Отцвели уж давно… Частичка чёрта в нас. Книга тридцать пятая

На обложке: Н.К. Калмаков. Экслибрис. 1913 г.

© Дудаков В.А., 2021

* * *

Её величеству женщине

Застыв в мгновенье, продолжается,

Всем непокорностью грозит,

Подчас с нечистым, видно, знается,

Но это свято умолчит.

Не все исполнит, что обещано,

Но в том и не ее вина,

Ее Величественность женщина

И горделива, и скромна.

И в откровениях не ложная,

Но зная, чем душа скорбит,

Сама себя улыбкой сложною

Она в Джоконду превратит.

Обманут так, чтоб им поверили,

Покорны, но когда лишь спят,

И завлекают нас Венерами,

И целомудрьем соблазнят.

Нашепчет ей такие тонкости,

Окружит множеством услуг

Поэт – он рыцарь мимолётности,

Но ей надежный нужен друг.

Следы оставят годы метами,

Их нелегко бывает смыть,

Ведь красота приходит с летами,

Но все трудней её хранить.

Доколе

Что на меня находит вновь?

К чему так биться, как птица в клетке?

Ждёшь, ну вот-вот упорхнёт любовь,

Гнездилась уютно когда-то на ветке.

А может, ну её, романтику, свят, свят, свят,

Всё выдумки, сердца бред неуёмный,

А вокруг подхалимы так и твердят:

«Какой вы талантливый, какой бездонный».

Да чтоб ни дна, ни покрышки хвальбам,

Тщеславие подкупит тупых и слабых,

Начхать на приличья, и на зло вам

Любовь ушедшую буду славить.

И зубы сжимать, и плакать в ночи,

И пусть запирают, как психа в палате,

Писал Маяковский: кричи, не кричи,

А вот извольте прочесть в «Нате».

И всё «Про это», всё про любовь,

Истосковалось сердце от боли,

А в строчке каждой сочиться кровь,

Стенать бесконечно буду доколе?

Последнее решение

Ты решила, что хуже не будет,

Вспомнив ссоры, измены, всю низость,

Но не могут так близкие люди

Разорвать эту самую близость.

Оборвать, растоптать с озлобленьем,

Находясь в стороне безучастья,

В нашей близости было спасенье

От грехов и падений, на счастье.

Полстолетия были мы парой,

Разомкнулись в объятиях рýки,

Это колокол хриплым ударом

Призывает к навечной разлуке.

Не сочтешь и скопилось что в давнем,

Не оценишь, чего это стоит,

Быть тебе под Даниловским камнем,

Мне в Кузьминках в семейном постое.

Не приняв до конца твою веру,

Буду Бога молить я и славить,

Хоть не верую, всё таки верю,

Кто связал нас, в беде не оставит.

Последний разговор

Этот день не принёс мне прощенья,

Ты клеймила меня за грехи,

Уходила и в ожесточенье

И с презреньем читала стихи,

Так давно что написаны вроде,

А тебе представлялось зазря,

Мол кисель в строфах розовым бродит,

Не желанная Фету заря.

Не тебе посвящённые лично,

Тем, другим, что, казалось, любил,

Правда их имена и обличья

Стёрлись в памяти, напрочь забыл.

Те стихи так наивны, случайны,

В преисподню иль к свету ведут,

А потом разбирайся отчаянно,

Где любовь, а где низменный блуд.

Ты клеймила за пошлость, банальность,

Чёрти что ведь с отчаянья несут,

Пресловутая, мол, гениальность

Только бред твой болезненный суть.

Но вот, те, что к тебе заклинанье,

Каждый звук, каждый вздох, каждый штрих,

Открывалось в них тайное знанье,

Как бы не был неровен мой стих.

Ты сочла, что тебе я не ровня,

Лишь прошу, что-то вспомнить сумей,

Потому, что мы связаны кровью

Наших внуков и наших детей.

И в последнем своём оправданье,

Близ черты, за которой уход,

Буду жить в ожиданье свиданья,

Что в прощальной минуте придёт.

По поводу отъезда Марины из «Ключей II»

Вот и апрель, снова ночью не спится,

Вытащил с полки пропыленной птицу,

То ли ворону, а может сороку,

То ли вообще от сороки далёко,

Старый фарфор и с седыми боками

Птица, вернуть бы нам молодость с вами,

Не пожалели бы перьев на счастье,

Чтобы в веселье нам вместе встречаться.

Мир по весне обольщения полон,

Но поджидает насупленный ворон,

Или жена притаилась у двери,

Что в оправданья мои не поверит.

Будет точить и ворчать ежедневно,

Чтобы я стал похудевшим и нервным,

«Эк занесло», – скажет дошлый читатель,

Стих перепишем, всё будет иначе,

То ли сороку, а то ли ворону,

Как и меня подозренья не тронут.

Вот просыпаюсь с доверием к людям,

Где же жена? Её больше не будет.

Не позовёшь – не навяжусь

Я погубил любовь твою,

И сохранить не попытался,

Не раз стоял я на краю,

Но с прошлой жизнью не расстался.

И как не тяжек этот грех,

И как судьба неумолима,

Не вправе я роптать на тех,

Не винен кто, моих любимых.

Не позовёшь – не навяжусь

Тихонько отойду в сторонку,

В свои заботы окунусь

Жалеть, печалиться негромко.

И разойдясь по сторонам,

Поскольку вместе невозможно,

Лишь благодарен буду сам,

Побыть хоть рядом, если можно.

И коль отвечу за грехи

Перед тем, кто любит нас сердечно,

В пучину погружусь тоски,

Но память сберегу навечно.

Другой любви мне не дано,

Пусть участь у меня иная,

Уж так судьбою суждено:

Навечно ты одна, родная.

И всё-таки

Ушла, всему не быть как прежде,

Был расставанья путь не прост,

И тешил каждый день надеждой

А шёл на эшафота мост,

Где за грехи оценят строго,

Мы с этих пор как бы враги,

Твердила ты: «Ответишь Богу

И снисхождения не жди».

Страх заползал змеиным жалом,

Не мог глядеть на белый свет,

Не в рифме дело, ты сказала,

Что рифмоплёт я, не поэт.

Когда косой цветы поляны

Скосили годы наповал,

Пусть не Ромео, трезвым, пьяным

Тебя в Джульетты призывал.

Но что случилось, то и вышло,

Причин не мало, кабы знать,

И загнанный, как лошадь в дышло,

Клин клином начал вышибать.

Пусть не во всём теперь уверен,

Как раньше было до сих пор,

Пусть в близость новую поверю,

Хоть этот возраст мне в укор,

Но впредь другим давать не стану

Нажиться на моей беде,

И зажимать больные раны

Пинцетом жалости к себе.

А наше прошлое навечно,

Его не вытравить, не смыть,

Но прежде чем погаснут свечи

Прошу – дай мне собою быть.

Игра с королевой

Эта боль по ночам мне сниться,

Видно, страхи мои не спят,

В сны слетают чёрные птицы,

Словно душу клевать хотят.

Не желал я участь такую,

И не ждал и не ведал срок,

Только прежнее время всуе

Просочилось как дождь в песок.

От того никуда не деться,

С тем смириться давно пора,

Нагадала цыганка в детстве,

Мол, пробьёшься, ведь жизнь игра.

Всё сбылось, предсказаний кроме,

А за них и гроша не дам,

Словно карточный строил домик

Из тузов, королей и дам.

Первых двух словно ветром смыло,

Ну а с дамами – всё ажур,

Сыгран матч, но судью на мыло,

Счёт бессмысленный этих дур.

Ты ж твердила: «Смотри, Валера,

В расставанье твоя вина», –

Ты всю жизнь моя королева,

Королева всегда одна.