000
ОтложитьЧитал
Художник Вольф Бульба
Графический дизайнер Мария Блувштейн
Израиль, 2020
© Александр Каневский, 2020
© Все права сохраняются за автором. Данная книга или любая ее часть не может быть воспроизведена в какой-либо форме без письменного разрешения автора.
© Издательство Beit Nelly Media, 2020
* * *
Короткое предисловие
По просьбе одного из Украинских издательств я запланировал с начала нынешнего года заняться написанием повести об известных артистах и моих многолетних друзьях: Юрии Тимошенко и Ефиме Березине (Тарапуньке и Штепселе).
Для начала я поднял свой архив из тридцати туго набитых папок и, честно говоря, был ошарашен количеством неопубликованных рассказов, стихов, эстрадных миниатюр и даже пьес. Обычно материалы из архивов писателей начинают активно публиковать после их ухода в лучший мир, но я решил не ждать и сделать это сам – и вот успел подготовить первую книжку: сборник разных моих стихотворений, начиная от многостраничных, посвящённых юбилеям друзей, до четырёхстрочных эпиграмм на них же. Я читал их и в юбилейных переполненных залах и на интимных семейных и дружеских застольях. Некоторые уже были опубликованы, но для большинства моих стихотворений это первый выход к читателям.
Прошло много лет. Некоторые из героев этих стихотворений, увы, уже покинули нас, но для меня они остались живыми, действующими и ежедневно подгоняющими меня к письменному столу. Надеюсь, многие из них остались и в вашей памяти и тоже стимулируют вас к деятельности.
Первые четыре главы будут с фотографиями, которые у меня есть.
Глава первая
Человек с того смеха
Это моё стихотворение, которое я помещаю в этой главе вместо предисловия. Оно было адресовано только моим друзьям, сидящим за столом на моём дне рождения, но потом я его опубликовал и читал на своих творческих вечерах: ведь люди, пришедшие на встречу со мной, это тоже друзья, как и вы, мои дорогие читатели! Так что усаживайтесь поудобней и побеседуем, негромко, по душам, пока мы ещё не разучились просто говорить друг с другом, без скайпов и фейсбуков, без андроидов и айфонов…
Я – человек с того Смеха,
Не гений и не дурак,
Знавший фанфары успеха
И шрамы погромов и драк.
Книги мои рассыпали,
Не находя в них елей,
Спектакли мои убивали,
Как убивают детей.
Обкомы, горкомы, райкомы —
Безликих фанатов орда.
Погромы, погромы, погромы —
Убийцы открытого рта.
Даже сквозь малую дверцу
Пройти не давал мне Главлит.
Били умело, по сердцу,
До сих пор сердце болит.
На мысли разумные – квота,
Молчи, если хочешь прожить…
Нам не давали работать,
Но не сумели добить,
И нами был путь проторен,
Хоть шли мы опасной тропой.
Жванецкий, Арканов, Горин,
Вы ведь согласны со мной?
Время другое настало,
Заржал в Интернете Пегас,
Время слезать с пьедесталов,
Время идти в запас.
Настали другие формы,
Эпоха лупит под дых,
Надо давить на тормоз
И пропускать молодых.
Но мы отходили не сразу,
Был ещё шуток запас,
И вдруг, как ракеты из Газы,
Обрушилась пошлость на нас.
Пошлость умы выжигает,
Хоть верит, что веселит,
Но больше всего огорчает,
Что залы хохочут навзрыд.
Смех, как из бензоколонки,
Парни в восторге ревут,
С визгом смеются девчонки,
Чёрные слёзы текут.
Вкусы калечит халтура,
И вдруг моя совесть кричит:
«Где ты, убийца-цензура?!
Где ты, проклятый Главлит?!»
А впрочем, чего разворчался?
Того, что не молодой?
Иль просто не высыпался?
Иль просто я стал брюзгой?
Господи, только не это!
Молю, как датишный еврей:
Не дай мне советовать детям!
Не дай поучать друзей!
Я – человек с того Смеха,
Где всё было через нельзя.
Я – человек с того Смеха,
Где главное было друзья.
Но многих со мной уже нету —
В Канаде, в Германии, в США…
Их разбросало по свету,
И плачет по ним душа.
Коль лучшее, что есть на свете,
Мы бережём для детей —
Я подарю своим детям
Моих дорогих друзей.
И прежних, которых в невзгоды
Я всё-таки сохранил,
И новых, кого в эти годы
Господь мне ещё подарил.
Да здравствует наше братство!
И до последнего дня
Имею я это богатство,
Ведь все вы есть у меня!
Я – человек с того Смеха,
Развеялись годы, как дым…
Утехи, успехи, потехи.
Пожить бы ещё молодым.
Чтоб Муза ещё прилетала,
Чтоб внукам не надоесть,
Чтоб сохранить до финала
Достоинство, разум и честь.
Пожить бы ещё беспокойно
И за столом пошуметь,
И женщин красивых и стройных
Хотя бы глазами иметь.
Чтоб жизнь дарила сюрпризы,
Чтоб не покинул успех,
Чтоб всем хватало на жизнь,
Чтоб жизни хватило на всех!
Чтоб Бог сохранял и дальше
Мне дорогих людей
И чтоб уже больше – не старше,
А просто чуть-чуть мудрей!
Я жду вас всех лет через десять,
Ведь я не в конце пути…
Запомните день и месяц —
Попробуйте не прийти!
Весенний Киев
Вы знаете весенний Киев?
Каштанов белых карнавал
И звёзды яркие такие,
Что каждую б на память взял.
Вы видели Днепра разливы,
Когда последний лёд прошёл?
Когда не просто так красиво —
До боли в сердце хорошо!
Вы ночью на мосту стояли,
Когда под вами Днепр спит?..
Таких ночей вы не видали,
Вам это Гоголь подтвердит.
Вы видели весенний Киев?
Скворечни новые в саду,
Соборов шапки золотые
Играют с солнцем в чехарду.
Наш город – солнечный, зелёный,
И счастьем улицы полны…
Наш город создан для влюбленных,
Наш город создан для весны.
И в этом городе весеннем
Наш гость радушием согрет.
Примите же, как приглашенье,
Весенний Киевский привет!
Дядя Гриша
У меня есть сосед дядя Гриша,
Он живёт этажом пониже,
Он шурует у нас в кочегарке.
Он давно уже сед,
Он небрежно одет,
Каждый день пропускает чарку.
У него есть жена, тётя Рая,
Энергичная, боевая,
Круглощёкая, как матрёшка…
И ворчит на него,
И кричит на него,
Посылает его за картошкой.
У соседа ещё есть дети,
Оба в университете,
Оба на математическом…
Они отца подучивают,
Они над отцом подшучивают
И относятся к нему критически.
У соседа есть вечер желанный,
Не крестины, не день рождения…
Он домой возвращается рано,
На часы глядит с нетерпением.
Дядя Гриша костюм свой глаженный
Надевает всегда в этот вечер,
И причёсанный, и наряженный,
Он, волнуясь, готовится к встрече.
Тётя Рая, прыгая мячиком,
Поправляет рубашку Гришину,
А два молодых математика
Кресло двигают к телевизору.
В этот вечер жена, тётя Рая,
Энергичная, боевая,
Не ворчит на него ни разу,
А два кандидата в Эйнштейны
Наливают ему портвейна
Из предпраздничного запаса.
В этот вечер нельзя иначе,
Уж этот вечер таков,
Уж такая идёт передача:
Выступает Сергей Смирнов[1].
И заныли старые раны,
И в Москве, и в Баку, и в Париже…
Обращается он к ветеранам,
Обращается к дяде Грише:
«Воевали мы, знать, недаром!» —
Вспоминает про штурм Берлина.
И гордятся отцом-кочегаром
Два образованных сына.
А он, не тронув обеда,
Сжимает ладонь в кулаке,
И сияет медаль за Победу
На немодном его пиджаке.
А в глазах дяди Гриши слезинки,
Видно нервы сдают немножко…
Тётя Рая берёт корзинку
И сама
идёт
за картошкой.
Наши мамы
Когда-то мне заметочка попалась,
Как в дни блокады молодая мать
С улыбкою от голода скончалась…
С улыбкой – чтоб детей не испугать.
О, мамы, мамы, свет и доброта
На нашей одурманенной планете!..
Мы полной мерою вас ценим лишь тогда,
Когда уже вас нет на этом свете…
Вы провели нас сквозь нужду и войны,
Свою любовь, стеля под ноги нам…
Какие памятники могут быть достойны
Достоинства великих наших мам?!.
Спешат взрослеть кипучие мужчины,
Ещё электробритву не познав,
Не замечая мамины морщины —
Следы своих мальчишеских забав.
Запомнил маму я ещё девчонкой
Сквозь две страны и сквозь десятки лет…
Она неслась со мной наперегонки,
Она плясала, не щадя паркет.
А годы надвигаются упрямо,
Теснят к могилам наших матерей,
И мне хотелось крикнуть: «Мама, мама!
Пожалуйста, не надо, не старей!».
Имей я право, я бы в тот же миг
При жизни маме памятник воздвиг.
Но мама не любила постаменты
И презирала мрамора пуды…
Сказала мне, когда я был студентом:
«Мой лучший памятник на свете – это ты».
Пусть помнят миллионы сыновей:
Мы – памятники наших матерей!
Банкет по окончании КАДИ
(Киевского автодорожного института)
Друзья мои, прошу вас не сердиться:
Решил я снова к рифме обратиться.
Я часто рифмой мучил вас,
Позвольте же в последний раз.
Нет, нет, поверьте: больше никогда
Своих стихов я вам читать не буду,
Мы все разъедемся. Меня ждёт Кзыл-Орда
И слушатели верные верблюды.
И там, под тенью кактусов зелёных
Я напишу поэму «Скорпионы»,
В которой докажу категорично,
Что жалить инженеров – не тактично!
Потоки рифм польются без запруды
И зарыдают бедные верблюды…
Но это после, в Кзыл-Орде далёкой,
А нынче предо мной накрытый стол,
Закуска смотрит на меня с упрёком
И думает: «Кончай! Чего завёл
Ты разговор и скучный и предлинный,
А главное, без видимой причины!»…
Причина есть! И важная причина!
Здесь все сидящие меня поймут:
Сегодня я – не мальчик, я – мужчина!
Сегодня я окончил институт!
Тот институт, который ненавидел,
Который все пять лет мне клеткой был,
Которым Бог меня, казалось мне, обидел,
И наконец – который полюбил!
Киевский Автодорожный институт. Сегодня он уже называется академией.
Здесь многих, многих, многих я узнал,
Ко многим всей душою привязался…
Не раз экзамены пересдавал,
На первых лекциях частенько не являлся,
Шпаргалкой пользовался иногда.
(Товарищи экзаменаторы, да, да!
Теперь уж поздно принимать вам меры,
Теперь мы не студенты – инженеры!)…
Так вот, я предлагаю тост,
А вы уж поддержите, если можно:
Прошу подняться во весь рост
И выпить за Автодорожный,
Который мы сегодня покидаем
И о котором с грустью вспоминаем.
Я помню чудные мгновенья:
В сияньи голубого дня
С огромной силой вдохновенья
Декан отчитывал меня.
А вслед за мной сплошным теченьем
Шли Хачик, Жариков, Палей…
И получив нравоученье, толпясь,
Спешили из дверей.
О, бедный, бедный деканат,
Ты посетителей теряешь,
Теперь их не вернуть назад,
Они далёко уезжают.
Ту-ту-ту-ту… Ту-ту-ту-ту…
Стучат колёса, поезд мчится,
В Караганду и в Кзыл-Орду,
В Казань, Хабаровск и в Читу,
И в Белорусскую столицу…
И где б не жили вы: в бараке, в доме, в хате –
Привет, друзья! До встречи в деканате!
Я очень многое хотел ещё сказать,
Но надо честь, как говорится, знать:
Здесь многие меня уже клянут,
А многие тихонечко жуют.
Не надо злиться, закругляюсь я,
Последнее желание, друзья:
Давайте пить за полдесятка лет,
В которых отражён всей жизни цвет,
За нашу юность, полную желаний,
За наши души, полные мечтаний,
За нашу дружбу, что родилась в ВУЗе,
Которая пойдёт за нами вслед,
И будет жить в любом конце Союза,
И будет жить через десятки лет!
Пусть эта дружба не боится непогоды,
Пускай она живёт у каждого в груди…
Так выпьем за студенческие годы,
За жизнь, которая открылась впереди!
Адам и Ева
В райском Божьем царстве,
Где-то ближе к югу,
Жил Адам безгрешный
Со своей супругой.
Солнце там всегда светило,
Ева шубы не носила,
Не носила шляпы и чулок,
А носила только фиговый листок.
В этом замечательном краю
И Адам не знал заботы,
Не учился, не работал.
Словом, жил в раю.
Это подарок моих многолетних друзей-художников Галины и Юрия Кармели. Подробнее о них – в третьей главе.
Рай не долго продолжался,
В это дело Змей вмешался,
Показал он им запретный плод.
Но не овощи, не фрукты,
Не конфеты, не продукты –
Показал он им журналы мод.
Ева сразу обомлела,
Ева к мужу подлетела,
Закричала на библейском языке:
«Посмотри в чём я одета!
И зимой хожу и летом
В устаревшем фиговом листке!
Мало в паспорте печати,
Есть обязанности, кстати!
Где забота о жене своей?..
Вечно терпишь стыд и холод,
Вечно ходишь босой, голой…»
Что наделал Змей!
Хоть с тех пор промчались годы,
Змей неистощим на моды,
С каждым годом всё хитрее:
Появление бостона,
И нейлона, и капрона –
Это всё работа Змея!..
Так Адам несчастный,
Пострадав невинно,
Изгнан был на Землю,
Ближе к магазинам.
И с тех пор, мужчины-други,
Мы живём в сплошном испуге
Из-за этих быстрокрылых мод,
Наши жёны покупают каждый год
Уйму туфель, платьев и чулок…
Мы же Змея проклинаем
И с восторгом вспоминаем
Фиговый листок!
Песня о Граде-Киеве
Давней порою, ранней весною
Вышла на берег Днепра
Чудо-бригада, славных три брата,
Три богатыря.
Самый сметливый звался Хоривом,
Дивный строитель был,
И на поляне,
Словно на плане,
Град изобразил:
«Тут будут окна дворцов сиять,
Тут будут арки мостов стоять,
И будет град над кручей,
Прекрасный и могучий,
Тысячи лет стоять!»
Средний из братьев, смелый мечтатель,
Парень по имени Щек,
Вечно шутил он, песни любил он
И весёлый смех.
«Стоит ли, братцы, зря нам стараться,
Стоит ли строить град?
Может быть, лучше,
Если над кручей
Мы посадим сад.
Тут будет зелень весну встречать,
И будут песни кругом звучать,
И будет сад над кручей,
Весёлый и могучий,
Тысячи лет стоять!»
Спорят два брата без результата
Граду иль саду быть,
И попросили старшего Кия
спор их разрешить.
Выслушав пренья,
Принял решенье
Мудрый философ Кий:
«Выстроить надо
Град вместе с садом
На берегу реки.
И будут окна дворцов сиять,
И будут песни вокруг звучать,
И будет сад над кручей,
И будет град могучий,
Тысячи лет стоять!»
Пятнадцать лет
после окончания института
В часы, когда все дети были в школе,
Учили «инглиш», бегали в спортзал.
Я сиживал часами в коктейль-холле
И вместо знаний алкоголь глотал.
Участвовал в попойках безобразных,
Рискованные песни сочинял…
Отличниц даже я вводил в соблазны
И даже комсомолок целовал.
Свои года я на катушку времени
Цветною ниткой жизни намотал.
Хоть время и лупило нас по темени,
Но я другого времени не знал
Давайте славить этот перегон
За то, что все мы есть на этом свете,
За наш весёлый маленький вагон,
В котором мы несёмся по Планете.
И мы ничуть не изменились,
Хотя над нами годы пронеслись.
Ну, может быть, по разу поженились…
Ну, может быть, по разу развелись…
Пятнадцать лет уж позади,
Промчались годы, словно птицы,
Но снова вижу ваши лица,
И сердце радостно стучится,
И снова я – студент КАДИ!..
Давайте выпьем за дороги,
За те, что стелим за собой,
И за грядущие тревоги,
Что нам отмерены судьбой,
За теплоту больших ладоней,
За наш дорожный факультет,
И за объятья на перроне
При встрече через много лет!