В вашем городе живет храбрая женщина, которая, защищаясь, смогла взять в плен врага и повергла наземь силы агрессора.
Помните это всегда и дорожите этим!
Обращение аятоллы Хаменеи к народу города Гилянгарб, октябрь 2011 г.
یحاتف زانهم
سیگنرف
روپردیح سیگنرف تارطاخ
اوا میرک ارهز:همجرت
ییابط رصان دیس:یملع راتساریو
انیناخ انایتات:یبدا راتساریو
وکچیرک انایتات:حیحصت
انیناخ انایتات:یدنب هحفص
یلیویشیلوتراک انیریا:دلج حارط
هیسور اردص تاراشتنا
وکسم
۲۰۲۰
© ООО «Садра», 2020
От издательства
Ирано-иракская война – один из самых жестоких военных конфликтов конца XX века. По сути, он явился попыткой иракского лидера Саддама Хусейна подчинить молодую Исламскую Республику и завладеть богатейшими нефтяными месторождениями пограничной с Ираком области Хузестан. За Саддамом стояли страны Запада, в частности, США и Великобритания, стремившиеся его руками уничтожить в зародыше мятежный революционный Иран. Однако иракское руководство и его западные покровители даже представить себе не могли, с каким мощным отпором придется столкнуться захватчикам, когда иранский народ в едином порыве поднимется на защиту своей страны. Иранцы чуть ли не голыми руками воевали против вооруженного до зубов агрессора, но ни отсутствие новейших вооружений, ни наложенные на страну незаконные международные санкции не могли сломить духа иранского народа. Война, продолжавшаяся восемь лет, с сентября 1980 по август 1988 года, унесла с обеих сторон сотни тысяч жизней, а ее главным итогом стало то, что мир понял: с Ираном нельзя разговаривать языком силы, ибо народ, опирающийся не только на мощь оружия, но и на глубочайшую духовность и жертвенность, непобедим…
В современной иранской литературе военная проза представлена отдельным и очень ярким направлением. Многие авторы, пишущие о событиях тех лет, сами сражались на передовой – именно поэтому их произведения так документально достоверны. Здесь есть все: и батальные сцены, и рассказ о трагедии гражданского населения, и – самое главное – глубочайший духовный подтекст. В годы тяжелейших испытаний духовное начало нации в целом и каждого отдельного человека принимает особую окраску, становясь тем стержнем, без которого невозможно ни выжить, ни победить. И, как алые тюльпаны из капель крови павших за родину, так и из светлой и трагической памяти вырастают яркие, берущие за душу произведения, заставляющие думать, сопереживать, а главное – помнить…
Предисловие
Недалеко от парка «Ширин» в городе Керманшах стоит памятник женщине с топором в руках. Каждый раз при взгляде на этот памятник я думала о том, как было бы хорошо познакомиться с ней поближе и пообщаться. Люди говорили, что бесстрашная Фарангис, увековеченная в скульптуре, живет в селении рядом с городом Гилянгарб[1] и крайне неохотно делится своими воспоминаниями. Я отдавала себе отчет в том, что интервью с ней – затея труднореализуемая, но все же меня не покидало желание написать ее биографию. Даже трехчасовая поездка в селение из Керманшаха не являлась для меня непреодолимым препятствием.
В конце концов с помощью одной из своих подруг я смогла найти телефон и адрес Фарангис и однажды в сопровождении моих близких, преисполненная гордости от мысли о том, что познакомлюсь с этой великой женщиной, я отправилась утром в селение Гурсефид и к полудню доехала до ее дома. Увидев Фарангис, такую высокую и сильную, я сразу подумала, что она выглядела намного величественнее, чем ее памятник.
Люди говорили правду: Фарангис действительно не хотела давать никаких комментариев и не хотела, чтобы ее снимали на камеру.
– Я уже очень много раз давала интервью и часто появлялась в документальных фильмах и на многочисленных фотографиях, – говорила она. – Но что это дало?
Уже многократно упоминавшаяся в книгах Фарангис, памятник которой несколько лет стоит в городском парке, сетовала на то, что теперь о ней никто не помнит и она погрязла в пучине житейских проблем и трудностей. Она не хотела рассказывать о своих воспоминаниях, ссылаясь на то, что все они и так состоят из мыслей и историй, о которых она уже не раз говорила.
– Но меня интересуют все ваши воспоминания, начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем, – не сдавалась я.
– Это невозможно! – рассмеялась Фарангис.
Несгибаемая убежденность Фарангис была поколеблена лишь тогда, когда она узнала, что мое детство схоже с ее детством и также связано с войной. Гора Чагалванд, которая была видна из окна дома Фарангис и о которой у нее было множество воспоминаний, стала особой причиной нашего с ней сближения. Я часто слышала об этой горе от своего отца, который четыре года в той местности сражался с иракскими войсками. Не сумев сдержать слез во время своих рассказов о воспоминаниях отца, я заметила, что глаза Фарангис также наполнились слезами. У нас было общее горе, которое сблизило нас и позволило мне добиться разрешения Фарангис приходить к ней каждый день и записывать ее воспоминания.
Всё же поначалу Фарангис неохотно рассказывала о себе. Ее благородные поступки не представляли для нее особой важности, и, когда я говорила ей о том, что каждое мгновение и каждая секунда ее жизни для меня имеют особенную ценность, она лишь смеялась и отвечала:
– Я ведь не совершила ничего выдающегося. Любая женщина, которая была бы на моем месте, сделала бы то же самое.
Каждая встреча с ней давала мне понять, что она не просто женщина, которая однажды убила иракского солдата, а другого взяла в плен: на самом деле она совершала множество действий, которые по своей значимости и силе сравнимы друг с другом.
Дорога к Фарангис отнимала у меня много времени и сил. Часто после трехчасовой поездки до селения Гилянгарб я меняла машину и еще полчаса ехала до деревни Гурсефид. Порой, проделав такой путь и приехав домой к Фарангис, я обнаруживала, что она не может дать мне интервью, так как принимает гостей или занята какими-то личными делами. В те дни мне приходилось без нового материала возвращаться домой, но иногда удавалось брать интервью у дочери Фарангис, Сохейлы. Сохейла помогала мне как настоящий друг и убеждала Фарангис быть более сговорчивой. В итоге совместными усилиями нам удалось уговорить ее более охотно и детально рассказывать о своем детстве.
Помню, как многократно, несмотря на городское предупреждение не выходить из дома из-за сильной песчаной бури, я ездила к Фарангис и записывала ее воспоминания. Меня очень пугала мысль о том, что из-за множества трудностей я оставлю свою работу незаконченной. Однако, когда в октябре 2011 года я услышала речь лидера Исламской революции аятоллы Хаменеи о важности сохранения воспоминаний этой женщины из Гилянгарба, я ощутила прилив сил, и мое желание продолжать заниматься этим делом стало еще сильнее. После того выступления довольно многие литературные деятели заявили о готовности написать ее биографию. Когда я спросила об этом у самой Фарангис, она сказала мне, что к ней приходили несколько человек с целью задать вопросы, но вынуждены были уйти ни с чем. Она отказывала всем, доверившись лишь мне, поэтому моя цель была для меня очень четко обозначена, и я всем сердцем стремилась достичь ее. На протяжении трех лет, которые я провела в поездках в селения Гурсефид и Авезин, я брала интервью не только у самой Фарангис, но и у ее родственников и односельчан.
За все те годы я увидела множество ветеранов войны, о которых никто не помнил и которые вынуждены были до последнего находиться в условиях, казалось бы, не закончившейся для них войны. Местное население жило на усеянных минами землях, восстановлением безопасности которых никто не занимался. Каждый день эти люди теряли кого-то из своих близких.
По нашему уговору с Фарангис я планировала заняться интервью с ее братьями, но, к сожалению, за три года нашей совместной работы скончался сначала ее брат Рахим, а затем – Джаббар. После смерти братьев Фарангис очень сильно заболела. В тот момент я думала о словах своего учителя господина Сарханги, сказавшего, что вместе с этими героями постепенно уходит и память об истории. Память, которой являются сами люди, пережившие годы войны, и для нас представляет огромную важность вопрос фиксации воспоминаний этих людей, пока не стало совсем поздно.
Самая тяжелая часть работы наступила тогда, когда я узнала о том, что в отделе документальных фильмов очень мало материалов. Война и нищета стали причиной того, что у Фарангис не было хоть каких-либо фотографий времен детства или юности. Даже у ее братьев не осталось никаких материалов и документов. Фарангис объясняла это тем, что в годы войны измученные, лишенные элементарных средств к существованию люди думали лишь в том, как накормить своих детей. В то время ситуация была настолько тяжелой, что люди переезжали с места на место, бросая вещи, представлявшие собой лишний груз. Они были вынуждены прощаться со своей памятью.
В нашу последнюю встречу Фарангис сделала мне трогательный подарок. Она ходила к подножию горы и принесла оттуда для меня душистый горный чай. Я сразу почувствовала его аромат, который впоследствии навеки стал для меня ассоциироваться с воспоминаниями Фарангис. Она открыла для меня занавес и впустила в свою личную жизнь и память, что представляло для меня особую ценность.
Через три года совместной работы мемуары Фарангис, начиная с самых первых дней войны и до ее окончания, были полностью готовы. Эта книга является своеобразным сосудом, наполненным историями войны, и я искренне благодарна судьбе за то, что мне выпала честь написать об этой отважной львице.
Благодарю Всемилостивейшего Бога за то, что Он даровал мне возможность написать о Фарангис, благодарю за то, что на протяжении всей нашей работы Он не обделял меня Своим вниманием и заботой, облегчал мои трудности, вселял надежду и наделял волей для того, чтобы завершить начатое дело. Выражаю свою искреннюю благодарность тем людям, которые оказывали мне поддержку: моему дорогому учителю господину Сарханги, который, узнав о моем проекте, произнес слова напутствия, ставшие впоследствии для меня стимулом; госпоже Лейле Мунфариди и ее мужу, которые показали мне дом Фарангис; Сохейле, дочери Фарангис, за существенную помощь в записи мемуаров; господину Салману Хасанпуру, главе фонда «Шахид»; главе муниципалитета города Гилянгарб господину Фарамарзу Акбари; госпоже Шейде Нурбахш, главе отдела по делам женщин муниципалитета Гилянгарба; Ходабахшу Хасани, одному из дорогих ветеранов и главе фонда «Шахид» города Гилянгарб во времена Ирано-иракской войны; дорогим жителям селений Авезин, Гурсефид и города Гилянгарб.
Также выражаю свою искреннюю благодарность всем тем, кто не оказал помощь в работе, став причиной того, что я обрела еще большую решимость в своем деле.
Махназ Фаттахи, лето 2014 г.
Глава 1
Мама часто говорила мне:
– Какой же ты сорванец! Ты как будто по ошибке пришла в этот мир девочкой, а должна была родиться мальчиком! Девочка должна быть тихой, стыдливой, мягкой, а ты совсем не такая!
Всякий раз, когда я проявляла непослушание, она повторяла:
– Фарангис, не делай так, чтобы на свете не нашлось мужчины, который бы согласился взять тебя в жены. Девочка должна быть скромной и терпеливой!
Меня всегда раздражали подобные мамины наставления, и я не видела ничего плохого в том, чтобы не быть мягкой и нежной, и в том, чтобы, надев шальвары, превратиться в пастуха. Я получала большое удовольствие, пугая девочек по ночам, и хохотала над мальчиками, которых запугивала до дрожи, когда они из детского любопытства приходили на кладбище.
Позвольте мне рассказать вам о своей жизни с самого начала. С раннего детства при каждой возможности я бегала к своему любимому месту – горе Чагалванд. Я приходила к ее подножию, а затем стремглав мчалась на вершину, не оглядываясь по сторонам. Желание осмотреться появлялось лишь тогда, когда я добиралась до самого верха, где всё вокруг казалось таким маленьким и незначительным. На вершине горы я садилась на валун и сквозь пальцы смотрела на наше селение.
Однажды я заметила какую-то суету в селении. Семья моего дяди отчего-то была радостно возбуждена и что-то праздновала. Так и не поняв, в чем дело, я в недоумении спросила у своей двоюродной сестры:
– Что происходит? Куда все так торопятся?
– Мы собираемся в паломничество в Кадамгах.
– А мы тоже поедем с вами? – с надеждой спросила я.
– Думаю, что нет.
От такого ответа на моих глазах выступили слезы. Дядюшка нанял фургон дяди Фармана, на котором все собирались ехать. Эта машина была самой большой в нашем селении и могла вместить много людей. Мы с соседскими детьми всегда любили бегать за ней, совершенно не заботясь о том, что после этой веселой пробежки все с ног до головы покрывались дорожной пылью.
Пока дядина семья в спешке готовилась к поездке, я сходила сума.
– Вы все едете? – переспрашивала я.
– Да! – отвечали мне родственники. – Мы едем в Чам имама Хасана!
Чам имама Хасана считался священным в наших краях местом, где, согласно местному поверью, ходил одиннадцатый имам Хасан аль-Аскари. В том месте соорудили святыню.
Больше не в силах терпеть такую несправедливость, я побежала домой и закричала:
– Все едут в паломничество! Мы тоже ведь едем?!
Мама беспокойно и раздраженно ответила мне:
– Все едут потому, что у них есть деньги! А мы на что поедем? Откуда у нас деньги?
Ее слова были подобны ледяной воде, которой окатили меня с головы до ног. Увидев мое ошеломленное состояние и наполненные слезами глаза, мама смягчилась.
– Я и сама больше тебя хочу поехать… Но как нам с пустыми руками пускаться в путь? Мы должны иметь деньги на аренду машины и на еду.
Больше ничего не добавив, она отвернулась и ушла. Я уселась на крыльце и, обняв коленки, исподлобья смотрела на счастливых, веселящихся девочек, которые готовились к поездке. Как же мне хотелось поехать с ними! От злости и негодования мне лишь оставалось проглатывать комок, который неустанно подкатывал к горлу.
Издали увидев, в каком состоянии я пребываю, ко мне подошел отец и обеспокоенно спросил:
– Что случилось? Что с тобой, Руле[2]?
Стоило отцу прикоснуться к моей голове и приласкать меня, как, не выдержав, я расплакалась.
– Не плачь. Будь сильной.
– Все уезжают в Кадамгах. Я тоже хочу поехать, – выдавила я сквозь слезы.
Услышав мой ответ, отец вздрогнул и долго ничего не говорил, но затем сказал:
– Не переживай, Руле. Наш Бог Всемогущий.
Я так и сидела на крыльце дома, наблюдая за собирающимися в поездку, и думала: «Пусть уж лучше машина дяди Фармана сломается! И никто никуда не поедет!».
Не знаю, сколько я там просидела, но отец, наблюдавший за мной некоторое время издалека, с улыбкой направился ко мне.
– Фаранг! Иди готовься! – крикнул он, не доходя. – Быстрее собери вещи, чтобы не отстать!
Я не поверила своим ушам, но папа тогда смог как-то найти деньги для моей поездки, хотя в то время это была для нас довольно большая сумма. Вид сломленной и расстроенной дочери был для него гораздо важнее денег.
Он отдал оговоренную сумму водителю машины и часть денег вручил моему дяде. Мама тем временем подготовила для меня еду и одежду.
Я видела, как растроганный отец радовался тому, что у него получилось отправить меня в поездку. Помню его глаза и как он уголком ткани своего головного убора вытирал слезы, которые текли по его щекам. Моему счастью не было предела, я беспрестанно прыгала и кричала всем:
– Я тоже еду в паломничество! Я тоже еду вместе с вами!
Когда наступило время отправляться в путь, я пошла к машине и села вместе со всеми. Отец попросил родственников проследить за мной и быть рядом. Взрослые договорились о том, что водитель по очереди заберет несколько групп, и мы тронулись в путь под всеобщие выкрики салавата[3]. В тот момент я обернулась назад, посмотрела в окно и радостно помахала папе, стоявшему у стены и наблюдавшему за тем, как мы отъезжаем.
Машина была битком набита людьми, и мы сидели, прижавшись друг к другу, с нетерпением ожидая долгожданного прибытия. В пути, увидев купол святыни, к которой мы направлялись, все снова стали повторять салаваты. Чам имама Хасана был окутан зелеными деревьями, красными и розовыми цветами, воздух был свежим и чистым, а неподалеку журчал источник. Вокруг святыни виднелись величественные горы и необъятные зеленые луга. Мне не верилось, что рядом с нашим домом есть такое красивое место, напоминавшее райские сады.
Выйдя из машины, мы сразу побежали к кристально чистой речке, дно которой покрывали необычные и красивые камни. Напившись из горного источника и умывшись, мы сели в тени деревьев, расстелили скатерть и, немного передохнув, отправились совершать паломничество. Хотя это был мой первый опыт, я знала, что в таких местах нужно вести себя тихо, уважительно и подобающе.
– Расскажите свои просьбы Всевышнему, – сказала нам тетя Гаухар, жена дяди. – Имам тоже помолится о том, чтобы ваши желания исполнились.
У меня было множество желаний, и, не зная, с какого начать, я решила по очереди перечислять, перебирая на пальцах каждое из них.
– Боже, прошу тебя исполнить все мои просьбы! – шептала я.
Сначала я помолилась за своего отца, а затем за всех остальных близких. Молитвы мои не заканчивались, пока я не отвлеклась на внутреннее убранство и отделку святыни. Особенно привлекли мое внимание кусочки зеркал, которыми были покрыты стены. Заметив, что я начала отвлекаться, тетя Гаухар подозвала меня к себе:
– Фаранг, подойди сюда. Я тебе кое-что покажу.
Направляясь к ней, я увидела прикрепленную к стене монетку и с недоумением взглянула на тетю.
– Вот, – сказала она, протягивая мне монету, – если у тебя есть заветное желание, загадай его и прикрепи монету к стене. Если не упадет, то оно обязательно исполнится.
Попытавшись прикрепить свою монету к стене и немного подождав, я обнаружила, что она не упала. Радости моей не было конца, мне казалось, что уже тогда исполнились все мои желания. Мои двоюродные сестры тоже начали прикреплять свои монеты к стене, и их успех вызывал у всех нас безудержную радость и ликование.
Через некоторое время мы вышли в сад, где полностью отдались ребячеству. Мы принялись бегать, плескаться в ручье, сбивать камушками лягушек, которых было там очень много, и не переставали смеяться. Еще никогда в жизни я не видела такого красивого и цветущего зеленого сада, дарившего всем столько радости.
– Пойдемте собирать речные ракушки! Прыгайте в воду и ищите их! Если найдете, ваши желания сбудутся! – крикнула нам тетя.
Закрыв глаза, я не раздумывая сунула руку в воду и изо всех сил пыталась найти заветную ракушку. Неожиданно схватив что-то со дна реки, я показала свой улов тете и спросила:
– Это и есть ракушка?
– Нет, – улыбаясь, ответила она. – Снова окуни руки в воду и скажи: «Ангел, ангел, словно мама ты мне!». Тогда ангел поможет тебе найти ракушку.
Я снова начала плескать руками под водой и выкрикивать:
– Ангел, ангел, словно мама ты мне! Помоги мне найти ракушку!
Снова вытащив горстью что-то из воды, я остановилась.
– Вот! – воскликнула тетя. – Вот это – ракушки!
– Девочки! – обрадовалась я. – Посмотрите, сколько ракушек я нашла!
Никто не мог поверить, что я собрала так много, а я безостановочно выкрикивала заветные слова и каждый раз доставала новую порцию ракушек.
– Так нечестно! – кричали девочки. – У Фарангис большие руки, а у нас маленькие!
– Хорошо! – хохотала я. – Пусть и ваши руки будут такими же большими! Смотрите, сколько я собрала!
Вместе с остальными детьми мы резвились в реке и плескались.
– Будьте осторожны! – периодически выкрикивал нам дядя.
– Дядя! Дядя! Посмотри на меня! – кричала я ему в ответ. Мне так хотелось, чтобы он видел, как я счастлива.
Тогда мне казалось, что я попала в рай. Как же не хотелось, чтобы это удовольствие заканчивалось! Когда к вечеру взрослые начали собирать вещи, сердце мое сжалось. Я так не хотела покидать это место, что до последнего момента смотрела из окна машины на бескрайние луга и поля, думая о том, когда еще мне выпадет возможность приехать в эти края.
По дороге домой я уснула, а проснувшись, различила в темноте наше селение Авезин и отца, который стоял, поджидая меня. Он поздоровался, обнял меня и провел рукой по моей голове, а затем по своему лицу, чтобы прочувствовать благодать того святого места, откуда я пришла, потом сказал:
– Руле, да примет Всевышний твое паломничество!
Слезы потекли по щекам и длинной бороде отца. Мне было больно видеть его таким, и я думала, как было бы хорошо, если бы и у него получилось поехать с нами. Я бы смогла разделить с ним лучший день в моей жизни.
* * *
Мне было 10 лет, когда однажды дома раздался голос отца.
– Йа Аллах! Йа Аллах!
Услышав эти слова, я поняла, что у нас гости, и поспешила предупредить об этом маму. Она тут же надела платок и отправилась во двор встречать пришедших. У дверей стоял отец в сопровождении двух незнакомых мужчин.
– Кто эти люди, папа? – шепотом спросила я.
– Это наши родственники, дорогая, – улыбнулся отец. – Просто ты еще никогда их не видела.
– А из какого они села?
– Издалека, – махнув рукой в сторону, ответил отец. – Они приехали к нам из Ирака.
В тот день я еще не понимала, почему отец все время улыбался, разговаривая со мной.
Вечером мама приготовила курицу, а наши гости до самой ночи сидели с отцом и о чем-то тихо разговаривали, лишь изредка поглядывая на меня.
Утром, когда мама накрывала на стол, я заметила, что лицо у нее грустное и заплаканное. Наливая гостям чай, мама плакала, и слезы капали ей на руки.
– Мама, что-то случилось? – обеспокоенно спросила я.
Я не могла понять, что такое страшное могло случиться, что мама так безмолвно и обреченно плачет. Заметив меня, мама лишь резко отвернулась и ничего не ответила.
– Что случилось? – снова повторила я.
– Руле, ничего не случилось, – ответила она, не поворачиваясь ко мне лицом. – Просто прошу тебя молиться.
Она молча принялась без остановки мыть стаканы, один за другим, а затем резко обернулась, подбежала ко мне, обняла и стала очень горько плакать. Я еще никогда не видела маму в таком состоянии, нечасто она меня так обнимала. Сердце мое заколотилось от понимания того, что случилось что-то очень плохое.
Отец со своими гостями, которых, как я позже выяснила, звали Акбар и Мансур, был в гостиной. Они долго о чем-то беседовали, и, не удержавшись от любопытства, я встала за дверью, чтобы подслушать их разговор.
– Этой девочкой я дорожу как своими глазами, – говорил отец.
– Не волнуйся, мы ведь все же родственники, будем внимательны к твоей дочери. Мы тоже желаем ей только счастья.
– Я не знаю… Мне нужно подумать. Я и здесь могу выдать ее замуж.
– Можешь, – закашляв, ответил мужчина, – но в таком случае твоя дочь всю жизнь будет вынуждена на кого-то работать. Не лучше ли, чтобы она была в безопасности, будучи хозяйкой своего собственного дома?
Наступило недолгое молчание, которое прервал один из гостей.
– Человек, за которого мы хотим выдать ее замуж, очень хороший. Какая разница: иракец он или иранец? Важен характер этого человека. Ради счастья дочери советуем тебе принять это предложение.
Отец продолжал находить какие-то оправдания и отговорки, а я стояла за дверью, как вкопанная, не понимая, как мне реагировать на услышанное. Я не знала, радоваться или, наоборот, беспокоиться. Я бывала на свадьбах и часто с девочками играла в невесту, но чтобы самой стать невестой… Об этом я еще никогда всерьез не думала. В голову сразу пришли тысячи мыслей, и я поняла, почему моя бедная мамочка так переживала и плакала.
После того как гости уехали, родители решили пообщаться друг с другом, а я не осмеливалась показываться перед ними и лишь ждала их вердикта. В те времена у девочек моего возраста не принято было спрашивать о замужестве. Они впервые знакомились со своими женихами лишь в день заключения шариатского брака.
Я играла во дворе с соседскими девочками, когда меня позвал отец:
– Фарангис, – сказал он, – иди приготовься. Нам нужно кое-куда съездить.
– Но куда?
– Я… – закашлял отец, – мы поедем в Ирак. Я хочу выдать тебя замуж. Собери свои вещи, пожалуйста. Завтра мы должны выехать в путь.
Сказав это, отец ушел, а я, в оцепенении стоя на месте, услышала раздавшийся из комнаты плач мамы. Своим разговором со мной папа хотел показать маме, что его решение окончательно.
Я не знала, что мне делать, мне хотелось возразить отцу и сказать, что мы с девочками еще не доиграли во дворе, что завтра нам нужно выставить наших куколок, а затем мы собирались поиграть с мальчиками. Но я так и не смогла ничего ему сказать…
Ночью я долго не могла уснуть и, уложив рядом с собой куклу, долго на нее смотрела. Лишь из-за постоянных требований мамы поспать я закрывала глаза, но каждый раз, украдкой их открывая, замечала, что она тоже не спит. Грусть мамы навевала тоску на меня, и мне тоже очень хотелось плакать. Она тихонько вытирала слезы своим покрывалом и неотрывно смотрела на меня. Я посмотрела на спящих рядом братьев и сестер и подумала: «Неужели я их больше никогда не увижу?».
Утром я проснулась от голоса мамы:
– Фарангис, вставай. Просыпайся, милая.
Она выглядела очень грустной и угрюмой, лицо было красным и отекшим от ночного плача и бесконечных мыслей. Пытаясь меня разбудить, она одновременно собирала сверток с вещами.
– Мамочка, я не поеду в Ирак, – неожиданно сказала я.
– Да накажет их Аллах! – взорвавшись, крикнула мама. – Не знаю, чего еще они хотят от нас! Фарангис, дорогая, подойди ко мне.
Я подошла к маме и увидела у нее в руках ткань.
– Это тебе. Я купила для твоей свадьбы. После нее ты будешь надевать этот платок. Меня уже не будет рядом, поэтому запоминай.
Прижав платок к груди и снова горько заплакав, она положила его в сверток к остальным вещам. Подарок мамы мне тогда очень понравился, и по своей детской наивности я стала думать о том, как же все-таки хорошо, что я стану невестой, ведь я смогу надевать такой красивый платок.
«Наверное, мне еще сошьют красивое платье под этот платок, – думала я. – И еще подарят красную курдскую ткань, которой покрывают голову невест».
– Фаранг! – раздался голос отца. – Вставай! Поешь чего-нибудь, чтобы мы уже могли отправляться в путь.
Я поела, выпила свой любимый утренний сладкий чай и отправилась к отцу, который, взяв меня за руку и избегая смотреть на маму, направился к выходу, где нас уже ожидали Акбар и Мансур.
– Не волнуйся, – сказал Акбар, обращаясь к моей матери. – Мы будем ухаживать за твоей дочерью больше, чем за нашей собственной.
– О мусульмане! – не сдержавшись, в слезах закричала мама. – Чего вы от нас хотите? Почему вы уводите от меня моего ребенка?!
– Фарангис, пойдем, – посмотрев на меня и все еще крепко держа за руку, сказал отец. – Мы должны идти.
Я положила свою куклу у двери и обняла сестер и братьев, которые, столпившись за дверью, смотрели на нас и плакали. Поцеловав меня, мама еле держалась на ногах; она прислонилась к стене и в слезах сползла на пол от бессилия. Я тоже не могла сдержаться и плакала, пока родственники один за другим подходили ко мне и прощались.
Отец шел впереди, держа в руках маленький чайник, немного хлеба и выцветшую сумку, которую он всегда брал с собой, когда ездил за покупками в город. Я же держала небольшой сверток, который дала мне мама. За дверями нашего дома стояли мои подружки, которые ждали, когда я приду поиграть.
– Фаранг, ты куда? – в недоумении спрашивали они, ступая за мной.
– Ты хочешь стать невестой? – спросил один из мальчиков.
– Да, – ответила я. – Мама сказала, что я хочу стать невестой, и еще она подарила мне очень красивый платок.
– Значит, ты больше не придешь поиграть с нами? – безнадежно спросила одна из девочек.
Сзади раздавались всхлипывания и стоны мамы, которая кричала:
– Пропади все пропадом! Я не допущу этого! Они хотят отобрать у меня дочь! Я умру без нее!
Горестный мамин голос, ее плач и потрепанный вид сжимали мое сердце, и я тоже не могла перестать плакать. Небеса слышали ее искренние материнские мольбы и молитвы.
– Не плачь, – успокаивали все маму. – Такова судьба твоей дочери. Все дочери рано или поздно должны выйти замуж.
– Я же не прошу, чтобы она вообще не выходила замуж, – не успокаиваясь, плакала мама. – Я лишь хочу, чтобы она жила рядом, а не так далеко.
По виду отца я понимала, что он все еще в сомнениях, он то плакал, то погружался в раздумья, но в итоге принял решение и посадил меня в машину. Вместе с ним и другими мужчинами мы отправились в путь. Я заметила, что у каждого из них при себе были пистолеты. Несколько раз я оглядывалась назад и смотрела на маму, которая не могла успокоиться и беспрестанно плакала, смотря на меня. Сердце разрывалось при виде ее страданий. В тот день я вообще не думала о себе, мне и в голову не приходило возразить своим любимым родителям, которые, как я была уверена, хорошо знают, что для меня лучше. Я хотела лишь слушаться их и делать все так, как нужно, чтобы они были счастливы.
– Не оборачивайся, – взяв меня за руку, сказал отец. – Не оглядывайся назад, дочка. Я хочу отвести тебя в Ханекин[4]. Там ты станешь невестой и будешь по-настоящему счастлива. Тебе уже больше не нужно будет работать, как раньше.
В ответ на слова отца я лишь опустила голову и, несмотря на желание попросить его не уводить меня никуда, все же не решилась ему возразить. Мне лишь хотелось, чтобы он не переживал за меня.
– Не волнуйся, папа, – сказала я. – Пойдем.
В дороге я не переставала слышать плач мамы. Казалось, любой звук природы доносил до меня ее голос. В душе я очень хотела отпустить руку отца и побежать обратно домой, но знала, что, если вернусь, папа не выдержит. Мы проходили мимо подножия моей любимой горы Чагалванд, где я не смогла сдержать слез и втайне от отца тихо плакала, пытаясь отвлечь себя разными мыслями и видом зеленой травы вокруг. В ту весеннюю пору землю покрывало множество только что распустившихся маленьких цветочков и цветов с большими ароматными бутонами. Я нагнулась к одному из них, сорвала и жадно вдохнула запах, подумав: если бы я сейчас была дома, как бы весело мы с девочками провели время.
Отец с Акбаром и Мансуром шли впереди, а я порой так отставала, что отец вынужден был оборачиваться и кричать мне:
– Фаранг, торопись! Не отставай, пожалуйста.
Дорога, которая шла через гору Чагалванд, была очень длинной, и, по словам отца, нам необходимо было преодолеть ее за два дня. В пути я не раз замечала его слезы, которые он изо всех сил старался скрывать, и сама, в свою очередь, не показывала ему, что тоже плачу.