Не хочешь платить штраф? Тогда будешь избит. Отдашь все до копейки? Вероятно, все равно будешь избит. Никаких правил не существовало. Материальная повинность распространялась не только на косяки, но и на перемещения в пространстве: патрули и увольнения. Чтобы расплатиться, солдатам приходилось вымогать и воровать деньги у горожан.

Была еще повинность трудовая. Угнетатели к уборке не прикасались, тратили дань на шмотки, гуляли по набережной с праздностью чеховских персонажей и не знали ни страха, ни горя, ни возмездия. Старшие по званию оказались перед ними бессильны. Командир взвода роты материально-технического обеспечения лейтенант Солдатов был избит за замечание рядовым ингушам. Командир полка по тылу майор Леонов подвергся нападению дагестанцев в столовой. Командир части полковник Громов серьезных мер почему-то не принимал. Все это не просто воспоминания Стаса, а факты из местной и федеральной прессы, которая чуть позже расследует случай этнодедовщины вдоль и поперек.

Националист Андреев попал в воинскую часть № 5599, как в свой самый лютый кошмар. Русские ребята защитить себя не могли, да и, прямо скажем, не очень пытались. Чаще резали вены. Только за его призыв в госпиталь угодили трое. Хорошо хоть остались живы.

Стасу тоже доставалось. И однажды Серега Лекторович заступился за него в своей манере. Был какой-то городской праздник. Играла музыка, фланировала публика. Лекторович с друзьями пил пиво и посматривал на центральный вход в сквер. Обычно через сквер Пушкина вниз на набережную строем проходила рота солдат из воинской части № 5599. Когда колонна показалась в начале аллеи, Сергей медленно вышел им навстречу, скрестил руки на груди и голосом капитана Жеглова гаркнул:

– Стоять!

Эффект неожиданности сработал. Солдаты замерли.

Стоящие впереди пытались понять, что за псих преградил им путь: бритый, в кожаной куртке. ОПГ пожаловала?

– Кто из вас рядовому Андрееву жить не дает?

Два крупных дагестанца отодвинули офицера и вышли вперед.

– Парень, а ты что, тоже жить не хочешь?

Кто-то в толпе нервно захихикал.

– Еще раз услышу, что у Андреева проблемы, я вас по одному отловлю и ноги повыдергиваю.

Они стояли и смотрели друг на друга прямо – тем давящим взглядом, который называют «энергетическим».

– Пусть твой Андреев сам разбирается, да?

– Я предупредил.

Стас поддержку оценил, но проблему решил своим способом.

Газета «Газета», май 2004 года

«Очередной побег на почве этнодедовщины случился в Самаре. Из воинской части внутренних войск сбежали двое военнослужащих. В тот же день они дали пресс-конференцию, на которой заявили, что однополчане их не только били и унижали, но и заставляли совершать преступления против жителей Самары. Военная прокуратура возбудила уголовное дело по четырем статьям. Арестован рядовой, призванный из Дагестана, Арслан Даудов ‹…›. Рядовой Андреев и сержант Алгазиев после побега из воинской части сначала содержались в полку МЧС, потом их перевели в часть при областной Военной прокуратуре».

Другого выхода просто не было. Накануне казаха Азамата Алгазиева избили: он помешал пьяным дагестанцам заставлять русских ребят танцевать лезгинку. Те отняли у него штык-нож, пригрозили зарезать и потребовали денег. Стас тоже был на счетчике, тоже получил угрозу познать ад в закрытой каптерке. Денег у него не было, зато имелась решимость и адрес известного в городе националиста Олега Киттера – немца по национальности. Он и помог собрать пресс-конференцию, написать заявление в прокуратуру Самарского гарнизона. И пошла тогда в воинской части № 5599 веселая жизнь, как по Гоголю. Возбудили дело. Произвели аресты. Начальник воинской части схватился за голову. Глава местной дагестанской диаспоры схватился за телефон. В Самару нагрянули столичные корреспонденты.

– Ты, наверное, теперь тоже националист, как Киттер? – спросил один из них.

– Да нет, – соврал Андреев. – Я только латышей не люблю. Мне за Прибалтику обидно.

Тем временем казах Азамат Алгазиев давать интервью отказался, дембельнулся и исчез. Вместе с заявлением в прокуратуру. А Стасу достался в следователи татарин. В городе он был известен своей упертостью: посадил большую шишку за убийство человека, несмотря на угрозы, порчу имущества, покушение и подкуп.

– Мы их зажмем по полной программе. Ты, главное, ничего не бойся и верь мне.

– Я не боюсь. И не верю.

Как следователь говорил, так и вышло. Несмотря на мощное противодействие как со стороны дагестанской диаспоры, так и со стороны военных. Главному обидчику и зачинщику Руслану Даудову дали реальный срок. Рядового Андреева перевели в другую часть. Татарин спас русского националиста. В этот период Стас впервые задумался о существовании небесной иронии.

2005 год

Стаса Андреева и Серегу Лекторовича снова погрузили в бобик.

Ритуал был привычным, как утренняя пробка на подъезде к проходной «АвтоВАЗа». Обошлось без эмоций. Мятый конвоир в обнимку с конфискованными флагами устроился впереди, Стас и Сергей – на пассажирском. Оба в темных очках, галстуках и мужских костюмах из дешевого полиэстера, щедро оцененных местными СМИ в 4 тысячи долларов каждый. В отделение ехали молча.

К активным политическим действиям Стас подключился после армии. Лекторович, умеющий выжимать из идей и ситуаций максимум, пришел к мысли, что быть русским националистом без собственной федеральной партии как-то бессмысленно. Так появился «Национальный альянс» – движение респектабельного национализма. Сергей и его приятели, переросшие уличное скинхедство, сняли бомберы, надели пиджаки, сшили черно-бело-красные флаги, напечатали листовки и вышли на свой первый митинг. Стас Андреев возглавил представительство движения в Жигулевске. Это не было какой-то местной аномалией. Скорее эволюционным маршрутом, которым в те годы шли многие их пассионарные ровесники из других регионов.

– Очки снимайте, тут вам не Майами, – сказал дознаватель, когда их привели в комнату для допроса.

Лекторович с равнодушным видом разглядывал линялый кабинет.

– Пишите объяснение, ребята.

– Какую статью какого кодекса мы нарушили? – вежливо встрял Андреев.

– А митинг ваш?

– Да мы случайно на улице с флагами встретились.

– Это ты бабушке своей расскажи…

– Вы докажите, что у нас был предварительный сговор. А пока – презумпция невиновности.

В принципе, силовики пока только присматривались к молодым энтузиастам.

– Ребят, у нас к вам предложение, – говорил Сергею и Стасу сотрудник регионального управления по борьбе с организованной преступностью, накануне пригласивший националистов в бар выпить пивка. – Работайте на нас. Мы вас будем прикрывать. А вы нам будете помогать.

– Как, например? – поинтересовался Сергей.

– Ну, например, нам нужно к саентологам внедриться. Узнать, чем они там занимаются. Нас они уже видели, а вас нет. Уверен, у вас получ…

– Извините, нам это неинтересно, – вежливо оборвал его Сергей. – У нас другие планы.

– Ну и зря. Но ваше дело, конечно, – расстроился милиционер. А потом, увидев у Стаса сигареты «Альянс», пошутил: – У тебя, я смотрю, даже сигареты принципиальные.

– А у тебя, я смотрю, даже пиво принципиальное, – парировал Стас Андреев, кивая на кружку с чешским «Козелом».

Митинги, петиции, аресты и заметки в газетах поначалу казались атрибутами живой борьбы. Если не завтра, то послезавтра они выведут на улицы тысячи человек и провозгласят наконец свою правду. Но человек, даже случайно и ненадолго оказавшийся в политике, быстро понимает, что люди оценивают глазами, а верят ингибиторами обратного захвата серотонина – или чем там еще обеспечивается благоприятный эмоциональный фон? Слова сами по себе ничего не значат – важно кто, как и при каких обстоятельствах их говорит. Молодой политик должен сначала выстроить свою историю, а потом пытаться как-то ее символически капитализировать.

Сергея новые горизонты вдохновили. А Стас очень скоро понял, что политика – тоже не его дело. Точно так же, как милиция и юриспруденция. Где Стаса дожидалось его поприще, он еще не знал. Поэтому пробовал всё, что не противоречило его взглядам. Однажды даже за компанию с друзьями сходил на крестный ход. Накануне спрашивал у Лекторовича:

– Это что-то вроде похода?

– Не знаю, но сало, на всякий случай, с собой заверни.

Сало на жаре протухло. А крестный ход стал для Андреева переломным моментом. Через несколько месяцев он впервые в жизни ощутил, что такое блаженное спокойствие духа, радостно раскачивая колокольный язык в звоннице храма в честь иконы Казанской Божией Матери села Верхнее Санчелеево. Его пригласил в гости новый, с крестного хода, знакомый – батюшка Алексей Ким. Тихий немногословный священник. Кореец. Всевышний, посмеиваясь, продолжал вести Стаса за руку.

2011 год

От чтения молитвенного правила отца Вячеслава отвлек настойчивый стук топора. Он поспешил на улицу. Узбеки очищали от дикой поросли полянку перед входом в церковь. Хотя должны были строить котельную.

– Ребята, что вы делаете, мне же нечем вам платить!

– Да мы просто помочь думали. Все равно цемент ждем. Вам, батюшка, местные мужики не помогают, что ли? Заросло же все.

– Не помогают. А вас я чаем напою.

Русские мужики действительно не помогали, даже за деньги. Как-то за ту же полянку отец Вячеслав заплатил местным, выдал инструменты, а они напились и работу саботировали. Но отец Вячеслав зла на них не держал.

«Приехали как-то раз академики в один аул проводить ликбез. Рассказывают о Гагарине, о космосе, о ракетах, о спутниках и ядерных испытаниях. Аул сидит, слушает внимательно.

После лекции один из академиков спрашивает:

– Есть вопросы?

Из толпы поднимается аксакал: есть, говорит, у меня один вопрос.

– Ну?

– А как это вы повидло в карамельку засовываете?»

Отец Вячеслав вспоминал этот анекдот каждый раз, когда молодые семинаристы пытались начать умный разговор с его деревенскими прихожанами. Блистали познаниями в богословии, взывали к патриотизму – вместо того чтобы подбирать ключи к конкретной душе, спрашивать о том, что человека тревожит на самом деле.

А жителям села Сосновый Солонец было о чем переживать. Птицефабрику закрыли, цементный завод закрыли, «АвтоВАЗ агрегат» закрыли. Работы почти не было, в Тольятти не накатаешься – сто километров и другой берег Волги. В итоге молодежь из деревни уезжала, мужики пили, женщины экономили, а старики плакали. Но жить все равно как-то было надо. Отец Вячеслав помогал пастве не падать духом.

– Главное, что люди здесь прямые и честные, злятся или радуются – все в открытую. Получилась при храме почти семья, хоть и с прибабахом, не без того.

Прежде чем стать священником в деревне Сосновый Солонец, Стас Андреев успел многое. После армии начал вести разгульную жизнь, вылетел с нескольких работ, занял и проиграл большую сумму в игровых автоматах, щедро расставленных в городе, всерьез увлекся алкоголем. Когда понял, что дальше будет хуже – засобирался в Оптину пустынь с горячим желанием там монашествовать. Его друзья сошлись на том, что он вернется обратно через пару месяцев. Стас прожил с монахами три счастливых года и точно знал, что никогда не был здоровее, чем в это время. Там, среди куполов и сосен, под открытым ему небом, и в холоде, и под солнцем, он наконец-то понял, что такое радость, свобода, счастье и любовь. Мрачный худой парень постепенно преображался. Округлился, подобрел, стал смешливым.

– Отец Илий, на что есть воля Божия? Остаться мне в монастыре или возвращаться?

– Воля Божия одна – спастись. А где спасаться – решай сам.

– А ведь я, отец Илий, был фантазер и идеалист. Мир хотел изменить.

– Не получилось?

– Ой, да и слава Богу! – рассмеялся Стас.

И решение пришло легко. Он вернулся, женился, стал священником и получил приход в селе с населением в 1500 человек. Окончательно перевоплотился из Стаса в отца Вячеслава. И как только его рукоположили, Сергей Лекторович попал в беду.