Охотник за тенью

Сандра Вега была единственной женщиной, с кем он общался все это время. И единственным посторонним человеком, кому открыл, кто он такой.

Он помнил слова Клементе. В прежней своей жизни Маркус принес клятву: никто не должен знать о его существовании. Он невидим для всех. Пенитенциарий мог показать себя, выдать свою истинную сущность только в миг между тем, как сверкнет молния, и тем, как ударит гром. Хрупкий отрезок времени, который может продлиться миг, или маленькую вечность, кто знает. Все возможно на гребне волны, когда воздух насыщен волшебной энергией, трепещет ожиданием, – там все постижимо. В этот момент, ненадежный, нечеткий, призраки вновь приобретают человеческие очертания. И являются живым.

Это случилось и с ним – во время мощной грозы, на пороге ризницы. Сандра спросила, кто он такой, и он ответил: «Я – священник». Он рисковал. Сам даже точно не знал почему. Или знал, но только сейчас смог себе признаться.

Он испытывал к этой женщине странное чувство. Было между ними что-то общее. Кроме того, Маркус ее уважал, ведь ей удалось оставить боль позади. Она выбрала этот город, чтобы начать все сначала. Попросила перевести ее в другое отделение, сняла маленькую квартирку в Трастевере. Завела новых друзей, обрела новые интересы. Снова стала улыбаться.

Маркуса всегда изумляли перемены. Наверное, потому, что ему измениться было невозможно.

Ему были известны передвижения Сандры, ее расписание, ее маленькие привычки. Он знал, куда она ходит за продуктами, где любит покупать одежду, в какой пиццерии обедает по воскресеньям после похода в кино. Иногда, как сегодня вечером, она поздно возвращалась домой. Но не казалась расстроенной, только усталой: допустимый осадок напряженно проживаемой жизни, состояние, которое снимается горячим душем и спокойным сном. Окалина счастья.

Порой, в один из тех вечеров, когда он поджидал ее, стоя под окнами ее дома, Маркус думал, что было бы, если бы он вышел из тени ей навстречу. Возможно, она его и не узнала бы вовсе.

Но Маркус ни разу так не поступил.

Вспоминала ли о нем Сандра? Или оставила его позади вместе с болью? От одной этой мысли на душе кошки скребли. Как и от той, что, имей он даже мужество к ней подойти, это было бы бесполезно, ведь продолжения не могло последовать.

И все-таки он не мог отказаться от привычки искать ее.

Он смотрел, как Сандра входит в дом и, через окна парадной, как она поднимается по лестнице до своей квартиры. Вот остановилась у двери, роется в сумке, ищет ключи. Но дверь отворилась, и на пороге возник мужчина.

Сандра улыбнулась ему, а он наклонился и поцеловал ее.

Маркус хотел бы отвести взгляд, но не сделал этого. Смотрел, как они вошли в квартиру и закрыли за собой дверь. Оставили снаружи прошлое, призраков вроде него и все зло мира.

Звуки электроники. Мужчина, голый, растянулся лицом вверх на супружеском ложе. В ожидании играет в игру на сотовом телефоне. Поставил паузу, поднял голову над выступающим животом.

– Эй, ты, поторопись, – окликнул он девчонку с ярко-розовыми волосами, которая в ванной вкалывала себе в руку дозу героина. Потом вернулся к игре.

Вдруг на лицо ему опустилось что-то мягкое, приятное на ощупь. Но ощущение от кашемира продлилось всего миг, потом мужчина стал задыхаться.

Кто-то с силой прижимал ему к лицу его собственное пальто.

Он инстинктивно замолотил ногами, задвигал руками, ища, за что бы уцепиться: он захлебывался, но не в воде. Схватил за руки незнакомца, прижавшего его к кровати, пытаясь высвободиться, но тот, кто бы он ни был, оказался сильней. Хотел завопить, но из горла вышли только жалкие булькающие хрипы. Потом услышал, как кто-то шепчет ему на ухо:

– Ты веришь в привидения?

Он был не в состоянии говорить. И даже если бы смог, не знал бы, что ответить.

– Что ты за монстр такой: оборотень, вампир?

Он захрипел. Цветные точечки, плясавшие перед глазами, превратились в сверкающие огни.

– Должен ли я выстрелить в тебя серебряной пулей или вонзить в сердце осиновый кол? Знаешь, почему осиновый, а не из какого-то другого дерева? Потому что крест, на котором распяли Христа, был сделан из осины.

Сила отчаяния только и могла ему помочь, поскольку организм уже поддавался удушью. Ему пришли на память объяснения инструктора по подводному плаванию, во время поездки на Мальдивы с женой и детьми два года назад. Все, что советовал он делать при первых симптомах кислородного голодания. Сейчас это не спасло бы его, но он все равно вспомнил. Для развлечения они ныряли у коралловых рифов, мальчишкам нравилось. Хороший выдался отпуск.

– Я хочу, чтобы ты родился заново. Но сначала ты должен умереть, – заявил незнакомец.

Мысль о том, что он захлебнется, утонет в себе самом, привела его в ужас. Не сейчас, не теперь, беззвучно взмолился он. Я еще не готов. Тем временем силы иссякали. Пальцы его разжались, он отпустил противника и только бессмысленно махал руками.

– Я знаю, каково это, умирать. Еще немного, и все будет кончено, сам увидишь.

Руки мужчины вытянулись вдоль тела, он дышал с трудом, воздуха не хватало. Я хочу позвонить, подумал он. Всего один звонок. Попрощаться.

– Ты теряешь сознание. Когда очнешься – если очнешься, – ты вернешься к семье, друзьям, всем, кто хоть немного любит тебя в этом гнусном мире. И ты станешь другим. Они никогда ни о чем не узнают, но ты-то будешь знать. И если тебе повезет, ты забудешь об этой ночи, этой девчонке и о других таких же, как она. Но обо мне ты никогда не забудешь. И я не забуду о тебе. Потому что, послушай… Я спасаю тебе жизнь. – И он произнес четко, по слогам: – Постарайся быть этого достойным.

Мужчина больше не шевелился.

– Он мертв?

Девчонка смотрела, стоя у изножья кровати. Она была голая и слегка покачивалась. На руках синяки от многочисленных инъекций.

– Нет, – сказал Маркус, убирая с лица мужчины кашемировое пальто.

– Кто ты такой? – Одурманенная наркотиком, она щурилась: вся сцена, видимо, расплывалась у нее перед глазами.

Маркус заметил на тумбочке бумажник. Взял его, вынул оттуда все деньги. Встал и двинулся к девчонке, которая инстинктивно отпрянула, рискуя потерять равновесие. Он схватил ее за руку и вложил деньги в ладонь. И приказал строго:

– Убирайся отсюда.

Девчонка долго пыталась осмыслить услышанное, скользя взглядом по лицу Маркуса. Потом нагнулась, подобрала вещи и стала одеваться, одновременно пятясь к двери. Открыла ее, но перед тем, как уйти, обернулась, будто о чем-то забыла.

И показала на свое лицо.

Инстинктивно Маркус тоже поднял руку и нащупал что-то липкое у себя в ноздрях.

Кровотечение.

У него всегда шла носом кровь, когда он решался забыть на время недавно усвоенный урок: нужно сделать вид, будто не замечаешь зло, чтобы его пережить.

– Спасибо, – сказал он, будто эта девочка спасла его, а не наоборот.

– Не за что.

3

То было их пятое свидание.

Они встречались уже около трех недель. Познакомились в спортивном зале. Ходили туда в одни и те же часы. Девушка подозревала, что парень нарочно так подгадал, и это ей льстило.

– Привет, я – Джорджо.

– Диана.

Ему исполнилось двадцать четыре года, она была тремя годами моложе. Он учился в университете, уже писал диплом. По экономике. Диану сводили с ума его кудрявые волосы и зеленые глаза. И улыбка, открывавшая безупречные зубы, разве что немного выступал левый резец. Эта выбивающаяся из ряда деталь ей невероятно нравилась. Ведь избыток совершенства утомляет.

Диана знала, что она хорошенькая. Невысокая, но фигурка ладная, все на месте; карие глаза и прекрасные черные волосы. Закончив среднюю школу, она не стала дальше учиться, а поступила продавщицей в парфюмерный магазин. Платили там немного, но ей нравилось давать клиентам советы. К тому же хозяйка магазина была к ней очень расположена. Но на самом деле она хотела одного: встретить хорошего парня и выйти замуж. Вряд ли можно сказать, что она слишком многого требует от жизни. А Джорджо как раз и мог оказаться «тем самым».

Они поцеловались уже в первую встречу, потом продолжили, но до конца так и не дошли. Пребывали в приятном возбуждении, от которого все вокруг казалось прекрасным.

В то утро ей на мобильник пришло сообщение:

Заеду за тобой в девять? Люблю тебя.

Эсэмэска неожиданно придала ей невероятную энергию. Много раз она спрашивала себя, из чего состоит счастье. Теперь она знала, что счастье – тайна, которую невозможно открыть окружающим. Будто бы кто-то создает это ощущение специально для тебя.

Счастье исключительно.

Счастье Дианы воплощалось в каждой ее улыбке, в каждом слове в течение всего дня, когда она всех заражала весельем. Наверное, клиенты и другие продавцы заметили это. Конечно заметили. Она наслаждалась ожиданием, и сердце то и дело принималось биться сильнее, напоминая, что свидание приближается.

В девять часов, когда она спускалась по лестнице к Джорджо, который ждал внизу, это счастье, уже не связанное с ожиданием, приобрело другую форму. Диана была благодарна за этот день. И если бы не скрытое в нем обещание будущего, она бы хотела, чтобы день этот никогда не кончался.

Диана подумала о последней эсэмэске Джорджо. Она в ответ написала только «Да» и поставила улыбающуюся мордочку. Даже не повторила «Люблю тебя», рассчитывая сказать эти слова сегодня же вечером, лицом к лицу.

Да, он – «тот самый», ему это можно сказать.

Джорджо повез ее к морю, в Остию, поужинать в ресторанчике, о котором рассказывал в их первую встречу. Казалось, прошла целая вечность с того вечера, когда они болтали и болтали, боясь, возможно, что даже короткая пауза заставит их усомниться в том, что у них все получится. За ужином пили шипучее белое вино. Опьянев, Диана начала подавать своему спутнику недвусмысленные знаки.

Около одиннадцати они сели в машину и направились в Рим.

Ей было холодно в юбчонке, и Джорджо включил обогрев на максимальную мощность. Но Диана все равно жалась к нему, прислонялась к его плечу, поднимала глаза, заглядывая в лицо. Никто из двоих не проронил ни слова.

Из стереомагнитофона доносилась композиция «Сигур Роус»^[2].

Привстав на цыпочки, Диана сбросила туфли. Одна, затем другая с легким стуком упали на коврик. Она теперь его девушка, она может себе позволить некоторые вольности.

Не сводя глаз с дороги, Джорджо протянул руку, чтобы погладить ее колено. Она прижалась теснее, чуть не мурлыкая. Потом почувствовала, как его ладонь скользит по колготкам, залезает под юбку. Она это позволила и, ощутив, что пальцы его добрались до центра, чуть раздвинула ноги. Даже сквозь колготки и трусики он мог прощупать, какой силы достигло уже ее желание.

Она прикрыла глаза, поняв, что машина замедлила ход, чтобы съехать с автострады и по проселочным дорогам добраться до обширного соснового леса.

Диана ожидала, что это произойдет.

Несколько сотен метров они проехали на малой скорости по дороге, окруженной высоченными соснами. Иголки, скопившиеся на асфальте, скрипели под шинами. Потом Джорджо свернул налево, в самую чащу.

Как бы медленно они ни ехали, машина подпрыгивала на ухабах. Чтобы избежать толчков, Диана свернулась калачиком на сиденье.

Вскоре Джорджо остановил машину и выключил мотор. Музыка тоже смолкла. Слышался только затихающий рокот двигателя, да все громче и громче ветер шумел в ветвях. Раньше им не было слышно ветра, и теперь казалось, будто в этом шорохе скрыта какая-то тайна.

Джорджо откинул сиденье, обнял ее. Поцеловал. Диана ощутила, как нежно проскользнул его язык между ее раздвинутых губ. Она ответила на поцелуй. Он завозился с мелкими пуговичками на ее блузке, задрал майку, нащупал бюстгальтер. С минуту помедлил, ища крючки. Потом просунул под него пальцы, приподнял и освободил грудь, которую тут же стиснул.

Неповторимое ощущение, когда кто-то открывает тебя впервые, подумала Диана. Поддаешься ему и в то же время представляешь себе, что испытывает он. Чувствуешь его возбуждение, его удивление.

Она протянула руки, чтобы вытащить ремень и расстегнуть на нем брюки, а он тем временем пытался стащить с нее юбку вместе с колготками. При этом губы их не переставали сближаться, словно без поцелуев обоим не хватало воздуха.

В какой-то момент Диана бросила взгляд на приборную доску, посмотреть, который час, надеясь, что еще не слишком поздно, испугавшись вдруг, что вот-вот запиликает мобильник: мать позвонит и разрушит все очарование.

Движения их сделались более торопливыми, ласки более глубокими. Очень скоро они сняли с себя всю одежду и созерцали друг друга в редкие моменты между поцелуями, когда открывали глаза. Но смотреть было необязательно, они учились познавать друг друга иными чувствами.

Потом он погладил ее по щеке, и она поняла, что момент настал. Немного отодвинулась: сейчас, наверное, Джорджо спросит почему, боясь, что она передумала. И тогда она скажет: «Люблю тебя», слова, которые приберегала для него весь этот день. Но, не обращая на нее внимания, Джорджо медленно повернулся к ветровому стеклу. Это задело ее самолюбие: с чего вдруг любимый отвернулся. Хотела было потребовать объяснений, но осеклась. В ошеломленном взгляде Джорджо читался вопрос. Тогда приподнялась и Диана.

Перед капотом кто-то стоял. И пристально смотрел на них.

4

С постели ее сорвал телефонный звонок.

Поступил приказ немедленно отправляться в сосновый лес вблизи Остии, без дальнейших объяснений.

По-быстрому надевая форму, тихонько, чтобы не разбудить Макса, Сандра старалась от всего отрешиться. Такие звонки случались редко. Но когда случались, это было как выброс адреналина, приступ страха, удар ниже пояса.

Поэтому надо приготовиться к худшему.

Сколько сцен преступления посетила она со своим фотоаппаратом? Сколько трупов дожидалось ее? Изуродованных, оскверненных или просто неподвижно застывших в нелепой позе. Перед Сандрой Вегой стояла неблагодарная задача запечатлеть этих людей в последний раз.

Кому сегодня предстоит получить снимок на память о собственной смерти?

Найти нужное место оказалось нелегко. Еще не поставили полицейское ограждение, за которое могут заходить только те, кто имеет на это право. Не мигал проблесковый маячок. Не толпились сотрудники, не громоздились технические средства. Когда Сандра подъехала, основная часть группы находилась еще в пути, да и нужны они все были только для солидности. Для средств массовой информации, для властей, для того, чтобы люди чувствовали: их хорошо охраняют.

В самом деле, в тот момент только один патруль стоял у въезда на дорогу, уводившую в лес. Чуть впереди – фургон и пара машин. Никакого парада в честь двоих новопреставленных. Пора зрелищного развертывания сил еще не наступила.

Но войско прибывало на поле битвы, заранее потерпев поражение.

Поэтому люди, по-настоящему необходимые для расследования, уже были здесь, сбившиеся в жалкую кучку. Прежде чем присоединиться к группе, Сандра вынула из багажника сумку с оборудованием и, не зная еще, что ее ожидает, надела белый комбинезон с капюшоном, чтобы не загрязнить место преступления.

Комиссар Креспи шагнул ей навстречу. Обозначил ситуацию одной скупой фразой:

– Тебе не понравится.

Потом они вдвоем углубились в чащу.

Прежде чем эксперты примутся за поиски улик и вещдоков. Прежде чем коллеги-полицейские зададутся вопросом, что здесь случилось и почему. Прежде чем ритуал расследования начнется официально, дело было за ней.

И все стояли вокруг в ожидании. Сандра чувствовала себя так, будто опоздала на торжественное мероприятие. Люди вполголоса переговаривались, искоса поглядывали на нее, когда она проходила мимо, надеясь, что фотограф поторопится и они смогут приступить к работе. Двое полицейских допрашивали бегуна, который во время утренней тренировки наткнулся на этот ужас, приведший их всех сюда. Спортсмен сидел на бревне, сжав голову руками.

Сандра шла следом за Креспи. Неправдоподобную тишину соснового леса нарушал шелест иголок под их подошвами, но еще более – приглушенное дребезжание мобильника. На этот звук Сандра почти не обратила внимания, сосредоточившись на сцене, которая понемногу вставала перед ней.

Коллеги ограничились тем, что натянули по периметру красно-белую ленту. В центре стоял автомобиль, все дверцы которого были распахнуты настежь. Согласно протоколу, единственный, кто к этому моменту проник за ограждение, был судмедэксперт.

– Астольфи только что засвидетельствовал смерть, – объявил комиссар Креспи.

Сандра разглядела хилого, маленького человечка, который был похож скорее на кабинетного работника. Завершив свое дело, он вылез из-под ленты и теперь машинально курил, собирая пепел в ладонь. Но глаз не сводил с машины, словно ему не давала покоя какая-то мысль.

Когда Сандра и Креспи подошли, он заговорил, не отрывая взгляда от сцены преступления:

– Для отчета мне понадобится по меньшей мере два снимка с каждого ранения.

Только в эту минуту Сандра поняла, что привлекало внимание судмедэксперта.

Отдаленное дребезжание мобильника.

И поняла также, почему никто не мог прекратить этот звук. Он доносился из машины.

– Мобильник девушки, – пояснил Креспи, хотя Сандра и не спрашивала. – Он в сумочке, на заднем сиденье.

Кто-то беспокоился из-за того, что она ночью не вернулась домой. И теперь искал ее.

Кто знает, сколько времени мобильник звонил. И полицейские ничего не могли поделать. Спектакль должен идти по сценарию, еще слишком рано для финальной сцены. И ей придется заниматься фотосъемкой под этот душераздирающий аккомпанемент.

– Глаза открыты или закрыты? – спросила она.

Такой вопрос могли понять только те, кто привык посещать места преступлений. Иногда убийцы, даже самые жестокие, закрывали жертвам глаза. От стыда, не из милосердия.

– Глаза открыты, – ответил судмедэксперт.

Этот убийца как раз хотел, чтобы на него смотрели.

Мобильник, безразличный ко всему, повторял и повторял свой громкий призыв.

Задача Сандры состояла в том, чтобы сцена застыла до того, как непогода и поиски ответов исказят ее. Фотоаппарат служил ей ширмой, отделял ее от ужаса, от боли. Но из-за этого звона эмоции грозились просочиться сквозь защитный барьер и заставить ее страдать.

Она прикрылась рутиной ремесла, правилами, усвоенными много лет назад, во время обучения. Если она проведет фотосъемку по заданной схеме, все скоро закончится и, может быть, она успеет еще вернуться домой, снова залезть в постель, к Максу, прижаться к его теплому телу и сделать вид, будто этот холодный зимний день вовсе не начинался.

От общего к частному: она взяла «рефлекс» и начала снимать.

Вспышка за вспышкой волнами накатывали на лицо девушки, растворяясь затем в холодном ненужном свете зари. Сандра стояла перед капотом, но, сделав с дюжину снимков машины, поставила камеру ниже.

Девушка пристально смотрела на нее через ветровое стекло.

В ее ремесле существовало неписаное правило. И она, и ее коллеги неукоснительно следовали ему.

Если глаза трупа открыты, сделать так, чтобы они не смотрели прямо в объектив.

Это чтобы избежать тягостного впечатления «фотосессии с мертвой моделью». Девушку напоследок, сказала себе Сандра. Она решила начать со второго тела.

Труп находился в нескольких метрах от машины. Опрокинут на землю, лицом в сосновые иглы, руки протянуты вперед. Голый.

– Мужчина, приблизительный возраст от двадцати до двадцати пяти лет, – наговаривала Сандра в микрофон с наушниками, соединенный с записывающим устройством, которое лежало в кармане комбинезона. – Огнестрельное ранение в затылок.

Волосы вокруг входного отверстия были явно обожжены, значит убийца стрелял с очень близкого расстояния.

Сандра поискала в объектив отпечатки следов парня. Обнаружила пару на влажной земле. Отпечаток пятки такой же глубокий, как носка. Он не бежал, а шел.

Не удирал, подумала Сандра.

– Убийца заставил юношу выйти из машины и встал за его спиной. Потом выстрелил.

Казнь.

Она нашла еще отпечатки. На этот раз – обуви.

– Следы идут по кругу.

Они принадлежали убийце. Сандра последовала за оставшимися на земле отпечатками, предварительно фотографируя их: камера послушно вбирала в себя изображения, которые затем перейдут в компьютерную память. Подошла к дереву. У его подножия разглядела небольшой квадрат, очищенный от иголок. Надиктовала координаты.

– В трех метрах к юго-востоку поверхностное нарушение целостности почвы. Место как будто расчищено.

Отсюда все началось, подумала она. Здесь он устроил засаду. Сандра подняла объектив, определяя поле обзора убийцы. Отсюда, из леса, можно было хорошо разглядеть машину молодой пары, при этом оставаясь невидимым.

Ты насладился зрелищем, да? Или оно тебя взбесило? Сколько времени ты стоял здесь, наблюдая за ними?

Отсюда она продолжила съемку в обратном направлении, следуя к автомобилю по наикратчайшей диагонали, повторяющей путь убийцы. Снова очутившись перед капотом, Сандра опять почувствовала на себе взгляд девушки с переднего сиденья, как будто искавший именно ее.

И она во второй раз этот взгляд проигнорировала, занявшись автомобилем.

Она двинулась к заднему сиденью. Там валялась вперемешку одежда обеих жертв. У Сандры сжалось сердце. Она представила себе, как влюбленные готовятся к свиданию, как волнуются, стоя перед шкафом, раздумывая, что бы такое надеть, как понравиться другому, привлечь его: наслаждение, построенное на любви к ближнему.

Они уже были голые, когда монстр их застиг, или он их заставил раздеться? Смотрел, как они занимаются любовью, или вмешался и прервал их? Сандра выкинула из головы эти мысли: не ее дело давать ответы, лучше сосредоточиться на деталях.

Среди одежды лежала черная сумочка, откуда доносились звонки мобильника. К счастью, сейчас он молчал, давая им всем передышку, но скоро затрезвонит снова. Сандра ускорила процесс. Здесь дремал источник боли, и ей не хотелось в самый неприятный момент оказаться слишком близко к этой штуковине.

Дверца, распахнутая со стороны пассажира, открывала нагое тело девушки. Сандра нагнулась к ней.

– Женщина, приблизительно двадцать лет. На трупе нет одежды.

Руки девушки прижаты к бокам; веревкой, какую используют альпинисты, она привязана к сиденью, наклоненному под углом примерно в сто двадцать градусов. Шея отдельно примотана к подголовнику: веревка душила ее при малейшем движении.

В этот спутанный клубок был воткнут большой охотничий нож. Рукоятка торчала из груди. Удар был нанесен с такой силой, что убийца не смог извлечь оружие, пришлось оставить его здесь, заключила Сандра.

«Рефлекс» увековечил полосу запекшейся крови, которая стекла по животу жертвы, а потом, пропитав сиденье, собралась небольшой лужицей между босых ступней и пары туфель на каблуке. Изящных туфель на каблуке, мысленно поправилась Сандра. Перед ней предстал воочию романтический вечер.

Наконец, набравшись храбрости, она принялась снимать лицо крупным планом.

Голова слегка склонилась влево, черные волосы встрепаны. Сандре неудержимо захотелось причесать их, пригладить, как младшей сестричке. Она заметила, что девушка очень хорошенькая, с такими тонкими чертами, какие только юность умеет изваять. Там, где ее не смыли слезы, виднелись следы косметики. Наложенной умело, чтобы прибавить красоты и подчеркнуть ее: похоже, девушка разбиралась в таких вещах.

Работала визажисткой или продавщицей в парфюмерном магазине, подумала Сандра.

Уголки рта, однако, были как-то неестественно опущены. Губы покрывала яркая помада.

Сандру пронзило странное ощущение. Что-то здесь было неправильно, однако в тот момент ей не удалось угадать, что именно.

Она просунулась в салон, чтобы лучше заснять лицо. Следуя правилу фотографов-криминалистов, выбирала ракурсы, позволявшие избежать прямого взгляда в камеру мертвого лица. Ей и самой не хотелось глядеть в эти неживые зрачки, более того, не хотелось, чтобы они смотрели на нее так пристально.

Мобильник снова заверещал.

Вопреки всем усвоенным правилам, Сандра невольно закрыла глаза: пусть «рефлекс» сам дощелкает последние кадры. Ей пришлось подумать о тех, кто незримо присутствовал при этой сцене, хотя физически их и не было тут. О матери и отце девушки, о том, как они жаждут ответа, чтобы избавиться наконец от мучительной тревоги. О родителях юноши, которые, может быть, еще и не знают, что их сын сегодня ночью не вернулся домой. О том, кто причинил столько боли и теперь, за километры отсюда, наслаждается тайной радостью убийц, садистской щекоткой в сердце и похваляется тем, что невидим.

Сандра Вега дождалась, пока «рефлекс» завершит работу, и вылезла из тесного салона, где пахло мочой и слишком молодой кровью.

«Кто он?»

Вопрос этот вертелся на языке у всех присутствующих. Кто сотворил это? Чья злая воля?

Когда монстра нельзя опознать в лицо, сойти за него может любой. Каждый смотрит на другого с подозрением, спрашивая себя, что таится под видимостью, и осознает, что за ним самим наблюдают с тем же вопросом во взгляде.

Если человек запятнал себя ужасным злодеянием, под сомнение ставятся не только отдельные люди, но и весь человеческий род, к которому принадлежит злодей.

Поэтому даже полицейские этим утром избегали смотреть друг на друга. Только арест виновного избавит их от проклятия подозрений.

За неимением преступника, оставалось выяснить личности жертв.

Девушка пока оставалась безымянной. И это было благом для Сандры. Она не хотела знать это имя. Зато по номеру машины выяснили имя юноши.

– Его звали Джорджо Монтефьори, – сообщил Креспи судмедэксперту.

Астольфи вписал имя в один из бланков, лежавших у него в прозрачной папочке. При этом он прислонился к фургону из морга, который только что прибыл, чтобы забрать тела.

– Я бы хотел сразу произвести вскрытие, – заявил патологоанатом.

Сандра подумала, что такая спешка связана с тем, что он хочет внести свой вклад в расследование, но вынуждена была от этой мысли отказаться, услышав дальнейшие разъяснения.

– Сегодня мне еще нужно заняться автомобильной аварией и подготовить заключение для суда, – перечислял он без тени сострадания.

Канцелярская крыса, подумала Сандра. Ее возмутило такое отношение к погибшим: неужели они не заслужили больше сочувствия?

Тем временем эксперты-криминалисты завладели местом преступления и начали сбор улик и вещественных доказательств. И как раз в тот момент, когда можно уже было забрать мобильник девушки, аппарат снова смолк.

Сандра перестала следить за разговором судмедэксперта с комиссаром и перевела взгляд на одного из криминалистов, который, вынув мобильник из сумочки, направлялся к красно-белой ленте, чтобы вручить его сотруднице.

Как только прозвучит новый звонок, ей предстоит ответить. Сандра не завидовала коллеге.

– Ты за утро управишься?

Сандра отвлеклась и не слышала, что ей говорил Креспи.

– Что?

– Я спросил, сможешь ли ты предоставить материалы сегодня утром, – повторил комиссар, показывая на «рефлекс», лежащий в фургоне для оборудования.

– О да, конечно, – поспешила успокоить его Сандра.

– Может быть, прямо сейчас?

Ей бы хотелось удрать и заняться работой в квестуре. Но раз начальник настаивает, делать нечего.

– Хорошо.

Она открыла ноутбук, чтобы подсоединить фотоаппарат и сохранить кадры из карты памяти. Потом она пошлет их по электронной почте и наконец-то выйдет из этого кошмара.

Сандра первой приходила на место преступления, но первой и уходила с него. На этом ее работа заканчивалась. В отличие от коллег, она могла обо всем забыть.

Пока она подсоединяла фотоаппарат, другой полицейский принес Креспи бумажник погибшей девушки. Комиссар открыл его, чтобы проверить, нет ли там документов. Сандра узнала фотографию на удостоверении личности.

– Диана Дельгаудио, – прочел Креспи внезапно севшим голосом. – Двадцать лет, проклятье.

Все ненадолго смолкли.

Не сводя глаз с документа, комиссар перекрестился. Он был верующий. Сандра мало знала его, Креспи был не из тех, кто выставляет себя напоказ. В квестуре его уважали скорее за выслугу лет, чем за особые достижения. Но наверное, для такого преступления он подходил как нельзя лучше. Человек, способный расследовать ужас, не пытаясь поживиться за счет сенсации или продвинуться по службе.

Для двух погибших ребят богобоязненный полицейский мог оказаться великим благом.

Креспи повернулся к полицейскому, который принес бумажник, и вернул его. Глубоко вдохнул и выдохнул.

– Ладно, пойдем сообщим родителям.

И они удалились, оставив Сандру с ее снимками. Тем временем кадры замелькали по экрану ноутбука, скачиваясь из одной памяти в другую. Глядя на них, Сандра быстро прошлась по своей утренней работе. Кадров было почти четыре сотни. Один за другим: фотограммы немого фильма.

Ее отвлек звонок мобильника, которого все ждали. Она повернулась к коллеге. Та прочла на дисплее имя звонящего. Провела рукой по лбу и наконец ответила:

– Здравствуйте, синьора Дельгаудио, с вами говорят из полиции.

Сандра не могла уловить, что говорит мать на другом конце связи, но могла представить себе, что она почувствовала, услышав чужой голос и слово «полиция». То, что до сих пор было всего лишь дурным предчувствием, превращалось в чудовищную боль.

– Патрульные выехали к вам, чтобы объяснить ситуацию, – попыталась успокоить ее коллега.

Сандра не могла больше это слушать. Она снова сосредоточилась на кадрах, мелькавших на компьютере, надеясь, что программа быстро загрузит их. Сандра давно приняла решение не иметь детей, поскольку больше всего боялась, что они попадут на такие же фотографии, как те, которые проходили перед ней в этот момент. Лицо Дианы. Отсутствующее выражение. Встрепанные черные волосы. Косметика, расплывшаяся от слез. Губы, изогнутые в некоем подобии грустной улыбки. Взгляд, устремленный в пустоту.

Компьютерная программа почти завершила операцию по скачиванию файлов, когда по экрану пробежал крупный план, не похожий на все остальные.

Сандра инстинктивно нажала на клавишу, останавливая процесс. С сильно бьющимся сердцем вручную вернула кадр, чтобы проверить догадку. Все, что творилось вокруг, внезапно исчезло, словно его утянуло в черную дыру. Осталось только изображение на экране. Как же она не заметила?

Лицо девушки на фотографии оставалось неподвижным.

Сандра стремительно повернулась к месту преступления, ограниченному красно-белой лентой. Потом бросилась бежать.

Глаза Дианы Дельгаудио следовали за объективом.

5

– Можно узнать, как такое могло случиться?

Вопли начальника полицейского управления, отдаваясь от расписанных фресками сводов актового зала, разносились по третьему этажу старинного дворца на улице Сан-Витале, где располагалось полицейское управление.

Все шишки сыпались на тех, кто этим утром присутствовал при осмотре места преступления.

Диана Дельгаудио выжила. Но поскольку ей не была вовремя оказана помощь, девушка сейчас сражалась со смертью на операционном столе.