000
ОтложитьЧитал
– Как же вы едете в Израиль, там же 40 градусов в тени!
– Так не стойте в тени.
© Гинзбург Ю., 2020
© Siripong Jitchum, иллюстрация к обложке, 2020
© ООО «1000 бестселлеоов». 2020
Предисловие
Л. Н. Толстой однажды сказал: «Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения. Будет совестно сочинять про какого-то вымышленного Ивана Ивановича или Марью Петровну. Писатели… будут не сочинять, а только рассказывать значительное и интересное, что им случилось наблюдать в жизни».
Почему я написал эту книгу? Всё дальше и дальше от нас уходит двадцатый век, и всё меньше и меньше становится свидетелей той эпохи. Я родился в СССР в 1941 году и прожил там первые две трети жизни. Мне удалось застать в живых участников Великой Октябрьской революции, финской войны, Великой Отечественной войны и лично получить от них информацию об этих событиях.
Далее мне уже самому пришлось пережить смерть Сталина, переходный маленковско-булганинский период, оттепель Хрущева, брежневский застой, андроповщину, ракетно-космический расцвет, целину, покорение Енисея, горбачевскую перестройку и многое другое. Причем я жил не в относительно благополучных Москве и Ленинграде, а в самом что ни на есть провинциальном индустриальном городе Челябинске на Южном Урале. Во время жизни в СССР я побывал и поработал во всех концах великой советской страны – от Дальнего Востока и Чукотки до Балтийского моря и пустыни Кара-Кум.
Далее я пережил эмиграцию в Израиль – одно из явлений истории двадцатого века, до сих пор не получившего рационального объяснения, несмотря на множество публикаций и толкований. Никто не может исчерпывающе объяснить, почему в 1990–1991 годах полмиллиона советских высокообразованных профессионалов, которым ничего не угрожало, бросили абсолютно всё свое имущество, работу, культуру, страну и отправились в маленькое восточное государство, где первое время оказались в положении экономических рабов или военнопленных, захваченных вражеской армией. Во время жизни в Израиле я посетил и поработал в нескольких десятках стран, включая почти все европейские страны, страны Юго-Восточной Азии и Северной Америки.
Также в Израиле я наблюдал практическую аннигиляцию уникальной социальной прослойки, символизирующей лучшую часть советского еврейства, – инженерного корпуса, во многом благодаря которому в СССР была создана мощная промышленность и разнообразные виды вооружений.
Конечно, главной задачей этой книги является описание эпохи и обстоятельств, в которых проходила моя жизнь, а не моей жизни лично как таковой. Естественно, что любая эпоха не может быть полноценно описана без раскрытия конкретной политической, экономической и культурной обстановки, ей присущей. Поэтому книга насыщена описаниями культурных и бытовых особенностей, включая состояние техники, с которой соприкасаются обычные люди в быту и жизни, географию и достопримечательности мест, которые я посещал.
Почти все эпизоды романа являются достоверным описанием моей биографии, а действующие персонажи являются реальными людьми, только с измененными именами (кроме здравствующих или покойных известных публичных деятелей), всякие совпадения тут случайны. Исключение составляют в основном некоторые амурные похождения, а, главное, также фрагмент, помещенный в конце произведения и связанный с разработкой городской крылатой ракеты, которые являются художественным вымыслом.
Принятые сокращения
Изрус – эмигрант (репатриант) из СССР после 1989 года
Смотрэм – смотрящий эмиссар – министр в израильском правительстве
Досидник – министр в израильском правительстве
Депмин – депутат-министр
Магриб – житель Израиля, выходец из азиатских или африканских стран
Экраб – экономический раб
Пракси – практический сионизм – идеология и практика в современном Израиле
Сиболт – сионистский болтун
Коммент-эр – комментарий для эрудитов
Фалпат – фалафельный патриот (аналогично российскому «квасной патриот»)
Пролог
Служебный телефон на вилле руководителя ШАБАКа зазвонил 5:30 утра в субботу
Коммент-эр: ШАБАК, или Шин-бет (аббревиатура Шерут ха-Битахон ха-Клалиб, ивр.) – Общая служба безопасности Израиля, деятельность которой направлена на контрразведку и обеспечение внутренней безопасности страны. ШАБАК подчиняется премьер-министру.
Ни страна, в которой это происходило, ни должность абонента отнюдь не располагали к большому удивлению временем звонка, которое, однако, наталкивало на серьезность побудительных причин. Звонил начальник полиции Тель-Авивского округа:
– У нас ЧП, взрыв на площади Рабина в Тель-Авиве.
Реакция главы ШАБАКа была абсолютно адекватной реакции любого израильтянина:
– Пострадавшие, разрушения есть?
– Представляешь, ничего – взрыв произошел, все-таки, в 4:30 утра точно посредине площади!
– Ну а что ты звонишь во все колокола? Кто привел в действие взрывное устройство, какова сила взрыва, кто-нибудь кого-нибудь видел, есть смертник, есть остатки взрывного устройства – что это было?
– Ох, Хаим, какое-то нехорошее у меня чувство. Всё очень странно, никто никого и ничего не видел, и, что интересно, нет никаких остатков взрывного устройства на месте взрыва. Такое ощущение, что организаторы взрыва стремились избежать жертв и специально озаботились уничтожением следов этого устройства. Всё это выглядит, как будто взорвалась какая-нибудь бомба или невесть как прилетевшая ракета.
– Ладно, давай не будем горячиться и поднимать ненужный шум раньше времени, соберите все свидетельства и свидетелей взрыва, свяжитесь с ПВО, тщательно обыщите всю площадь, привлеките ракетчиков из «Таасии Авирит»[1], взрывников для исследования следов газов от взрыва на площади. И в три часа всех релевантных людей – много не надо, своих я сам соберу – прошу ко мне на совещание, но только не в офис, а на мою виллу – сегодня же суббота, опять досы[2] привяжутся…
– Премьера пока трогать не надо – сначала попробуем разобраться, а вот своему генеральному инспектору, конечно, сообщи.
Уснуть руководитель ШАБАКа больше не смог… Все-таки странная история, прецедентов что-то не припоминалось.
К трем часам на виллу в Кейсарии съехались гости: ранее звонивший начальник Тель-Авивского округа полиции, начальник Департамента по арабским делам, замначальника Департамента по неарабским делам, замначальника соответствующего полицейского округа Тель-Авива, несколько ответственных сотрудников ШАБАКа и два эксперта по планирующим бомбам и ракетам из «Таасии Аверит». Начальник полицейского округа Тель-Авива сжато изложил ситуацию.
Примерно в 4:30 утра один подвыпивший русский бомж, спящий на скамейке возле здания мэрии, услышал свистящий и шипящий звук и увидел некий предмет, похожий, по его словам, на камбалу, спускающийся на площадь, а затем увидел вспышку и услышал взрыв. Поскольку всё это длилось доли секунды и предмет падал с небольшой высоты, достоверность этого свидетельства была весьма относительной.
Специалисты по взрывному делу высказали идею, что взрывчатка была распределена по всей длине летательного аппарата, по-видимому для того, чтобы уничтожить все его участки. Из ПВО сообщили, что никакие летательные аппараты над Тель-Авивом этой ночью замечены не были, как и не были зафиксированы пуски ракет. Судя по следу на площади, в качестве взрывчатого вещества была использована лента из пластита, уложенная вдоль устройства. Тротиловый эквивалент установить было затруднительно. На площади было найдено несколько металлических обломков, один из которых похож на выхлопную дюзу реактивного двигателя.
Но самой интересной находкой явился неповрежденный небольшой металлический цилиндр. Его обследовали в рентгеновских лучах, следов взрывчатки не нашли и вскрыли. Металлографический анализ показал, что цилиндр изготовлен из вольфрамово-ванадиевого сплава, обычно предназначенного для изготовления лопаток реактивных двигателей. За тугоплавкой стенкой цилиндра находился керамический изоляционный слой, в полости которого лежала записка, напечатанная на стандартном лазерном принтере. В записке на английском языке было написано следующее:
«Господа, мы понимаем, что вы сейчас ломаете голову над тем, что означает этот взрыв. А означает он следующее. В Палестинской автономии разработан новый вид высокоточного неуязвимого оружия (видите, оно попало в центр площади Рабина), что вы должны учитывать в вашей дальнейшей политике».
Подписи не было.
Общий вывод был такой: сильно похоже на маленькую крылатую низколетящую ракету, но кто ее сделал и где, черт возьми, арабы ее достали?
– Господа, вопрос серьезный, – сказал руководитель ШАБАКа, – надо докладывать премьеру.
На том и разошлись.
Около одиннадцати часов утра того же дня черный «Опель-Астра» с сербскими номерами притормозил в столице Боснии и Герцеговины городе Сараево на набережной Аппель перед Латинским мостом через речку Миляцку (где примерно в те же одиннадцать часов утра был убит наследник австрийского престола эрцгерцог Франц Фердинанд, что послужило толчком для начала Первой мировой войны). Поскольку дорога в этом месте достаточно узкая и с одной стороны ограничена речкой, водитель свернул в переулок возле музея, посвященного этому событию, и припарковался на ближайшей стоянке. Затем водитель – плотный, немолодой, совершенно седой человек с дипломатом в руках – вышел из машины и вернулся к музею. В тот же момент туда подошел стройный мужчина арабского вида тоже с дипломатом в руке. Молодой обратился к пожилому:
– Игорь, сразу скажу: всё прошло по плану, всё отлично!
Пожилой ответил:
– Хорошо, Амир, пойдем посидим тут в одном заведении, где готовят совершенно потрясающие маленькие кебабы – кебабче из смеси свиного мяса и говядины, жаренные на решетке. Я ведь много раз бывал в Сараево и очень люблю это место.
Стоял европейский октябрь с легким теплым дождиком, время было дообеденное и в кебабной почти не было посетителей. Мужчины сели за угловой столик и заказали себе фирменное блюдо. Дальше разговор продолжался на английском, поскольку пожилые жители бывшей Югославии русский язык худо-бедно понимали, а собеседники не хотели, чтобы их слушали.
Молодой человек открыл дипломат и показал содержимое пожилому:
– Деньги можете не пересчитывать, я вчера вечером пересчитал на всякий случай – вы же знаете нашу публику!
Пожилой забрал дипломат араба и передал ему свой:
– Тут вся документация.
– Куда вы теперь?
– Я вернусь в Белград, у меня там еще дела, а потом рейс в Тель-Авив.
– Счастливого пути, Игорь, до встречи в Израиле.
Игорь вернулся на стоянку, сел в машину и двинулся в Белград.
Глава 1
Расторжение
В середине октября 1991 года в славном уральском городе Челябинске прохожие и проезжие могли наблюдать достаточно любопытную для этих мест картину По московскому тракту (так в Сибири и на Урале называют магистральные шоссе) двигалась процессия из двух автомобилей. Передний был черной «Волгой ГАЗ-24» с работающей «мигалкой» на крыше, за рулем которой сидел немолодой человек с седеющей шевелюрой и очень грустными глазами, по имени Анатолий Садовский. Вторая машина была довольно пожилой «Ауди-80» (модели 1981 года), зелено-коричневого цвета, однако отлично покрашенной и отполированной. За рулем сидел профессор Игорь Гольд, а рядом с ним светловолосый широкоплечий юноша шестнадцати лет – его сын Ян. Заднее отделение салона было загружено до нижней кромки стекол, а поверх всех вещей возлежал большой для своей породы и очень мощный доберман коричневого цвета по имени Юнг. Юнг привык ездить в машине и совершенно спокойно реагировал на всё происходящее, периодически открывая один глаз. На машине красовался совершенно блатной советский международный белый номер 00009. Вся честная компания ехала прямо в Израиль.
Вчера кончилось великолепное уральское бабье лето, сегодня с утра накрапывал мелкий, пока еще теплый дождь, что в здешних краях уже означало скорый приход холодной и мокрой осени, которая в начале – середине ноября неплавно переходила в зиму. На демонстрацию 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции, граждане уже обычно выходили в зимних пальто и шапках.
Где-то в двадцати километрах от города обе машины остановились на обочине, оба водителя вышли, обнялись, поцеловались, смахнули скупую слезу и вернулись в свои машины. Дождь усилился. «Волга» развернулась и поехала обратно в сторону города, а «Ауди» продолжила свой путь в сторону Москвы. Гольд и Садовский были знакомы с детского сада, и их 45-летняя дружба заканчивалась в эту минуту навсегда, как им казалось. В те времена переезд в Израиль был эквивалентен полету на Марс с запасом топлива в ракете на полет в одну сторону, и друзья думали, что такая ситуация сохранится навеки.
Из-за мокрой дороги и дождя Гольд ехал не так быстро, хотя дорога была ему хорошо знакома. Машина приближалась к перевалу через невысокие Уральские горы, поросшие смешанным лесом, в районе старинного города русских оружейников и металлургов Златоуста, ветер срывал пока еще богатую желтую листву с деревьев, листья кружились в воздухе и падали на ветровое и боковые стекла и капот. Машина шла как бы в золотом, быстро меняющемся покрывале, из-под которого ей никак не удавалось вырваться. Сын и Юнг тут же уснули, и профессору хорошо думалось под размеренный стук стеклоочистителей. Возможность спокойно и не спеша подумать представлялась ему в прошлой жизни крайне редко. Прошедшая жизнь виделась профессору в виде автогонки по дороге с крутыми виражами, с кратковременными остановками для дозаправки. А подумать было о чем – тяжелые мысли одолевали профессора. Бросить всё: хорошую и престижную работу, три квартиры в центре города (свою, матери и дочки), дачу на озере, гараж в центре города, друзей, закадычную подругу и переться в Израиль, который, кроме апельсинов и женских купальников, ничего не производил и не экспортировал. Советских евреев охватило коллективное помешательство, профессор это понимал, но сделать с собой уже ничего не мог – стадное чувство пересиливало.
Жена Дана с матерью Викторией уехали на поезде в Израиль месяцем раньше из Москвы с семьей близкого друга Гольдов – профессора Володи Шаинского, московского математика с мировым именем. Дочка с новорожденной внучкой и мужем уже год, как жила в Израиле и присылала достаточно позитивные письма. Профессор называл их «прелестными» – на старорусском языке слово «прелестный» означало «прельщающий», от корня «прельщать». Дело еще было в том, что за самое последнее время профессор получил несколько свидетельств тому, что иммиграция в Израиль тогда для него была чистым безумием. Однажды, будучи в командировке в Москве (профессор работал до последнего дня перед отъездом) и идучи по какой-то надобности по центру города, профессор прошел по Большой Ордынке и заглянул на «еврейскую» барахолочку. Там бойко торговали словарями, различной литературой по еврейской тематике, темными очками, бейсболками и прочей дребеденью. Профессор вдруг увидел и купил несколько необычную для этого места книгу на английском языке «Research and development in Israel – R&D» («Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы в Израиле – НИОКР»).
Продавец был доволен чрезвычайно – книгу ему никак не удавалось продать, а уж как был доволен покупатель – слов нет. В книге перечислялись все фирмы и университеты, имеющие подразделения по проведению НИОКР, и описывались эти подразделения. Профессору с книгой реально повезло.
Гольд днем забежал домой – жил он в Москве у двоюродной сестры Любы, работавшей преподавательницей английского языка в Московском автодорожном институте, – оставил книгу и вернулся в город по делам. Люба была дома и просмотрела эту книгу первая.
Когда вечером профессор пришел домой, сестра встретила его словами:
– Я же говорила, что вы все сумасшедшие, куда вы едете? Израиль – это же глухая деревня, Верхняя Вольта с атомной бомбой… Что вы будете там делать?
После прочтения на следующий день этой замечательной книги профессор пришел в ужас и немедленно договорился о встрече с Шаинским.
– Володя, что делать? По-моему, иммиграция советских евреев в Израиль – это великая авантюра, основанная на учении доктора Геббельса: это косвенный обман сотен тысяч людей такого масштаба, что обычный человек не может даже поверить в то, что можно блефовать с такой наглостью.
Дело было в том, что не было на тот момент в живой природе более неподходящего состава иммиграции в Израиль, чем состав советских иммигрантов 1990–1991 годов. Это были в массе своей интеллигентные, образованные люди из крупных промышленных и культурных центров, в основном представители единственного во всем мире отряда евреев технических специальностей: металлурги, авиа- и автостроители, судостроители, горняки, геологи, нефтяники, мостостроители, железнодорожники… В США и других развитых странах евреи – это, как правило, врачи, программисты, бизнесмены, адвокаты, деятели литературы и искусства, наконец, ученые в области фундаментальных наук. В силу ряда обстоятельств, начиная с довоенных времен, советские же евреи заняли ведущее место среди работников инженерно-технических специальностей в Союзе и во многом удерживали это место к моменту массовой иммиграции. Конечно, также в составе иммигрантов было много музыкантов, артистов, режиссеров и врачей, и всем им, за исключением, пожалуй, врачей, места в крохотном Израиле найтись не могло по определению. Надо заметить, что к началу 1990-х фактически все эти люди занимали серьезные должности и были весьма материально обеспечены по советским понятиям (квартиры, дачи, машины и пр.).
– Ну не кипятись ты. Как будто американцы это не понимали, когда в позапрошлом году «закрывали» Америку? Явно расчет идет на то, что американцы активно начнут развивать в Израиле соответствующие отрасли промышленности, чтобы задействовать советскую иммиграцию! Ты думаешь, они не знают, что большинство из тех, кто выезжает в последнее время, ни в какой Израиль ехать не собирались, – что это вынужденное решение в связи с невозможностью достичь Америки?
Володя был интересным человеком, помимо математики он также занимался горным туризмом и альпинизмом и по этой линии был знаком с некоторыми именитыми коллегами из других стран. Он также часто ездил во многие страны и на различные математические симпозиумы и конференции и периодически читал курсы лекций в иностранных университетах. Соответственно, в компании Игоря он имел высокий авторитет в части «иностранной» жизни. В довершение всего он незадолго перед отъездом развелся с женой и женился на даме по имени Ольга, у которой в советском паспорте в графе «национальность» стояло «англичанка». Ее папа приехал из Англии в СССР в 1930-е годы строить социализм, женился на русской женщине и прожил до смерти в Москве. Ольга впоследствии вышла замуж за русского мужчину, у них родился сын Олег, которому к моменту отъезда в Израиль было пятнадцать лет. Лет за пять перед знакомством с Володей она развелась с мужем и воспитывала сына одна. С биографией Ольги был связан забавный эпизод в израильском консульстве в Москве. Игорь и Володя вместе пришли оформлять документы и, постояв в очереди, одновременно подошли к разным окошкам. Игорь быстро всё оформил и подошел к Володе.
Он сказал ему на русском языке:
– Ну что ты волынишь, в моем окошке уже третий посетитель оформляется.
Оказалось, что немолодой израильский чиновник понимает русский язык. Подняв голову, он с укоризной взглянул на Игоря и с сильным акцентом сказал:
– А что ви хотеть… у вас хороший приятель… он еврей, жена англичанка, а их сын русский. И я должен это бистро оформлять ехать в Израиль!
В глубине души Игорь сильно сомневался в крепости Володиных рассуждений. Но антиинфарктный принцип «Если вы не можете делать то, что вам нравится, то старайтесь делать так, чтобы вам нравилось то, что вы делаете» сыграл роль. И друзья на этом остановились. В то время они и подумать не могли, что весь этот перепуск советских евреев мимо Америки в Израиль – не великий и продуманный план гениальных израильских и американских политиков и администраторов, а результат деяний одного политмахинатора – выходца из России Яши Кедми (в девичестве Казакова) – функционера и позже директора организации «Натив», совершенных при полной поддержке тогдашнего премьер-министра Израиля Шамира и парочки американских сенаторов-евреев.
Коммент-эр: «Натив» (ивр., «Лишкат ха-Кешер») – бюро по связям с евреями СССР и Восточной Европы. В переводе с иврита означает «путь, тропа». «Натив» занимался легальной сионистской пропагандой и полулегальной разведывательной деятельностью в Советском Союзе и в других странах Восточной Европы с целью обеспечения иммиграционного потока евреев в Израиль.
Когда Игорь рассказывал эту историю позже в Израиле, как соотечественникам, так и коренным израильтянам, то тогдашняя наивность и детский идиотизм основной массы советских евреев того времени неизменно вызывали у всех «долгоиграющий» смех.
Имел место и второй эпизод из этой оперы, который также весьма насторожил профессора. Первые семь лет профессор, как было принято в то время (до 1955 года), учился в мужской школе. В 1955 году в СССР было введено смешанное обучение, и в восьмом классе профессор с группой мальчиков был переведен по месту жительства в бывшую женскую школу № 1, считавшуюся самой элитной школой в городе. Школа находилась в непосредственной близости от так называемого городка МВД, построенного перед войной в классическом сталинском стиле. Каре с каждой стороны длиной в квартал из добротных восьмиэтажных домов было замкнуто и имело по два-три входа, закрываемых мощной решеткой, во двор с каждой из четырех сторон. В подъезды же домов можно было попасть только со двора. На обеих сторонах подъездов на первом этаже были оборудованы помещения с узкой лестницей на верхние этажи, в которые вел ход из подъезда. В помещениях были прорезаны узкие окна, сильно напоминающие бойницы. Таким образом, закрыв входы во двор и поставив в боковые помещения по парочке станковых пулеметов, круговую оборону можно было держать достаточно успешно. В городке жили высоко- и среднепоставленные сотрудники различных правоохранительных органов, и, соответственно, не менее половины учеников класса профессора были их детьми, с которыми Игорь поддерживал достаточно дружеские отношения. Нет нужды говорить, что многие из них по окончании школы выбрали профессию родителей. Незадолго до отъезда в Израиль Игорь встретил на улице своего соученика Сашу Филатова, который, по слухам, сделал быструю карьеру в КГБ и уже имел звание полковника.
– Ну, дорогой, сто лет мы не виделись, я слышал, ты уже доктор, профессор… и всё у тебя путем, – приветствовал соученика Филатов.
– Да и ты, Саня, ходят слухи, уже не лейтенант, получил полковника… – отвечал профессор.
– Ох, правда, время идет! – вздохнул Филатов – Что это ты в Израиль намылился, чем тебе здесь плохо?
Было смешно спрашивать полковника КГБ в относительно небольшом городе, откуда он это узнал, и профессор сразу попытался изложить причины своего отъезда. Начал он с разгула антисемитизма: ползли слухи о готовящихся погромах, «Память» открыто устраивала «антисионистские» демонстрации, в почтовых ящиках евреев появлялись письма с угрозами и т. п.
Тут надо сказать, что профессор обо всем этом знал только из газет и телевидения – в Челябинске ничего подобного не происходило, – и Филатов его тут же разоблачил:
– Тебе что-нибудь подбрасывали, у нас что, были погромы? Хотя бы одного еврея пальцем тронули где-либо? Не было и не будет этого, мы не допустим. Игорь, имей в виду, никаких указаний сверху выдавливать евреев нет. Правда, нет и указаний прижать «Память» – пусть себе резвятся, реальной никакой угрозы от них мы пока не видим. И главное, вот что я тебе скажу, это ваши заигрывают с «Памятью» и другими антисемитами, чтобы вас напугать и заставить иммигрировать. Ты, может, слышал про такую контору «Лишкат ха-Кешер», или «Натив»? Это израильская лавка при ихней госбезопасности, ее задача – вытаскивать евреев из всех стран, в основном из Союза. Так вот, эта лавка тайно даже финансирует «Память», про подбрасывание запугивающих писем в ящики я уже и не говорю, это непосредственно делают активисты «Натива». Вас ведь если не напугаешь, так вы и не поедете – вам и тут хорошо. Кстати, должен тебе заметить, что тебя чуть не придержали насчет выезда у нас в конторе: много знаешь, чуть ли не единственный доктор и профессор по такой специальности – не считая тех, – Саша махнул в сторону Миасса[3].
Профессор начал оправдываться:
– Так я всё… как положено – допуск сдал три года назад, ничего не знаю…
– Ой, не надо, допуск сдал и ничего не знаешь. Я посмотрел состав совета, где ты защищал докторскую: председатель – генерал, оппоненты твои – генералы, а члены совета – полковник на полковнике, а ты всё вдруг взял и забыл.
– Саша, так они не полковники!
– А кто?
– Они все инженеры-полковники!
– Ты всё шутишь. Да ладно, у нас перестройка. Успехов тебе!
Игорь и Александр тепло попрощались и разошлись. Профессор был несколько шокирован, однако он не поверил ни одному слову Филатова насчет «Лишкат ха-Кешер» и решил, что это злонамеренные выдумки КГБ, как уже неоднократно бывало в советской истории. Но с другой стороны – зачем Филатов будет это выдумывать, разговаривая с профессором один на один?.. Все это как-то уж очень дурно пахнет. Позже, прожив несколько лет в Израиле и восприняв сущность израильского практического сионизма, профессор вспомнил слова Филатова и понял, что это еще как могло иметь место. Правоту Филатова насчет «Памяти» подтвердила и последующая российская практика тех лет, реальная роль антисемитизма в России в то время была весьма мала: на выборах 1990–1991 годов антисемитские партии и кандидаты практически нигде не были избраны.
Массовый исход миллиона советских евреев (особенно первого полумиллиона) и их иммиграция прямым ходом в экономическое и социальное рабство в Израиле остались не до конца объяснимым явлением навсегда.
Профессор сел за руль на второй месяц после того, как ему исполнилось восемнадцать лет, и к моменту иммиграции уже имел стаж тридцать два года непрерывной езды в разнообразных условиях. В бардачке его «Ауди» лежали права на вождение легковых автомобилей, вэнов и легких грузовиков, права на вождение тяжелых грузовиков, права на вождение мотоцикла, права на вождение трактора и права на вождение танков и других тяжелых военных машин.
«Ну, в случае чего пойду в Израиле шофером», – думал профессор…
В молодости, после окончания института, профессор занимался раллийным автоспортом и был штурманом в одном из экипажей сборной города по ралли. Он окончил автотракторный факультет, где, кроме прочих, была специальность «эксплуатация автомобильного транспорта», выпускники по этой специальности по окончании института становились заведующими и главными инженерами больших автохозяйств и гаражей, меняя на этих постах старую, недипломированную гвардию практиков. Так и его закадычный дружок Толя Садовский стал главным инженером городского таксомоторного объединения и среди прочих обязанностей курировал гоночную команду объединения. Надо заметить, что в те времена автогонками в основном, по понятным причинам, занимались таксопарки и крупные автопредприятия: у них были машины, технические возможности по их подготовке и классные водители. Экипаж автомобиля в ралли состоит из двух человек: пилота – основного водителя и штурмана («второго водителя»), отслеживающего курс движения экипажа по маршруту и осуществляющего расчеты скорости движения и времени. Обязанности по непосредственному управлению автомобилем члены экипажа самостоятельно распределяют между собой. С грамотными штурманами дело обстояло не очень, и Садовский быстро вовлек Игоря в раллийный спорт, прежде всего в качестве штурмана.
Коммент-эр: ралли – вид автогонок, проходящих на открытых или закрытых трассах на модифицированных или специально построенных автомобилях. Этот вид гонок отличается тем, что заезды главным образом прокладываются по автомобильным дорогам общего пользования, в формате «из пункта А в пункт Б» с прохождением контрольных точек. На максимальной скорости гонщики едут только на специально перекрытых скоростных участках (их обычно называют ДОПами).
Когда профессор читал письма своих знакомых и бывших коллег, уехавших в Израиль годом раньше, в которых назывались стоимости автомобилей в Израиле, он понимал, что, даже если он получит свою долю от проданной евреями России (как утверждала «Память» и другие антисемиты), ему машины не купить. Профессор уже как-то свыкся с мыслью, что по приезде в Израиль он будет бездомным и безработным, но мысли о том, чтобы быть безлошадным, он категорически не допускал. Отсюда и родилась идея поехать в Израиль на машине. Но машину-то надо было везти какую-нибудь иностранную – не на «Жигулях» или «Москвиче» же ехать! В то время в Союзе уже продавались импортные автомобили (например, в Риге был большой автомагазин, и цены там были вполне приемлемы). Но машины продавались за доллары или марки, а долларов у профессора не было. При покупке их на черном рынке всех денег профессора, вырученных за дачу, гараж, мебель и прочую утварь, едва бы хватило на покупку четырех колес без автомобиля. Выход был один – купить подержанную машину. Проще всего было купить японскую праворульную машину, уже в то время их достаточное количество продавалось на Дальнем Востоке, а параметры и качество этих машин были весьма высокими. И тут подвернулся интересный вариант. Двоюродный брат профессора из Ленинграда много лет назад окончил Челябинское училище авиационных штурманов, и Игорь знал многих его соучеников, часть которых осталась служить на Урале. Он встретил на улице города одного из них, который уже был полковником, и разговорился с ним. Узнав, что профессор ищет импортную машину, полковник почесал затылок и сказал:
– Игорь, недели через две из Хабаровска пойдет к нам транспортный борт. Ты можешь купить машину в Хабаровске, а я сделаю тебе ее доставку на самолете. Но, само собой, придется ребят стимулировать.
Игорь полетел в Хабаровск, купил там подержанный праворульный «Ниссан-Пульсар» и отправил его в Челябинск. Несколько месяцев они с Даной получали удовольствие от езды на современной японской машине, обильно оснащенной разными гаджетами (конечно, этого слова тогда в российском обиходе не было). Дане особенно нравился похоронный марш, который автоматически исполнялся на скорости более 120 километров в час.