Письма из прошлого
Если достаточно долго игнорировать прошлое, оно рано или поздно ввалится в твою жизнь как тот родственник-забулдыга, которого никто не любит – на тихий семейный праздник.
Мое прошлое ввалилось ко мне в середине июня две тысячи двадцатого. Я тогда обедал с клиентом, включив режим доброжелательной вежливости (это когда мышцы лица не расслабляются и готовы отреагировать на любую шутку, вопрос или восклицание собеседника). От разговора меня отвлек телефон. Он пиликнул один раз – я сделал вид, что не заметил – затем пиликнул снова. Пришлось извиниться и посмотреть, кто там меня домогается. Случилось это, когда принесли кофе. Оказалось, какие-то шутники отправили одинаковые письма на оба моих почтовых ящика. Не читая, я отправил их в корзину. А вы бы стали открывать письма с заголовком: «Из прошлого. Важно!»?
Об этом инциденте я забыл тут же, и не вспоминал бы еще пару недель, если бы не тот звонок. Вечером позвонила мама, сказала, что на мое имя пришло странное письмо «из прошлого». Я насторожился, расспросил ее о письме, но, как оказалось, открывать она его не намерена, раз уж оно адресовано мне, так что придется самому тащиться в частный сектор. Я пообещал, что приеду, как только смогу.
В детской играли, повизгивая, Нюта и Женя, Алена смотрела телевизор в зале, а я мучительно сосредотачиваясь доделывал отчет. Да какой теперь, к черту, отчет!
Взял телефон, залез в корзину – письма из прошлого еще были там. Запустил антивирусник, снова залез в корзину и открыл первое письмо. (Не хотелось мне ехать к родителям. Придется у них полдня проторчать, да еще и ребятишек с собой везти!) Сначала я не понял, что за белиберда там написана, а когда вник, у меня отвалилась челюсть.
С того дня все и закрутилось.
Вадим
Я не видел Вадима уже восемь лет. Мы условились встретиться в парке, и я пришел раньше. Сидел теперь, волновался, как школьник перед знакомством с самым крутым парнем в школе. Вадим и правда был крут, только не в школе, а в институте. Все девчонки за ним бегали, пацаны старались прибиться к его компашке, но безрезультатно. Высокий, крепкий, темноволосый и голубоглазый Вадим не оставлял однокурсникам шансов на успех у слабого пола. Он и вел себя так, словно с рождения ни секунды не сомневался в своем превосходстве над остальными. Был в нем некий магнетизм, заставляющий твою маленькую копию внутри тебя радостно сжиматься, когда он заговаривал с тобой. В такие моменты ты сам начинаешь считать себя более значимым, чем являешься или чем считал себя раньше.
Короче, это был Вадим.
Вадим пришел на десять минут позже условленного. Я узнал его походку издалека. Широкий шаг, чуть повернутые наружу носки ботинок, размашистые движения рук. Он глядел вокруг себя безразлично, скучающе. Увидел свободную скамейку на широкой тенистой аллее, сел и бросил взгляд на девушку напротив. До нее было метров тридцать, или чуть больше. Девушка внимания на него не обращала, что явно заботило Вадима.
Я сидел на заасфальтированном пятачке, окруженный березами, цветущими клумбами и аккуратно постриженным кустарником. Не знаю почему, но я не стал махать Вадиму, звать его к себе. Мне хотелось собраться с духом. Восемь лет прошло, а я все как раньше. Помню, когда мы только встретились сразу после поступления, Вадим первым заговорил со мной. Я тогда робел и старался выпендриться перед ним, чем и отпугнул его на пару лет – до тех пор, пока сам не стал интересен ему.
Когда я увидел Вадима в парке, это уже не был тот самый Вадим из прошлого. Присмотревшись, я понял, что Вадим, сидящий напротив девушки и не сводящий с нее взгляда, изменился. Он оброс жирком и мускулатурой, заматерел. Волос на голове поубавилось, а на руках прибавилось. Но все это не имело значения, ведь его взгляд изменился. В нем появилась непробиваемая стена, пройти за которую не дано никому. Притом чувствовалось, что за этой стеной прячется надломленность, старый шрам, которому не суждено зажить.
Вадим продолжал смотреть на девушку, сделав нарочито безучастное и безразличное лицо. Однако было заметно, что он начинает нервничать. Он поправлял воротник рубашки, шевелил мускулами на руках, втягивал предательски выступающую складку на животе. Еще никогда на моей и на его памяти девушка не игнорировала его так долго. И какая бы ему теперь разница, ведь он женат и дважды стал отцом? Но разница была. Такие девушки на скамейках в парке, в очереди в магазине, в поезде или на городском празднике – единственное, что у него осталось, единственное, принадлежащее только ему, все остальное теперь общее, семейное.
Я с трудом отвел взгляд и посмотрел на незнакомку. Тонкая, ломкая, как осенний лист, красивая, как сама осень. Она была на грани. И как Вадим не замечает этого? Она никого вокруг себя не видела, ее глаза походили на колодцы со студеной водой, в которой утонуло немало горестей и печалей, и теперь их призраки рвались наружу. Легкого дуновения хватит, чтобы она сломалась. Словно услышав мои мысли, девушка закостенела. Глаза ее наполнились водой с самого дна колодцев. Она содрогнулась и заплакала. Рыдала тихо, не прикрывая скривившийся рот, не вытирая потоки влаги на щеках и шее, вцепившись пальцами в платье на коленях.
Всё тепло этого ясного, веселого дня испарилось. Зелень тополей, берёз, рябин вяла, дети переставали смеяться, настолько огромным было ее горе, что рвалось наружу.
Краем глаза я заметил движение. Вадим украдкой достал телефон, незаметно включил камеру и навел на девушку. Он сделал вид, будто что-то сосредоточенно читает с экрана, может, сообщение от жены или начальника, а может, научную работу по психологии. Незнакомка не видела его манипуляций с телефоном, она вообще ничего не видела.
И тут случилось странное.
Из меня медленно вышел веселящий газ, что заполнил легкие при виде Вадима. От этого газа хотелось смеяться, громко говорить и расточать комплименты.
Больше не хотелось.
Удивительно, но за считанные секунды Вадим стал для меня просто человеком. Пелена спала, луч прожектора погас, оставив его неприглядный силуэт на грязной сцене.
Я освободился.
Девушка продолжала плакать, когда я подошел и поздоровался с Вадимом. Он торопливо убрал телефон в карман джинсов. Несмотря на откровение, свалившееся на меня минутой раньше, лицо мое расплылось в улыбке, которую было не стереть, даже если бы я собрал всю свою волю в кулак. Такое случается каждый раз, когда встречаешь человека из прошлого, который оставил в нем теплый след. К моему удивлению Вадим ответил на улыбку. Он сердечно тряс мою руку, хлопал по спине, когда мы обнялись, смотрел живыми, веселыми глазами.
Покончив с приветствиями, мы сели. Я взглянул на незнакомку – та уже взяла себя в руки, вытирала слезы и прикрывала рот ладонью. Я хотел было подойти, спросить, все ли у нее в порядке, но не мог себя пересилить, словно своим вопросом я обличу себя, дам понять, что видел нечто настолько личное, о чем лучше забыть. Я не смог. Просто долго смотрел на нее, пока не услышал:
– Да уж, я тоже охренел.
Вадим говорил в полголоса. Слова звучали неровно, будто изнутри рвалась веселость человека, сумевшего поймать редкий трофей в свою коллекцию. Нахлынувшая было радость от встречи испарилась.
– Ты получил письмо? – спросил Вадим, заметив, как опустилось и потемнело мое лицо.
Я кивнул, достал сигарету и закурил.
– Значит, все в силе, – Вадим усмехнулся, удивленно добавив: – Я уже и думать забыл. Десять лет прошло, а они нас нашли! И что теперь, собираем всех наших?
– Да, я уже написал Саше и Костику. Думал, ты с Игорем свяжешься.
– А Кирилл?
При звуке этого имени внутри что-то неприятно отозвалось, будто темное эхо прошлого. На краю сознания всплыли воспоминания о нашем последнем разговоре с Кириллом.
– Он офлайн, – сухо ответил я. Потом затянулся, выдохнул дым, и продолжил. – Я ему позвоню, когда всех соберем.
Вадим понимающе кивнул, откашлялся.
– Ты помнишь, что тогда было? – спросил он тихо. – Ну, в тот год, когда мы подписали этот договор.
– Слабо. Целая жизнь прошла. Мы тогда совсем другими были.
Я глубоко затянулся, подержал горячий, смолистый дым в легких, и выдохнул.
– Так и не бросил? – Вадим заговорил, как раньше – с превосходством, блуждающей ухмылкой и чуть прищуренным взглядом.
– Бросал, – я отправил окурок в пустую урну и улыбнулся. Он коротко зашипел в лужице, оставленной ночным дождем, и затих. – Потом опять начал. Семья, дети, ипотека, – у меня вырвался грустный смешок.
– Понимаю, – так же грустно усмехнулся Вадим.
И мне вдруг сделалось так паршиво, будто все внутренности скрутило в узел и тянет куда-то в глубину, где нет света. Я бросил взгляд на соседнюю скамейку, но незнакомка уже ушла. Было в ней что-то родное, что-то, что я способен был понять.
Наверное, Вадим ощутил то же самое, потому что он заговорил непривычно бодрым голосом.
– Как у тебя дела-то хоть? – он хлопнул меня по плечу. – Столько лет не виделись! У тебя же две дочки? Я в инсте видел пару фоток – милые девчушки!
Вадим включил все свое обаяние, правда оно на меня больше не действовало, и, казалось, он тоже понимает это. Но я присоединился к игре. Мы, как и водится старым друзьям после долгой разлуки, поговорили о семье, скользнули по знакомым каждому проблемам – кредиты, ипотека, школа и садик, высокие цены на детские вещи – обсудили работу и поездки в отпуск, а потом, обменявшись телефонами, разошлись.
Когда мы расстались, я вздохнул с облегчением. Не было больше той легкости в нашем общении, что наполняла его раньше. Она, быть может, вернется, но не сразу. Я ведь не шутил, говоря, что целая жизнь прошла. Мы стали чужими. Нас больше не связывала тесная дружба, которую мы умудрились променять на представления о взрослой жизни, придуманные задолго до нашего рождения. У меня оставался призрачный шанс, что, когда все соберутся, всё будет иначе.
Костик, Сашка и капсула времени
Костик был самым беспечным из нас. Мы с ним сели рядом на первой паре в институте. Помню, как он тогда представился: Костя. А я еще подумал: «Ну какой ты Костя? Ты же вылитый Костик!». Худой, но при этом без резких граней и углов во внешности, улыбка вечно до ушей, слегка застенчивый и веселый. Наверное, веселее и беззаботнее человека я не встречал. С тех пор мы и дружим.
Костик не то чтобы хотел стать бизнесменом или управленцем, как тот же Игорь или Вадим, он скорее был похож на меня – он закончил школу и надо было куда-то поступать. Поэтому, как, наверное, и большинство на нашем курсе, он и пришел в ИБиСО.
Да, знаю, аббревиатура нашего вуза не очень, и мы много раз по ней проходились на застольях, но если ее расшифровать, звучит даже солидно: Институт бизнеса и социальных отношений!
Так вот, Костик попал в ИБиСО будто случайно. Он никогда особо не парился насчет зачетов и экзаменов, достаточно легко сдал госы (хотя зубрил конспекты не очень-то прилежно). Казалось, ему просто нравится тусоваться с нами, иначе он перевелся бы в другой вуз, где собралась бы компания по душе.
Но такое легкомыслие сыграло с Костиком злую шутку. После выпуска он, как и многие однокурсники, взял кредит на создание бизнеса, но подошел к процессу слишком по-костиковски, и прогорел. Он не расстроился, просто смирился с судьбой (ну нет и нет, чего ж теперь) и пошел в наём. Помотался по разным шарашкам, зарабатывал копейки, но не переставал улыбаться во все лицо. Уже лет пять или больше работает в службе поддержки регионального интернет-провайдера. Он тот человек, к которому вы попадаете, когда исчезает интернет или нужно его настроить. Работа не пыльная – сутки сидишь на телефоне, двое потом отдыхаешь. Живет Костик у друга-программиста. Вдвоем они рубятся в приставку с утра до ночи, иногда записывают забавные стримы для ютуба. Откуда я все это знаю? Костик сам рассказал – он активно (активнее всех нас вместе взятых) ведет свои странички в соц. сетях. Через них я ему и написал.
Когда он выкатил из-за угла на своем видавшем лучшую жизнь самокате, я невольно расплылся в улыбке. Драные джинсы на пару размеров больше, футболка с растянутым воротом, кеды, которым прямая дорога на свалку – он словно вышел из девяностых, не хватало пирсинга во все уши и плетеных браслетов.
Как же, чёрт его возьми, я рад видеть этого поганца!
Меня изнутри разбирал смех, когда он ухмыльнулся, вытащил трубочку от Чупа-чупса изо рта и заорал на всю улицу:
– Никитка! Пень ты старый!
Он захохотал, бросил самокат и кинулся меня обнимать. Трубочка загадочным образом снова оказалась у него во рту. Солнце в этот момент, казалось, засияло ярче прежнего, а зелень и цветы во дворе его дома потянулись к нам своими лепестками.
Мы не переставали друг друга похлопывать и оглядывать. Оба скалились так, что за ушами сводило, но не могли остановиться. Мы с Костиком совсем перестали видеться, когда он переехал к Денису, которому родители купили квартиру. Правда, сейчас ни один из нас не мог (да и не хотел) вспомнить, почему мы так долго не общались.
Было в Костике что-то настоящее, живое и не перестающее пульсировать, что-то, что все мы давно утратили. Может быть поэтому мы и перестали дружить – глядя на него мне казалось, что я и не живу вовсе.
Наконец мы смогли расцепиться, и Костик заговорил первым (не переставая улыбаться, пусть уже и не так широко):
– Где пропадал? Столько лет ни слуху, ни духу от тебя, и тут – бац!
– Да всё как-то дороги к тебе не было, – я, смутившись, начал оправдываться.
Костик это заметил и поспешил исправиться.
– Да брось! Я и сам тоже хорош – не позвонил ни разу. А ну его! – он махнул рукой и крепче обнял меня. – Рад тебя видеть, дружище! Пойдем, я тебя с Дэном познакомлю, чаем угощу!
Он сгреб с изрытого ямами асфальта свой самокат, легко забросил его на плечо, будто делал так по сто раз на дню, и повел меня в дом.
Впервые за все эти годы встретив бывшего однокурсника мне не хотелось говорить о его или своей работе, о детях, кредитах и высоких ценах. Мне хотелось просто быть рядом и впитывать жизнь, неомраченную заботами.
***
Костя еще не успел закрыть входную дверь, а из комнаты уже истошно завопил Денис:
– Брат, давай быстрее, меня тут толпой гасят!
Костик бросил самокат, кинулся через коридор в зал, где на полу перед большим телевизором играл в какую-то стрелялку Денис. Он был долговязый, яйцеголовый и такой же короткостриженый, как Костя. Сидя на продавленном почти до самого пола кресле-мешке, он, как огромный богомол, согнул в три погибели ноги, скрутился знаком вопроса и выставил острые локти в стороны. Пальцы проворно бегали по кнопкам джойстика, а сам он то и дело орал в гарнитуру:
– Держи, скотина! Получи! Сейчас Костян вам наваляет!
Костя схватил свободный джойстик, кинул мне с азартной улыбкой:
– Падай куда хочешь, я ща!
и уже загружался в игру. Но тут Денис снова заорал на весь дом:
– АХ ТЫ ЖАБИЙ ПЕНИС!
Я аж подскочил, еще не успев сесть на диван, но Костя при этом восклицании повалился на спину и загоготал.
– Вот ты нуб недоделанный, – по-доброму подкалывал он друга. – Какие-то памперсы желтые тебе наваляли! Ну вот ни фига же без меня не можешь.
– Да пошел ты, – так же по-доброму огрызнулся Дэн. Он уже улыбался.
– Знакомься, – Костик толкнул друга в плечо и показал на меня. Денис даже вздрогнул от неожиданности – в пылу битвы он и не заметил, что кто-то пришел. – Это Никита.
– Тот самый Никита? – он недоверчиво глянул на Костю, и тот кивнул. – Добро пожаловать, брат, я Дэн.
Мы пожали руки.
– У нас чай остался? – Костик притянул к себе второе кресло-мешок, и улегся на него спиной.
– А я знаю? – проворчал Дэн. Он был все еще не в духе после проигрыша.
– Слушай, брат, я устал как собака, будь другом, завари чайку!
– А я не устал?
– Засранец.
Пришлось Косте самому вставать и плестись на кухню.
– Ты какой будешь? – крикнул он мне, гремя чашками.
– Давай, какой есть.
На меня вдруг накатила необъяснимая волна ностальгии, словно нам снова по двадцать, и мы собрались у Кирилла в квартире после зачета. И мы не представляем, что будем делать, ведь через пять минут или час может заявиться Игорь или Вадим, приедет Сашка с подругами и начнется веселье. А может, мы так и просидим, млея на жаре и пялясь в телик. Из ностальгического тумана меня вырвал голос Дениса:
– И мне плесни, а то я устал что-то.
– Плесну, только не чая, – отозвался с кухни Костик. – Кипяточка тебе на лысину плесну.
Пока они подкалывали друг друга, я огляделся. Парни жили неплохо, но в своем доме я привык, что во всем чувствуется женская рука. Алена не только обставляла квартиру, но и следила, чтобы все лежало на своих местах. Это же место было без сомнений жильем двух мужиков. Вещи тут валялись, где придется, на тумбочке и телевизоре был толстый слой пыли со следами пальцев (как недавними, так и давнишними, уже покрывшимися собственным слоем пыли), на паласе хаотичная россыпь мелкого мусора, одежда свисала с подлокотников дивана и кресла. Через неплотно задернутые занавески в комнату просачивалось солнце, и в его лучах кружили мириады пылинок. Казалось, еще чуть-чуть, и эта квартира полностью перейдет в ее власть.
– У нас тут не прибрано, – Костя вернулся с двумя кружками чая. – Этот балбес не знал, что гости придут, – Костик пнул друга, выключавшего приставку и телевизор.
Поставив кружки, он достал из кармана самокрутку.
– Слушай, Дэн, а это что за хрень в шкафчике с приправами?
Денис воровато посмотрел на меня, потом на Костю.
– Парни вчера приходили, – он расплылся в улыбке. – Цельнометаллическую оболочку смотрели под этим делом.
– Угощусь?
– Mi casa su casa.
– Muchas gracias!
Дэн встал и пошел налить себе чая. Вернулся он с пакетом ирисок и кружкой.
– Ты будешь? – Костик посмотрел на меня, и я кивнул.
Сам не знаю, почему я согласился. Я не курил траву больше десяти лет, и еще столько же не курил бы, но тут не смог отказать. Мне показалось, что если я откажусь, то соскользну с некоей воображаемой скамейки, на которой пытаюсь усидеть рядом с Костей и Денисом. Они-то здесь в своей стихии. Им здесь хорошо, да и мне тоже. Честно говоря, сто лет ничего подобного не испытывал, будто когда-то давно я потерялся, долго плутал в страшном и темном лесу, и вот, наконец, вышел на поляну… где растет дурман-трава.