Иллюстратор Леонард Крылов
© Татьяна Латукова, 2019
© Леонард Крылов, иллюстрации, 2019
ISBN 978-5-4496-6385-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Летний вечер
Что ищут люди в одиночестве? Тишину и забвение? Уныние и бесстрастность? Или вот это тонкое чувство кристальной ясности мира? Всё знать, понимать, предвидеть и вместе с тем остро воспринимать свою ничтожность – это и есть то откровение, за которым уходят в пустыни отшельники?
Жаркий день не обещал Петру Ивановичу ничего особенного. Выйдя из душного магазина, он медленно побрел в сторону станции метро, раздражаясь отсутствием автомобиля, неделю назад сданного в ремонт. В машине, создающей иллюзию уединения, было проще стряхнуть с себя наваждение сделок, переговоров, общения с тупыми покупателями и еще более тупыми продавцами.
Карьера Петра Ивановича дошла до некоторого максимума, прыгать выше было некуда. Можно было бы начать свое дело, но для этого нужно было залезать в долги, искать инвесторов, закапываться в бумаги и взваливать на себя ярмо ответственности. Зачем? Чтобы потом с утра до вечера понукать ленивое быдло, которому недосуг инструкцию к чайнику или утюгу прочитать? И без того жизнь вполне себе удалась.
Тёплый вечер принес откуда-то тонкий аромат полевого раздолья, и нечто болезненное шевельнулось в душе Петра Ивановича. Воспоминание. О других вечерах. О летних вечерах, полных запахов леса, цветов, и невероятной свободы. Тогда время казалось бесконечным, а жизнь – прекрасной и счастливой…
Острая вонь автомобильного выхлопа, ударившая в ноздри, расставила всё по своим местам. Город не хотел отпускать своего раба ни на мгновение. Выдохнув, Пётр Иванович влился в людской ручеек, стремящийся прорваться к большому потоку спешащих в подземку горожан. Но где-то в космосе на сегодня была запланирована одна особая встреча.
– Петька!! Петюныч! Петюха!
Пётр Иванович оглянулся и оказался в крепких объятиях высокого загорелого мужчины. Изумленно вглядевшись в широкие скулы и заросший недельной щетиной волевой подбородок, Петька с трудом признал в незнакомце давно позабытого друга детства.
– Сашок… – Пробормотал он, скорее констатируя себе, что не ошибся, чем обращаясь к старому знакомому.
– Ну ты и откормился, брат, еле признал тебя. Пойдем, посидим где, тяпнем по соточке, поговорим.
– У меня работа…
– Да не волк твоя работа, в лес не убежит. Такая встреча! Не гневить же судьбу?
– Ну, пойдем…
Нелепые откровения, братания навек, слезливая ностальгия по поводу безвозвратно ушедшего времени – мегагород привычно перемалывал миллионы судеб. Почти пустой ночной клуб радушно принимал всех, создавая иллюзию душевного комфорта, в котором так тянет на признания и высокие слова.
Сашок болтал без умолку, бестолково перескакивая с темы на тему и торопясь похвастаться своими успехами. У него был свой магазинчик стройматериалов где-то за кольцом, на большой трассе. Торговля кирпичами и досками позволила ему отстроить дом неподалеку от самого магазинчика. Не так давно Сашок женился на одной из местных красавиц, и вскоре должен был стать отцом, и вроде бы мальчика.
Пётр Иванович вяло, но веско козырял фамилиями знаменитостей, которые лично у него покупали кофе-машины и холодильники для баров. Квартирный вопрос Пётр решил благодаря матери, вовремя подсуетившейся и уболтавшей свекровь на то, чтобы её квартирка досталась внучку. В личной жизни у Петра Ивановича всё было шатко, девушки охотно заводили с ним знакомство, но быстро исчезали, каждый раз с новыми и глупыми претензиями. Но он, конечно, озвучил приятелю версию о том, что никак не может определиться с тем, какую из трёх влюбленных в него королев красоты выбрать в жёны.
Всё это было обычной пустой болтовней, и по мере накачивания алкоголем обоим мужчинам становилось всё тяжелее и ленивее дополнять житейские факты флёром успеха и процветания. Разговор замедлился и перескочил на общих знакомых. Точнее, на тех, чьи имена были смутно знакомы Петру Ивановичу, но не заговори о них Сашок, он бы, пожалуй, и не вспомнил, откуда их знает.
Динка играет на сцене столичного театра. Толян строчит статьи в научные журналы. Ярослава уехала конструировать светящихся зверьков за океан. Борька не получил нового звания, зато сделал серию фотографий жучков-паучков и отхватил приз известного журнала…
Петька кивал и поддакивал другу детства, вдруг ощутив холодную тяжесть имени, которое неизбежно должен был произнести Сашок. Имя ускользало, и в то же время вспыхивало в сознании яркими неоновыми буквами. Петька давно излечился от власти этих букв, и всё же не мог оставаться к ним равнодушным.
После паузы Сашок с надрывом в голосе выдал:
– А помнишь Рину?
Водоворот мыслей и воспоминаний засосал Петра Ивановича в полузабытое прошлое. И выкинул в терпкие, сладкие, кружащие голову вечера. Перед глазами поплыли яркие и бессвязные картинки лета…
Лета под знаком ведьмы.
Часть 1
1. Дорога в Лукогорье
Пишу тебе бесконечное письмо в никуда. Мне хочется с тобой поспорить. Хочется тебя увидеть. И хочется, чтобы ты когда-нибудь узнал об этом. Я не гордячка, Север. Совсем нет.
Петька увидел Рину самым первым. Ещё на остановке автовокзала. Стройная девчонка в простом платьице с небольшой джинсовой сумкой через плечо стояла возле лавочки и читала какой-то толстый фолиант. Книга была очевидно тяжёлой и неудобной, но девчонка не обращала на это внимания, лишь время от времени меняя руку, которой держала книгу.
Петька забыл о девчонке через полсекунды, как забываются все такие нечаянные встречи. Но в автобусе девчонка села рядом с Петькой. Оказалось, что она тоже едет в Лукогорье. Сама девчонка Петьку не заметила вовсе. Деловито затолкав сумку на полку, она плюхнулась в кресло и снова углубилась в чтение. Заглянув в текст книги, Петька решил, что девчонка – зануда и ботаничка. Мелкий текст и какие-то формулы наверняка относились к точным наукам.
Старый автобус тащился по пыльной загородной трассе, и Петька, равнодушно глазея в окно, начал прикидывать, чем же ему, такому взрослому и серьёзному пацану, заняться в глухой деревенской дыре.
Некогда Лукова Гора была процветающим поместьем, по слухам приносившим князю Дмитрию Петровичу Лукогорскому несметные барыши, на которые тот закатывал дорогущие вечеринки с фейерверками в столицах. Князь был доверенным лицом императора Александра Первого, исполнял какие-то секретные миссии в Европе, изрядно отличился в войне с Наполеоном. Но восстание декабристов загнало Лукогорского в эмиграцию. Сам князь не участвовал в восстании, и, в общем, даже не разделял идей заговорщиков, но ухитрился резко выразиться по поводу казни декабристов и попал в немилость нового императора Николая.
Проведя в Европе почти два десятилетия, Дмитрий Петрович скоропостижно скончался во Франции, оставив после себя изрядный бардак в делах. Тяжба за земли, поместья и особняки Лукогорского продлилась ещё пару десятков лет, и за это время поместье совсем обеднело. Отмена крепостного права лишила Лукогорье людей, массово рванувших в златоглавую столицу, к денежным карьерам дворников и горничных. А новый большой тракт, проложенный в самом начале двадцатого века в обход возвышенности, собственно и именуемой горой Луковой, оставил село и без скудных доходов от постоялых дворов и разной мелкой придорожной торговли.
В начале двадцать первого века Лукогорье жило в несколько десятков дворов, хозяйничали в которых старики и старухи, не желающие сниматься с обжитых мест. В деревне оставалось несколько фермерских семей, которым не было резона уезжать от земли-кормилицы, и некоторое количество людей, по привычке тянущих лямку деревенского бытия. На лето население села вырастало раза в три-четыре за счет приезжающих родственников, но в целом это не меняло картину обреченности Луковой Горы.
Некоторые надежды затеплились у сельчан с началом мощной застройки на лугу под горой, на землях разорившегося и выкупленного неизвестными столичными дельцами колхоза. Выросшие кирпичные монстры казались признаком новой жизни села. Но, увы, из двух десятков особняков до жилого состояния было доведено только пять, да и в тех обособленно жили нелюдимые и сплошь нерусские сторожа. А изредка наезжающие хозяева кирпичных монстров быстро составили о себе дурную славу – полным наплевательством на лукогорцев и их проблемы.
Петька ехал к родной тётке Оле. По настоянию родителей Ольга получила диплом экономиста, после чего вернулась в родную деревню и вышла замуж за первого парня на деревне – гармониста и забияку Семёна Сорокина. Родив ему трех сынишек подряд, Ольга зажила абсолютно счастливо и беспроблемно. Потребности «культурных жителей столицы» вроде походов в театры и посещений музеев она воспринимала с иронией, а материальные ценности рассматривала с точки зрения их целесообразности. Дом Ольга с Семёном срубили новый – большой и удобный, с достаточным комфортом. Детишки росли, росли, да незаметно и выросли – один другого здоровее и краше. Родная земля кормила вдоволь – так чего ещё желать?
Петькина мама Серафима относилась к сестре снисходительно, с высоты «образованного интеллигентного человека», но считала очень удобным то обстоятельство, что можно в любой момент спихнуть единственного отпрыска деревенской родне. Ольга относилась к ежегодным прибытиям Петьки примерно так же, как к таянию снега весной. Каждое его появление Ольга сопровождала ахами и вздохами, что «вот и Петюшенька приехал, надо бы банки перебрать, скоро пригодятся». Приезд племянника был своего рода приметой времени года.
Обычно Петька носился по полям и лесам вокруг Луковой горы, предоставленный исключительно самому себе. Пока он был маленьким, все деревенские развлечения вызывали у него искренний восторг, но теперь Петька полагал, что вырос из детских затей. Он смутно мечтал о подвигах, о путешествиях в неизведанные края и фантастические миры, и ему хотелось видеть рядом достойную команду сильных и крепких ребят. Мысль о том, что ему снова придется быть капитаном для Сашки и Толяна, не настраивала на подвиги. Скорее служила напоминанием: не забыть бы купить носовых платочков для этих хлюпиков.
Девчонка, пытаясь перевернуть страницу в фолианте, неловко повернула книгу и толкнула Петькину руку острым кончиком твёрдого переплета.
– Ой, извините, пожалуйста, я нечаянно. – В голосе было искреннее сожаление и раскаяние. – Простите, я совсем не хотела вам мешать.
Петька поморщился и, буркнув «ерунда», убрал руку с подлокотника. Девчонка закрыла книгу, неловко пристроила её на колени и уставилась в окно.
Ветерок из люка в потолке мягко теребил русые волосы девчонки, и прядки то открывали бледную шею девчонки, то прятали её. Петьку почему-то взволновало это нехитрое зрелище. Он искоса посмотрел на соседку внимательнее. Она заметила его взгляд и улыбнулась ему. Светло, широко и доверчиво.
Петька смутился, но девчонка не отвернулась и не начала кривляться, как это делали задаваки в школе, а просто протянула ему руку:
– Меня зовут Рина. Полностью Марина, но я к сокращённому варианту больше привыкла.
Немного оторопев, Петька несмело коснулся девчачьей ладошки. Разве девчонки знакомятся в автобусе? С первым встречным?
Рина снова улыбнулась, и Петька торопливо ответил:
– Пётр. Пётр Рясков.
– Очень приятно.
Серые глаза девчонки вспыхнули искорками радости, и мир вдруг показался Петьке светлым и прекрасным.
Автобус затормозил и высадил Петьку и Рину на шоссе у поворота. До Лукогорья оставалось пройти ещё семь километров.
Петька дороги не заметил. Узнав, что Рина не бывала в Лукогорье, он начал рассказывать ей о деревне. Девчонка слушала его с таким интересом, что он постепенно увлёкся до того, что начал выбалтывать абсолютно все деревенские слухи и сплетни. Но Рина не останавливала его, даже когда Петьку явно занесло с пересказом сказок старой Глаши, или когда он начал разглагольствовать о слухах насчет матери Женьки. Рина впитывала все эти истории, тщетно пытаясь запомнить, кто на ком когда женился, и кто у кого (и от кого) когда родился.
Лукогорье, как и многие другие деревни, состояло из одной центральной улицы с несколькими боковыми ответвлениями. Когда Петька прошёл почти половину деревни, он сообразил задать Рине простой вопрос:
– А ты к кому приехала? Тебе в какой дом?
– Мне к Петру Борисовичу Кашкину. Дом номер восемь где-то в новом районе. Надо с горы спуститься и в третьи ворота позвонить.
Петька и удивился, и немного испугался. Симпатичная девчонка собиралась отправиться на съедение к ужасному Кащею. Может, её обманула какая-нибудь злая колдунья? Или она приходится внучкой противному старикашке? Петька представил себе, как Рина обнимает костлявого ворчуна, и ему стало неприятно от этой мысли. Но он всё же предложил:
– Я вон в том большом доме на углу буду жить. У Сорокиных. Сегодня меня откармливать будут, а завтра я абсолютно свободен. Заходи. Махнём к Чёрному оврагу. Или на Белое озеро сбегаем.
В светло-серых глазах промелькнула грусть:
– Спасибо, Петька. Но я на работу приехала. Мне некогда по оврагам бегать будет.
Рина уже скрылась на большой деревянной лестнице, ведущей с крутого угора вниз, к кирпичным особнякам за высокими заборами. А Петька всё ещё смотрел ей вслед. Слово «работа» казалось ему враждебным и непонятным. Какая такая работа?
2. Друзья капитана
Грустно возвращаться туда, откуда вроде бы безвозвратно унесло тебя время. Было спокойно. Пусто. Мир был полон нежных звуков. И лишь шарканье Яроша напоминало мне о людях. Но вот старый дом ожил, в нём заструился горячий воздух, в его щели проникли звуки речи, в его кухне воскресли горелые запахи. Надо бы всплакнуть от умиления.
А я не умею плакать.
Интересно, где я припрятала сокровище? Все мои сокровища – берёзовые веники в кладовке.
Тётка всплеснула руками, заохала, захлопотала, и первый день приезда Петьки в деревню оказался ровно таким же, как и все предыдущие дни встречи с родственниками. Но следующим же утром Петька продолжил традиции деревенского отдыха и отправился к дружкам по летним каникулам.
Компании мальчишек и девчонок Лукогорья составлялись каждое лето из приезжей ребятни. Парни постарше делились на «мушкетеров» и «пиратов», но Петьку в их сражения не брали. Ребятни года на два-три младше тоже было в избытке, но возиться с ними уже самому Петьке было неинтересно. В команде Петьки по стечению вероятностей неизменно оказывалось лишь двое сверстников.
Долговязого и нескладного Сашу Лучинкина Петька мысленно называл «буратино», а неуклюжему тугодуму Толяну Отапину как нельзя лучше подходило определение «страшила». Слабая надежда, что друзья подтянулись и изменились за девять месяцев разлуки, растаяли за пару секунд. Оглядев друзей, Петька только вздохнул. Как с такими недотёпами покорять океаны и космические дали?
Новости друзей и вовсе повергли Петьку в уныние. Толян собирался летний отдых посвятить… физике. Сашок свысока сообщил, что его мать-художница собирается выйти замуж за какого-то иностранца. И теперь хочешь, не хочешь, а придётся ему выучить тьму неправильных глаголов. Блаженное летнее безделье, представлявшееся Петьке одним сплошным цветным праздником, грозило обернуться разговорами о формулах и зубрёжке.
Капитану пришлось включить всё своё красноречие, чтобы получить согласие команды на участие в первом приключении. Плотина в узком месте Синего ручья должна была повернуть водный поток в разлом Чёрного оврага. Идея не блистала свежестью, поскольку периодически обсуждалась разными детскими компаниями. Но какая разница, кто первым сказал, куда важнее, кто первым сделал.
Три пацана могут быть мощной силой изменений в мире, и взрослым хорошо бы присматривать за тем, что именно строят юные капитаны в соседнем лесочке. Но Лукогорье находилось слишком далеко от тех центров цивилизации, которые насмотрелись на последствия таких строек. И никто не обратил на возню ребятишек никакого внимания.
3. Братишка
Сегодня на повестке дня:
1. Справедливость. 2. Всё поделить.
3. Стихи о светлом восхождении в иной мир ради счастья отечества… Бедное наше отечество, и все-то к нему со своим счастьем. А уж что в небесах творится… Очередь огромная у ворот стоит.
За строительными работами Петька подзабыл о новой знакомой. Но обрадовался, когда очередным утром увидел Рину, спешащую в магазин. Девчонка шла легко и быстро, словно чуть пританцовывая. В руке у неё была пустая хозяйственная сумка, оттянутая кошельком. Петька двинулся навстречу с тем расчетом, чтобы случайно столкнуться с Риной у входа в магазин. Однако оказалось, что её заметил не только Петька.
С покосившейся лавочки, испокон веков стоящей под забором старой Ильинишны, поднялся небритый мужик в помятом пиджаке, надетом прямо на грязную майку. Перегородив дорогу девчонке и чуть покачиваясь, алкаш стянул с головы заношенную кепку, и, заплетаясь в собственной речи, изрек:
– А хто-е-ето у-ун-а-ас здеся-а та-а-кая цаца?
Петька не узнал пьянчугу. Он знал всех жителей и гостей Лукогорья, но не имел ни малейшего представления, кто этот тип, приставший к Рине. Это и озадачивало, и пугало.
Мужик сделал шаг к девушке, и в этом движении чувствовалась агрессия. Ситуация стремительно становилась опасной.
– Я не цаца. Я ведьма. – Спокойно и с доброжелательной улыбкой сказала Рина.
– А па-азволь-ти адин ма-алю-сень-кий па-це-луй.
– Позволю, когда ты будешь трезвым.
Петьку словно приморозило к месту. Неужели девчонка не понимает, что ей надо бежать? Зачем она так равнодушно отвечает этому пьяному кретину?
– Ишь ты, гадёныш. Опять при скандале.
Раздавшееся сзади причитание старухи Шершовой Петьку обрадовало. Вот сейчас самая ехидная и неукротимая бабка Лукогорья поставит распоясавшегося гуляку на место. Но Шершовка только оперлась на клюку, заняв место для наблюдения.
– А кто это? – Решился спросить у старухи Петька.
Не повернув головы, Шершова с нажимом выложила:
– Убийца это. Гришаня Маслов. Зимой с зоны вернулся.
Петька в недоумении уставился на мужика. Убийца? Настоящий?
– Ах, ты, хос-пи-и-ди-и, ка-а-кая ва-а-жная, – протянул Гришаня.
Рина невозмутимо попросила:
– Дай пройти. Мне в магазин надо.
Девчонка явно не читала детективов. Кто же так с убийцами разговаривает?
Гришаня, вопреки всем опасениям Петьки, послушно посторонился, освобождая Рине дорогу к магазину. Но едва она прошла мимо, как он выдал несколько отвратительных нецензурных ругательств.
Сделав пару шагов, Рина обернулась и ответила ему тем же. Мелодичный голосок уверенно выговорил все этажи и переплёты мата, шокируя откровенностью и витиеватостью оборотов. И насмешливый серый взгляд смешал Гришку с дорожной пылью.
Для Петки смысл сказанного сразу потерялся, но Гриша отлично понял собеседницу. После минутной паузы он уже нормальным голосом и без кривляний коротко спросил:
– Батя? Братишка?
– Сожитель.
– Мала ты ещё для этих дел.
Рина чуть пожала плечами:
– Не так уж мала, да и успела.
По лицу Гришки пробежало облачко сомнения, но потом он картинно поклонился и представился:
– Ну, ты это, прости, сестрёнка. Не хотел обидеть. Гришаня я. Живу здесь. Увидел залётную птичку. Вот и потянуло на глупости.
– Я – Рина. Я новая сиделка у Петра Борисовича. Он внизу в доме с башенкой живет. Будем знакомы.
Девушка улыбнулась и протянула убийце свою маленькую руку. Гриша легко пожал узкую ладонь. Рина помахала ему на прощание и нырнула в магазин.
– Вот же напасть на наши головы. – Недовольно пробубнила Шершова.
– Да уж, таких лучше бы и не выпускали никогда. – Рискнул честно высказать свое мнение Петька.
Исподлобья оглядев мальчишку, старуха пояснила:
– Принесли черти ведьму. Хорошего не жди.
Резкие слова почему-то обидели Петьку, но он не решился на глазах Шершовой подойти к Рине, когда та выпорхнула из магазина. Приветливо улыбнувшись старухе, девчонка потащила увесистую сумку к дому Кащея.
4. Как усадьба стала пустошью
Колхозное собрание обошлось без сказочного явления прекрасной девицы Белолицы. Но девица сделала мне замечание. Правильно говорить «беллицца». В нашем дремучем крае каждая сермяжная крестьянка запросто парларит по-итальянски.
Да, представляешь, я хожу на собрания. И даже голосую за всё, что предлагает наш бравый пастушок. Безыдейный я кисель. Что поделать.
В субботу Петька, Сашок и Толян отправились на танцы. Деревенский клуб сгорел ещё в благополучные семидесятые, и у лукогорцев сложилась привычка в ясные вечера выходных дней собираться на красивой опушке недалеко от реки. Получалось что-то среднее между дискотекой, пикником и салоном светского общения. Лукогорские музыканты притаскивали гитары-баяны, обеспечивая звуковое оформление сборища. И все, кому было не лень преодолеть путь от села до лужайки, могли попрыгать под музыку. Или пошептаться в тени старых берёз.
Приятной неожиданностью для Петьки и его команды стал переход из категории «мелкоты» на уровень «молодёжи». Завсегдатай деревенских вечеринок Жорка Верхин протянул троице по бутылке пива и сообщил, что в следующий раз неплохо бы и им самим постараться как в качестве спонсоров веселья, так и в качестве тягловой силы, доставляющей еду и напитки на опушку.
Терпкий аромат первых цветущих трав кружил голову, бессвязные мелодии, издаваемые расстроенными струнами, не заглушали звуков ночного леса, бархатная вечерняя зоря перебирала все оттенки жёлтого и красного. Петька танцевал и болтал о чём-то важном, пел и отдыхал, валялся на траве и упивался распирающим чувством свободы. В какой-то момент он заметил Рину, сидящую в стороне от общей компании.
Твёрдо веря, что мир начал поворачиваться к нему своими лучшими сторонами, Петька подошёл и, немного важничая, спросил:
– Почему не танцуешь?
Рина пожала плечами и чуть ехидно ответила:
– Стесняюсь. Я же новенькая.
Петька решительно махнул рукой:
– Брось, здесь все свои. Давай, я тебя со всеми познакомлю. Я всех знаю. И меня все знают.
Девчонка встала и улыбнулась:
– Темнеет уже. Домой пора.
– Пошли вместе.
Рина на ходу разглядывала всё вокруг, то задирая голову, то утыкаясь носом в придорожную траву. Петька не знал, о чём заговорить, и половина пути прошла в молчании. Но за мостом Рина собралась свернуть.
– Эй! Ты куда?
– Как куда? В деревню.
Петька, не веря собственным ушам, переспросил:
– Ты пойдёшь через пустошь?
Девчонка широко улыбнулась:
– А нельзя?
Петька принялся рассказывать историю барской усадьбы, и Рина волей-неволей пошла рядом с ним, по длинной дороге в обход проклятого места.
Усадьба Дмитрия Петровича Лукогорского была выстроена по всем канонам своего времени: барский дом с колоннами и портиком, два флигеля и некое подобие парка. Место для усадьбы князь выбрал сам – в стороне от деревни, но на возвышении, чтобы дом смотрел фасадом на речку. Неудачность этого выбора вскоре стала очевидна и лукогорцам, и самому Дмитрию Петровичу: если здания усадьбы выросли достаточно быстро и без особых проблем, то с дорогой к красивому барскому дому возникли серьёзные проблемы.
Поддерживать проложенную через лес дорогу в более-менее приличном состоянии оказалось затратной и бесполезной затеей. Любой дождь превращал дорогу в реку, и потоки воды смывали на своём пути всё, включая даже тяжёлые булыжники.
После отъезда князя за границу усадьба пришла в полную негодность. Венцы срубов сгнили, наспех сложенные фундаменты не выдержали испытаний русским климатом: один флигель рухнул сам по себе, а второй лукогорцы разобрали.
Старый барский дом от той же участи спас Николай Феоктистович Лукогорский. Благодаря протекции государя именно этому наследнику удалось выиграть долгие судебные тяжбы с кузенами и тётками. Прибыв вступить во владение поместьем, новоиспечённый князь оказался перед лицом разрухи и запустения. Энергично взявшись за дело наведения порядка, практичный Николай Феоктистович кардинально перестроил усадьбу, проложил к поместью другую дорогу, и даже собирался устроить неподалёку какое-нибудь прибыльное предприятие.
И быть бы Лукогорью каким-нибудь Кирпичеградом, вот только женатый князь внезапно влюбился.
Княгиня Аглая Севостьяновна Лукогорская предпочитала проводить время в столице, и поместьем не интересовалась. Князь, неизменно демонстрирующий всем уважение собственной супруги, большую часть года жил в деревне, и обычно расстраивался необходимостью появляться в столице. Счастливейшее семейство, да и только.
Но однажды, совершая конную прогулку вокруг собственных угодий, Николай Феоктистович повстречал двух всадниц. Юная графиня Дерлянская показывала свои земли соседке по пансиону Елене. И один взгляд кротких глаз Елены в мгновение изменил жизнь князя.
Елена не стала упрямиться и поменяла статус тихой компаньонки на роль любимой экономки. Обосновавшись в поместье князя Николая, она превратила дом и сад в уютное место для встреч с немолодым уже барином. Какое-то время в Лукогорье царила идиллия, а потом шторм времени в очередной раз оставил от благоденствия Луковой горы лишь воспоминания.
Николай Феоктистович отбыл в дальние края по каким-то срочным делам. Дела разрослись, затянулись, и Аглая Севостьяновна решила навестить фамильное поместье. Проверить, как идут ближние дела. Елена была скромна и почтительна, никто из верных вассалов не стал болтать лишнего о князе и его возлюбленной, княгиня отбыла восвояси с улыбкой на лице и удовольствием в голосе, но…
На вторую ночь после отъезда Аглаи поместье сгорело.
Пожары были обыденной и привычной частью бытия Лукогорья. Дома горели, погорельцы или отстраивались заново, или отправлялись в скитания в поисках лучшей доли. Посудачив и повздыхав об очередном бедствии, лукогорцы забывали о нём. Но вот пожар барской усадьбы стал мрачной легендой, не забытой и спустя столетие.
Один из конюхов Аглаи привёз в усадьбу несколько загадочных бочек с материалами для ремонта, однако никаких работ в усадьбе не велось, и куда делись эти бочки, осталось тайной. Другой конюх и одна из прислужниц Аглаи задержались в деревне после отъезда хозяйки, а потом вдруг исчезли. И хотя слова «поджог» лукогорцы из суеверия избегали, о «злой воле» заговорили, как только прошёл первый шок.
Усадебный дом вспыхнул разом, мгновенно, и горел совсем не так, как горят деревянные дома – постепенно напитываясь огнём, накаляясь. Дом Лукогорских охватило со всех сторон невиданным пламенем – белым, ярким, слепящим. В панике выбегая из домов, лукогорцы оказывались перед лицом зарева на полнеба. Спасти усадьбу никто и не пытался.
Крыша барского дома провалилась ещё до рассвета, к полудню яростный огонь полностью сожрал свою добычу, и хотя ветер гнал пожар через приусадебный сад на лес, старые берёзы устояли. Огонь облизал их корни, приласкал стволы, сморщил нежные зелёные листочки на кончиках трепетных веток, но сжечь великанш своей неистовой страстью не смог, и отступился, скукожился, потерялся в уже мёртвом чёрном саду.
Елену нашли под берёзами, ещё живую, но обречённую. Несчастная хрипела что-то о проклятьях, о вечности, о пустоте. Агония не затянулась надолго. А уже на следующий день народная молва разнесла слова покойницы по окрестностям. Горелая плешь на месте усадьбы Лукогорских стала «пустошью», навечно проклятым местом, куда не должна ступать нога человека.
Выслушав трагический финал истории, Рина усмехнулась и заметила:
– Нелогично. Если ты будешь мучительно умирать, тебе будет важно проклясть место своей смерти? Не врага, не убийцу, а кусок почвы? Или ты всё же попытаешься сказать что-то о том, чего не успел сделать, передать что-то, о чём не успел предупредить?
– Не знаю. Я как-то не задумывался.
– Ты повторяешь то, что молва придумала. Но «проклятье» могло быть всего лишь «клятвой», «вечность» могли услышать вместо «венчания», а «пустотой» заменили «чистоту». Обобщив иной набор предсмертных хрипов, мы получим, что Елена не проклинала, а сожалела, что не успела повенчаться со своим любимым.
– Теперь этого не узнаешь.
– Это да. Но по пустоши ходят почти все лукогорцы, нисколько не вспоминая о проклятии тогда, когда им надо срезать путь к большому мосту. И ничего страшного ни с кем не случилось. Так что проклятие – милое деревенское суеверие, и только.
Петька недоверчиво кивнул, не желая ввязываться в бесполезный спор. Рина быстро спросила:
– Скажи, а что стало с князем Николаем? Он вернулся? Он не мог не узнать о пожаре. Наверняка был управляющий или староста в деревне, ему должны были сообщить.
– Вроде бы он не вернулся. Но почему – не знаю.
– Кажется, я зря думала, что здесь скучнейшее место на земле. Спасибо за историю, Петька. Увидимся.
За разговорами Петька не заметил, что они с Риной оказались уже у дома Кащея. Монументальный забор вокруг участка выглядел устрашающе. Кирпичные столбы держали тяжёлые пролёты тёмного металла, а налепленные кое-где кованые декоры производили отталкивающее впечатление.
Рина уверенно залезла на высокий деревянный чурбан, стоящий прямо у самого забора, и не успел Петька опомниться, как она, чуть подпрыгнув, ухватилась руками за идущую по верху забора балку. Легко подтянувшись, девчонка перемахнула через забор и исчезла.
Наутро Петька не утерпел и спросил у тётки:
– Тёть Оль, а что стало с князем Николаем? Помнишь, старая Глаша про него рассказывала?
– Он жену свою застрелил и умер в тюрьме французской.
Семён оторвался от тарелки и опроверг слова жены:
– Не путай пацана. То из Сидаково граф был. Наш сам застрелился, в Италии, а жена его потом ещё замуж вышла, и новый муж её побоями заморил.
Подбоченившись и чуть прищурившись, Ольга парировала:
– Сам ты не путай. Это про Склочниковых история. И не в Италии дело было, а в Португалии, и не жену заморили, а дочку, и не побоями, а утехами любовными.
– У Склочниковых не было дочки, а был сынок шалопай, который женился на вдове Матвея Куликова, а вдова потом ещё раз вышла замуж. Была большая неразбериха, а вдову потом любовник пристрелил. И вот он-то и умер во французской тюрьме.
– Не то ты говоришь. Любовник умер от чахотки. И не в тюрьме, а на пароходе. А девица, которая увела его от вдовы, стала выступать в цирке, и вот тогда-то она и встретила Сидакова, который её потом застрелил…
Вздохнув, Петька решил, что в текущий момент жизни ему наплевать на замысловатые судьбы аристократов планеты. Пусть хоть все перестреляются.