000
ОтложитьЧитал
© Владилен Елеонский, 2016
ISBN 978-5-4483-0950-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Кругом корысть, торг, говор сленга,
Но есть Уилфред, есть Айвенго,
Когда надежда грустно тает,
Его копьё и меч спасают.
Владилен Елеонский, Айвенго
Не могу сказать, что отец проклял меня. Просто он так трепетно относился к дочери своего лучшего друга-генерала, который трагически погиб в горах Афганистана, что, кажется, меня, своего родного сына, любил намного меньше.
Елена с раннего детства практически постоянно жила у нас. Мы были ровесниками и поначалу дружили, как брат с сестрой, однако, удивительная светлая вспышка, которая озарила моё сознание, когда она как-то раз вошла в гостиную, собираясь в школу, всё изменила.
Я не знал, что со мной происходит. Я начал стесняться Лену.
Одно лишь её присутствие бросало меня в дрожь. Она вела себя по-прежнему и, как будто, ничего не замечала, наверное, потому, что мне удавалось хорошо скрывать самые сокровенные чувства.
Я усиленно занимался фехтованием, она – художественной гимнастикой. Спорт и книги были нашими общими увлечениями.
Однако Лена всё равно умудрялась читать больше меня. Она, кажется, перелопатила всю классику мировой литературы, в то время как я застрял на романах Фенимора Купера.
Мы говорили о многом, нам было о чём поговорить. Моё сладостное чувство к ней стало более ровным, но глубина и сила его не исчезли.
Я вдруг понял, что вначале надо полюбить себя, причём себя настоящего, способного к чему-то стоящему, а не капризного и избалованного эгоиста, которому хочется, и всё тут.
В то медовое лето мы окончили восьмой класс и отдыхали на отцовской даче. Всё произошло само собой.
В лёгком платьице, накинутом на голое тело, Лена дивно пахла полевыми цветами. Её глаза уносили в неведомый и манящий взрослый мир, а её жаркое тело казалось таким естественным продолжением меня, что я не заметил, как наш затянувшийся разговор о нескончаемых метаниях толстовского Пьера Безухова прервался на полуслове, – наши губы слились в сладком поцелуе.
Однако мой отец внезапно встал на нашем пути. Его угораздило неожиданно приехать на дачу.
Не найдя нас в доме, он, шестым чувством уловив что-то неладное, кинулся к деревенскому пруду, окружённому густыми зарослями черёмухи, и застал наш первый поцелуй, который, судя по всему, был всего лишь прелюдией. Если бы отец явился чуть позже, он бы опоздал.
– Какая любовь! – резко сказал он. – Что, интересно, вы собой представляете, чтобы любить по-настоящему? Сладкая, но призрачная блажь, которая лишь сломает вам жизнь, – вот что на вас нашло! Зубы гниют, между прочим, не от студёной родниковой воды, которую ещё добыть надо, а от тёпленького сахарного сиропа, который, вот он, караулит на каждом шагу нашей доблестной городской жизни и сам в рот просится.
Все планы в отношении меня были мгновенно пересмотрены. Вместо того, чтобы продолжать учёбу в школе, я отправился в Московское суворовское училище. Так решил за меня отец.
Он считал, что теперь мне опасно находиться рядом с Леной. Вот когда я впервые узнал о том, что, оказывается, отец давно вынашивает в отношении неё особые планы.
В бытность, когда существовал Союз Советских Социалистических Республик, мой дорогой папа занимал высокую должность в органах государственной безопасности. Однако наступили лихие перемены, и на смену советскому патриотизму и идее социальной справедливости как-то тихо, но твёрдо пришли цинизм, алчность, продажность и корысть.
Принципиальные офицеры были постепенно заменены на безликих и бесхребетных типов. Отца отправили на почётную пенсию.
Учитывая его должность и кое-какие московские связи, новые власти не стали трогать его дачу, даже позволили прирезать охотничьи угодья, оставшиеся бесхозными после успешно рассыпавшегося образцово-показательного совхоза.
В условиях наступившего обновления, которое старой гвардии казалось сплошным развалом прежних справедливых устоев, отец был уверен, что пришли алчные временщики, долго они не протянут, поэтому скоро всё вернётся на круги своя. Главное не унывать и взращивать новую поросль, – ту элиту, которая сможет продолжить благородное дело.
Отец был глубоко убеждён, что в такой обстановке ни в коем случае нельзя замыкаться, необходимо наращивать связи под видом родственных отношений. Вот почему я никак не подходил на роль мужа Елены. Нужен был такой брак, который бы умножил мощь солидных семей, объединил их, превратил в монолит.
В качестве мужа был выбран Славик Самойлов. Славу я знал, одно время мы вместе ходили в фехтовальную секцию. Его папа был известным партийным функционером, блистал когда-то на Советском Олимпе, оставался верен прежним идеалам, и в среде старой гвардии пользовался непререкаемым авторитетом.
Славик рос богатырём, хотя выглядел немного рыхловато, а вечно одутловатое лицо бугрилось прыщами. Он учился в английской спецшколе, правда, на английском языке так и не заговорил. Жених обожал вкусно есть, много спать, смотрел на Елену, как ленивый молодой бычок на сочный луг, и решительно ей не нравился.
Однако ледяное равнодушие Елены к Вячеславу, похоже, нисколько не смущало моего отца. Он, кажется, пребывал в тихом отчаянии от всего происходящего в стране и просто не видел иного решения. Устройство брака Славика и Лены стало для него своего рода психологической отдушиной и даже, как я подозревал, смыслом жизни.
Шли годы, временщики, вместо того, чтобы уйти куда-нибудь, напротив, с удовольствием оставались, они жировали и наглели всё больше, а вопрос о свадьбе Елены и Вячеслава каждый раз откладывался «на будущую весну», поскольку Лена «была не готова».
Данное обстоятельство чрезвычайно раздражало моего властного отца. С годами его деспотические черты стали проявляться всё больше.
Елена и Вячеслав выбрали одну и ту же специальность, они учились в Московском химико-технологическом институте. После его окончания молодые выпускники вернулись в наш край химиками-технологами и стали работать на оборонном заводе.
Мой отец держал ситуацию под неусыпным контролем и готовил Вячеслава на должность главного инженера, с которой Славику предстояло баллотироваться в депутаты Государственной Думы от коммунистической партии.
Что касается меня, здесь всё было гораздо сложнее. После окончания Суворовского училища, я пошёл не по стезе офицера-десантника, а поступил в физкультурный институт, чем окончательно морально добил отца и не на шутку его разозлил.
Мой выбор не был случайным. Спортивная фехтовальная рапира была частью моего тела и продолжением души.
Поступив в Суворовское училище, я не оставил занятия фехтованием. Вскоре меня заметил начальник училища, человек чуткий и внимательный. Он рекомендовал меня известному спортивному функционеру Василию Львову, который, проявив себя хорошим управленцем, глубоким психологом и внимательным педагогом, успешно готовил олимпийский резерв.
Огромный плечистый улыбчивый Львов, между прочим, сам заслуженный мастер спорта по фехтованию на рапирах, оказался человеком большого сердца. Едва познакомившись со мной, он опытным взором увидел, что моё увлечение рапирой не является детской блажью и отдал в надёжные руки.
Тренеры спортивного общества, которое курировал Львов, очень скоро сделали из меня чемпиона, а сам Львов, о, чудо, баллотировался на выборах губернатора нашего края и победил.
Став нашим губернатором, Львов развил бурную деятельность. Он создавал рабочие места, помогал матерям, детям и пенсионерам, чем вызвал симпатию моего отца, хотя Львов принадлежал к другой партии. В крае стала постепенно восстанавливаться нормальная жизнь.
Между прочим, Львов построил новый современный стадион и организовал при нём сильную фехтовальную секцию. Эх, знал бы он, во что она выродится!
Каким-то необъяснимым образом в фехтовальном спорте почему-то выдвинулись сыновья именно тех, кто не желал использовать производительные возможности земли на благо всех местных жителей, а дары леса, в том числе ценную древесину, взимал за бесценок и окольными путями гнал ласково улыбающимся и восторженным, как дети, китайским партнёрам.
Негласным куратором тайной оппозиции Львову стал вице-губернатор Иван Кторов, человек безвольный, но сластолюбивый, интриган по натуре с целым букетом комплексов. Он готов был делать всё в угоду своему алчному окружению, лишь бы оно продолжало лизать ему пятки, твердить, какой он гениальный, и не замышляло бы растерзать где-нибудь за углом в подворотне.
Губернатор не заметил, как на базе фехтовального спорта взросла мощная бандитская группировка, и настала очередь Львова. Средства, которые он планировал на кардинальное расширение рабочих мест, вдруг закончились, и планы по ускоренному развитию местных предприятий остановились на полпути.
Львов решил добиться помощи из федерального бюджета и убыл в Москву, где был неожиданно арестован по обвинению в растрате краевых средств. Прошёл также слух, что якобы под прикрытием фехтовального общества Львов создал в Москве тайное Братство Двух Вязов, девизом которого стал лозунг «За чистую столицу России!»
Якобы члены братства, все способные спортсмены-фехтовальщики, отлавливали в столице бродяг, после чего те бесследно исчезали. Слух вроде бы был не просто слухом, следствие раздобыло факты и предъявило Львову обвинение, в которое любой здравомыслящий человек, знавший губернатора, вряд ли бы поверил.
Арест Львова был настолько неожидан и нелеп, что все его соратники буквально оцепенели. Кторов, оставшийся на хозяйстве, напротив, воспрянул духом. Он словно почуял, что наступило, наконец, его золотое время.
Сделки с китайскими партнёрами стали заключаться гораздо интенсивнее, а бывшие мальчики-фехтовальщики теперь превратились в солидных дяденек – владельцев богатых лесных угодий, которые шустрый Кторов, как на конвейере, по мере необходимости, переводил в категорию земель населённых пунктов.
Для поддержания порядка Кторов пригласил из Москвы Владимира Басова. В чёрных спортивных костюмчиках и бейсболках с длинным козырьком люди Басова, все спортсмены-фехтовальщики, привели в ужас местных жителей.
Пастбища и луга стали исчезать за мощными ярко-красными щитовыми заборами высотой чуть ли не в десять метров, а местная скотина, к сожалению, перестала благополучно возвращаться домой.
Все знали, кто ворует скот, но никто даже не думал поднять голос. Любое возмущение каралось беспощадно. Приезжали «фехтовальщики» Басова, как их окрестили несчастные сельчане, и мгновенно напоминали кто в доме хозяин своими длинными металлическими битами.
Сельские девушки и девочки-старшеклассницы стали бояться выходить на улицу. Басовцы могли схватить любую и увезти в неизвестном направлении.
Девушка либо исчезала навсегда, либо через несколько дней возвращалась домой, подавленная, исхудавшая и угасшая, как видно, всё зависело от того, прошла ли она смотрины, чтобы стать неофициальной сожительницей очередного созревшего для половой жизни бандита.
Те из отцов и братьев, кто не выдерживал наглого произвола и заступался за своих дочерей и сестёр, избивались, иногда до полусмерти. Купленные и запуганные боевиками Кторова врачи констатировали ушибы в результате падения, а продажные полицейские неизменно закрывали глаза на явное несоответствие врачебных выводов фактам и прекращали дело. Те из полицейских и врачей, кто не желал поступаться совестью, безжалостно изгонялись из профессии с ужасающей характеристикой.
Всё произошло настолько плавно, быстро и незаметно, что мой отец первое время никак не мог поверить, что всё, что происходит, происходит на самом деле. Он встрепенулся лишь после того, как охотничьи угодья, законно оформленные на него, были огорожены всё тем же пугающим местное население мощным и очень высоким красным щитовым забором.
Отец обратился в полицию и суд, но ему ничего не вернули. Судья объявил, что согласно закону необходимо следовать предназначению земель. Кторов нагло перевёл земли отца в земли населённого пункта задним числом, после этого их использование в качестве охотничьих угодий было признано судьёй незаконным.
Известный бизнесмен, бывший спортсмен-фехтовальщик Тимофей Фомин, подручный ставленник Кторова, в соответствии с предназначением земель, подтверждённым в судебном порядке, буквально за одну зиму отгрохал на них суперсовременный развлекательный центр «Луч».
В многочисленных банях и бассейнах «Луча» стали париться с голыми девочками какие-то тёмные личности, среди которых, кстати, снова были замечены всё те же жизнерадостные граждане Поднебесной.
В залах нового суперкомплекса были организованы бары, пабы, рестораны и игровые комнаты. Бильярд казался детской забавой на фоне тех игр, которые там предлагались.
Развлекательный центр представлял собой причудливую смесь мощного подпольного казино, махрового злачного места и тайного интеллектуального штаба, решавшего в крае все сколько-нибудь значимые вопросы. Решение вопросов предусматривало силовые методы в отношении тех, кто был не согласен подчиняться указаниям Фомина и Басова, за которыми стоял Кторов, что, впрочем, никогда не афишировалось.
Тима Фомин вёл одиозный развлекательный центр, в то время как Владимир Басов, более молодой и обаятельный, но не менее деятельный, жестокий и хладнокровный подручный Кторова, взимал с населения упомянутую выше дань.
Угнанную басовцами скотину забивали и куда-то сдавали, скорее всего, на местный мясокомбинат, – единственное крупное сельскохозяйственное предприятие края. Понятно, как и откуда шли Басову баснословные барыши. Естественно, что он делился с Кторовым и Фоминым.
Мой отец, как и все местные жители, конечно, догадывался обо всём, но что он мог сделать? Явно не хватало организации. Ресурсы и вооружённая сила были на стороне Кторова.
Единственное, что мог отец, – ускорить свадьбу Елены и Вячеслава. Только так, по его мнению, посредством консолидации вокруг новой молодой семьи можно было сплотить здоровые силы общества.
Однако Славик по-прежнему не вызывал у Елены никаких чувств, кроме раздражения. Мой отец, как писал мне в письмах его лучший друг егерь Сафонов, сильно сдал, поседел и совершенно перестал улыбаться.
Масла в огонь подлили слухи о том, что Басов влюбился. Как-то раз он прибыл на оборонный завод по поручению Кторова, там он заключал очередной хитрый договор о поставке телятины с заведующей столовой, ушлой бабой из окружения Кторова, она коптилась у него в бухгалтерии, а затем вдруг неизвестно за какие заслуги пошла на повышение, – рулить заводской столовой.
Елену как раз в тот момент дёрнуло зайти к заведующей по вопросу об организации праздничного обеда для начальника лаборатории. Басов увидел идеально сложенную сотрудницу в лёгком приталенном белоснежном халатике, поймал её взгляд, излучавший шарм, которому, кажется, позавидовала бы даже Катрин Денёв, увидел её ноги, способные разбудить поэта-эротомана в любом мужике, – академике-астрономе, слесаре-сантехнике, наладчике автоматических доильных аппаратов или заместителе губернатора, и, что называется, запал.
Жгучая тягучая страсть была выражена настолько недвусмысленно и откровенно, – вскоре на дачу отца, где по-прежнему жила Елена, подручные Басова привезли целый КАМАЗ настоящих свежих очень пахучих роз, – что отец сразу всё понял.
Теперь Елена не могла спокойно прибыть на работу и убыть с работы. Везде её поджидал шикарный чёрный Мерседес, вежливый вышколенный водитель которого вручал ей манящие в мир сладости охапки дивных роз и, не слушая протесты, сажал в автомобиль, включал кондиционер, музыку и вёз туда, куда она желала.
Елена была не настолько глупа, чтобы не понять, что в один прекрасный день, очередной великолепный Мерседес увезёт её туда, куда ей совершенно не нужно, и взяла больничный лист. Врач, друг отца, пошёл навстречу и обнаружил у неё застарелое воспаление среднего уха, требующее срочного и энергичного лечения.
Я не мог поверить, но мой отец, в самом деле, впал в отчаяние. До сих пор он слыл бойцом, да видно стал сказываться возраст. Папа давно разменял седьмой десяток.
Отец никогда не злоупотреблял спиртным, а здесь вдруг произошло что-то невообразимое, – он стал прикладываться к бутылке. Пил, правда, лишь настоящий армянский коньяк, но факт оставался фактом, – мой отец начал пить!
На фоне беспредела, который устроил Кторов по воле своего безликого и алчного окружения доброй новостью показалось известие о том, что на лесных дорогах, ведших к развлекательному центру «Луч», появились люди в зелёных робах, с зелеными масками на лицах и алыми фригийскими колпаками на головах, перевязанными позолоченными лентами.
Новоявленные борцы за справедливость называли себя Лесными Демонами. Они стали систематически останавливать роскошные автомобили, на которых ехали, предвкушая удовольствие, отнюдь не бедные люди, и беззастенчиво грабили их. Машины они останавливали оригинальным способом – разбивали лобовое стекло металлическими штырями, удивительно метко выпущенными из мощных арбалетов.
Скоро о боевых ребятах пошёл слух. Их смелого предводителя, решившегося пусть на такое, граничащее с криминалом, но всё-таки противостояние Кторову, сельчане мгновенно нарекли Новым Робин Гудом.
Кторов впал в нешуточное раздражение по поводу лесного бандитизма, так он окрестил новое явление на дорогах, и приказал Басову выловить бандитов и «отправить в нежную лазурь», – своеобразное выражение, о смысле которого населению и Лесным Демонам оставалось лишь гадать.
Местные жители, обращаясь к своему неожиданному заступнику, распевали грустную песенку:
– Новаряг, ты, Новаряг, Новый, новый наш варяг, Видишь, сник наш светлый флаг, В жилах страх, и страх в костях!
Обо всём, как я упомянул выше, мне стало известно из писем Сафонова, местного егеря-охотоведа, верного друга отца. В один прекрасный день он прислал письмо, между строк которого я вдруг прочитал отчаянный призыв: «Алексей, срочно приезжай, если тебе, на самом деле, хоть немного дороги отец и Елена!»
Положение, однако, осложнялось тем, что я не мог так просто вернуться. Отец выгнал меня из дома.
Своего папу я знал хорошо. Если он принимал какое-то решение, то раз и навсегда. Тем всегда поражал друзей, коллег и нашу безвременно скончавшуюся маму.
В один из дней Сафонов, как видно, не выдержал. Он позвонил и сообщил, что четвёртого сентября Кторов затеял феерическое празднество на День города, чтобы задобрить местное население и отвлечь людей от мрачных мыслей по поводу мутного положения дел в крае. Намечалось грандиозное соревнование наподобие средневекового ристалища с фехтованием и стрельбой из спортивных арбалетов.
В качестве приза были заявлены какие-то невероятные суммы, однако было одно условие, – экипировку каждый участник должен был покупать на свои деньги у организаторов действа.
Кредитная система у нас, слава Богу, работает неплохо, поэтому из соседних областей, и даже из Москвы и Питера, в столицу нашу доблестного края потянулись спортсмены – искатели лёгких денег, приключений и просто разнообразия на фоне унылой суеты городов.
Девушкам также было найдено занятие. Победитель турнира выбирал Весёлую Принцессу, которая должна была блистать на празднике, после чего ей вручались новенький Роллс-ройс и денежная премия, приближающаяся к числу, состоящему из восьми цифр.
Помимо этого, красавица будет автоматически назначена на должность референта губернатора с каким-то невообразимым окладом, причём в обязанности референта будет входить всего лишь сопровождение Кторова. Весь год, до следующего Дня города, ей придётся сопровождать руководство края на всех официальных общегородских мероприятиях.
Изюминка заключалась в том, что на стадион, где должен был проходить праздничный турнир, в добровольно-принудительном порядке были приглашены сотрудники и сотрудницы всех ведущих предприятий города. Кадровики, все ставленники Кторова, свирепствовали. Отговорки, вроде того, что я плохо себя чувствую или болею, не рассматривались. Все, кто не прибывал на стадион, на следующий день включались в список на увольнение.
Я сразу понял, что здесь не обошлось без интриг со стороны Басова. Таким способом он решил выманить на праздник Елену.
Внезапно у меня созрел кое-какой план. Однако вопрос, как всегда, упирался в финансы.