000
ОтложитьЧитал
instagram.com/drimchukov
vk.com/drimchukov
Москва, 2х6х год
– Сашенька, ну не мучай ты дедушку! – недовольно произнес Илья, остановившись в дверях детской комнаты.
– Пап, мы еще чуть-чуть, правда… Завтра ведь выходной! – с непередаваемой искренностью в голосе воскликнул мальчик и с быстротой молнии подскочил на кровати.
–Выходной не выходной, но время уже позднее. Дедушка устал, дай ему отдохнуть.
–Ну, па-а-ап!..
– В самом деле, Илья. Не так уж часто мне доводится общаться с внуком. Всяко лучше, чем он бы сериалы смотрел или играл в компьютерные игры. – С долей возмущения буркнул Тимофей Осипович своим хриплым, осевшим от старости голосом. – Да и не так стар я еще, чтобы от разговоров да воспоминаний уставать.
– Ладно, только не засиживайтесь. И шторы задерните, а то, как в аквариуме.
– Ура! Спасибо, пап! – воскликнул мальчик.
– Да тише ты! Мама спит уже! – сердито осек отец. Его выражение лица передавало всю усталость, накопившуюся за последние несколько недель.
– Как там Оксана? Лучше ей стало? А то за целый день так и не удалось толком с ней поговорить, – полушепотом спросил старик.
– Да, вроде, полегчало. Умудрилась же заболеть в самый ответственный момент… Врачи говорят: родить должна недели через две, а тут эта чертова простуда… – Илья облегченно вздохнул, словно сбросив с плеч тяжелый груз.
Тимофей Осипович, привстав с кресла и придвинувшись ближе к сыну, грозно пригрозил пальцем и полушепотом, – но строго, – сказал:
– Сколько раз повторять, не поминай черта в доме, тем более при ребенке!
– Да, я помню, пап. Ты говорил, – безразлично ответил Илья и, сделав несколько шагов в сторону окна, со всей силы, раздраженно притянул шторы друг к другу. Кольца, на которых они были закреплены, скользнули по карнизу и, сомкнувшись, зазвенели, словно праздничные бокалы.
– Я вам и свет чуть приглушу, – сказал Илья. – Но вы все равно не засиживайтесь долго, – добавил он перед тем, как закрыть дверь.
Дальние части комнаты заполнила темнота, и только в самой ее середине очерчивал круг желтый свет от единственной в люстре лампы.
Как только отец вышел, мальчик тут же повернулся к Тимофею Осиповичу, оперся подбородком на руку и с первозданным детским интересом спросил:
– Слушай, дедушка, так почему вы переехали в Москву тогда? Ведь в том городе столько всего интересного: феи разные, птицы необычные. Вы что с бабушкой их боялись?
– Нет, Максимка. Русалок нечего бояться, они только добра людям желают.
– А зачем тогда? Что здесь-то? Одни супермаркеты да машины…
– Чем же тебе машины не угодили? Недалече, чем вчера, тебе предлагал пешком до дома прогуляться, а ты? Давай на такси, давай на такси! – ласково, с улыбкой на лице произнес старик.
– Так тебе, что, там вообще страшно не бывало? Ты же полицейским работал. Бандитов не боялся?
– В полиции, внучек, служат, а не работают. Да и бандиты нас боялись, а не мы их. Зайдешь в переулок – так они все сразу врассыпную!
– А что, тети, которые в воде живут, тоже бандитами были? Почему они от вас прятались? Ты столько всего рассказывал, тебе, что, ни разу не было страшно, ну, хоть капельку?!
– Нет, внучек, – зачесав руками назад длинные седые волос, промолвил старик. Затем, расправив указательным и большим пальцем усы, задумчиво добавил, – … твоего дедушку ничем не напугаешь…
Тихомирск,
2х1х год
– Смотри, сержант, стажера нам аж из самого Ростова прислали! Тебя как сюда занесло-то? – с насмешкой поинтересовался начальник отдела, тучный мужчина, с ярко выраженными щеками и внешне похожий на очень запасливого хомячка, который прямо сейчас направляется со своей добычей в норку. Дополняли этот образ и два его нетипично больших нижних передних зуба, торчавших в разные стороны.
– Да у меня бабушка здесь жила когда-то, дом стоит, пустует.
– А сейчас она где? Умерла?
– Нет, живет в Ростове с родителями, а я…
– А, ну хорошо, что жива, – перебил Тимофея начальник отдела.
– Да, спасибо… Так вот, дом хоть и старый, но жить в нем можно. Я и решил, что, как отучусь, сюда переберусь. Всяко лучше, чем с родителями жить. Да и…
– Всяко, – ухмыльнувшись и вновь перебив стажера, подметил старший. – Вы из какого века к нам пожаловали, батенька? И усы вот эти твои? Ты, что, фильмов про советскую милицию насмотрелся? Не Степаном тебя звать?
– Нет, товарищ…
– Так, давай без вот этого всего, у нас тут отделение дружное, можно без формальностей, – снова не дав договорить, перебил начальник. – Обращаться ко мне можно просто: Глеб Васильевич. Это сержант Земской, – указал он на молодого парня, который стоял слева и вдумчиво рассматривал какие-то документы.
– Женя, – спокойно представился сержант и протянул руку вновь прибывшему.
Тимофей обратил внимание на его внешний вид: он был подтянут, в идеально выглаженной чистой форме, и от него веяло приятным парфюмерным ароматом. Не чета начальнику, который сидел, развалившись на стуле, в расстегнутой на груди рубашке, до которой, похоже, ни разу не прикасался утюг.
– Тимофей, – робко произнес стажер.
– Ах-ах-ах! Тимофей! – засмеявшись, воскликнул Глеб Васильевич, буквально подскочив на стуле. Затем повернулся к сержанту. Добавил: – Это что-то новенькое! Он точно из другого века.
Женя в ответ лишь уважительно улыбнулся.
– Слушай, Тимофей, тебя к нам случайно не царь-батюшка направил? – продолжал упражняться в понятном лишь ему юморе начальник.
– Нет, я по…
– Да, я шучу, Тимофей. Как, кстати, твоя фамилия?
– Федоров. Лейтенант полиции Федоров.
– Добро пожаловать, лейтенант полиции Федоров! – Глеб Васильевич, привстав со стула, протянул Тимофею руку.
– Спасибо. – Пожав маленькую толстую, словно надутую, как воздушный шарик, руку начальника, поблагодарил стажер.
– Долго ты здесь не продержишься, – пригрозил грубым голосом начальник, сильно сжав ладонь лейтенанта и притянув за нее молодого парня ближе к себе.
Тимофей опешил.
Полковник присел на стул, достал из пачки сигарету, зажал ее в углу рта и медленно подкурил, затянулся. Звенящая тишина в кабинете перемешалась с сигаретным дымом, который начальник демонстративно выпустил под потолок.
Это совсем сбило с толку лейтенанта. Он буквально побледнел, но, собравшись с силами, все-таки решился заговорить:
– Я не совсем вас понимаю, товарищ…
– Смотри, сержант, – снова не дал закончить фразу начальник. – Каждый раз работает! – Он разразился хохотом. В этот момент он напоминал уже не хомяка, а неуклюжего поросенка, а каждый его вздох во время смеха сопровождался характерным похрюкиванием.
Вдоволь посмеявшись, Глеб Васильевич продолжил:
– Но здесь ты все равно долго не задержишься. Это один из самых старых районов города. Вон там, чуть пониже отдела, раньше была целая улица двухэтажных домов. Потом людей оттуда выгнали, а на месте этих зданий построили торговый центр, или черт разберешь, что это. Так что остались лишь четыре ветхих дома и улица частных домов. Вот и весь район. Эти, там, сверху, посидели, подумали и решили нас упразднить и отнести к другому району, – тому, что побольше. Да у нас тут и в отделе осталось-то всего: я, сержант Земской и Машка; вон там все бегает где-то. А теперь вот еще и ты… Остальных уже распихали по городу, а мы вот ждем… Конечно, так не должно быть, но ты же знаешь, как у нас все делается. Так что побудем тут еще, а потом и разойдемся. Мы сейчас каждый за пятерых работаем и на вызовы сами ездим, да и так, по мелочи. Но ты не переживай, район у нас тихий, мало кто тут живет; в основном, старухи. Дебошей они не устраивают, в проститутки не подаются, наркотиками особо не увлекаются. Хотя, как знать, да сержант? – повернулся к Евгению полковник. – Есть тут одна бабка, которая достала просто! Постоянно у нее кто-то по потолку бегает. Там квартира уже лет 5 пустая стоит, а ей все шумно да шумно.
– Так она же на учете в психбольнице числится, – вмешался сержант.
– Числится, не числится. Телефон бы ей отрезать – да и все… Ладно, давай располагайся. Будь, как дома, но не забывай, что ты в гостях. Скоро придется и честь знать, как говорится. И раз ты, Тимофей, у нас, служить ты будешь кем? Правильно, писарем! – снова захрюкал полковник.
– Нам тут надо целую кучу документов оформить, переписать и так далее. Это и будет твоей первоочередной задачей. Вон, бери в помощники сержанта, и давайте – работайте. А я, пожалуй, пойду пообедаю что ли.
Начальник встал, повернулся к окну и, расставив руки в сторону, принялся разминать мышцы.
Тимофей все еще находился в ступоре. Он не понимал, что делать и как реагировать на происходящее. Не на это он рассчитывал, когда поступал в академию.
– Ну, что стоим? Давайте, лейтенант, работайте, работаете! – повернувшись к стажеру, снова обратился к нему начальник и направился к выходу.
Как только дверь кабинета захлопнулась с омерзительным скрипом, к Тимофею тут же обратился Женя:
– Да ты не обращай внимания. Василич – мужик хороший, просто со своими тараканами. Да и начальник он неплохой. А то, что он про дружный коллектив сказал, – чистая правда. Мы все тут как братья жили, а вот после того, как принялись разводить нас по разным отделам, все только жалуются да вспоминают, как раньше под начальством Липатова хорошо служилось.
– Я все понимаю, просто разный прием ожидал, но не такой. Таких полицейских на своем пути еще не встречал. – Присаживаясь за стол, поддержал диалог Тимофей.
– Вот тут немного побудешь и, если потом под начальство кого-то другого попадешь, тоже будешь вспоминать это время как лучшие дни службы, – с улыбкой закивал сержант.
– Посмотрим, – многозначительно ответил лейтенант, оглядывая взором кабинет. Он представлял из себя небольшое помещение, где около восточной стены стояло два стола, еще один – возле окна, а с правой стороны от двери приютились два больших шкафа, годов 80-х, со стеклянными дверцами, и все они были переполнены потрепанными кипами папок, бумаг, сваленных кое-как.
Сам кабинет напоминал помещение, где люди не работают, а занимаются личными делами. На столе, за которым работал сержант, лежали какие-то журналы, скидочные флаеры. Было ясно: кто-то здесь часто заказывает пиццу.
В одной из газет была раскрыта страница с объявлениями о продаже авто, а несколько вариантов выделено черным маркером. Сержант был большим любителем фастфуда: на столе лежала в беспорядке кипа визиток из ресторанов и кофе с услугой доставки. «Вкусная горячая пицца! Доставим за тридцать минут!» – прочитал на одной из визиток Тимофей, и его рука произвольно потянулась к животу, в котором с самого утра болталась одна чашка кофе, которую он впопыхах выпил перед работой.
На втором столе было столько же барахла: цветные стикеры, металлическая коробка с конфетами, ручки и карандаши. Все было разбросано в хаотичном порядке и присыпано сигаретным пеплом. Стол отражал состояние не только этого кабинета, но и всего участка. За помещением давно никто не следил, но, несмотря на кавардак, здесь было уютно. Обстановка напоминала ту, которая царит обычно в квартирах перед переездом.
Среди прочего, Тимофей обратил свой взгляд на незакрытую папку. В ней лежала фотография маленькой голубоглазой девочки и чье-то заявление, написанное от руки.
– Это у вас что, один кабинет на всех? И начальник тут?
– Да. Там из всех остальных кабинетов мебель уже растаскали. В одном – с потолка капает, в другом, наоборот, – можно под пол провалиться, все сгнило. Это здание скоро тоже под снос отправят, как и те несколько многоквартирных домов, что еще остались неподалеку. Да и частные дома тоже. Здесь какой-то москвич собирается базу отдыха делать, море-то рядом. Хотя кто на такое-то море ходить будет… Возле него по ночам только местные сумасшедшие собираются. – продолжая перелистывать бумаги в папке, как бы невзначай рассказывал Женя.
– В смысле, сумасшедшие? – с интересом спросил Тимофей.
– Да в прямом. Среди ночи собираются мужики на пляже, там, вниз по улице. Бывает, по одиночке приходят, бывает, целыми толпами. Сидят, ждут чего-то. Мы еще, когда все нормально было, выезжали туда: думали, может, наркоманы какие или сектанты. Да, вроде, нет. Да и пляжем-то это назвать трудно. Так, дикий берег. Весь в камнях, даже ходить неприятно, не то, чтобы присесть, а тем более – прилечь.
– Так, а за чем они туда ходят тогда? Может, с девчонками подальше от городской суеты, так сказать? – с ухмылкой поддержал лейтенант.
– Да в том-то и дело, что нет! Для этого у нас есть другой пляж, молодежь обычно там собирается. Ходят только мужики, причем и молодые, и старики совсем. Войдут по щиколотку в воду и стоят, ждут чего-то. Женщин там ни разу не встречал… Хотя нет, была одна… – Направившись к шкафу с папками, сержант открыл дверцу. На пол полетели документы. – Мы с этими бумажками еще год разбираться будем. – Он присел на корточки и принялся собирать разлетевшиеся листы.
Тимофей решил помочь. Наступила неловкая пауза, и, чтобы как-то ее прервать, решил спросить:
– И что эта женщина? Тоже так стояла?
– Нет, – собрав охапку бумаг, сержант попытался утрамбовать их обратно. – Утонула она там тогда.
– Утопилась, что ли? Или неудачно искупалась? – подавая Жене бумаги, спросил лейтенант.
– Так и не понятно. То ли утопилась, то ли нет. Там чтобы до приличной глубины добраться, нужно пешком, где воды больше, чем по колено. Наверное, километр идти. А она умудрилась, можно сказать, в луже утонуть.
– Может, пьяная была? Или помог кто?
– Нет, трезвая была. А помог кто или нет, так и не выяснили. Только после случившегося приходится этих полуночников гонять оттуда. Что их туда манит? Как ни спросишь – все молчат. Причем не только местные там ошиваются, но и приезжие. Один из самого Владивостока был. Я у него спрашиваю: «Что ты тут забыл? Начало первого ночи! Не спится? Так иди на центральный пляж!» А он мне отвечает: «Место не то там, мне именно здесь побыть нужно!» И деньги мне сует, мол, бери, тут больше пятнадцати тысяч, все забирай, только дай мне еще хотя бы часок тут постоять.
– А ты что?
– Да ничего. Смотрю: он какой-то странный… А потом пригляделся: метрах в пятистах, чуть дальше, еще один такой чудик стоит. Плюнул, развернулся, да и пошел.
– Просто так?
– А что ты сделаешь?! Не будешь же их силком оттуда тащить! А потащишь, так завтра на тебя нажалуются: «На каком основании? Какой закон я нарушил?»… А так-то район действительно тихий, даже эти чудики молча стоят, шума не создают, проблем от них нет. Пусть люди развлекаются. Правильно?
– Может, и правильно…
Женя на секунду замер, затем перевел взгляд на лейтенанта и прищурился:
– У тебя такое имя необычное, Тимофей… Слушай, если ты мне поможешь со всей этой кипой бумаг разобраться, я в честь тебя сына назову. Честное слово!
– Конечно, помогу, – улыбнулся в ответ молодой полицейский. – А вы, что, с женой пополнение ждете?
– Я еще жену свою не дождался, не только пополнения, – засмеялся Женя, – но вот когда дождусь… Сын Тимофеем будет, слово даю! Потом он подрастет и спросит: «Папа, почему меня Тимохой зовут?» А я ему и расскажу историю о бравом лейтенанте Тимофее! Напомни, как твоя фамилия?
– Федоров.
– О бравом лейтенанте Тимофее Федорове, который помог его отцу справиться с бюрократией. Красивая же история?
– Не то слово! Аж за душу берет! Словно сам в ней участие принимал!
Женя оказался очень компанейским парнем и прирожденным рассказчиком. Беседа сложилась на ура. Со стороны могло показаться, что знакомы они не один десяток лет, просто долгое время не виделись, и за это время накопилось столько новостей, что обязательно нужно поведать обо всем своему давнему, закадычному другу. За этими разговорами и работается легче, и время летит незаметно.
Город погрузился во тьму.
На часах был поздний вечер, но мрак уже полностью скрывал все, на что мог бы упасть взгляд. Кабинет освещала тусклая лампочка, на голом проводе свисающая с потолка, а пара настольных ламп почти не добавляла света.
– Ох, ну что, вроде, справились на сегодня… – Встав из-за стола и направившись к окну, произнес Тимофей.
– Верно, можно и по домам, – согласился сержант. Из его груди вырвался облегченный вздох.
Вглядываясь в окно, лейтенант обратил внимание на полуночный мрак. Город словно накрылся толстым черным одеялом.
– Как-же я домой-то пойду? Я же города совсем даже не знаю. А у вас тут еще и темнота такая. Света на улицах нет? – С нотками печали в голосе произнес Тимофей.
– Да, нет. Как район начали расселять, первым делом, ради экономии, отрезали свет на улицах. Хотя, может быть, и не ради экономии. Так ведь проще убедить людей съехать отсюда. Хорошо хоть в домах электричество оставили.
– И то правда.
– Так, хочешь, я тебя подвезу? У меня вон машина за углом стоит, – предложил Женя.
– Ну, если тебя не сильно затруднит.
– Нет, конечно. Пошли. Вернее, поехали!
Полицейские уже думали было отправиться по домам, как вдруг у сержанта зазвонил телефон.
– Васильевич звонит, погоди секунду, – остановился на выходе сержант. – Да… Ну, а мы-то что можем сделать?.. Понятно. Просто это не к нам нужно же обращаться, а в аварийную службу!.. Хорошо, я вас понял. – Женя завершил телефонный разговор, и на его лице отразилось явное недовольство.
– Случилось что-то? – спросил лейтенант.
– Ничего особенного. Бабушку тут одну затапливают, похоже.
– Ту, у которой по потолку кто-то ходит?
–Нет, Серафиму Андреевну, старушка – «божий одуванчик», которая нашему полковнику все мясо какое-то таскает.
– Мясо? – удивленно поинтересовался Тимофей и улыбнулся. – Зачем?
– Да кто ж ее знает. Она им на рынке торгует. Васильевич как-то раз купил, говорит: ничего вкуснее в жизни не ел.
– Что же это за мясо-то такое? Свинина?
– Знаешь, он как-то на шашлыки ездил, потом приносил в отдел, давал попробовать, что они там наготовили. И действительно, мясо очень необычное. Бабулька говорит – говядина, да и по вкусу, вроде как, говядина, но я такой нигде не пробовал. Не знаю, чем она там своих коров кормит, но к ней за этим чудо-мясом полгорода ходит.
– Я бы таким бабушкам не доверял. Жила у меня в подъезде такая старушка. Около парка – там, в Ростове, – семечками торговала. Вечером – семечки на сковородку, прожаривает их хорошенько, и, пока они горячие, в них ноги греет. Потому что ей кто-то сказал, что так можно от шишек на косточках избавиться. А утром встанет, семечки в пакетик и – продает по стаканчикам.
– Спасибо. Отличная история! Я как раз, когда на стадион хожу футбол смотреть, у бабушек, которые около него сидят, семечки покупаю! – скривив лицо и сглотнув слюну, вспомнил Женя. – Короче говоря, эта бабушка, Серафима Андреевна, в хороших отношениях с нашим полковником. Так что нужно помочь. Смотри, можешь со мной смотаться, если хочешь, а я тебя потом домой подкину. Или сейчас иди, но уж тогда сам.
– Интересно ты сержант лейтенантом командуешь – с иронией отметил Тимофей. – Ну поехали, коль не шутишь.
Они покинули душное помещение. В уличном воздухе витал запах свежести, доносившийся с моря. Нагретый палящим солнцем асфальт постепенно остывал, отдавая тепло, которое смешивалось с освежающим прохладным вечерним воздухом. Другая часть города, располагавшаяся на возвышенности, сияла разноцветными огнями.
В это время город только оживал. Люди разбредались по кафе и ресторанам, прогуливались по паркам. И только этот район был будто бы выброшен из общей жизни. Кромешная тьма на улицах, лишь редкие окна выделялись блеклым светом включенных ночников.
– Да-а… Ну и райончик тут… Днем посимпатичнее смотрится. И как тут только люди живут? Чуть задержался – до дома хоть наощупь иди. Так это еще лето! А зимой?!
Тимофей окинул местность оценивающим взором. Перед его глазами расстилалась одинокая, забытая богом часть города. Длинная неосвещенная улица, ведущая вниз, к морю, утекала вдаль одинокой змейкой. По ее бокам распределились небольшие старенькие частные домики, возведенные как минимум пятьдесят лет назад. От основной улицы по сторонам расходились другие, более мелкие улочки частного сектора с такими же старыми усадьбами.
Вверх по улице, буквально в пятистах метрах от отделения полиции, водрузился огромный бетонный короб еще не до конца достроенного торгово-развлекательного центра. Сейчас его фасад был обтянут потрепанной строительной пленкой, которая при малейшем дуновении ветерка начинала шевелиться, создавая шум, и этот шум дополняли треск и звон строительных лесов.
Большая широкая дорога в самом низу упиралась в Набережную – старейшую улицу города, на которой еще сохранилась брусчатка, уложенная в давние-давние времена. По левую сторону, по-над берегом увядали еще несколько исторических, древних, давно заброшенных и никому не нужных зданий, среди которых ютилась обнесенная невысоким забором посеревшая деревянная церквушка с поржавевшим и покосившимся от времени металлическим крестом. А по правой стороне доживали свои последние дни ветхие, построенные во времена Союза, деревянные двухэтажные здания.
– М-да… И это историческая часть города… – с безысходностью в голосе подметил Женя.
– Серьезно?
– Да. Вон там – вниз по улице – исторический центр города. Когда-то там кипела жизнь. Потом, если не ошибаюсь, в году восьмидесятом вода в море поднялась. Аж сюда, говорят, добралась. Потом все восстановили, но решили все административные здания и почту перенести, оставить только библиотеку. –Сержант перевел взгляд на Тимофея. Тот вдумчиво всматривался в темноту. – Ты с таким интересом слушаешь, как будто в первый раз тут. Ты же говорил, что у тебя тут бабушка жила. Ты, что ли, к ней ни разу не приезжал?
– Родители ее в Ростов увезли еще когда я совсем маленьким был. Мы здесь крайне редко бывали, хотя, казалось бы, не дальний свет.
– А дом как же?
– За домом соседка, тетя Лида, присматривала, потом туда каких-то родственников своих подселила. А в последние несколько лет он пустовал.
– И как ты там жить собираешься? Там же, наверное, все прогнило давно. И где он хоть находится-то?
– Да вон там, выше, – Тимофей указал пальцем на освещенную часть города. – Я там сегодня был недолго. Так, вещи бросил – и сразу сюда. Но, в целом, все нормально. В пыли, правда, все, и сыростью немного пахнет, но жить можно.
– Ну что, поехали? А то там бабушка эта плавает уже у себя в квартире, – ухмыльнулся Женя.
– Конечно. А машина где?
– Здесь, за углом.
Парни обошли здание. На парковке стояли Жигули, ВАЗ 2101, в народе известные, как «копейка».
Женя вставил ключ в замок, открыл дверь и обратился к Тимофею. Тот как-то застенчиво остановился в стороне. – Садись, чего стоишь?
Лейтенант робко открыл дверцу и забрался в машину. Сам автомобиль был очень старым: салон изрядно потрепан, чем-то исцарапана приборная панель. В окне на двери была воткнута отвертка, видимо, удерживая стекло от выпадения при тряске.
– Я думал, ты имел ввиду служебную машину, – осматривая салон, как бы невзначай обронил Тимофей.
– Ага, как же – служебная… Хах! Дождешься тут служебной!
Женя попытался завести мотор, но с первой попытки этого сделать не удалось. Вторая попытка получилась более удачной, и уставшая от времени машина проснулась и недовольно забормотала. Издаваемые ею звуки напоминали тяжелое кряхтенье дряхлого старичка, которого ненароком пробудили от глубокого сладкого сна. Машина медленно тронулась с места.
– От деда мне досталась, – продолжил сержант. – Он за ней в свое время так ухаживал, можно сказать, лелеял. Говорил: мол, это самое дорогое, что у него есть. Мол, если за ней правильно ухаживать, она лет двести будет служить верой-правдой. И, знаешь, когда дедушка на ней ездил, она работала, как часы. Для каждой детали было отведено свое место, и они, как единый механизм, и по ямам, и по полному бездорожью!..
В этот момент Жигули свернули на ту самую широкую дорогу, ведущую к морю, и тут же колесо угодило в огромную ямину. Все внутри затряслось. Раздался противный скрежет двигателя, но автомобиль, будто из последних сил, продолжил свое движение.
– А сейчас то едет, то не едет. Я на ней только до работы добираюсь. А по городу стыдно ездить, что ли, не знаю… А дед тогда на ней и на дачу, и на рыбалку, и в Ростов. Говорил мне: «Внучек, тебе она достанется, ты ее береги, не будешь горя тогда знать».
– Ну, я смотрю, ты сберег, – вмешался в эти воспоминания лейтенант.
– Знаешь, дед когда умер, к отцу его друг пришел. Тот за границей в свое время в какой-то автомастерской работал. Насоветовал отцу поменять там что-то, двигатель перебрать. Тот послушался. Так с тех пор машина стала как сама не своя. Поначалу казалось, что все будет хорошо. Она даже ездить бодрее стала, а потом буквально на части сыпаться стала. Дед бы ее сейчас увидел, наверное, руки бы нам поотбивал. Ну, а сейчас-то что, еще чуть-чуть меня повозит, – и я ее на разборку или утилизацию сдам.
– Не жалко, машина все-таки?
– Да что ее жалеть! Рухлядь старая. Кому она нужна?
Копейка медленно ползла по разбитому асфальту к прибрежной полосе. Частные жилые дома чередовались с заброшенными и поросшими травой и кустарниками усадьбами. В редких избах горели лампы, превращающее старые окна в большие, ярко выделявшиеся на фоне общей глубокой темноты желтые прямоугольники. Несмотря на все это, то и дело в свет автомобильных фар изредка попадали красивые цветы, заботливо высаженные старушками у ворот пока еще жилых домов.
– А вон, кстати, и церковь, о которой я тебе говорил, – обратился к Тимофею сержант и указал на небольшое здание. От времени и переменчивого климата, дерево, из которого оно было выстроено, приобрело серый оттенок с отливом мрачно черного и гнетущего цвета.
Прилегающий участок отделял от улицы старый покосившийся забор в половину человеческого роста. Маленькая металлическая калитка кривовато клонилась к земле. Деревянный купол церкви был весь помечен подтеками от дождей, а местами отчетливо виднелись поедаемые плесенью и мхом трещины. Но она все еще гордо держала на макушке безжизненный поклонившийся крест.
Тимофей присмотрелся и спросил:
– Свет, что ли, горит?
Он опустил голову ниже, пристальнее вглядываясь в окна церкви. Из-за тряски это было сделать крайне тяжело. К тому же, окна скрывали то ли деревья, то ли кусты.
Когда машина подъехала ближе, молодому полицейскому стало ясно, что это совсем не дерево и не куст. Оперившись руками на забор, за машиной наблюдал старик с длинными седыми волосами и столь же длинной белой бородой. Его длиннополая ряса была так же черна, как ночь. Он не сводил тяжелых пронзительных глаз с незваных гостей.
– У вас, что, церковь допоздна открыта? – негромко и с небольшой тревогой в голосе спросил Тимофей.
– Нет, – ответил Женя и перевел взгляд на церковь. – А это, это местный настоятель, или, как его там. Он прямо тут и живет. Говорят, даже в город не выбирается. У него здесь небольшой огород, свое хозяйство, да и прихожане что-то да приносят. Он тут каждый вечер как на дежурстве: стоит, что-то высматривает.
– Так будешь ночью идти, можно и, пардон, обкататься! – пошутил лейтенант и сам усмехнулся.
– Местные уже привыкли. – Сержант вывернул руль вправо, под колесами затрещала брусчатка. Слева открылся вид на море. – Ты, вон, лучше на это взгляни, – кивнул Женя головой в сторону залива.
Тимофей увидел блестевшую в лунном свете водную гладь и стоявшего далеко от берега по колено в воде молодого человека. В руках у него не было удочки. Понятно было, что он не из отдыхающих.
На нем была рубаха и брюки, которые он подвернул, чтобы случайно не замочить. Нестройные волны хлестко разбивались о его колени. Одет он был прилично: не похож был на бездомного или сумасшедшего, – скорее, на обычного, рядового студента. Он стоял и совсем не двигался, будто и не дышал, только всматривался вдаль, точно находился на перроне в ожидании прибытия поезда, на котором должен прибыть любимый и близкий ему человек. И он просто замер в ожидании и предвкушении долгожданной встречи. Его мысли были заняты только этим, – остального, что происходило вокруг, он не замечал.
– И как часто сюда такие приходят? – немного оторопев от увиденного, поинтересовался Тимофей.
– Да каждый день, пока тепло. Ладно, вот этот дом, – Гоголя, 16. Во двор, наверное, заезжать не будем, так зайдем, а то оттуда потом не выедешь.
Они вышли из машины и, захлопнув двери, направились вглубь темного двора, объединявшего несколько совершенно одинаковых домов, в которых, по всей видимости, тоже уже жили единицы.
Если на проезжей части было еще хоть что-то видно благодаря слабому сиянию луны, то во дворе царил непроглядный мрак. Над узенькими дорожками нависали огромные ветки ив, не позволявших свету проникать сюда.
– И куда идти? – пытаясь хоть что-то разглядеть, произнес Тимофей.
– Смотри: видишь, синий огонек мигает? Сигнализация на машине, что ли? Стоит прямо возле нужного подъезда.
– Да, вижу. Хм… Мерседес последней модели, – заметил лейтенант, подойдя ближе к машине. – Такой, наверное, больше ста тысяч стоит. У людей есть деньги на такие машины, а живут в такой дыре.
Слева вырисовался, и они медленно, стараясь не оступиться, подошли к нему. Тимофей, крепко взявшись за ручку, толкнул плечом дверь, но та только издала резкий неприятный скрип, но внутрь их не пустила.
– Закрыто, похоже. – Он повернулся и попытался рассмотреть Женю.
– Сейчас, подожди, я гляну, – раздался из темноты голос напарника, а через секунду-другую, уже послышался громкий непонятный шум, который, словно громовой раскат, прокатился по всему околотку.
– Вот же блин!
– Что там у тебя? – Тимофей все еще пытался увидеть сержанта в непроглядной темноте.
– Да, какая-то детина тут свой велосипед поперек прохода расставила, а я вот на нем неудачно прокатился, похоже! Темно, как у негра в…, – отряхивая штанину возмутился Женя, – …в шахтах штата Колорадо! Подсвети хоть телефоном!
Тимофей достал из кармана мобильник, включил фонарик и снова попытался открыть дверь, но она не поддавалась.
– Так зачем ты ее толкаешь? На себя тяни! – пытаясь высвободить ногу, застрявшую в спицах колеса велосипеда, чуть ли не выкрикнул Женя.
– Да я уже и тянул, и толкал ее! Закрыто! – в той же манере ответил стажер. Он вознамерился уже было продолжить свои попытки пробраться внутрь, как вдруг дверь со скрежетом распахнулась сама. Тимофей повернулся и в свете фонаря увидел неземной красоты девушку. Широко распахнутые длинные ресницы, пухленькие губки и белоснежная голливудская улыбка, – вот то, что сразу бросилось ему в глаза. С ее худеньких плеч спадали длинные черные волосы. Высокие каблуки, не по сезону теплая меховая безрукавка, скрывавшая плечи, но оставлявшая неприкрытыми тонкие предплечья, словно под этой одеждой больше ничего не было.