Тем, кто не верит, что время пролетит стремительно.
Хосе Эспаньолу Фаукье за то, что ждет меня
Жизнь похожа на вышитую ткань. Первую часть ее мы проводим на лицевой стороне, а вторую – на изнаночной. Она не такая красивая, но зато видно, как идут стежки.
Nach – Urbanología1
Лишь активные и здоровые натуры помнят, что солнце рождается чистым. Никогда не поздно избавиться от предрассудков.
Генри Дэвид Торо, «Волден»
1
PAINT IT BLACK2
Rolling Stones
Четверг, 21 июня 2018 г.
– Ну что ж, начнем…
«Снова эти слова!» – подумала Алира. Ее чуть не вырвало от предчувствия повторения той же ситуации, хотя на сей раз с другим человеком. Все внутренности свело. Нужно взять себя в руки! Сознание подсказывало, что сейчас не самый лучший момент, чтобы демонстрировать чувства, близкие к ненависти. Поэтому она сосредоточилась на том, чтобы дышать глубоко и принять более-менее приличествующую случаю позу.
Женщина, сидевшая напротив, бегло просмотрела бумаги, разложенные на офисном столе белого меламина, выбрала одну и небрежно подняла левой рукой, в то время как карандаш в ее правой руке выписывал какие-то знаки, по мере того как она читала.
– У вас необычное имя. Вы считаете себя особенной?
Вопрос удивил Алиру. Она подняла взгляд, чтобы встретиться со взглядом темных глаз той, кого ей несколько минут назад представили как младшего лейтенанта Эстэр Вагас. «Женщина бальзаковского возраста, с большим жизненным опытом, – подумала она. – Крупные руки, морщинки, густые, коротко стриженные прямые волосы, блондинистые с несколькими рыжими локонами…»
Прежде они не встречались, ее будто бы отправили сюда исключительно за этим. Местный городок был крохотный, и, по слухам, она знала здесь всех приятелей ее друга, Сезара.
– Не думаю. Не больше, чем другие.
«Эстэр – тоже необычное имя, хотя и не редкое, – подумала она. – Так какая разница?»
– Я сказала бы, что обстоятельства сложились не совсем в вашу пользу…
– Я уже говорила: я не имею к этому отношения. Я ничего не знаю!.. И вообще, это я вас первая вызвала!
Алира валилась с ног. Она была перепугана, у нее шумело в ушах, хотя ей хватило сил выказывать непокорность. Хватит уже с нее! Бессилие и противоречие терзали ее изнутри.
В памяти всплыл эпизод из старого фильма, где подозреваемый во всем признался только ради того, чтобы прекратить психологическую пытку повторять сотни раз одно и то же. Слезы наворачивались на глаза. Женщина уставилась в стекло в верхней части одной из стен маленькой, унылой комнатушки. Она была уверена, что Сезар ее слышит и наблюдает за ней.
– Я отказываюсь дальше отвечать на вопросы, – произнесла она, пряча лицо в ладонях и тихонько всхлипывая. – Я хочу пойти домой.
Эстэр сделала паузу, чтобы что-то записать, а в комнату заглянул мужчина.
– Алира, – позвал он.
Женщина узнала голос Сезара. Она поднялась и направилась к нему. Они не виделись с тех пор, как он забрал ее из дома и привез в участок Гражданской гвардии. А прошло уже несколько часов. И она ощутила облегчение.
Сезар был худощавым, коротко стриженным блондином немного выше ее, с открытой располагающей улыбкой (хотя сейчас он не улыбался). И только его форма заставляла «выдерживать дистанцию».
– Можно мне домой, Сезар? Пожалуйста!
– Сейчас это невозможно, – возразила Эстэр. – Это место преступления.
– Но тело уже увезли в криминалистическую лабораторию, и все улики собраны, – решительно вступился Сезар, даже не глядя на Алиру.
– Согласна, – уступила Эстэр. – Тогда еще всего пара вопросов… – Она заняла свободный стул напротив Алиры, когда женщина вернулась на место в ожидании, что будет дальше. – В каких отношениях вы были с жертвой?
Лейтенант торопилась, но риск того стоил. Состояние тела затруднило расследование, результатов анализов пришлось ждать несколько дней. Но здесь никогда не угадаешь, а ведь первые часы расследования самые важные. За неимением улик пришлось полагаться на инстинкты. До сего момента никто из опрошенных не смог ничего конкретного сообщить о личности жертвы, в том числе и Алира.
– Здесь сказано, – Эстэр пробежалась по предыдущим расшифровкам, – что они были нормальные, «теплые», как и со всеми прочими. – Алира кивнула, а Эстэр продолжала менторским тоном: – Думаю, вы его возненавидели просто на пустом месте. Вас смущало его присутствие…
– Вы не знаете, что говорите, – выдавила женщина. Прочие офицеры вели себя жестко, но не так, как эта женщина: похоже, она прочно уверилась в своих подозрениях. – Я не такая.
– Но рано или поздно вам бы пришла в голову мысль избавиться от того, кто вам только неприятности доставлял.
Алира сознавала, что к концу зимы она должна была очень сильно желать этого. Слишком сильно для такого миролюбивого человека, как она. Потом она спросила себя – возможно, что они уже знают время совершения преступления и потому так взбудоражены? Если тут есть совпадение, чувства ее в тот момент должны были ее выдать, и ситуация становилась для нее еще более запутанной.
Она взглянула на Сезара, но тот по-прежнему отводил глаза. Наверняка он разузнал уже всё о прошлом Алиры, давнем и недавнем, так что коллеги могли разобраться, что она из себя представляет. Для стороннего наблюдателя всё, что может быть понято неверно, будет… Но как могли они предположить, и тем более поверить, что она способна на подобное зверство? Она всегда всё делала правильно. Она была хорошей девочкой.
С другой стороны, она пожертвовала бы жизнью, чтобы спасти семью. Почему же эти офицеры пытаются повернуть дело так, что она кажется злопамятной, завистливой, способной на жестокость? Алире по-прежнему не верилось, но это было правдой. И Сезар должен отстаивать их версию.
– Ты много лет меня знаешь, Сезар. Ты знаешь, что я бы никогда…
– Обращайтесь к сержанту с должным почтением, сеньора, – прервала ее Эстэр. – Пока идёт следствие или пока дело не закрыто, здесь у вас друзей нет.
«Вот, значит, как это происходит», – подумала Алира. Её снова охватил гнев. Наверное, идея была не самая лучшая. Однако проведя столько часов запертой здесь, под градом бесконечных вопросов об одном и том же, Алира вдруг решила, что, возможно, стоит сменить тактику. Если они не намерены верить ей, чем это повредит?
– Полагаю, мне пришло время заявить, что я больше ни слова не скажу без адвоката.
«Чем я заплачу за него? Вызовите одного из государственных?» Алира чувствовала, что у полиции на нее ничего нет. И она не намерена брать на себя вину за то, чего не совершала.
Эстэр слегка улыбнулась. Сколько раз я слышала эти слова! Подозреваемая могла думать, что это она произвела впечатление, но на самом деле офицеру было достаточно одного взгляда, чтобы все понять. Она начала перебирать бумаги:
– Хорошо, вы можете идти. Но знайте, я еще с вами не закончила. Никуда не уезжайте.
«А куда мне ехать?» – подумала Алира. Она всегда жила здесь, здесь ее дом.
– Если ты подождешь меня снаружи пару минут, я тебя провожу, – предложил Сезар. – Полицейская машина отвезёт тебя домой.
Алира ненавидела эту его новую манеру говорить с ней, но была благодарна за широкий жест. Она взяла с кресла сумочку и куртку и вышла, не попрощавшись. Это было невежливо, и она ни за что не поступила бы так, если бы ее не довели до ручки.
«Манеры, как камни, кажутся незыблемыми, – подумалось ей, – но и камни трескаются».
Эстэр размышляла, была ли скромность этой женщины, Алиры, подлинной или притворной. Она казалась холодной, сдержанной, как ее лицо и костюм. На ней были джинсы, белая поплиновая рубашка, шейный платок, повязанный особым образом, – всё это придавало незнакомке элегантный, слегка мужественный вид. Макияжа почти не было – лишь светлый тональный крем на розовой ухоженной коже, губы едва тронуты помадой, глаза не накрашены… И эти глаза были опасные, то ли карие, то ли зелёные, большие, выразительные, полные жизни, дерзкие. Короткие легкие каштановые волосы, с несколькими – на удивление редкими – седыми прядями, намеренно растрёпанные, подчеркивали резкие черты. Подозреваемая была удивительно привлекательной. Естественная гармония лица и тела сочеталась с душевной отстраненностью.
Эстэр уже поняла, что почти невозможно свести все это в определённый типаж, и потому держала ухо востро. Она знала, как умело психопаты прикидываются, стараясь выглядеть нормальными перед судом, и ведут себя как добропорядочные граждане, но глубоко в душе они полагают себя необычными, особенными, высшими существами, совершенно иными. Но родятся ли в сердцах присяжных те же сомнения, что уже родились в ее?
Следователя не столько заботило описание случившегося, которое Алира повторила в точности, как на предыдущем допросе, сколько то, как она себя вела, реагировала, жестикулировала. У Эстэр было особое чутьё на лжецов. Она не была убеждена, что Алира лгала, но было в ней что-то, что настораживало. Возможно, это была слабость, которая, несмотря на внешний вид, ощущалась в женщине. Эстэр была бойцом и потому порой несправедливой: она не выносила людей со слабым характером. В их обществе она делала над собой усилие, чтобы сохранить объективность, необходимую в ее работе.
Размышления прервал Сезар:
– Ты допрашивала Алиру так, будто уже знаешь, кто жертва, – осторожно заметил он. Он верил, что многое мог бы узнать от подруги, но ее поведение сбило его с толку.
– И так будет с каждым отныне и впредь. Мы должны предвосхищать события. В конце концов, это самый логичный способ что-то вытянуть из подозреваемых.
– И что ты думаешь? – Сезар опустился в кресло, где до этого сидела Алира.
– С первых допросов мы мало что прояснили. – Эстэр постукивала карандашом по обложке папки. – И если, как сообщили из лаборатории, всё случилось давно, дело плохо. Что у нас есть? Разложившееся тело – и всё. И горы лжи. Посмотрим, поможет ли вскрытие…
– Но убийца не рассчитывал, что мы найдём тело. Он точно задергается!
– Все вероятные подозреваемые начинают дергаться. Неужто ты не заметил? – Эстэр фыркнула. – Это было слишком давно. Достаточно давно, чтобы преступник поверил в собственную невиновность. Это всё усложняет.
– Уж не про Алиру ли ты говоришь?
– Порой люди, которые кажутся совершенно нормальными, на самом деле дьяволы во плоти. Психопаты потрясающе умеют притворяться. Они идеально играют роль добропорядочных граждан.
– Но Алира не… – Сезар покачал головой. Трудно было поверить, что лучшая подруга способна на такое. – Здесь тихий район. Она женщина мирная; странная – да, но при этом милая. И она всегда была очень чуткой. Ее нельзя не любить. Возможно, с годами она стала более сдержанной, но никогда не колебалась, если кому-то была нужна помощь, особенно друзьям. Вы же видели ею реакцию!
– Я видела многое. И я не уверена. Есть в ней что-то странное, чего я не могу понять. Можно плакать, но не из-за причиненной вами боли, а из-за возможных последствий, способных нарушить ваши планы. После стольких лет на этом посту все еще доверять людям без оглядки? Уверяю тебя, Сезар, я бы не стала, даже будь я влюблена в нее.
– Не стоило этого говорить. – В то утро он поверил в счастливый шанс, когда они занимались архивными делами, и вдруг позвонила Алира в истерике, и расследование получило внезапный поворот. Сезар впервые работал со столь известным следователем, как Эстэр, и он хотел произвести на нее хорошее впечатление. – Теперь ты решишь, что я тоже «замазан».
Эстэр была женщина «битая» и подвергала сомнению всё, что слышала. Она по своему опыту знала, что преступники часто находились в ближайшем окружении жертвы, а Сезар был их другом и соседом. Из-за личных отношений с вероятной жертвой он тоже мог подпасть под подозрение. Пока что она решила позволить помощнику вести дело, а заодно приглядывать за ним.
– Я не верю ничему. Я просто считаю, что полезно смотреть на вещи с разных сторон. Скажи-ка мне вот что… Ты привлекательный, добрый, порядочный человек… Почему ты с ней не встречаешься? Она красивая, и все еще одинока, и смотрит на тебя с нежностью. Неужели ты ничего не чувствуешь?
По лицу Сезара скользнула улыбка. Что правда, то правда: Эстэр не привыкла ходить вокруг да около. Сержант мысленно вернулся в прошлое, когда каждое зимнее утро смотрел, как Алира воюет с шарфом, шубкой и туфельками, когда в тумане торопится на автобус, отвозивший ее с другими учениками в колледж. Он вспоминал ее горящие щёки, волосы, аккуратно собранные в хвост (тогда она их не стригла), чистый запах духов на пастельного цвета платье… Алира не терпела эксцентричности, равно как и резкости. Она была аккуратна, пунктуальна, вежлива, сдержанна, спокойна. Кому-то, но только не ему, это могло показаться скучным. Поэтому то, что у них ничего не вышло, и оказалось столь шокирующим. Кто-то другой, пройдя через то же, что и она, изменился бы навсегда, а она, напротив, упрямо продолжала плыть против течения. Сезар не мог представить, что она совершила преступление вроде того, о котором и он, и все соседи в округе уже успели забыть. И даже если представить себе невероятное, и она и впрямь виновна, почему она позвонила ему? В этом не было смысла: шила в мешке не утаишь. Но тогда почему сейчас, когда они готовы были объявить жертву пропавшей без вести? Конечно, это могло быть частью течения темных дум…
И он постарался ответить как можно естественней:
– То была юношеская любовь. Мы были очень разными. У нас бы ничего не получилось. Но меня это не огорчило. – Когда-то он жалел, что не добился взаимности, но хранил это глубоко в сердце, поскольку это была история из совсем дальнего прошлого и очень личная. – Но есть кое-что еще. Дело не в том, что Алира предпочла другого. Дело в доме, в котором она живет. И в деревне, будь она проклята! Они имеют над ней власть.
Эстэр кивнула:
– Я знаю эту историю. Очень трагично. Тогда у твоей подруги куда больше причин для беспокойства. – Она поцокала языком и иронично добавила: – Все беды от призраков. И самые страшные из них живут у нас внутри.
Как и обещал, Сезар проводил Алиру до выхода из участка. В неловкой тишине они миновали длинный коридор с дверями по обе стороны, из-за которых доносились звонки телефонов и шум принтеров. Алира никогда не задумывалась, на что похож полицейский участок, потому что видела подобное только на страницах ужастиков или в кадрах криминальных сериалов и фильмов, которые она никогда особенно не любила, потому что не могла принять то, что в мире столько преступлений, чтобы породить такое количество криминальных историй.
Женщине казалось, что она пребывает на другом свете – в таком шоке она была. Она ощущала подозрительность, с которой окружающие смотрели на нее, ожидая проколов, невольной лжи, выдающего жеста. Она чувствовала осуждение и непонимание.
– Других вы тоже допрашивали? – наконец осмелилась спросить она.
Сезар неопределенно помотал головой:
– Всех, кто находился в доме в тот день, да. Но мы не всех нашли. И, возможно, мы возобновим допросы. Извини, больше мне нечего сказать.
Алира остановилась и встала перед ним, глядя на него в упор:
– Ты же не думаешь, что это сделала я, правда, Сезар? Ты знаешь меня с детства!
– Ты не единственная в округе, кого я знаю, Али.
Сезар не отвел взгляд, она прочла тревогу в его прищуренных глазах и вздрогнула, словно от боли.
– Лейтенант считает, что у тебя был явный мотив.
У Алиры перехватило дыхание. Ей потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что сказал ей друг: что ею двигала ревность.
«Если бы ты знал, Сезар, – подумала она, – ты бы понял меня? Поддержал бы? Принял бы?»
Она могла бы объясниться, но раздумала: не время и не место.
– Я помню, во что она превратилась, Сезар, – произнесла Алира надтреснутым голосом после длительной паузы. – Она была такой липкой! Боже! Некто близкий, не просто тот, чьё имя ты услышал из новостей, расплылся вязким илом. Я никогда этого не забуду! Никто не заслуживает такого жуткого конца. – Она всхлипнула. – Ты ошибаешься: никто из нас этого не делал.
Сезар помедлил пару секунд, прежде чем легонько взять ее под локоть и напомнить, что пора идти. Как бы он хотел, чтобы этого не случалось! Воспоминания о юности лоб в лоб сталкивались с реальностью, и это столкновение рождало боль. Ему непереносимо было видеть страдание на лице подруги, но и обманываться тоже не стоило: интуиция редко подводила Эстэр, ветерана Специальной судебной полицейской службы Гражданской гвардии. Однако даже думать о подобном было для него пыткой, не то что говорить вслух.
– Мы ждем результатов из лаборатории. Единственный совет, который я могу дать: найди хорошего адвоката, Али.
Внимание Сезара привлек громкий шум за входной дверью. Его пробрала дрожь, причем не столько из-за сырости дождливого июня, заполонившей вестибюль, сколько из-за тоски, которая брала взять над ним верх. Пресса наверняка нагородит вокруг столько слухов!.. Он почувствовал тяжесть в животе, но ад Алиры только собирался разверзнуться.
«Ждут подачки, стервятники!» – подумал мужчина. Интересно, сколько из них обернется, когда она выйдет, а сколько продолжит игнорировать? Он пожалел, что не получится лично отвезти Алиру домой: Эстэр с начала расследования ясно дала понять, что он должен держаться в стороне и демонстрировать отстраненность. Это не позволило бы журналистам начать задавать вопросы о связи подозреваемой с офицером Гражданской гвардии. Подошли помощники, которые собирались подвезти женщину. Сезар кивком указал на дверь и присвистнул.
– Надо же, сколько налетело! – заметил он. – А места так мало. Должно быть, новостей не хватает. Мухи всегда слетаются на гнилое мясо. – Прислушавшись к шуму, доносившемуся с улицы, Сезар прошептал на ухо Алире: – Ничего не говори. Не открывай им ни души, ни двери. Будь сильной.
Алира мрачно взглянула на него, словно только сейчас всё вдруг обрело смысл – среди толпы незнакомцев, что приближались к ней, потрясая микрофонами и магнитофонами, с камерами и раздражающе сияющими в сумерках эмиссионными лампами. А что, если она заговорит? Не существует такого устройства, чтобы передать на словах силу эмоций. Поэтому Алира решила молчать и ни с кем не делиться своей тайной. Она была уверена, что ее не поймут и станут критиковать.
Женщина не желала, чтобы что-то затмевало блеск того, что снова наполнило ее жизнью, – доброго, спокойного и нежданного. Мелодия песни, которую постоянно слушал ее младший брат Томас, зазвучала в ее голове, следуя ритму движений близких людей и картинам из ее прошлого. Спустя столетия она вновь открыла свой дом… и сердце женщины смягчилось. Алира не желала, чтобы затихла прозрачная сладостная капель, что несколько недель звучала в сердце, омывала ее естество, превращая осень души в звенящую ручейками весну. Неужто за все это придется заплатить высокую цену?
Единственным объяснением, возникшим в ее измученном мозгу, было то, что стремление изменить свою жизнь наконец-то начало претворяться в реальность.
Принятые ранее решения оказались в корне неверными. Возможно, ей придется всерьез поработать…
О чем она думала все прошедшие годы? Почему поступила так глупо? Если б только она могла вернуть прошлое, отмотать хотя бы пару месяцев назад, или больше… Но может быть, этот узел завязался еще раньше, задолго до ее рождения, и ей было бы не в чем себя упрекнуть. Тогда она видела мир лишь в мрачных тонах, а когда заглядывала в себя, видела вокруг сердца плотный густой туман. Так было и в песне «Rolling Stones» Paint it black.
Алире вдруг захотелось исчезнуть, перестать плыть против течения, но ей следовало чаще говорить о себе, своем прошлом в мельчайших подробностях. Женщина мечтала вернуться домой и перепроверить собственные слова. Она ненавидела говорить о себе: ее учили все хранить в тайне. Она и не предполагала, что нечто подобное могло не делиться с ней, ее друзьями, семьей, домом…
«Na, na, na, na, na, na, na, na, na, na, na, na, na…»
«Пожалуйста, пожалуйста, – молил внутренний голос. – Пусть тьма никогда не вернется!»
2
CHILD IN TIME3
Deep Purple
Несколькими месяцами ранееСуббота, 27 января
Сидя на каменной скамейке, ее любимом месте для размышлений, Алира будто скользила по обветшавшей, пустынной сцене, где долгими вечерами она была единственной молчаливой актрисой, и ее вновь охватила меланхолия. Вскоре нужно было уходить, но она не знала, что делать. На правом берегу реки Алкиларе раскинулась на холмах деревенька с одноименным названием, ныне лежавшая в руинах. С одной стороны, в некотором отдалении, возвышался остов старой готической церкви, возведенной на месте римских развалин, с другой – расположилось поместье Элехия, лениво наблюдавшее за течением лет. Особняк стойко держался в битве со временем, но каждый бой рано или поздно заканчивается. Поколебавшись несколько месяцев, женщина пришла к выводу, что у проблемы есть только одно решение: продать дом, как бы больно ни было и как бы ни противилось этому сердце.
Ей пришлось бы начать новую жизнь вдали от всего, что ей дорого. В детстве Алкиларе был для нее каменным раем, заполненным толпами людей. Она не знала названий архитектурных элементов, но зато помнила каждый зазор, крест, надпись, выбитую на камне дату или герб на дверном замке. Выбеленные фасады соседствовали с кирпичной кладкой и пепельно-серыми углами. Деревянные и железные ограждения балконов и галерей напоминали украшения на торте, а чердачные окошки – кусочки шоколада, печные трубы, конические и прямоугольные, были вишенками… а теперь осталась горстка призрачных строений да горы булыжника, укутанные безмолвием.
В деревню вел крутой и продуваемый всеми ветрами проселок, в обход через каменный мостик. Около сотни домов и три-четыре магазинчика, ранее щеголявшие черепичными крышами, сгрудились вокруг пяти мощенных булыжником улочек, и одна, наиболее широкая, изящно повторяющая неровности рельефа, упиралась в площадь, на которой сейчас стояла Алира. Чуть ниже голые поля сбегали к речному берегу. Кому захочется приезжать снова туда, где ничего нет?
Алиру неудачи никогда не пугали, как будто ее ни разу не посещали коварные мысли о растраченном впустую времени и о том, что она слишком устала сражаться в чужих войнах. Женщина научилась усмирять их с помощью жизненной энергии, иллюзий, оптимизма и внутренней силы. Ее родители продолжали держаться за собственность, хотя современный мир пророчил незавидное будущее тем, кто любит плыть против течения. Как и их предки, жившие на этой земле аж с XV века, они старались оградить свое наследие от посягательств в том виде, в котором оно им досталось. А что может быть важнее почтения к предкам? Алира сама была частью семейной истории и подобное отношение считала честью, а не бременем. Ее мир включал в себя не только то, что происходит сейчас, но и то, что происходило до ее рождения, она привыкла принимать самостоятельные решения и никогда не жаловалась. Тем не менее ей и в голову не могло прийти, что придется покинуть родной дом и землю навсегда. Как здесь не расстраиваться?
Годы ее пощадили. Она упорно двигалась вперед, справлялась со всеми проблемами… но этого было мало. Бремя ответственности за огромное поместье потихоньку начала затмевать гордость, и жизнь женщины постепенно превратилась в битву с главным врагом – временем. Оно напоминало о себе в истрепанных кабелях и старых свинцовых трубах, пронизывающих стены, иссушало дерево и балки, раскалывало плитку и змеилось трещинами по стенам и штукатурке на потолке, давая приют термитам, превращало в пыль гипс, покрывало патиной решетки и заборы, заполоняло сорняками дорожки и лишало землю привлекательности. И эту битву люди обречены были проиграть…
От холода у Алиры онемели суставы. Женщина бросила взгляд на особняк, господствовавший на холме примерно в полукилометре, и тревога усилилась: вид внушительного здания пробуждал сильные чувства. Все ее воспоминания были связаны с этим местом. Прежде чем покинуть этот мир, ей предстояло заклеймить себя позором продажи наследия предков. Другим это могло показаться смешным, но для нее это была трагедия. Этот особняк служил ее семье веками, он рос, приспосабливался, выживал, выстоял в политических и социальных неурядицах. Это был не просто дом. История жила здесь в каждом уголке, мебели, картине, в каждом клочке земли, где выращивали будущий урожай, чтобы потом заполнить склады и подвалы ароматами и вкусами, в каждом камне стойл, хлевов и птичников, в каждой капле крови и пота, слезах и улыбках тех, с кем ее соединяли родственные узы.
Плакать хотелось от мысли, что бы сталось с ней и ее семьей, если бы один человек не ворвался в их жизнь несколько лет назад. И этого человека она ненавидела всеми фибрами души за то, что он явился уничтожить все, что было для нее важно. В детстве не принято было говорить о мертвых камнях Алкиларе: камень был жив, он был бессмертен. Люди, животные и растения умирали, а камни даже не старились.
«В детстве… – подумала Алира, не замечая катящихся по щекам слез, стекающих за воротник толстого анорака. – Никто не замечает трещин, сорняков, гнили, развалин, голых камней. А грусть обычно проходит – это еще не приговор…»
Это случилось потом. Женщина хорошо помнила вечер, когда пришла смерть, – помнила до сих пор, несмотря на прошедшие годы. Как она могла забыть? События тех дней сказались на всей ее дальнейшей жизни…
Ей как раз исполнилось девять в далекие семидесятые. Была осень, когда пейзаж ежегодно раскрашивался всеми оттенками красного. Уже стемнело, и младший братик спал в своей комнате. После ужина Алира рисовала в компании родителей. Они думали, что дочь их не слушает. Элехия никогда не отличалась многословностью. Она сидела в кресле, глядя в пустой камин, который не стали зажигать, ибо было еще тепло, и громким шепотом говорила мужу:
– Делай что хочешь, но я не поеду.
Женщина укачивала на руках третьего ребенка, которого в честь отца назвали Томасом. Эта поза означала для нее властность и владетельность и, может быть, еще и защиту. Снаружи послышались голоса и шум, а потом в дверь громко постучали. Томас встал, обошел кресло, в котором сидела жена, и положил руку ей на плечо.
– Увидимся в столовой, – произнес мужчина. – Ты знаешь, я не против, чтобы ты переехала.
Элехия помотала головой и поджала губы:
– Только если земля разверзнется.
– Как хочешь. – Отец коснулся указательным пальцем ее шеи. Алира крайне редко замечала за ним этот необычный и очень интимный жест. – Я останусь с тобой. Мой дом там, где ты.
Элехия прикрыла глаза на несколько мгновений, а потом повернулась к дочери и повелела:
– Иди спать.
Алира подчинилась. Она делила детскую с братом Херардо, который был на четыре года старше. Девочка слышала стук в дверь, потом с лестницы донеслись громкие злые голоса нескольких человек. Это было странно. В их доме никто не повышал голос.
Симметрия постройки и архитектурные ордера формировали здание, в котором обитала семья, считавшаяся веселой, спокойной, не слишком экспансивной в плане выражения чувств, но при этом не слишком холодной в общении, в сравнении с семьями ее одноклассников. Тогда Алира еще не знала, что на самом деле представляет из себя поместье «Элехия». Их дом был самым большим среди всех окрестных домов и значил для нее ничуть не меньше, чем для ее друзей их собственные дома. Это был ее родной кров, где она просыпалась каждое утро, прекрасно зная, что, когда она вернется из школы, дом будет ее ждать, даря защиту, отдых, место для игр, вкусную еду, храня ее игрушки, одежду, книги и тетради, ткань для шитья, находки и «секретики» в маленьких шкатулках. Девочка не задумывалась, почему она родилась именно здесь, а не где-то еще, почему дом принадлежит ей и как все в жизни складывается так, что она растет счастливым ребенком. Ее мать, Элехия, занималась домашним хозяйством с помощью двух горничных и повара, а отец, Томас, путешествовал по стране, оставляя инструкции конюхам и работникам, или проводил время в кабинете, в окружении бумаг, полных записей, подсчетов цифр и комментариев.
Из рассказов других детей Алира узнала, что так вели себя все родители. Конечно, прислуга и повар были не у всех (например, у родителей ее подруги Аманды не было). Мать Аманды все делала сама и время от времени ездила в поле помогать мужу. Возможно, в этом было главное отличие семьи Алиры от всех остальных. Чтобы содержать такой большой дом, требовалось много людей. Ее мать в одиночку бы не справилась, а отец не смог бы позаботиться о таком обширном владении, как он говорил, когда брал ее с собой на прогулку верхом. Для Алиры мир ограничивался стенами ее прекрасного дома в полукилометре от шумного Алкиларе и той землей, что они с отцом объезжали, с ее падубами, можжевельником, тимьяном, самшитом и утесником, садами, виноградником, оливковой рощей, орешником и полями злаков.
– Там, – Томас простер широкую, сильную, жилистую руку в сторону горной цепи, прорезающей горизонт, – прекрасные сосновые и еловые леса и березовые рощи. Однажды я отведу тебя туда, Алира. А еще на верхние луга и пастбища: посмотришь, куда мы летом перегоняем скот. Запомни это, девочка. Ты должна все знать, потому что однажды вы с братьями все унаследуете. Даст бог…
И маленькая Алира запоминала. Уже повзрослев, она научилась удобрять, подвязывать, подрезать, косить и собирать урожай. Все работы велись строго по лунному календарю. Она привыкла заботиться о каждом клочке земли и ежегодно проверять крышу на предмет протечек. Единственное, чего она так и не могла понять, это почему отец всегда повторял: «Даст бог». Тоскливый вздох, которым он сопровождал эти слова, совсем не вязался с его сильным энергичным телом.
В ту ночь, заслышав крики, Алира решила узнать, что случилось. Она спустилась в холл и направилась в кухню, рядом с которой располагалась маленькая кладовая. Из нее можно было попасть в библиотеку, смежную с рабочим кабинетом отца, и столовую, откуда и доносились голоса. В кладовке хранили специи. Девочка обожала запахи перца, гвоздики, аниса и лаврового листа. Дверь была прикрыта неплотно, так что получилось бы подсмотреть и подслушать. В нос ударил сильный запах пота и нестиранной одежды. За длинным покрытым скатертью столом сидело с полдюжины человек из деревни. Девочка узнала владельцев самых больших домов. Все говорили одновременно, на их лицах застыла тревога. Внезапно Томас резко ударил ладонью по столу так, что Алира вздрогнула. Она еще ни разу не видела отца в ярости.
– Вы ошибаетесь! – рявкнул он. – Что вы творите?! Я никуда не поеду!
Следующие несколько секунд висела тишина, а девочка недоуменно смотрела на отца. Он не был высоким, но казался таким из-за крупных черт лица и рук. Но непропорциональность фигуры компенсировалась его мягким и любящим нравом. Соседи часто приходили к нему за советом, но сейчас его окружал ореол одиночества. Все вокруг молчали.