Инволюция

© А. Кауф, 2024

© Ольга Зимина, иллюстрация на обложке, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

Уильям захлопывает тяжелую армированную дверь, отделяющую их секцию исследования генетических мутаций и тератологии^[1]от главного коридора. Немногочисленный персонал, вышедший на работу в выходной, созвали в комнату совещаний. Комиссия нагрянула внезапно и переполошила весь научный комплекс. Счастье, что Уильям с Агатой постоянно перерабатывают, нередко проводя в стенах лаборатории все выходные, иначе им бы не удалось достойно встретить делегацию.

Проверяющие обнюхали каждый сантиметр их секции, но найти прямых доказательств не смогли. В попытках отыскать хотя бы призрачную зацепку, они собрали младший персонал лаборатории для допроса. Если и тогда не подтвердится заявление Валери, то проекты Агаты продолжат финансировать. Уильяма это определенно порадует.

Навыки Агаты, ее упорство и эрудированность в различных областях вызывали у Уильяма восхищение. Он получил разрешение обращаться к ней не в официальной форме, а в шутку говорить «моя дорогая тыковка». Даже когда Агата рассказала, что таится за армированными дверями закрытой части лаборатории, он не отвернулся, дав всепоглощающему пламени идеи зажечь и его сердце.

С трудом удерживая коробки, доверху наполненные чашками Петри, Уильям не спеша подходит к столу и осторожно ставит туда ценный груз. Наконец то освободив руки, он снимает очки с толстыми стеклами и протирает их краем халата.

– Агата! Они ушли! – кричит Уильям. – Велели отправить на проверку все микроструктуры. Даже витамины для растений! Поверить не могу, что Валери пошла на такое. Это же настоящий цирк.

Ответом ему становится тишина. Водрузив очки обратно, Уильям оглядывается. В лаборатории царит строгий порядок. Склянки, колбы и инструменты отражают в отполированной поверхности белый свет ламп. Аккуратно разложенные папки с результатами экспериментов соседствуют с несортированными документами. Безмолвие помещения навевает мысль о том, что, кроме Уильяма, тут никого больше нет.

Странно. Уильям ясно расслышал, как Агата сказала о намерении перепроверить учетные книги. Может, она решила навестить своих любимых «детишек»? Общение с подопытными животными, особенно с крысами, всегда действовало на Агату успокаивающе. Грызунам, коронованным ее любовью, разрешается носиться по лаборатории, пугая особо впечатлительных сотрудников, дремать в карманах ее безупречно выглаженного халата и даже забираться на голову, пока сама Агата работает с документами. Ее сердце не выдержало бы, вздумай комиссия забрать их. Как никак, предъявленные обвинения касаются всего, до чего Агата успела дотронуться в лаборатории. Уильям чувствует: это только начало бури. Валери разошлась не на шутку. Но если Уильям с Агатой поднажмут, то вместе справятся с этой напастью.

– Агата! Ты где?

Уильям углубляется в лабиринт помещений внутри лаборатории. Виварий встречает его гнетущим молчанием – Агаты и здесь нет. Испуганные животные прячутся по углам клеток. Их поведение приковывает блуждающий взгляд Уильяма. «Быть не может! У них же удалены миндалевидные тела^[2]!» Дрожь пробирает Уильяма, словно его касается невидимая рука опасности. Стены кажутся слишком белыми и чистыми. Свет – ярким до боли. Происходит нечто непоправимо плохое, отчего даже те, кто обычно не испытывает страха, чувствуют угрозу.

Уильям тщательно проверяет одно помещение за другим и наконец подходит к большой черной двери. Доступ в эту часть лаборатории есть только у него, Агаты и ее матери, миссис МакГрегори. Катерина МакГрегори не работает в их комплексе, но уважаемая должность судмедэксперта центрального полицейского управления позволяет ей беспрепятственно и незаметно доставлять неживой материал в лабораторию. Она, как и Уильям, всецело поддерживает проект дочери.

Уильям вынимает пластиковую карточку из кармана и прикладывает ее к электронной панели. Мерзкий писк предупреждает об открытии двери. Младшему персоналу приказано обходить это помещение за метр: Агата не хуже Цербера защищает результаты своих тайных опытов. Несколько инцидентов с кражей испытательного материала лишь подкрепили идею обособить помещение со стартовыми наработками от остальной лаборатории. Поразительно, как чью то неудачу можно выгодно использовать для себя и скрыть от посторонних глаз то, что действительно происходит за дверьми.

– Милостивая матушка! Что здесь случилось?

Погром и полумрак встречают возглас Уильяма пугающей тишиной. Столы перевернуты, все пробирки, реагенты со средами разбиты и растекаются разноцветными лужами на полу. В беспорядке разбросаны бумаги и опрокинуты шкафы. Содраны плакаты с напоминаниями о мерах безопасности при работе с боксами. Даже лампы сорваны с потолка и теперь едва держатся на тонких проводах, подмигивая умирающим светом.

Где носит Агату? Это первый вопрос. Второй, не менее важный: кто сотворил подобное? Закрыв за собой дверь, Уильям убирает карточку в карман, лихорадочно соображая, что делать дальше. Обратиться за помощью к охране? Точно нет. Иначе то, что они скрывают все эти годы, выползет на поверхность. Члены комиссии ушли из их секции, но не из здания. Миссис МакГрегори? Только она может здраво рассудить, что предпринять. Не застрянь она на допросе в другой секции, несомненно, была бы уже здесь.

– За такое нас точно прикроют, – вздыхает Уильям.

Он проверяет, заперта ли дверь, и с ужасом еще раз осматривает несчастное помещение. Взгляд цепляется за следы когтей и пятна крови в некоторых местах. Уровень тревоги подскакивает еще выше. Кто то из подопытных сбежал? В их отделе проходит множество экспериментов как на живых, так и на мертвых существах. Чаще всего опыты заканчиваются для них мутацией всего тела или различных его частей. Безмозглая гусыня Валери назвала бы их подопытных монстрами. На памяти Уильяма эти уродливые порождения науки редко впадают в агрессию, по большей части безучастно созерцая свое преображение.

Дрожь пробегает по телу. Уильям осторожно ступает в полумрак помещения. Под ногами хрустят осколки колб и пробирок. Глубокие борозды на столах и стенах оставлены внушительного размера когтями. Кто то очень злой метался по комнате, снося все на своем пути. Уильям хмурится. Он не может припомнить никого из подопытных, кто в состоянии бы нанести подобный ущерб. Даже сорок четвертый. Ежедневные проверки системы безопасности, надежность клеток не позволили бы такому случиться.

Беспокойные мысли меняют направление. Присутствовала ли Агата в лаборатории, когда это произошло? С ее слабым здоровьем дать отпор сильному и крупному врагу не представляется возможным. Уильям старается ежедневно устраивать физкультурные перерывы под ее недовольное бурчание, но это мало чем помогает. Что, если Агата сейчас лежит гдето без сознания? Раненая и обессиленная?

Уильям заглядывает за каждый перевернутый стол с надеждой и страхом. Под тусклым светом разбитых ламп с пола поднимается человеческая фигура. Рыжие волосы растрепаны, халат порван. Покачиваясь из стороны в сторону, она бредет в его направлении.

– Агата? Ну и напугала ты меня! – Уильям облегченно вздыхает.

Он делает несколько шагов навстречу, но резко останавливается. Агата двигается слишком неестественно. Плечи нервно дергаются. Походка отрывиста.

«Что то не так», – только и успевает подумать Уильям. В следующий миг он, подобно игрушке, отлетает в сторону. Мензурки бьются под его весом, впиваясь осколками в тело. В миллиметре от глаз проносятся острые когти. Уильям чудом уворачивается. Свистящий поток ветра срывает с него очки, лишая зрения. Рука Уильяма беспорядочно шарит по полу. Нащупав уцелевшую банку со спиртовыми шариками, он замахивается и с силой кидает ее в лицо монстра. Взвыв, существо отступает.

Уильям вскакивает на ноги. Замутненный взгляд скользит по опрокинутым столам. Подрагивающие ладони хватают увесистую упаковку с порошком агарагара. Перед глазами пляшет мешанина из кровавомрачных цветов. Прищурившись, он целится в трясущуюся голову монстра.

Знакомые черты невыносимой болью отзываются в сердце. Перед ним жалкое подобие человека, некогда бывшее его лучшей подругой. Белок и зрачок слились в бездонную черноту, тело оплетает выпучившаяся венозная сеть, а изо рта течет вязкая слюна грязного оттенка. Но хуже всего руки. На ее прекрасных, аристократично бледных пальцах торчат изогнутые острые когти, длиннее обычных в несколько раз. Неужели она решилась на это? Может, Рошель права, и Агата…

– Ты сошла с ума!

Низкий рык вырывается из глотки существа. Уильям запускает «снаряд». Промах. Рассудок не хочет верить глазам. Агата безумно мечется по лаборатории, пытаясь убить Уильяма. Но даже в такой момент он не в силах ранить ее. Решение приходит незамедлительно. К черту всю эту скрытность. Пусть их хоть трижды распнут в Страсбурге за незаконные испытания. Уильям не готов потерять подругу ради идеи. Он приведет помощь.

Петляя между столов, Уильям устремляется к выходу. Бежать. Закрыть дверь. Не дать Агате выбраться на свободу. За спиной разносится грохот. Существо, почуяв свое превосходство, бросается в погоню. Не сбавляя скорости, Уильям подхватывает поднос с инструментами и запускает его в монстра за спиной. Острые предметы пролетают мимо. Вслед за ними отправляется еще пара колб. Жидкость растекается по стенам от удара. Отпугнуть. Задержать хотя бы ненадолго. Но не ранить.

Запинаясь об опрокинутые микроскопы и стулья, Уильям подбегает к двери. Руки лихорадочно шарят по пустым карманам, заветная карточка испарилась. Вернуться? У него нет времени искать столь небольшой предмет в полутьме и беспорядке.

Поток мыслей прерывает острая боль, вспыхнувшая в спине. Помещение проносится перед глазами, когда Агата швыряет его на стол, который ломается, выливая содержимое колб прямо на Уильяма. Остатки сил покидают его. Не видя иного выхода, он предпринимает последнюю попытку спасти жизнь.

– Ты… ты совсем не узнаешь меня?

Гортанный рык становится громче. Неужели их открытие способно настолько сильно извратить разум человека?

– Это же я, Уильям! Твой друг!

Пощелкивая зубами, существо приближается к нему и тянет руки с огромными когтями, которые, словно лезвия, блестят в свете мигающей лампы.

– Агата, черт тебя дери, очнись!

Черные глаза смотрят на него и не узнают. Тягучая кровь вытекает из сползающей кусками плоти.

– Прошу, приди в себя.

Последняя горящая лампа, мигнув на прощание яркой вспышкой, срывается с потолка, окончательно погружая помещение в непроглядную тьму.

– Не… не подходи ко мне. Стой, где стоишь, слышишь?! А а агата… А А А!

Глава 1

Пейзаж за окном перестает мелькать, извещая об окончании поездки. В полном молчании Агата Джеймс МакГрегори покидает машину. Хоть человек за рулем ей знаком, ни слов благодарности, ни прощания не слетает с ее губ. Автомобиль уезжает, и последняя ниточка, ведущая к знакомому миру, скрывается за поворотом. Теперь Агата может рассчитывать лишь на себя. Ее дом остался далеко позади вместе с трещащими без умолку СМИ. Придет день, и она выберется из всего этого победительницей. Нужно лишь дождаться. И постараться не наломать дров.

Тяжелый чемодан неприятно оттягивает руку. Продолговатые, серовато бледного оттенка, как у мертвеца, пальцы нервно сжимают ручку. События последнего месяца наградили ее недугом, который незнающий человек с легкостью принял бы за врожденную арахнодактилию^[3].

Она обводит скучающим взглядом Клок Холл – двухэтажный дом в классическом английском стиле. Миссис МакГрегори неплохо постаралась с поиском уединенного жилища. Когда на Агату обрушилась лавина возмущения от СМИ и взбесившихся профессоров, а затем – травля отупленного общества, ей ничего не оставалось, как спрятаться, пока все не утихнет.

Переворошив дорожные карты и справочники, Агата наткнулась на полумертвый городишко, о котором известно было лишь то, что он из последних сил держится за счет фабрики кошачьего корма, а отчуждение от остального мира превратило его в призрак. Плотный массив леса, обширная сеть болот и ревущее холодное море не способствовали ни появлению туристов, ни притоку новых жителей. Когда Агата сообщила матери о намерении затаиться в Ливингстон Бэй, та одарила ее столь странным взглядом, что Агата против воли запечатлела его в воспоминаниях. Что то промелькнуло в глазах миссис МакГрегори в тот момент. Но что? Страх? Заинтересованность? Или смирение? Агата решила, что как только скандал уляжется, она обязательно спросит об этом.

Безупречно выглаженная рубашка Агаты, заправленная в брюки, пиджак, галстук и остроносые ботинки, отполированные до блеска, резко контрастируют с запущенным домом. В почтовом ящике с отломанной дверцей догнивает газета за декабрь 1924 года. Ржавые ворота, покосившаяся кованая ограда, со всех сторон взятая в плен диким шиповником, клочки травы, пробивающиеся сквозь вымощенные камнем дорожки… По застывшему веснушчатому лицу не проскальзывает и тени интереса. Не пробуждают его и заброшенные комнаты дома со следами меловых пентаграмм на полу.

Слой многолетней пыли заботливо окутывает предметы скудного интерьера. На каждом шагу можно встретить изрядные лоскуты паутины. Бывший хозяин, кем бы он ни был, не потрудился привести дом в более менее порядочное состояние. Или же миссис МакГрегори в спешке упустила дать ему подобные указания. Ведь, несмотря на то что место выбрала Агата, именно ее мать связалась с хозяином и оплатила обустройство дома.

Агата методично осматривает каждое помещение. В ванной комнате из канализации несет едким строительным запахом. В углу, рядом с разобранным умывальником, валяется забытый ящик с сантехническими инструментами. В гостиной поверх пыльных полок небрежно теснятся вереницы потрепанных книг, подобранных явно наугад. Мятое постельное белье лежит в дырявых пакетах поверх голого матраса. По царапинам на полу можно проследить дорожку от входной двери к древнему холодильнику. «И как такая рухлядь дожила до наших дней?» – раздумывает Агата, вставляя вилку в розетку. Старичок рефрижератор с ужасающим кряхтением принимается за работу. На кухонном столе высится пирамида из коробок. Еда, предметы первой необходимости… Они тоже входили в список вещей, оговоренных с хозяином.

– Надо было тщательнее выбирать место, – недовольно протягивает Агата, осматривая газовую плиту. Ей, как человеку, привыкшему к щедрым дарам цивилизации и недурному экономическому положению, подобные условия кажутся более чем спартанскими.

Но лучше так, чем под стражу. Полиция вот вот готова наведаться в гости. А это – навсегда перечеркнутая дорога к науке. Хорошо, что ее мать взяла на себя разгрести устроенный в лаборатории беспорядок.

Пыльный воздух сводит легкие. Агата спешно распахивает деревянные окна. Невидимая рука ветра ласково дотрагивается до медного цвета косы, спускающейся ниже пояса. Узловатые пальцы Агаты ложатся на раму окна, она смотрит на них и чувствует омерзение.

Причина появления недуга. Вот что возвращает тревожные мысли вперемешку с затаенной яростью. Агату лишили всего: имени, работы, доступа к архивам, но самое главное – образцов и материала. Она ведь знала. Знала, что нельзя доверять той твари! Сроду не разбирающаяся в медицине, химии и анатомии, та лишь хлопала пушистыми наращенными ресничками! Агата не принимала ее всерьез, закрывая глаза на тревожные знаки. Всецело поглощенная опытами, она не заметила волка в овечьей шкуре. Самое тупое создание оказалось на редкость хитрым, подлым и достаточно влиятельным, чтобы в нужный момент прижать Агату к стене.

Хуже всего было то, что никто даже не заступился за нее. Общество, которому Агата так преданно служила все эти годы, отдавая себя целиком и полностью, оставалось тем же сборищем идиотов. Люди судачили о ее бесчувственности, о материалах, используемых в опытах, об омерзительном любопытстве в сферах экспериментальной анатомии и даже о ее безумии. Валери не стоило особых усилий обернуть этих болванов против Агаты.

– Ненавижу! Подумать только, спасовать у самого финиша!

Перед глазами всплывают счастливые картинки загаданного будущего. Сейчас она выступала бы на конгрессе ученых, срывая овации шокированных слушателей. Вызывающе смотрела бы на ошеломленных профессоров. Подарила бы миру ключ к новой счастливой жизни. Но она здесь. Прячется в дыре, как ободранная крыса. А Уильям? Боль отдается глухим ударом в затылке. Он не должен был прийти так рано. Не должен был увидеть ее. Ослепленную. В безумстве спасающую свое творение. Она виновата перед ним, но это лишь последствия. Истинная причина всех бед заключена не в Агате. Единственный, кто должен понести наказание за это…

Волна гнева одурманивает разум. Под руку подворачивается стопка немытой посуды. Тарелки и кружки с дребезгом разбиваются о стену. Этот хруст отдаленно напоминает Агате ломающиеся шейные позвонки.

Все заканчивается быстро. Занесенную над головой чашку Агата медленно опускает в раковину. Миллиарды жужжащих, как пчелы, мыслей носятся по закоулкам воспаленного мозга, но недолго им остается жить. Агата захлопывает окно. Толку от гнева мало. Тратить ценную энергию – еще бессмысленнее. Разум должен оставаться чистым и готовым в любой момент окунуться в научные изыскания. Обилие грязи подсказывает перенаправить ресурсы на более необходимую работу. Физическую.

Следующие дни Агата проводит в компании с метлой и шваброй. Уборка затягивается из за отсутствия у нее каких либо познаний в наведении домашнего уюта. Агате больше нравится работать мозгами, чем соскребать грязь с половиц. Не самое крепкое здоровье заставляет каждые полчаса открывать окна. Пыль, кажется, пытается задушить ее в новообретенном доме. По ощущениям Агаты, за несколько дней она выгребла из дома пару стогов паутины, тонну грязи и целое облако пыли, что могло бы покрыть собой район столицы.

Но стоило ее страданиям окончиться, как незаметно подкралась скука. За время уборки Агата не обнаружила ничего, что могло бы распалить ее любопытство. Даже полустертые пентаграммы с въевшимися бурыми пятнами на полу не пробуждали интерес к проводимым в доме нечестивым обрядам. Книги, привезенные бывшим хозяином, оказались на редкость занудными. Помимо них, другого развлечения в доме нет. Связь и интернет не работают, так что привезенный нетбук оказывается бесполезным. Агата несколько раз пытается усадить себя за редактирование уже готовых статей, но не может сосредоточиться: всплывают воспоминания о днях, проведенных с Уильямом в лаборатории.

Клок Холл стоит среди душистых луговых трав, окруженный четырьмя домами. Будто отражения, они в точности повторяют каждую деталь центрального строения. Отличается только степень запущенности. У одного из домов сгорел второй этаж. Другой хвастается проломленной стеной в ванную комнату и заржавевшими водопроводными трубами. Из окон третьего выглядывают мелкие деревца, пробивающие дощатый пол дома. Четвертый, наиболее сохранившийся, отгородился от мира заколоченными окнами и сложенными во дворике штабелями сгнивших бревен.

Создается впечатление, что сейчас, кроме Агаты, здесь никто не живет. Иной раз она замечает расплывчатое лицо в окне одного из соседних домов, но оно быстро исчезает, оставляя гадать: не показалось ли? Но Агата не стремится проверять подозрения. Мать четко внушила ей: «Не покидай дом ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не поможет в случае опасности». Агате ничего не остается, как следовать этому правилу и медленно покрываться плесневелой корочкой безделья.

День и ночь над городом висят тяжелые свинцовосерые тучи, повергающие в уныние. Кажется, в этот отрезанный от всего мира край даже солнце не заглядывает. Апатичная атмосфера заставляет бездумно пялиться в потолок, а тишина, такая непривычная для городского жителя, действует на нервы. По дороге сюда Агата не потрудилась разглядывать проплывающий за окном пейзаж города. Отчасти из за тревожных мыслей, а в основном из за убеждения, что пробыть ей здесь придется не больше недели. Но вот неделя подходит к концу, а друг отца, обещавший приехать с новостями из столицы, так и не появляется.

* * *

– Дыра. – Опираясь на подоконник, Агата уныло взирает на поднадоевший пейзаж. – Мертвый край.

Луг огорожен с четырех сторон. В северной и южной части виднеются кирпичные стены. За ними – небольшие домики. По остальным двум сторонам тянется кованое ограждение и деревья с шумящими на ветру кронами. Между особняками пролегает асфальтовая дорожка с трещинами и ухабами. Петляя, она прерывается то песочной насыпью, то мелкой галькой. Ее конец теряется в северной стороне, среди выдержавших натиск времени строений. Именно на этой дороге и появляется фигура первого живого человека, которого Агата встречает за неделю.

Повинуясь внутреннему чутью, она задвигает шторы, но от окна отходить не торопится и с интересом разглядывает странного гостя сквозь полоску света. Женщина лет тридцати в окружении стаи черных воронов решительно направляется в сторону ее дома. Неуклюже перепрыгивая через ухабы, она проваливается то в одну, то в другую яму и, извозившись в грязи, выбирается обратно на дорогу. Пернатые друзья не отстают от своей спутницы. Их угольные крылья скрывают фигуру и черты лица женщины.

Неожиданно незнакомка сворачивает с дорожки к дому с заколоченными окнами. «Хозяйка? Гостья?» – Агата перебирает в голове всевозможные варианты, пока фигура не останавливается. На секунду в кружащей черной массе появляется брешь. Лицо женщины повернуто в ее сторону. Агату прошибает дрожь. Налетевший из ниоткуда поток холодного ветра обдает щеки. Агата отшатывается от окна. Несколько секунд медлит, не зная, что предпринять. Любопытство побеждает тревогу. Врожденная тяга к неизвестному берет верх над здравым смыслом.

Присев на корточки, Агата подползает к окну. Медленно вытягивая шею, она всматривается вдаль. К ее облегчению, женщина потеряла всякий интерес к КлокХоллу. На подступах к заколоченному дому она изо всех сил вырывает из хулиганских лап репейника свою длинную юбку. Выиграв поединок, незнакомка злобно вытаптывает растительность. Затем принимается отцеплять остатки колючек вместе с кусочками порванной ткани. Закончив с наведением красоты, заходит в дом. Из за чернокрылого вихря Агата не сумела разобрать, стучалась женщина или воспользовалась ключом.

С того дня незнакомка постоянно наведывается в заколоченный дом. Другого развлечения у Агаты нет, и, вооружившись запылившейся книжкой, она проводит у окна все время. Приходит женщина рано утром. Уходит под вечер. И каждый раз пристально поглядывает в сторону дома, где живет Агата.

Что же останавливает фигуру в черном ореоле воронов наведаться к соседке? Слух о новой жилице Клок Холла уже должен был облететь маленький городок минимум дважды. Изо дня в день Агата изводит себя сомнениями и догадками. Мысли о преследовании и скором обнаружении лишь усугубляют тревогу. Человек отца так и не приехал. Дурное предчувствие поселяется в груди, заставляя Агату неизменно откладывать книгу и задумчиво тарабанить ногтями по подоконнику. Ощущение чего то плохого усиливается в конце второй недели ее пребывания в Клок Холле. Женщина не появляется. И на следующий день ожидание у окна тоже проходит впустую.

Воскресным утром Агата просыпается из за повторяющегося стука, доносящегося откуда то с улицы. Сонно потирая глаза, она подходит к открытому на ночь окну. День только пробуждается. Вялые лучи солнца неохотно пробираются сквозь облака. В растворяющемся сумраке отчетливо видно, как хлопает на ветру дверь дома с заколоченными окнами.

Закрыв ставни, Агата ложится обратно. Уснуть не удается. Обычно люди не бросают входную дверь нараспашку. Только когда у них что то случается. Даже если так – Агату это не касается. Минуты складываются в часы, а сна так и нет. Гулкий стук эхом разлетается в опустевшей местности. Перед ее отъездом в Ливингстон Бэй, мама сказала странную фразу: «Лучше не тревожь неизведанное, ведь ни ты, ни я не знаем, что скрывается за порогом».

«Скрывается за порогом…»

Тревожный голос матери звучит в голове, повторяя слова как чудаковатую мантру. Агата чувствует, что за фразой прячется нечто большее. Но что? Предостережение? Намек? «Какой же противный скрип у этой двери». Переступая с ноги на ногу от холода, Агата быстро надевает костюм. В этот раз поверх рубашки и галстука проходят ремни портупеи. Отец позаботился, чтобы дочь могла постоять за себя. Он научил Агату не только отменно стрелять, но и снабдил ее перед отъездом всем необходимым. С профессией Джеймса раздобыть оружие и разрешение на него не составляет большого труда.

Мягкая кожа черных перчаток нежно обхватывает руки – пошив на заказ. Лишняя предосторожность не помешает. Агата осматривает ладони: даже в перчатках ее чудовищные руки с крючковатыми пальцами смотрятся жутко. Мысли начинают разбредаться, возвращая Агату в прошлое. «Уилл, мне, правда, жаль». Разум ледяным хлыстом велит им собраться. Сейчас Агате нужно сосредоточиться на том, что она намеревается сделать. Терзающая боль подождет.

– Никому не дано скрываться вечно.

Желание познавать мир, разъедающее любопытство и страх вернуться в скуку уничтожают тревожные мысли о перспективах быть обнаруженной. Мать точно не одобрит ее порыв, если узнает. Если узнает? «Именно». Агата оставит эту вылазку в секрете. В конце концов «тревожить неизведанное» – ее профессия.

* * *

Агата останавливает дверь рукой, чтобы та больше не стучала.

– Есть тут кто?

Тишина.

– У вас дверь не закрыта!

Снова молчание.

Агата возвращается взглядом к Клок Холлу. Его унылый вид беззвучно молит поскорее вернуться. В ответ на зов Агата делает решительный шаг внутрь соседнего дома. Дверь за спиной бесшумно закрывается. «Раз уж пришла, то стоит проверить, все ли хорошо с хозяевами», – рассуждает Агата.

Агата неспешно обходит одну пустующую комнату за другой. Ступать вынуждена осторожно. Тряпки, бывшие когда то шторами, едва пропускают редкий свет, пробирающийся сквозь щели в заколоченных окнах. Несмотря на грязь, сломанную мебель и ощущение заброшенности, здесь явно кто то живет. На туалетном столике разбросана косметика, которую кто то тщательно перебирал. Чистая одежда лежит в переполненном доверху шкафу рядом с грязной. Единственной запертой дверью в доме оказывается спальня на втором этаже. От нее особенно сильно разит гнилостным смрадом.

Агата возвращается в прихожую. «Может, небрежный хозяин просто забыл запереть дверь? В любом случае пора уходить. Не хватало еще, чтобы мой лучший костюм провонял». Агата носит только «лучшие костюмы» – даже торопливо собираясь в дорогу, провела не меньше часа, решая, какой будет красивее всего смотреться на фоне провинциального городка.

Хлюп.

С мерзким звуком дизайнерский ботинок оксфорд опускается в липкую лужицу.

– Вот дрянь!

Агата обтирает подошву о ковер. Но прежде чем она успевает отвести взгляд от пола, в лужицу падает капля. Затем еще одна. Агата медленно поднимает голову к потолку. По нему растекается побуревшее пятно. Сгнившие от времени и сырости балки напитались жидкостью. Раздается предсмертный скрип дерева. Звонкий щелчок. Агата отпрыгивает в сторону. Секунду спустя на то место, где она стояла, обрушивается часть второго этажа. В воздух поднимается столп пыли. Кашляя, Агата отходит к колышущимся шторам. Солнечный свет падает на то, что и при жизни с трудом могло называться человеком.

Безобразное тело прикрыто потрепанным халатом. У женщины уродливые черты, деформированная челюсть с верхней рассеченной губой, раскосые глаза, выпучившиеся из черепа по рыбьи. Из пузырящейся кожи щек и лба проросли новообразования, в точности повторяющие лицо. Словно дополнительные маленькие головы, со своими собственными покатыми глазами и искривленным ртом.

Еще кусок сгнившего дерева падает на ковер, и на этом обрушение второго этажа заканчивается. Разволновавшиеся шторы замирают, как будто занимая свой пост, скрывают от чужих глаз жуткое зрелище. В доме снова воцаряется тишина. Затаив дыхание, Агата подходит ближе к странному существу. Она не испытывает ни отвращения, ни страха. Вспыхнувший интерес рождает в голове новые и новые вопросы. Как существо могло жить с такой искривленной конструкцией тела? Что могло породить подобное? И как оно умерло?

Агата присаживается на корточки. «Стоит приступить к более детальному осмотру». Она одна в доме. Никто не подвергнет ее бессмысленному порицанию. Подобное лицемерие возмущает Агату всю жизнь. В действительности нас до ужаса редко волнует чужая смерть. Особенно если не касается близких людей. Это часть человеческой сущности, которую все почему то настойчиво пытаются скрыть за маской притворной скорби.

– Вторая стадия разложения тела, – бормочет себе под нос Агата.

В полумраке она разглядывает мерзко вздувшуюся от газов кожу. Выделившиеся жидкости из мертвого тела за несколько дней пропитали собой и так сгнившую древесину пола. «Что и стало причиной падения». Возле уха существа Агата замечает запекшуюся рану. От прикосновения к ней на ладони остаются размазанные следы красной субстанции. «Кровь». Как давно Агата видела ее на своих руках?

– А вот и причина смерти. Удар получен тупым предметом. Возможно, камнем. Кровотечение началось сразу от разрыва тканевой оболочки. Попыток остановить не предпринималось. Смерть наступила около двух трех дней назад, – уверенно произносит Агата.

Ей невольно вспоминаются времена, когда мама брала ее на место преступления и позволяла определить причину смерти и орудие убийства.

За спиной что то глухо ударяется о стену. Натянутые нервы словно пронзает стрела. Рука устремляется к оружию.

– Тьфу. Пернатый черт.

На Агату пялится крупный ворон нетипичной масти – бежевого цвета. Хрипло каркнув в ответ, он взмахивает крыльями и улетает. Появление птицы отрезвляет Агату. Ей здесь не место. Нужно скорее вернуться домой. Практически бегом Агата устремляется в прихожую. Подрагивающая ладонь тянется к ручке. Но та поворачивается раньше, чем Агата успевает к ней прикоснуться. От резкого ветра дверь распахивается рывком. Взвинченные нервы дают сбой. Ладонь нащупывает гладь металла и направляет дуло пистолета на ту самую незнакомку с воронами. Палец ложится на курок.

– И вам доброго утречка, милая.

Агата в шоке рассматривает длинный нос и абсолютно неуместные в пасмурную погоду солнечные очки. Их линзы переливаются бензиновым оттенком. Лоб скрыт под густой челкой. Угольно черные волосы собраны в небрежный пучок с торчащими во все стороны прядями. Худая фигура женщины возвышается над Агатой на добрые три головы. За спиной чернокрылые вороны с любопытством тянут шеи. Часть из них расселась на крыльце, другая – на плечах и макушке женщины.