000
ОтложитьЧитал
– Ладно, – сказал Прозор. – Может оно и так. Вон, молодцы с тобой соглашаются. Только ты, княжич, больше так не делай. Где это видано, ни слова не сказав, в туман бросаться? Будто кабанчик в кусты ринулся! Места незнакомые. Каждый шаг выверять надо. А если бы ты из тумана не в родной лес вышел! Или вернуться сюда не смог? Если б в ином мире оказался? Тогда что? Нет! Так не годится. Надо вместе держаться. Вон, слышал, что твой наставник говорил? О тех туманах, что в морях встречаются? Помнишь его слова? Диковин на земле предостаточно! И не все они до добра доводят. Так что, княжич, прежде чем что-либо сделать подумай. Посоветуйся. Ум хорошо – два лучше. Ты же видел, как мы в Радужный Путь заходили? Осторожно. По веревке. А ты будто в омут сиганул! Ищи-свищи! Разве так делают? Нет! И про пса мы ничего не знаем. То, что смотрел он дружелюбно и чуть ли не улыбался нам – это одно. Даже я почуял – зла от него не жди. Но…
Прозор перевел дух. Переволновался. Слишком много говорит за раз. Надо короче и проще, он не Любомысл. Это старик может по полдня без передыху разглагольствовать.
– Но! У беров морды тоже дружелюбны. А попробуй-ка к ним без рогатины иль ножа подойти. Пожалеешь! Отныне, держаться вместе. Это и вас парни касается! – Предводитель сурово глянул на молодцев. – Любите, старших не спросись, самовольством заниматься! Даром, что княжеские дружинники. Вместе! Уяснили? Пока не выберемся. Что-то вещует – мы тут надолго.
Слушая длинную и назидательную речь, Любомысл кивал и едко ухмылялся. На молодцев искоса поглядывал. Прозор вроде и добродушен, и приветлив, и слабину иной раз может дать, но порядок быстро наведет: возьмет увальней в оборот. Все правильно говорит: старый мореход не понаслышке знал, сколько удалых молодцев по пустяку свои головушки сложили. Всё своевольничали, своим умом жили.
Поначалу молодцы слушали в пол-уха. Самоуверенность свойственна молодости. Пусть говорит – таких нравоучений они выслушали предостаточно. Они дружинники и знают, что такое воинский порядок. Потом стали чувствовать себя неуютно. Прав Прозор – он ведь тоже в молодых воинах ходил. И его так же учили.
– Поняли, – коротко отозвался Милован. – Больше не повторяй. Мы уяснили. Понял, княжич?
Добромил густо зарделся и кивнул. Неудобно. Повел себя как маленький. Но ведь пес-то звал! Он это чувствовал!
Щурясь, Прозор взглянул на солнце. Уже высоко взошло. Время-то летит! Скоро полдень. Потом посмотрел на стоящую невдалеке скалу. Что в ней его смутило. Что же? Что не так?
Тень! Она не должна быть такой! Отбрасываемая скалой тень удлинилась. А ведь должно быть наоборот – к полудню тени укорачиваются и только потом с другой стороны в рост идут.
Прозор кивнул на изрезанный щелями утес.
– Ну-ка, парни! Гляньте! Да не на скалу. На тень, что отбрасывает. Она короче была. Время-то утреннее – удлиняться не должна. Или кажется?
– Ну да! – не скрывая озабоченности отозвался Любомысл. – И от деревьев тени удлиняются. Солнце садится! Не может быть!
Прозор воткнул меж дорожных камней нож. На краю отбрасываемой им тени положил тяжелый медяк.
Ждать пришлось недолго – вскоре тень наползла на край монеты.
– Вот так дела… – пробормотал Прозор. – Надо же… Час от часу не легче.
– Плохо дело? – спросил Милован.
– Не знаю… В нашем лесу утро. А тут… Сами видите – солнце к закату клонится.
– Что-то не пойму, – удивился Борко.
– Что тут непонятного? – досадливо отозвался Милован. – В этом мире бог Хорс по иному пути ходит. Тут будто изнанка мира. Солнце садится. Вечер сейчас. Когда нас сюда занесло, помнишь где солнце стояло?
Борко пожал плечами – конечно помнит. Он скакал – а солнце в затылок било. Еще рука саднила, больно было и в жар бросало. Он тогда подумал, что начни оно сильней припекать – беда. Точно с коня свалится. Но обошлось – отпустило. Дружинник огляделся, лицо потемнело: понял, что не так.
Тени отбрасываемые деревьями, скалами, камнями… Все, все они удлинились! Борко даже показалось, что начало темнеть и вот-вот наступит вечер. А за ним ночь и небо станет звездным.
– Ладно, ты хворый, – снисходительно бросил Милован. – Тебе не до этого.
– Ох, диво… еще одно, – только и мог вымолвить Добромил. – Что ж это за мир?
– Не знаю, княжич. Не слышал о таком чуде, – отозвался Любомысл. – Но отвечу так. Мы сейчас по другую сторону Радужного Пути. А за ним все не так. В мирах, что за дивным туманом, многое меняется. Только это на ум идет.
Иного объяснения нет. Хоть Любомысл не только не бывал по иную сторону Радужного Пути, хоть и ни разу не видел дивный туман своими глазами, но слышал о тех чудесах, что творятся за ним.
Очевидные вещи там выглядят по иному. Один мореход, побывавший по другую сторону тумана, рассказывал, что в иномирье их корабль занесло в сумеречную пору. Ярко светила луна и они увидели впереди корабля небольшое туманное облачко.
Решили его не обходить. И верно – только туман скрыл паруса, как они вновь вышли на чистую воду. Светили звезды. Море было спокойно как и прежде. Но… Тут бывалых мореходов пробрал страх. На небе они не увидели луны! А ведь она только что заливала бледным светом море.
Кто-то сообразил: не иначе как их корабль прошел сквозь Радужный Путь, и они очутились в ином мире.
Видели бы мореходы это туманное облачко днем, то сразу бы сообразили – лезть в него не надо. Но ночью, при свете луны, дивный туман не играл радужными сполохами. Темно. Не увидели.
Корабль быстро развернули. Надо идти вспять. Хорошо, что отошли от тумана не слишком далеко. Вернулись и долго плавали около края. Мореходы знали, что он может обратно и не впустить. Надо ждать, когда откроется проход. Повезло. Они вернулись обратно, не застряли там надолго. Но по морям иного мира они не ходили и к берегу не приставали. Так что рассказать об иномирье этот моряк больше ничего не мог.
Не было бы веры этому рассказчику. Таких историй у любого моряка за пазухой сотни. Особенно в портовых тавернах, за кувшином-другим пива или иного хмельного, что горячит кровь и развязывает язык. Но называл он имена бывших тогда с ним. А некоторых тех моряков Любомысл знал, и внушали они ему доверие. Потом, при встрече, попросил он рассказать эту историю. И поведали мореходы, что правда это. Так оно было – не видели они за Радужным Путем ночного светила – ясной луны.
Значит, бывает такое диво. А может и солнце в иномирьях по-иному светит? Может, бог Хорс огненную колесницу в тех мирах по-другому водит?
«А спрошу-ка я Прозора кой о чем. Что он о Землях Мрака, что тоже за туманом лежат, знает? Ведь говорил же он с дикарями, что там живут. Рассказ их вождя слышал…»
– Прозор, – не откладывая начал старик, – вы с князем Молнезаром и Велиславом с дикарями толковали. А ты слышал, что у них солнце не так светит? Мне как-то один мореход рассказывал о Землях Мрака. В них ведь легко попасть. Что с моря, что с суши. Сквозь туман пробрался – и там! Недолго. Вот и занесла его нелегкая. Мореход уверял меня, что там солнце иное. Не как у нас. Оно больше и греет жарче. Но идет так же – с восхода на закат.
– Слышал я бруктеров. Помню. Говорили это. Жаркое у них солнышко. Наши земли им непривычны, мерзли. Жизнь у них другая: звери, деревья. Но вот о том, как бог Хорс по небу в тех землях ходит, не знаю.
– Чудеса! – недоверчиво хмыкнул Борко. – Бог Хорс – он везде бог Хорс. Как же он иным может быть?
– А вот так, как ты сейчас видишь, – отозвался Любомысл. – Он отдыхать отправляется. Эту землю до конца осветит и уйдет. Вот что думаю: давайте потом всё обсудим. Рассуждения, и как это все дивно получается – потом. Сам не пойму. Голова кругом идет. Не вижу ответа. Вижу лишь одно – скоро вечер, а там и ночь. Мы в незнакомой стороне, без еды. Хорошо, что свежей воды вдосталь набрали да коней напоили. Траву, о которую Прозор руку изрезал, они глодать могут. Не нравится, но иной нет. Видите – хрумкают. Привыкнут. Значит, сыты будут. Надо думать, что мы есть будем. А, охотники? Что-то тут ни одна птаха пока не прощебетала, ни един зверек не прошуршал. Кой-какие запасы у нас есть. Но их мало. Думайте думать, как дальше жить.
Ну что ж, Любомысл прав. Чудеса чудесами, а жить надо. Неведомо, сколько они еще тут пробудут. Прозор уж представлял, что надо сделать в первую очередь. И не из таких передряг выбирались. Был бы лук надежный, да нож боевой – а там уж как-нибудь пропитанье разыщут. Не беда.
«Надо копья наладить, – подумал охотник. – И большие – против матерого зверя, и легкие – сулицы. Неизвестно, кто тут живет. Мечом несподручно с крупным зверем биться…»
Любомысл не мешкал, уже распоряжался. Старый мореход знал: самый ценный припас на корабле – это вода. Без нее не выжить. В морях и океанах воды много. Казалось, пей не хочу! Но это не так. Род сделал морскую воду особой. Океанская вода тяжелая. Она голубая и словно светится. Она соленая. Без воды человек гибнет скоро. Если начнет пить соленую, тоже погибает. Но перед этим боги лишают его рассудка. Надо разведать, где в этом мире есть вода. Неизвестно, что их ждет дальше.
– Милован, – велел старик. – Глянь, что в этом колодце. Хоть и не течет из него водичка как в нашем, но может не пуст? А мы, парни, смотрим припас.
Борко полез в наплечную суму, порылся в ней и извлек плотный сверток холстины.
– Вот. Тут у меня вяленое мясо и сало. Всегда при себе запас имею – мало ли что.
– Сало – это хорошо, – улыбнулся Прозор. – Зимой на шмате сала можно день в лесу продержаться. Только вот без доброй краюхи хлеба, оно того… сытноватненько выйдет. Хлеб есть?
Борко осторожно развернул холстину. С одной рукой на перевязи управляться тяжело. Рядом с изрядным куском розоватого сала лежал пяток крупных луковиц, несколько головок чесноку. В свертке нашелся и хлеб – половина черного сухаря.
– Вот, – Борко кивнул на сухарь. – Это все…
– Ладно, парень, не беда. У меня чуток муки есть. Испечем. Если не хлеба, то лепешек уж завсегда сотворим, – кивнул Прозор. – Голодными не останемся.
– У меня тоже сухари есть. Соленые! – откликнулся Добромил. – Для Дичко держу.
– Тоже хорошо, княжич! – Прозор заулыбался. – Ты их пока побереги, кони соленое любят. Им без сольцы тяжело.
– У меня тоже кое-что найдется, – хитрό прищурился Любомысл. – Потом достану.
Милован вытащил из чересседельной сумы туго скатанное кожаное ведерко, отцепил от седла моток веревки и направился к колодцу, что находился с саженях пятидесяти от дороги.
В колодце, хоть он и выглядел заброшенным и пересохшим, вода была.
Молодец вытянул полное ведерко и прежде всего понюхал воду. Не затхлая ли, не несет ли от нее смертью от упавших и сгинувших в колодце зверьков и птиц. Вода казалась чистой и свежей.
Милован набрал немного воды в рот. Покатал ее в нем, пополоскал. Затем сглотнул.
На лице парня появилась широкая улыбка.
– Здóрово! – крикнул он. – Ничем не хуже той, что мы из ручья набрали. Вкус такой же, будто лесом пахнет! Здорово!
Бережливо неся ведерко – чтоб не расплескать драгоценную ношу – парень направился к друзьям. Пусть испробуют и порадуются.
Почуяв запах свежей воды, кони перестали щипать траву и подняли морды. После короткой но быстрой скачки им хотелось пить.
Ладно, вода есть. Отлично! А вот что делать с едой? Коням проще. Они – хоть местная трава и жесткая и кусачая – щиплют ее уже с охотой. Зерна нет, но сыты будут. А вот что люди будут есть?
Перед выездом из зимовья венды потрапезничали. Плотно и сытно. Но и времени немало прошло. Выезжали-то на заре, а сейчас, по расчетам Прозора, за той стороной тумана уже полдень. Надо думать о будущем.
Эту задачу Прозор решил просто. Вскочив на гнедого, предводитель подождал Милована и значительно сказал:
– Вы пока поите коней. Добромил, дай каждому по соленому сухарю. Милован остается за старшего. Советуйся с Любомыслом и Борко. Разбивайте лагерь. Думаю, – Прозор вытянул руку, показывая где, – станем во-он у той скалы. И от Радужного Пути недалеко и от воды близко. Скала нас с одной стороны прикроет, случись что. Я отъеду в ту дальнюю рощицу, гляну, что там из пропитания бегает и прыгает. Как лагерь наладите, коней стреножьте. Не хватало, чтоб разбежались. У скалы разведите костер. Соберите сушняка побольше, чтоб на ночь и утро хватило. Хотя, – венд с сомнением глянул на окружающие их нескладные деревья, – не думаю, что тут что либо хорошее можно сыскать. Ладно, видно будет. Не найдете сушняк, сырых нарубите. Ночь встретим во всеоружии.
Милован фыркнул. Несмотря на то, что его только что назначили старшим (правда под руководством Любомысла и помощника Борко), серьезности это ему не прибавило. Что он – что его друг Борко. Два сапога пара. Лишь бы зубоскалить.
– С ночью воевать собираешься, Прозор?
Сказал и осекся. Сам понял, что не то что-то ляпнул.
Прозор свесился с седла и смерил парня тяжелым взглядом. Хотел гаркнуть – будто приказ отдавал в бою – но передумал. Лишь укоризненно сказал:
– С ночью, и с теми кто в ней таится и темными тропами ходит. Любомысл, поясни еще раз, что мы не в своем лесу находимся. Втолкуй ребятам. Историю какую-нибудь вспомни. Пострашнее. Пусть поймут.
Дружинник чмокнул губами и поскакал к недалекой рощице. Он выбрал ее потому, что деревья росли в ней чаще, чем около Радужного Пути и вдоль Древней Дороги.
Может, дальше есть леса погуще, но пока Прозор заходить в них не собирался. Ни к чему. И в рощице должна обитать какая-никакая, но живность.
Когда Прозор скрылся из глаз, Милован спросил:
– Слушай, мудрый старик. А что это так Прозор серьезно про ночь говорил? Ты сам-то что думаешь? Глянь, места вроде спокойные. Тихо…
– У Древней Башни тоже сидели спокойно и ухà неспешно варилась, – печально ответил Любомысл. – И там тоже тишь стояла. Только видишь, что из всего этого вышло. Если б на древнем болоте все хорошо было, то пол-отряда вмиг бы не полегло, и мы бы здесь не оказались. Не знаю, есть ли в этом мире нежить, но готовиться надо к худшему. И пусть нам помогут светлые боги. Разведем костер – малую жертву им принесем.
Старик сказал все эти слова серьезно. Знал жизнь. Серебро от нежити, огонь от диких зверей.
– Ладно. Поим коней, а потом едем собирать валежник. Костер первым нужен. Прозор прав.
Коней напоили чудной пахучей водой и каждый из них получил круто просоленный сухарь из рук Добромила. Княжич улыбался, глядя на своего Дичко. Неужели его жеребец снова здоров? Как это замечательно!
По пути к редколесью Борко спросил Любомысла:
– Поясни, почему Прозор решил лагерь в том месте разбить? Ведь куда он поехал – в том лесочке – не в пример удобней. Все-таки лес, а мы к нему привыкли.
Любомысл помолчал и чуток пожевал губами. Ну что ответишь парням, что всю жизнь прожили в лесу, свыклись с ним! Им-то лес родной дом, это так. Только вот вопрос – какой лес?
– Сам увидишь, почему он решил на чистом месте остановиться. Дай только до деревьев добраться. Вот слушайте! Носило меня по миру как перышко. Многие страны и земли видел. И богатые – благодатные, и бедные – где кроме колючек и песка ничего нет. И не в одной из этих земель не видел я, чтоб деревья так росли! Видите, какие чудные? Будто хмельной плотник-неумеха тесал их да обтесывал! Как ни попадя топор клал, а до ума дела не довел. Незнакомый это лес. Понимать это нужно. Прозор прав – лучше на ровном месте… Скала нас сзади прикроет. От нее туман хорошо виден. Вдруг откроется Радужный Путь? Тогда, не мешкая по коням, да вскачь! Быстрей из этого мира. Нечего нам тут делать. Прозор хорошее место выбрал. Все ясно?..
В редколесье нашлось немало валежника: целые завалы из сухого и толстого хвороста. Странным было то, что сушняк в этих нагромождениях оказался не изломанным, а прямым. Будто раньше тут росли нормальные, привычные и стройные деревья. А потом вдруг разом ладные ветки отпали, стволы погнулись, и на них выросло нечто непонятное и зловещее. Так что рубить сырую древесину не пришлось…
Скоро на лошадей навьючили восемь больших вязанок.
– Борко! Добромил! Ведите коняшек к скале, там сушняк сбросьте и возвращайтесь. А мы с Любомыслом тут останемся, заготовим дров впрок, чтоб не на одну ночь, да не на один костер хватило, – распорядился Милован.
– А надо ли княжича от себя отпускать? – забеспокоился Любомысл.
– Ничего, старче! Скинут и обратно вернутся. Тут недалеко – полверсты, не больше. На виду и у нас, и у Прозора.
– И Дичко без меня не пойдет, – добавил княжич.
Эти доводы убедили Любомысла. Они с Милованом остались заготавливать дрова, а княжич и однорукий Борко повели коней к скале.
К тому времени, когда они вернулись, дров было наготовлено еще на пару дюжин вязанок. Любомысл и Милован закачивали очищать сушняк от последних сучков. Делали это для того, чтоб вязанки получились плотнее. Вышло еще пара дюжин – как раз на три ездки.
Вдруг Миловану бросилось в глаза необычное, но вроде знакомое растение. Он присмотрелся, нагнулся и ковырнул ножом землю около небольшого кустика, что рос прямо в двух шагах от него.
– Ого! Ну-ка, гляньте!
– Что нашел? – Добромил соскочил с Дичко и подбежал к дружиннику – Что-нить интересное?
– Да, княжич. – Милован неспешно обковыривал кустик. – Корешок один. Как-то такое же растеньице довелось на виннетском торгу видеть. Заморский купчина привез. И вершки у него были, и корешки. Чтоб видно – что это такое. Мол, в земле растет, а не невесть что. Купец уверял, что корешки вкусны и их даже сырыми едят, только почистить надо. Можно еще варить и в углях запекать, но уже нечищеными. Дорого за них просил! Ну, я не удержался и купил несколько корней. Не пожалел, понравилось. И сырые хороши, а печеные и того лучше. Вот сейчас увидел и узнал то заморское растеньице. Вот!
Милован отряхнул от продолговатого, округлого корешка землю и не мешкая, в несколько движений, ошкурил его. Обнажилась желтоватая плотная мякоть.
– Вот, пробуйте! – Парень разрубил корешок на четыре части, протянул друзьям и сразу же принялся жевать свой кусок.
Любомысл понюхал корень. Потом, отрезав небольшой кусочек, положил его в рот. Старик немного пожевал и его лицо просветлело.
– Молодец, Милован! Даже если мы ничего из живности не добудем, то на этих корнях сколь угодно долго продержимся! Мне их и раньше доводилось есть. – Старик захрумкал корнем и с набитым ртом продолжал: – Как-то шли в полуденных водах. И тут ветер стихает. Жара стоит! На небе не облачка! В общем, ждем ветра. К исходу второй недели у нас на корабле все съестное протухло. То, что силу и сытость давало. Солонина, вяленое мясо, копченая и даже сушеная рыба. Пришлось в море повыбрасывать, морским тварям на корм. Одна мука осталась и вот эти корешки. Ими наш капитан запасся. Он опытный мореход был, знал что в южных водах всякое случается. Вот он и закупил это диво в последнем порту. Сказал, что эти корешки ничто не портит и храниться они могут хоть год. Особенно, если их просушить. Потом, мол, остается только в воду бросить и сварить. Получается сытная похлебка. Вот на нашем корабле они сушеные и были. Варили мы их. Вкус отменный! Так все плаванье на них и прожили. И ничего, никто не ослаб и не заболел. И мы проживем!
– Да их тут целая поляна! – воскликнул Добромил. – А вон, за деревьями еще растут, и еще видны…
Добромил потянул за пушистый кустик и с усилием вытянул из земли корень.
– Не так! Не так, княжич! – заулыбался Любомысл. – Не дергай, толку от этого мало. Сначала обкопай вокруг, на глубину ножа, а потом дерни вместе с землей. Эти корни по одному не живут. В ямке еще несколько штук увидишь.
И верно. Времени уходило немного больше, зато каждый кустик давал три, а то и пять корешков.
Работа закипела. Корешки сразу сносили в одно место. Потом разберут и распихают в те несколько мешков, что нашлось у Любомысла. Чего только не было у запасливого старика в чересседельных сумах! Нашлись даже туго скатанные дерюжные мешки. Еще час назад старый мореход вряд ли смог бы внятно ответить – зачем он их возит. Сказывалась привычка – а вдруг пригодятся? И вот пригодились…
– Хоть огород разводи! – улыбался Борко, посильно справляясь с необычной работой. Парню со сломанной рукой приходилось нелегко.
– Огород не огород, – весело откликнулся Любомысл, – но теперь уже не все так уж и плохо. Выживем! И если что, то завсегда на это место можно вернуться и корешков нарыть.
– Ну что? Пожалуй, довольно… – Милован вытер взмокший от непривычной работы лоб. Надо на разживу оставить. Нарыли прилично. Все равно с собой много не утащим. Верно?
– Верно, верно, – пропыхтел Любомысл и, кряхтя разогнулся. Добывать корни ножом, а не удобным заступом – сложно.
Сначала перевезли к скале нежданный припас. Потом вернулись за хворостом. Можно начинать обустраиваться.
Милован вытер покрытый разводами пепла лоб и разогнулся. Парень развел костер.
– Ну, вот и все. Только дровишки подбрасывайте! Пойду коней стреножу. А ты, Любомысл, думай как трапезу готовить будем. Варить? Это камни в костре греть, да в ведерко бросать. Котелков у нас нет. Долга. А если…
– А зачем варить? – не дослушал старик. – Сам же сказал, что эти корни печь можно. Вот и попробуем, испечем их. Как есть – нечищеными. Просто и быстро. Только подождать надо, пока зола наберется. Иначе сгорят. Можно и прожарить. Веточки кусочками унизать и над костром держать. Только и смотри, чтоб в огонь не свалились. Эти корешки по любому хороши. Хоть так, хоть эдак.
– А как они называются? – спросил Добромил.
Княжич уже расседлал Дичко и стреножил его. Пусть пасется. Ему сегодня досталось, бедному.
Старик задумался. Точного названия этих корней на ум не шло. Кажется, в море их называли чудным словом бата. Да, так…
– Бата, княжич. Бата…
Вскоре вдалеке показался Прозор. Дружинник ехал не спеша. Видимо, охота удалась. Венды разглядели, что его гнедой увешан серыми тушками.
Подъехав к костру, предводитель удовлетворенно хмыкнул – увидел заготовленный валежник. Хватит надолго. Горка очищенных от земли корней ему тоже пришлась по нраву. На первое время хоть какая–никакая, но еда. С голоду не умрут.
– И я кое-что добыл.
Прозор соскочил с коня и отвязал от седла добычу. Пять тушек необычных зверьков, чем-то неуловимо схожих с обыкновенными зайцами. Длинные задние лапы, пушистый коротенький хвостик. Только вот уши и передние лапы у местных зайцев необычно коротки. И шерсть не серая, а светло-бурая, чем-то схожая с полинявшей пожухлой осенней травой.
Милован осторожно поднял одного зверька за задние лапки. Подивился.
– Это что ж за зверь такой? Вроде, с зайцем схож. Только вот уши да окрас иной. И передние лапы короткие. Как он вообще на таких скачет? Странный зверь.
– Они на задних скачут, – улыбнулся Прозор. – Быстро. Увидишь – развеселишься. Я к рощице подъехал и тут же их приметил. Траву щипали. Меня увидели – порскнули. Не знаю, отчего испугались. Видимо тут кто-то есть, раз зверье пуганое. Хотя, кто знает? По траве на четырех лапах ходили, а поскакали на задних. Прыжки длинные, медленные. Но бегом не догонишь. Только на лошади или стрелой. Испросил у них дозволения, извинился, что жизнь забираю, и взял. Пусть народятся снова. Нам хватит, а завтра еще добудем. Законы леса везде надо блюсти. Свежуйте. На вертеле пропечем. Зайцы – они везде зайцы. Эти кору глодали и травку пожевывали.
– Эх… – простонал Борко. – Пирогов бы с зайчатиной.
– И я б отведал! – облизнулся Милован. – Нет ничего слаще пирога с зайчиком, что сутки в сенях пролежал и дух заимел!
– Ладно, парни! – улыбнулся Прозор. – Будут вам пироги с сутошными зайцами. Когда все закончится и выберемся отсюда, – нарочно для вас зверьков набью. Да и сам пирогов должных отведаю. Пир закатим.
– Что еще видел? – спросил Любомысл. – Опасности не учуял.
Прозор на миг помрачнел. Что сказать? Вроде бы нет, но…
– Не нравится мне эта земля, други. Что-то в ней непонятное. Нашему духу чуждое. Все время тревога у меня на душе. А я ведь мало чего боюсь, сами ведаете. Вот и думаю: отчего эта тревога? Серьезное что-то или просто так – дурь мне мнится? Ну да ладно, не будем этим озадачиваться. И так хлопот полно, без моих тревог. Надо еду сотворить. За трапезой и обсудим, как дальше жить.
Тем временем Милован ловко освежевал местных зайцев и нанизал их на длинный прут. Добромил вырубил высокие рогулины и воткнул их по бокам костра. Вскоре ноздри вендских дружинников взбудоражил запах жареного мяса.
Стемнело быстро. В родном лесу такая темень настает только глубокой осенью. Тогда день неуловимо, минуя вечер, обращается в ночь. Задул легкий ветерок. Вдали наконец-то зашумела листва до того безмолвных деревьев.
Из наплечных сум венды достали нехитрую посуду. Деревянные широкие плошки, вместительные чарки.
Из своей баклаги Прозор налил каждому крепкого хмельного напитка. Баклажку положил рядом. Кто захочет – потом выпьет. Но сейчас хмельное было налито для другого.
Прозор плеснул на землю хлебной водки – принес жертву духу этих мест, потом поднял чару и выплеснул остаток в костер.
– Пусть светлые боги помогут нам!
– Пусть! – вторили венды. Каждый последовал примеру Прозора и увлажнил крепкой водкой чужую землю.
Остатки вылили в костер. Бог Огня греет их в этой незнакомой земле. Он дает им тепло и пищу.
После этого наполнили чары колодезной водой и приступили к трапезе.
Зайцы оказались на вкус такими же, как и в родном лесу. А запеченные в золе корни были не только вкусны, но и неожиданно сытны. Ничем не хуже мяса.
К ночи решили одеться теплей. Вдруг холод одолеет? Венды накинули на себя плотные суконные рубахи, что обычно надевали под кольчуги и дружинные плащи. Брони решили пока не вздевать. Вечер тих, опасности вроде бы нет. От зверей и так отобьются. Да они и не подойдут к костру. Дикие звери огня боятся. Это только лошадям и кошкам он привычен.
Враги? Какие тут враги и есть ли они, то неведомо. От нежити никакая кольчуга не защитит. Лучше серебро. А оно у каждого под рукой есть. Только выхвати.
Дружинники развалились вокруг костра. Сытость располагала к уюту и лени. Около скалы нашлась заросшая мхом полянка, и сейчас каждый из вендов соорудил себе по мягкому ложу. Делать что-либо не хотелось. Даже шевелиться лень.
Невдалеке паслись стреноженные кони. Далеко от костра умные животные не отходили. Наверно, как и люди, ощущали себя в этом мире всего лишь нежданными гостями.
Туман от костра просматривался замечательно. Несмотря на то, что стемнело, и на чужом небе засверкали первые звезды, он светился странным синеватым светом, будто в нем горел небольшой огонь.
– Надо за ним смотреть, – сказал Прозор. – Вдруг меняться начнет? А может, и проход откроется? Тогда всё! Сразу на коней. И делаем так: на всякий случай обезопасимся – веревкой их сцепим. Так точно никто не заплутает. Если ничего не случится, то попробуем поутру вокруг него объехать. Может, там что откроется? Жаль, сегодня не успели.
– Интересно, – уже сонным голосом пролепетал Милован. – А вот этот пес, что из тумана выскочил, он откуда? Он в этой земле живет, или в другой? И как он вообще сквозь туман прошел?
– Я его у нас видел, – отозвался Добромил, – в нашем лесу.
– Когда? – удивился Прозор. – Почему мы не заметили?
– Я и сам не знаю, – пожал плечами княжич. – Это было, когда мы воду набирали из Древнего Колодца. Еще там, прежде чем к Радужному Пути подъехали. Не пойму, почему вы его не увидели. Думал, мне показалось. Пес тогда у сосны стоял. И гривна у него на шее так же сверкала. Он на нас смотрел. Молча стоял. А потом я сморгнул, а он исчез. Куда – не видел. Был и нет… Я пригляделся, а вместо него под сосной…большой муравейник
– Да-а… – подивившись, протянул Прозор. – Чудные дела творятся! Древние псы бога Семаргла в нашем лесу появились. Если, конечно, это не адский Гарм вестфолдингов.
– Нет, друг, – ответил Любомысл. – Этот пес точно не Гарм. Адский пес больше бера, он как тур. Он черный. И хвоста у него нет. Это я точно знаю. Сколь лет у вестфолдингов жил. Все слышал. Если бы это был Гарм, так он сразу бы нас разодрал. Он же у Хелль в подручных ходит. И еще я слышал, что он солнечного света избегает.
В разговор встрял Борко. Ему, в отличие от друга Милована, спать не хотелось.
– Ну это еще неизвестно, кто кого бы разодрал и не поморщился! На бера не раз ходили, а что на Гарм какой-то? Я бы попробовал с ним побиться!
Любомысл строго посмотрел на парня. Хотя в темноте тот не увидел, как блеснули глаза старого морехода. Спеси у парня до одури! Ишь чего удумал – с Гармом бой затеять! Ополоумел? Или не от большого ума сказал? Хотя это, в общем-то, одно и то же.
– Гляжу, про албаста ты скоро позабыл! – рыкнул Прозор. – Да про змея этого призрачного и многоногого. Который, оказывается умеет в черный волос оборачиваться, да к добрым жеребцам присасываться! Да о том, что в Гнилой Топи летало и верещало забыл! Да о призраке, что над древним болотом навис и трепаную книгу листал и хохотал! Ой, не зарывайся, отрок! С богами шутки плохи! С Гармом сразиться! Думай, что говоришь! Накликаешь на ночь!
– Да не хотел я этого говорить, – взмолился Борко, – само вылетело! Это ж я просто так ляпнул, чтоб беседу поддержать. Я и не думал ничего дурного сказать!
– И не надо ничего больше говорить, Борко, – сказал Любомысл. – Правильно Прозор молвил – не надо лезть в дела богов.
У Добромила смыкались глаза – сказывалась давешняя бессонная ночь в Древней Башне. Заметив это, Любомысл заботливо прикрыл княжича своим плащом.
– А как же ты, дядька? – сонно пролепетал мальчик.
– За меня не волнуйся, княжич, – ласково отозвался старик. – Я, в морях будучи, и не такое переживал. Привычен. А тут что? Ночь тепла, костерок вон угольками трещит да ко сну располагает. Спи княжич…
Добромил опустил веки. Скоро дыхание мальчика выровнялось и стало беззвучным. Он уснул.
– Как ночь делить будем? – шепотом, чтоб не потревожить сон маленького княжича, спросил Прозор. – Кому как лучше?
– Я сейчас спать не хочу, – отозвался Борко. – Я жизни радуюсь. Рука унялась. Будто греет ее кто-то, лечит. Я караулить начну.
– Я бы тебе помог, но… – Не договорив, Милован уснул
– Я не хочу, – откликнулся Любомысл. – Какой сейчас сон? Мы с Борко по очереди на туман глядеть будем, да ваш сон сберегать.
– Ладно, не хотите сейчас спать – не надо. – Прозор улегся поудобней. – Если что, то толкайте меня. А разбудите тогда, когда луна полнеба пройдет. Как раз ночь напополам поделим. Никому обидно не будет. А то скажите, что я вас нарочно под утро дозор нести заставляю.
Прозор уже собрался закрыть глаза. Но тут что-то его осенило. Богатырь даже подскочил. Задрав голову, он озирал черное, усеянное звездами небо. Видимо не увидев того что искал, богатырь встал и медленно начал водить головой, внимательно оглядывая небосвод. Вслед за ним подняли головы Любомысл и Борко.