© Издательство «Раритет», 2004
* * *
Это было более тысячи лет назад. Смерть и разорение пришли на земли кыргызов. Зеленая трава выбивалась бесчисленными конскими копытами. Пыль столбом поднималась над движущимися войсками кытаев, заслоняя жгучее солнце и смешиваясь с черным дымом горящих селений. Пятьдесят стотысячных армий послал Эсен-хан против хана Ногоя, который осмелился потеснить кытаев с Тянь-Шаня, подняв свое алое знамя свободы над кыргызскими племенами.
На огромной территории – от далекого озера Лоб-Нор за зыбучими песками великой пустыни Такла-Макан, где была восточная ставка хана Ногоя, до благодатной Ферганской долины – правили кыргызские баи, признающие верховную власть Ногоя. Карашаар и Куча, Тянь-Шаньские горы и Кашгарские степи, Алай и Алтай – везде кочевники вели мирную жизнь под защитой Ногоя.
Кытайский хан Эсен не хотел мириться с тем, что западные земли вышли из-под его императорской власти и управляются своевольными кыргызами. Он послал против них несметное войско, какого никогда прежде не видели седые вершины Тянь-Шаня.
Кыргызские батыры сражались как львы, но силы были неравны. По всей земле от Лоб-Нора до Ферганы лилась кровь, окрашивая реки в багряный цвет. Синее небо стало черным от дыма и пыли. К небесам неслись стоны раненых и умирающих. И над всем этим – нескончаемый гул движущихся войск, топот копыт, лязг оружия и резкие команды полководцев. Казалось, все силы ада вырвались на свободу из-под земли и заполнили нескончаемым потоком горные долины Тянь-Шаня и Алтая, пустынные равнины Кашгара.
Верная дружина Ногоя плотным кольцом окружила место последнего приюта своего хана. Воины, закованные в железные панцири, образовали сплошную стену из сдвинутых щитов, выставив вперед копья. Лучники, расположившиеся перед этой кольцевой стеной и внутри нее, посылали в сторону противника тучи стрел. А натиск надвигающихся кытаев сдерживала конница. Всадники яростно врезались в массу наступающих врагов, нанося смертоносные удары мечами и палицами направо и налево. Трупы убитых, десятками и сотнями лежащие друг на друге, создавали дополнительное препятствие на пути кытайских воинов.
В центре этого гигантского круга на разостланных шкурах лежал смертельно раненный Ногой. Широкие скулы и резкие черты лица говорили о сильном характере кыргызского хана. Глаза его были закрыты, дыхание хрипло и порывисто. Его последние слова были обращены к стоящим вокруг него людям:
– Мои братья, Чыйырды и Шыгай! Мои сыновья, Орозду, Усен, Бай и Джакып! Пришло время нам расстаться! Не жалейте о моей смерти – я умру свободным человеком! Пусть недолгой была наша вольная жизнь, но мы смогли показать великому Кытаю, что кыргызы мощная сила и что с нами надо считаться! Посмотрите, как они нас боятся – Эсен-хан прислал пять миллионов воинов, чтобы победить наших горных львов! Каждый наш джигит стоит тысячи кытайских воинов… Но время пришло. Вы должны остановить эту бойню – во имя будущего. Не дайте кытаям истребить наш народ до последнего человека. Сдайтесь на милость победителю. Просите пощады.
Пр и этих словах Ногоя среди стоящих вокруг него людей пронесся недовольный ропот. Они считали позором сдаться, а не умереть на поле сражения!
– Тише! У меня мало времени, – хан с трудом открыл глаза и посмотрел в небеса невидящим взором. – Я вижу батыра! Я вижу льва, который пьет кровь кытайского хана. Я вижу орла, который раздирает сердце Эсен-хана! Это он, я узнал его! Этот лев в обличье человека являлся ко мне во снах! Он вдохновлял меня на борьбу с кытаями!
Окружающие Ногоя люди с недоумением и жалостью глядели на своего хана. Видно, помутился у него рассудок от близости смерти!
– Джакып! У тебя родился сын, я поздравляю тебя! – продолжал Ногой.
– Ата! – рыдая отозвался младший сын Ногоя. – Вы бредите, у меня еще нет жены! Я молод!
– Не говори глупостей, юнец! – перебил его Ногой. – Твой первенец лежит рядом со мной, как бы я не задавил его невзначай! Береги его, Джакып!
В этот момент раздались дикие вопли кытаев, разъяренных собственным бессилием перед бесстрашными всадниками Ногоя.
– Торопитесь, братья! Вы должны спасти людей, сложите оружие! – вновь произнес Ногой.
Словно темная туча на мгновение скрыла солнце и погрузила весь мир во тьму. Мгновенно стих шум борьбы, и слышались только причитания пораженных ужасом людей.
Когда тьма рассеялась, из уст родственников кыргызского хана вырвались возгласы удивления. Тело Ногоя исчезло… вместе с покрывавшим его алым знаменем!
В наступившей тишине раздавались команды кыргызских военоначальников, призывавших своих воинов сложить оружие.
Непослушный сын
Восточная часть Тянь-Шаньских гор, где берут начало могучие реки Или и Тарим, гигантским языком врезается в выжженные пески Джунгарии и Такла-Макана. До подножия горных хребтов доносится и другое знойное дыхание – великой пустыни Гоби. Но многочисленные озера, надежно укрытые горными хребтами, величественные ледники и реки, скачущие по крутым ущельям, – эти бесценные водные сокровища – создали в этой части земли неповторимое зеленое царство.
Склоны гор здесь покрыты густой и сочной травой. Буйно цветут растения и кустарники, распространяя медвяный запах. Тысячи насекомых наполняют округу гудением и стрекотанием. Переливистые трели птиц услаждают слух всякого странника, оказавшегося здесь волею судьбы. Уставший от унылого однообразия выжженных склонов, оставшихся позади него, путешественник оживает и молит Всевышнего о милости к этой благодатной земле – земле Тянь-Шаня.
Эта горная страна с давних пор давала приют многим племенам кочевников: вверх по Или поднимались со своими стадами казахи, догоняя уходящую в горы весну; здесь прятались от жгучего зноя калмаки и джунгары, когда выгорала трава в Джунгарской степи от летнего солнца; кочевали со своим скотом многочисленные нойгуты, торгоуты и манджу. Всем хватало места. И именно здесь, в верховьях реки Или, несущей свои воды в бескрайние казахские степи, расположился небольшой аил[1] кыргызского бая Джакыпа.
Когда-то давно, еще юношей, приехал в эти земли Джакып. Не по своей воле покинул семнадцатилетний сын великого Ногоя свою родину – Талас. Кыргызское войско было разбито кытаями, а потерявшие в одночасье и отца и мать четыре брата были сосланы в разные земли. Старший сын Ногоя, Орозду, со своим многочисленным семейством был заперт в долине Алая. Второй, Усен, с сыновьями был отправлен далеко на восток, в сибирские леса. Третий, Бай, с двумя сыновьями поселился в Кашгарских степях, а младшего – Джакыпа отослали в Алтайские горы.
Не добрался до далекого Алтая сирота. В семье Чаяна, сына Бёёна из племени манджуров, живущих на востоке Тянь-Шаня, нашел приют кыргызский юноша. Впрочем, многие кочевники и эту землю называли Алтаем, хотя туда было еще несколько дней пути вдоль длинного Джунгарского хребта на восток.
Джакып так ловко управлялся со стадами Чаяна, что тот в знак благодарности выделил ему часть скота и отдал в жены свою дочь Бакдёёлёт. У Джакыпа к тому времени уже была одна жена – Шакан, оставшаяся вдовой после смерти его дяди Чыйыра. По кыргызскому обычаю, после проведения аша – годовщины смерти аксакала[2], племянник взял Шакан в жены. Всевышний не дал им ребенка. Вторая жена Джакыпа – Бакдёёлёт тоже оказалась бесплодной.
Джакып был справедливым и заботливым баем, и к нему прибивались те, кто остался без крова и помощи в родных аилах. Одни были из кыргызских, другие из казахских, третьи из нойгутов и иных племен, пострадавших от притеснений калмаков и кытаев. Джакып всем давал кров и надежду на лучшую жизнь. Пришлые люди гордились тем, что их, как и уважаемого ими бая Джакыпа, называли кыргызами.
Аил Джакыпа состоял уже из семидесяти семей. А скота у кыргызского бая теперь было больше, чем у любого жившего по соседству племени. Скот для кочевника – единственное богатство, поэтому Джакып считался на Алтае очень богатым человеком. Видно, Небо охраняло его. А в пятьдесят лет кыргызский бай чуть не умер от счастья – Всевышний помог Чыйырды, так по имени первого мужа прозвали Шакан, родить Джакыпу наследника – сына Манаса. С тех пор минуло десять лет. И вот уже перед Джакыпом, волосы которого сверкали серебром, сидел сын-юноша. Посторонний человек вряд ли бы догадался, что этому юноше десять лет. На вид Манасу было не меньше пятнадцати.
– Ты опять бросал камни в священный мазар[3], когда там молились люди, – в который раз пытался увещевать сына Джакып. – Небо покарает тебя за такое богохульство! А недавно ты сломал святую арчу у источника – сотни паломников прокляли тебя!
– Отец, эти глупые святыни с их беспомощными духами не могут защитить людей от несправедливости и от бед! Почему люди вместо того, чтобы взяться за оружие и дать отпор ненавистным калмакам и кытаям, грабящим и убивающим их, бегут к этим мазарам и, как трусливые шакалы, воют о спасении? – в глазах Манаса полыхнул мрачный огонь.
Джакып испуганно замахал руками:
– Молчи, сынок мой! Не накликай беду на нас. Молод ты рассуждать об этом. Мы живем на чужой земле, все наши родичи рассеяны по свету. Я сорок два года живу на Алтае, ни с кем не ссорился, у всех почет имею. А ты своим поведением позоришь мои седины.
Несмотря на тревожные чувства, снедавшие его душу, Джакып с любовью посмотрел на нахохлившегося сына. Улыбка пряталась в густой белой бороде старика. Он с трудом придал твердость голосу и продолжил нравоучения:
– Пойми, жеребенок мой, нельзя обижать ходжу[4] – он совершил великий путь в святую Мекку. Ты вырвал у дуваны[5] посох – а он им лечит людей.
– Дервиш[6] – шарлатан, а не врачеватель… – начал было возражать Манас, но Джакып остановил его, повысив голос до звенящих нот:
– Ты должен слушать старших и не возражать – это закон кочевников. Нельзя нарушать законы – они даны нам нашими предками. Тысячи лет мы кочуем по земле, и нас охраняют наши законы и обычаи.
– Атаке[7], расскажите лучше про вашего отца, моего деда великого Ногоя! – взмолился уставший от нравоучений мальчик. И добавил, оправдываясь: – Знать своих предков – тоже наш обычай!
– Ты прав, Манас. Человек, не знающий своих предков, подобен дереву без корней. Недолог будет его век. – Джакып выдержал паузу и продолжил величественным голосом: – О дитя мое, твой род из тюрок-кыргызов. В нем знаменитый Кара-хан и Огуз-хан, основавшие могучие каганаты тюрок. От их потомка Бабыр-хана, сына Байгура, родился Тюбей. От него – Кёгёй, у которого было три сына – Ногой, Шыгай и Чыйыр.
Славный твой дед Ногой потеснил кытаев, правил на всем Тянь-Шане. Подчинялись ему Кашгар и Карашаар. На берегу далекого озера Лоб-Нора ставку имел Ногой. Все мы тогда, кыргызы, в правителях ходили. Но Эсен-хан, правитель могучего Кытая, послал против кыргызов огромное войско в пять миллионов воинов. И они разорили страну Ногоя. Жили мы беззаботно и вот превратились в беспомощных рабов. Много кыргызов погибло. Погиб и твой дед. Его сыновей и весь народ кыргызский развеяли кытаи по свету, чтобы впредь кыргызам не объединиться. А были мы свободным народом – никому не подчинялись!
– Почему же сейчас мы терпим, когда калмаки наш скот угоняют? – запальчиво вскрикнул Манас. От охватившего его гнева зрачки темных глаз вновь заполыхали мрачным огнем.
Напуганный внезапной вспышкой сына, несчастный отец сурово проговорил:
– Манас, своим поведением ты снискал себе славу бесноватого, одержимого. Ты не умеешь сдерживать себя, выказывать уважение другим. Я боюсь, что Небо покарает тебя, сынок! Как мы без тебя останемся? Ведь мать в тебе души не чает, не надышится на тебя. Пожалей своих старых родителей, жеребенок.
Джакып закрыл лицо руками и сидел, горестно размышляя.