Сумасбродка для ректора. Часть 1

Пролог

Виктор Романович орал самозабвенно, с огоньком. Честно говоря, в таком бешенстве я видела его впервые. Если даже шефу что–то не нравилось, а это случалось часто, на его краснеющем лице отражалась вся буря эмоций, зубы скрипели, рискуя треснуть, но голоса он не повышал… Сегодня же поджидал меня, меряя приемную тяжелыми шумными шагами, с отразившимся на лице явным желанием убивать.

– Сколько можно, Дарья?! Я принял тебя на работу, глубоко уважая твоего отца, но это же ни в какие уже рамки! Где ты была, когда пришел этот факс?! Где ты шаталась, позволь тебя спросить?! Из–за тебя я пропустил такую важную встречу, что тебе с твоим маленьким мозгом и не догадаться, и не вообразить! Я ждал сообщения от этой корпорации со дня на день! Будь трижды проклят тот день, когда…

«… я сел за баранку этого пылесоса, – мысленно продолжила я фразу шефа, уже набившую оскомину. – Блин, вот разошелся!»

Какого бы ни был мнения обо мне и моих умственных способностях мой босс – солидный, красивый мужчина в полном расцвете сил – выражать его вслух никогда себе не позволял, «глубоко уважая моего отца».

Виктор Романович вчера убежал на очередную важную встречу, предупредил, что до конца рабочего времени уже не вернется, но строго–настрого мне приказал оставаться на работе и принимать звонки и посетителей и всё записывать. Любую информацию. Он сам потом «отсеет зерна от плевел». На что я, ничтоже сумняшеся, забила!

Ну а что?! Дресс–код предписывал являться на работу в строгом виде, а мои немыслимые, какие–то прямо африканские, кудри серьезности во внешность не добавляли. Я чудом не опаздывала по утрам, ежедневно сражаясь с упругими бело–золотистыми спиральками, не желавшими укладываться в офисную гульку. Чудом записалась, наконец, к дорогущему, всегда занятому ассу–стилисту на химическое выпрямление волос, и свободен он был именно вчера с 16.30. То самое время, когда пришел злополучный факс. В первый раз. Той фирме требовалось подтверждение присутствия моего босса на встрече, и они старались, «факсовали» до конца рабочего дня. Только я ведь тоже в офисе больше не появилась. Зато сегодня была с идеально гладкой офисной прической, давшейся без особого труда!

– Виктор Романович, я выходила в туалет, возможно, тогда этот факс пришел, и я не заметила его на столе, либо он завалился…

– Завалился?! В туалет?! – лицо босса стало малиновым. – Каждые 10 минут? – разъяренный начальник потряс перед моим лицом кипкой факсовых сообщений, как будто хотел ими меня отхлестать. Потом устало сел за мой рабочий стол и обхватил голову руками, вздыбив копну своих густых каштановых волос. Тихим обреченным голосом произнес:

– Конечно, с твоим отцом мне тяжело будет разговаривать… Но ты, Дарья, – стихийное бедствие! Срыв встречи, к которой я стремился столько лет! Это последняя капля! … Я… вынужден тебя уволить.

– Что?!! («Блин, отец меня убьет!») Значит, вы мне не верите? Да провалиться мне на этом самом месте, если я вру! – для убедительности я ещё и каблуком по офисному полу топнула.

И тут я почувствовала странное головокружение, ощущение, будто ноги не держат. А затем меня закрутило, как в смерче. Последнее, что я увидела перед тем, как меня обступила тьма, это ошарашенное побледневшее лицо шефа, приподнявшегося из–за стола, с вытаращенными синими глазами.

Глава 1

Я не теряла сознания, нет. Меня крутило в черном пространстве непонятное количество времени. Я даже успела подумать, что когда клянутся тем самым «Провалиться мне на этом месте», имеют в виду конкретные тартарары, царство Аида и тому подобное. И вот теперь я лечу в подземный мир за все свои выходки, обманы, нервы папочки, преподавателей и боссов. А всё эти чертовы кудряшки, блин! И о моих умственных способностях с самого детства судили, в первую очередь, по одуванчиковой блондинистой голове…

Да, представьте себе, я прекрасно знаю о царстве Аида и прочих интересных, но не очень нужных вещах. В школе я и в математике вполне себе разбиралась, и к химии с физикой относилась лояльно. Языки и литература – вообще наше всё! Вот только моя внешность – ну, конечно, я же блондинка! да ещё вся в завитушках! – во взрослой жизни вызывает у всех одну и ту же реакцию…

Додумать я не успела, потому что приземлилась, и совсем не мягко. Лучше сказать – грохнулась, шумно и физически ощутимо: подо мной загудело, а в ладони, ноги и ягодицы врезалось что–то твердое и неровное.

Вокруг была полутьма, помещение напоминало подвал, я сидела на металлическом возвышении, похожем то ли на больничную каталку, то ли на резекторский стол. «Хм, откуда такие ассоциации?»

И я была здесь не одна. На меня уставилось около десятка пар изумленных глаз, принадлежавших, в основном, молодым людям лет по двадцать, но был среди них и мужчина значительно старше. Они были похожи друг на друга, как родственники: все одеты в темные балахоны с капюшонами, у всех пронзительные глаза, бледные заостренные лица, высокий рост. Я уже собиралась было спросить, что происходит, где я оказалась, как вдруг подо мной кто–то заговорил:

– Какая сладенькая попка и ножки! Давненько красотки ко мне не наведывались! Как славно вспомнить молодость старому пирату! Давай, детка, порадуй папочку!

Я взглянула вниз и обомлела: я сидела на костях скелета! И именно он разговаривал со мной!

– Ааааааааааааа! – я кубарем скатилась со стола, который и вправду оказался, можно сказать, патологоанатомическим. Не подумайте, я вовсе не боюсь мертвецов, не боюсь скелетов, я их очень даже уважаю, но, блин, чтобы один из них недвусмысленно намекал на плотские утехи, это как–то слишком!

– Ну, вот! Испугалась безобидных костей, – совсем неверно истолковал мой визг старший, – спрашивается, зачем проваливаться к некромантам в таком случае?

«Это он у меня спрашивает? Можно подумать, я напросилась к ним провалиться… к кому, к кому он сказал? К некромантам? Да где я оказалась, провалиться мне… ой! Лучше не надо!»

– И что же вы молчите, позвольте вас спросить? – тем временем главный обратился ко мне с очень недовольным видом. – Вы нас понимаете? Как вас зовут? С вами всё в порядке, ничего не болит?

– Всё в порядке. Зовут меня Дарья. Я вас понимаю, – постаралась я ответить на все вопросы.

– Ну, хоть с этим проблем нет. Сейчас я вас отведу к ректору… А вы, господа, – обратился он к юношам со смешком, – пока постарайтесь разузнать тайны старого пройдохи. Поговорите по душам, кхе–кхе.

«К ректору?! Ещё интереснее!»

– Вы, мисс, – беря меня под локоть и выводя из мрачного подвала на витую лестницу, заговорил, как я понимаю, наставник, – оказались в закрытой магической академии Сорсери, в пригороде столичного города Соул. Правда, по непонятным мне причинам. Сюда поступают, в том числе и проваливаются, если из других миров, только самые способные и одаренные! А некромантия – и вовсе очень редкий дар, нам не пристало пугаться скелетов! – и он посмотрел на меня одновременно с насмешкой и жалостью, видимо, считая неким недоразумением.

«Надутый индюк! Он даже не понял, из–за чего я кричала! И вообще, услышал ли он сам, что говорил мне скелет старого пирата?!»

Дальше мы шли молча. Наставник некромантов, имени которого я пока не знала, не посчитал нужным ещё что–либо мне говорить. Своё мнение по моему поводу он высказал и решил, что этого более чем достаточно.

«Не очень–то и хотелось! Лучше так, чем выслушивать насмешки и унижения».

По витой лестнице мы поднялись на несколько этажей, вышли к широкому коридору с высокими потолками. Не знаю, какую площадь занимает академия, и как выглядят интерьеры в других корпусах–этажах–коридорах, но там, где мы шли, всё поражало сдержанным великолепием и вкусом. Приятные бежевые, золотые и древесные оттенки. Аккуратные светильники по стенам, шикарные люстры. В коридорах изящные диванчики и столики, много высоких пышных, не известных мне растений в напольных вазонах.

«А что, здорово! В перерывах между лекциями, думаю, приятно отдохнуть в таком уголке».

Мы остановились возле высоких массивных дверей (судя по оттенкам и рисункам, все они здесь были из каких–то ценных пород местного дерева). Некромант–наставник взглянул на меня насмешливо и, открыв дверь, пропустил вперед.

Судя по обстановке, это точно была приемная «большого босса»! Как и снаружи, здесь было красиво и уютно, только носило некоторый след запущенности – будто секретарь куда–то подевался, а замены ему не нашлось: на столе накопилось много папочек и отдельных документов, окно смотрело тоскливо, портьеры висели криво, стулья вдоль стен сдвинуты, стоят неровно… в общем, требовалась заботливая рука, т.е. обе руки, ноги и мудрая голова настоящего секретаря.

Я к таким, как дружно решило несколько моих боссов, не относилась. Так что и нечего мысленно наводить здесь порядки. Я не новая метла, чтоб по–своему мести.

– Декан Мортон, не секретаря ли вы мне привели, замучился без помощницы, – услышала я с правой стороны низкий бархатный, обволакивающий голос с приятным смешком. От таких голосов у меня подкашиваются ноги, сердце выпрыгивает, а мне самой хочется немедленно исполнять все прихоти обладателя божественных обертонов. Такая моя реакция меня саму совсем не устраивает, и я борюсь с ней, как умею. Чаще всего – эпатажно! Чтобы только предмет поклонения не понял, что я схожу от него с ума!

Я медленно, со страхом поворачивалась в сторону ректора: «Пусть он будет некрасивый, пусть он будет страшный, пожалуйста, о боги, пусть будет маленький, толстенький, раза в три старше меня! Голос я ещё переживу…»

Но боги, видимо, решили наказать меня по полной.

Развернувшись, я встретилась глазами с заинтересованно–лукавым взглядом умо–по–мра–чи–тельного красавца и забыла, как дышать. Я пропала!

«Мама дорогая, это же преступление, назначать таких экземпляров на высокие должности, да ещё там, где полно молоденьких неопытных девчонок! Несчастные студентки (или как их тут называют)! Как они это переносят?! Я от одного его голоса чуть не рухнула без сознания, а сейчас и вовсе сомневаюсь, что в полном уме. А они видят его ежедневно. Да его изолировать надо! За садизм!»

Вообще–то, я училась в университете, видела немало ученых мужей. Представление о руководителе целого студенческо–преподавательского царства у меня сложилось из лицезрения ректора и проректоров нашего, земного универа. Энергичные, солидные, в большинстве своем, подтянутые люди, симпатичные и не очень, иногда красивые, обязательно обладающие незаурядным интеллектом. И все – умудренного опытом возраста: часто значительно старше среднего.

Стоявший же передо мной молодой мужчина, если оценивать по фигуре и лицу, вряд ли дотягивал даже до 35. Это не был сладенький мальчик–мажор. Его красота была совсем другого сорта! Наивысшего, дьявол его бери!

Четкие, жесткие, но очень красивые черты лица. Высокий рост. Крепкая жилистая фигура, которая просматривается через дорогую белую рубаху, поверх которой сейчас не надето ни пиджака, ни камзола, ни кителя (о местной моде я пока не в курсе). В вырезе проглянул зеленоватый медальон, но я его не рассмотрела. Мускулистые ноги – в темных брюках и высоких сапогах. Если бы не достаточно короткая стрижка, он напоминал бы мушкетёра. Темные густые волосы без единой сединки зачесаны назад красивой волной (такая прическа была у моего деда в молодости: видела его на старой черно–белой фотке в авиационной военной форме).

Только темный, пронзительный, глубокий, как бездна, насмешливый взгляд и прямо–таки демоническая сила, энергия, исходящая от него, заставили меня задуматься: это глаза очень взрослого, много испытавшего человека. На миг мне показалось, что вижу в них вечность, тысячи лет, и вздрогнула.

– Нет, ректор Визард, это новенькая, провалилась, представьте себе, к нам! При этом никаких задатков дара я у неё не заметил, – вернули меня в реальность гадкие слова декана некромантов.

«А ты и не искал, напыщенный дурак!» Брови красавчика, продолжавшего беззастенчиво меня рассматривать, удивленно дернулись вверх.

«А я не сумасшедшая, как считают некоторые мои знакомые, я точно слышала, как те кости пытались меня соблазнить!» На лице ректора появилась ухмылка, и я могла поклясться, что прочла на нём: «Я бы тоже к такой девочке–блондиночке подкатил!» Ну, или что–то в этом роде. Я вспыхнула от возмущения.

«Он что, мысли мои читает?» Ректор Визард как–то таинственно улыбнулся, а противный декан Мортон продолжал:

– Я совершенно не понимаю, почему мисс Дария провалилась именно к нам, к некромантам. Во–первых, вы знаете, этот дар очень редок, и девушки никак не могут поступить на наш факультет, нет среди них достаточно способных…

«Хм, интересно, кто у них принимает экзамены? Если сам Мортон, то не удивляюсь, что девчонкам не везёт».

– … во–вторых, я даже в исторических справочниках не сталкивался с информацией, чтобы к нам попадали из других миров некроманты–девушки. Я уверен, здесь какая–то ошибка! Сбой в распределительной системе академии! Её обязательно нужно проверить! И с мисс Дарией разобраться!

Глаза ректора лукаво блеснули.

– Я вас услышал, декан Мортон. Конечно, мы во всём разберемся. – Ректор быстро глянул на меня и… подмигнул? Или мне только показалось? – Но вы знаете наши правила. Если кто–либо из другого мира провалился к нам, в закрытую академию, мы не можем его просто взять и вернуть обратно. Мы обязаны его учить, раскрывать потенциал. Даже если произошла ошибка в распределении, просто так Дария не могла к нам провалиться.

Красавец вдруг резко подошел ко мне вплотную, скомандовал: «Не шевелитесь!» и приложил большой палец правой руки к средине моего лба, туда, где вроде бы находится гипофиз. По моему телу прокатилась жаркая волна, кончики пальцев закололо от исходящей от мужчины крышесносной энергетики. Ноги задрожали от внезапного влечения. «Господи, это немыслимо!»

Но у меня перед мысленным взором поплыли картинки последних событий перед тем, как я попала сюда. Ректор несколько раз ухмыльнулся. Потом возник кадр, где я слышу голос старого пирата–скелета. Ректор едва не засмеялся, с усилием сдержав себя.

– Ну, всё понятно, – заговорил он, повернувшись к декану, но продолжая держать палец на моем лбу, отчего по всему моему телу разбегались толпы взбесившихся мурашек. «Нет, ну точно садист!» – Во–первых, соврала и произнесла заклятье. На ней повис долг искупления. Во–вторых, она, дорогой декан, всё–таки некромант, и с костей соскочила вовсе не из–за испуга, а из–за того, что поняла их призыв.

– Этого не может быть! Даже я и адепты ничего не услышали!

– Ну, вас могло отвлечь эффектное появление мисс Дарии. И вы, я думаю, хотели разузнать у пирата, где же спрятаны его легендарные или, лучше сказать, мифические сокровища…

– Этим легендам есть масса подтверждений, ректор Визард!..

– Конечно, уважаемый декан Мортон, впрочем, как и опровержений. Но сейчас не об этом. Призыв пирата был направлен конкретно на эту девушку, и именно она его и услышала.

Некромант открыл было рот, но ректор предупредил его вопрос:

– В тот момент пират посчитал сокровищем молодое тело мисс Дарии. Думаю, вы меня поняли.

Я, одновременно от стыда и злости, стиснула зубы. Мои щеки и уши пылали. Мортон смутился и закашлялся. И в этот момент Визард снова резко повернулся ко мне:

– Так, а это что такое? – его большой палец буквально вдавился в мой лоб.

– Декан Мортон, ступайте к адептам. Я позже сообщу всё по делу мисс Дарии, – при этом ректор гипнотическим взглядом будто просвечивал меня, сканировал, считывал что–то, чего я уже мысленно не видела, что–то глубокое и тайное.

Глава 2

Под властным взглядом ректора Визарда я стала впадать в какое–то странное состояние, похожее то ли на опьянение, то ли на наркотический кумар, то ли на транс. Я не заметила, как оказалась сидящей на одном из стульев приемной, а этот невозможный мужчина склонился надо мной. Его глаза–бездны удерживали мой взгляд так, что я при всем желании не смогла бы их закрыть.

Теперь он держал мою голову двумя руками. Большой палец правой руки так и оставался в точке гипофиза на моем лбу, а левая его рука обхватила мою голову сзади так, что указательный палец лежал на затылке, а большой и остальные обхватывали шею.

Сначала я не чувствовала ничего, кроме гипнотического ступора. А затем из недр памяти медленно, как змеи из нор, поползли воспоминания семи–пятилетней давности.

Мне было тринадцать лет, когда мамы не стало. Просто в одно ужасное утро она не проснулась. Совсем молодая. Мы были с ней похожи, как близнецы, все удивлялись, что она моя мать, а не старшая сестра. Бело–золотистые кудри и голубые глаза я унаследовала от неё. Мы были очень близки, дружили, я была совершенно маминой дочкой.

Надо ли говорить, что для меня это было тяжелейшим ударом. Диких истерик я не закатывала. Боль была такой сильной, что иссушала даже простые слезы. В то время я начала носить, не снимая, черные бесформенные одежды и пропадала на кладбище. С тех самых пор я совершенно не боюсь мертвых.

Первые несколько недель я просто молча сидела у плиты, без стенаний и слез, без заламывания рук. Только раскачивалась и пела–гудела под нос. А потом что–то прояснилось в сознании, и я начала рассказывать маминой могиле обо всём, что со мной происходит. Что я стала хуже учиться. Что одноклассники боятся моего взгляда. Что перестали дразнить одуванчиком – я туго скалывала волосы. Зато за черную одежду, бледное лицо и глаза–кинжалы иногда вслед шепчут «ведьма».

А в один прекрасный момент я услышала, как мама мне отвечает. И что странно, я не подумала, что сошла с ума, не испугалась. Я так обрадовалась, что впервые за это время заплакала – от счастья! Мне хватило ума никому не рассказывать о своей новой «возможности». Я даже начала исправлять учебу, потому что маму очень огорчала моя неуспеваемость. Постаралась наладить отношения с друзьями. Я делала всё, о чем просила мама. Советовалась с ней по любому поводу. Как раньше!

Отец тоже ничего не знал. Особенно отец! Занятой бизнесмен, материалист до мозга костей, он бы не понял меня. И ладно бы не разделил воодушевления, но запросто мог затаскать по психологам и прочим шарлатанам. И так некоторые «добросердечные» соседки называли меня изредка сумасшедшей, когда я, задумавшись, брела с отсутствующим видом домой с кладбища.

Я жила в своем мире, который меня устраивал. Но о котором никто не должен был знать. Я была обычной, немного замкнутой девчонкой, любящей носить черное. Так длилось несколько лет. А когда мне было шестнадцать, я встретила их.

Это был солнечный воскресный день поздней весны. Учебный год подходил к концу, оставалось всего несколько дней, домашних заданий практически не давали. Больше мы получали задач на лето: впереди – завершающий школьное обучение год, и к выпуску надо подойти «со всей ответственностью!» Учителя не отличались в своих рекомендациях разнообразием.

Где я могла находиться в такой чудесный день? Конечно, рядом с мамой, на кладбище. В тишине, расслабившись в окружении цветущих кустов сирени, я вела с ней неспешную беседу.

В какой–то момент я ощутила напряжение в воздухе, мама не ответила на мой вопрос, а по моему телу пробежала легкая дрожь. На меня кто–то смотрел. Я огляделась и встретилась взглядом с молодым человеком, смотревшим на меня во все глаза.

Одет он был необычно, будто денди из 19–го века попал к нам: изящно, со стильными украшениями, но во всё темное. Аристократическая красота, длинные черные волосы, бородка, чувственные губы, живые глаза, в которых не было испуга или большого изумления. Скорее любопытство и какой–то безмолвный призыв.

«Похож на гота, или вампириста. Вряд ли сатанист, не так они одеваются, слишком он элегантен, – промелькнула мысль. – Слава богу, сумасшедшей меня не считает, это видно… Какой он красивый!»

Да, я немного разбиралась в молодежных сообществах. Ведь из–за моего «темного» образа меня пытались отнести то к почитателям ужасов, мистики либо вампиров, то к колдовской братии, а то и вовсе к сатанистам. Не расскажешь ведь всем и каждому, что у тебя умерла мама. А люди склонны навешивать ярлыки.

Случился со мной как–то на почве одежды неприятный случай, который, однако, открыл мне глаза на отношение моего отца ко всему происходящему. Он не лез в душу, но иногда мне казалось, что вообще отстранился, что ему всё равно.

В доме была прислуга, женщин он не водил, зато пропадал сутками на работе. А мне на карточку ежемесячно падала неплохая сумма, предназначение которой сразу было оговорено: я взрослая, самостоятельная, могу на эти деньги одеваться, ходить куда–то с друзьями, ну и карманные расходы – на всякие вкусняшки, женские мелочи и прочее.

В школе многие знали о моем семейном горе. Но была у нас одна училка, её ненавидели все ученики, удивляясь, как занесло подобное существо архаического совкового прошлого в элитную гимназию. Она витала в своих персональных облаках, замешанных на химрастворах, считала свой предмет самым важным, а к внешности учащихся относилась с точки зрения своего древнего возраста.

На тот момент я забросила учебу, с мамой ещё не умела разговаривать, но начала ходить во всем черном. И вот эта грымза вызывает меня к доске, требуя химических формул, а их, конечно, нет у меня. В голове – пустота, мрачная, черная. Я тогда много о себе услышала от «доброй старушки», в том числе, что я дьяволопоклонница, и таких в средние века на костре сжигали!

У моего отца в тот день было важное совещание. Я не знаю, откуда он узнал, но уже на перемене в кабинет директора ворвался смерч с лицом моего папочки, готовый разрушить гимназию и разорвать бездушных учителей. Он отложил совещание, чтобы защитить меня.

С того дня химию у нас вела лучшая студентка химфакультета университета, в срочном порядке найденная для замены «ископаемого». А я поняла несколько вещей: отец меня любит, по–своему, конечно, но очень любит и переживает, он готов из–за меня перевернуть планету. И нечто любопытное: кто–то докладывает моему отцу о том, что со мной происходит, по крайней мере, в школе. С кем–то отец договорился, скорее всего, даже платит за шпионаж.

Я бы не сказала, что меня это сильно расстроило или разозлило. Мне было плевать. Пусть следят, я ничего дурного не делаю, я просто по–своему переживаю горе.

После той истории ещё не раз я слышала в свой адрес разные предположения, кем являюсь, в основном шепотки посторонних людей за спиной. И я, любопытная от природы, постаралась узнать подробнее о молодежной моде и группировках.

Должна сказать, что готы, наверно, были мне наиболее симпатичны: не агрессивны, уважают личное пространство, не навязываются, отличаются, особенно отдельные их представители, высоким эстетическим вкусом: любят классику и готический рок, литературу, особенно поэзию, историю, философию. Предпочитают дизайнерскую одежду. И не соответствуют многим, распространяемым о них, мифам. Если бы я захотела примкнуть к какому–то движению, то, скорее всего, к ним. Мне тогда была близка их замкнутость, любовь к жизни одновременно с уважением к смерти.

И вот прошло около двух лет, и я встречаю одного из них рядом с маминой могилой:

– Простите, что потревожил вас, – галантен, как аристократ, – я иногда прихожу на этот погост поразмышлять. А недавно набрёл на эту могилу, поразился, какая красивая женщина! … Я немного пишу… и она вдохновила меня на новые стихи… это ваша мама? Вы так похожи!

Вот так мы познакомились с Дэниэлом. Зовут его, вообще–то Данил, но он представлялся Дэ’ниэл. Красавец с такими манерами, читающий стихи, посвященные моей маме, не мог меня не впечатлить. Завязалась романтическая дружба. Он ввел меня в свой круг – молодых людей и девушек, в основном студентов–историков или лингвистов, увлекающихся викторианской эстетикой, готической музыкой и романтической поэзией.

Благодаря общению с ними одеваться я начала не мрачно, а стильно и изящно, научилась наносить потрясный макияж, слушала музыку, которая волшебным образом передавала все мои чувства. За лето я полностью переродилась и, придя в выпускной класс, сразила всех! Я была настоящей принцессой! Пусть готической, но принцессой! И ни у кого бы язык не повернулся сказать в мой адрес какую–нибудь гадость.

Маме я обо всём рассказывала, но она ни одобряла, ни ругала моё увлечение. Только всё время повторяла, какая я красавица. И что я должна обязательно поступить в университет, раз у меня такие интеллектуальные друзья и сама я умничка. И я выбрала куда – на лингвиста, как Дэниэл.

Я была уверена, что наша романтическая дружба обязательно перерастет в нечто большее. Только первый шаг, намек должна была сделать я, так принято. Однажды я решилась. Но сначала хотела попросить совета у мамы. На кладбище мы пошли вместе с Дэниэлом.

Всё было прекрасно до того самого момента, как я спросила у мамы, не против ли она наших близких с Дэниэлом отношений. И вдруг случилось что–то невероятное! Прямо между могил начала разверзаться, расширяясь, глубокая яма с черным смерчем внутри. Я, как загипнотизированная, стояла на её краю. В голове зазвучал мамин голос: «Девочка моя, не бойся, прошу! Я тебя обещала, это за тобой. Ты должна быть там, они тебя ждут! Просто сделай шаг».

Перепуганный Дэниэл, упав от шока на землю, спиной отползал от противоположного мне края ямы. А я смотрела в её глубину и уже полюбила этот смерч. В некоем трансе я занесла ногу над ямой…

… и повисла в воздухе. Я не полетела вниз, я сначала зависла над пропастью, а потом стала от неё удаляться, всё также болтая ногами, не достающими до земли. Транс и желание прыгнуть в черный смерч сменились крайней степенью изумления, а потом и возмущения.

Я сильно ошибалась, когда решила, что за мной следят только в школе. Меня вели по полной программе. И раз я за три года (а может и больше) ни разу ничего подозрительного не заметила, значит, пасли настоящие спецы. И вот теперь один из этих бравых молодцов держал меня, аки щенка, за шкирку, нимало не беспокоясь, что я по этому поводу думаю. Мои возмущенные повизгивания не производили ровно никакого впечатления. В какой–то момент меня просто перекинули через плечо и неделикатно придерживали под пятой точкой.

Двухметровый амбал с широченными плечами и квадратным лицом бесчувственного робота вынес меня с кладбища к дороге, у которой стояла темная большая машина, (не уверена в марке, говорить не буду) и поставил на землю рядом с ней. Через мгновение сюда таким же способом второй громила притащил Дэниэля.

Если вы думаете, что такие крутыши бывают только в книжках или кино, то спешу вас заверить: в жизни они существуют! и выглядят гораздо более впечатляюще, чем в кино. Мне довелось с подобными столкнуться на каком–то городском празднике. Бравые ребята в спецформе во главе с самым здоровым из них, вроде, полковником, шли навстречу, и когда поравнялись со мной и остановились, чтобы пропустить (узкая была дорожка), мне пришлось буквально задрать голову, дабы увидеть что–то ещё, кроме двух мощных ног и ремня напротив моих глаз. Я как задрала голову, так и зависла с раскрытым ртом. А в голове – Пушкин: «Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор!» Полковнику Черномору, видимо, было не привыкать к такой реакции на него с ребятами, он лишь улыбнулся одними уголками глаз и обошел меня, а за ним – и его ребята, по бордюру клумбы! Огромными берцами по тоненькому бордюру! Надо ли говорить, что в тот праздник встреча с этими настоящими мужчинами была самым большим впечатлением!

Махины, которые вытащили нас с Дэниэлем из эпицентра аномалии, были под стать Черномору. Только не в форме, а по гражданке – в джинсах (неужели бывают такие размеры?) да в скромных пуловерах.

Эти ребята не обмолвились ни словом. Для нас с Дэниэлем открыли задние двери машины, мы переглянулись и послушно туда забрались. Амбалы сели впереди, и машина тронулась. Страшно не было, по крайней мере, мне. Что чувствовал Данил, я в тот момент не задумалась. В голове прокручивалась картинка черного смерча и слова мамы: «Я тебя обещала…».

«Кому она меня обещала? Почему? Что должно было случиться, чтобы мамочка кому–то там непонятному пообещала, что я отправлюсь неведомо куда?»

– Оказывается, мисс Дария, вы должны были оказаться у нас ещё около пяти лет назад, – сквозь захватившие меня воспоминания послышался чарующий голос ректора Визарда. – Интересно, очень интересно…

Я возвращалась в магическую реальность, и перед глазами вновь увидела красивое лицо ректора. Не знаю, что промелькнуло в моем взгляде, только деловитое выражение у него вдруг неуловимо изменилось: и без того темные глаза и вовсе почернели, правая рука со лба переместилась на мой подбородок, голова мужчины склонилась ещё ниже, ближе, всё ближе…

Дверь в приемную скрипнула, и высокий девичий голосок сообщил:

– Ректор Визард, можно? Вы назначили мне перезачет на это время…

Одна бровь ректора дернулась вверх, глаза сощурились, он аккуратно отпустил мою голову и, выпрямляясь, повернулся в сторону вошедшей.

– Да, мисс Велерика, вы вовремя. Прошу в мой кабинет.

Скромная с виду, темноволосая симпатичная девушка, одетая в лиловое строгое платье чуть ниже колена, с белыми кружевными манжетами и воротничком, проходя мимо меня, бросила быстрый взгляд, в котором я увидела сразу и вызов, и вопрос: «Ты кто такая? Руки прочь от нашего ректора!»

Меня это позабавило, если учесть, что как раз ректор перед этим держал меня своими горячими сильными руками, а не наоборот.

«Так–так, господин ректор, что–то мне подсказывает, что в этой академии из–за вас ведутся настоящие баталии. Хотя, поживем – увидим. Возможно, всё безобидно и ограничивается вот такими перестрелками взглядов».

Пропустив девицу вперед, ректор вошел в свой кабинет следом за ней, на пороге обернувшись и бросив: «Никуда не уходите, мисс Дария. По вам ещё много вопросов».

«Смешно. Ну, куда я могу деться?! Я, конечно, в чем–то и безбашенная мадам, но отправляться в путешествие по академии, где я ничего не знаю, в чужом мире, у меня нет никакого желания!»

От нечего делать я принялась изучать приемную более подробно, заодно слегка наводя порядок: аккуратно расставила стулья вдоль правой стены, поправила портьеры у окна. Пыли здесь не было, что меня не удивило: в приемной и в кабинете начальства должен был кто–то убираться. Но делалось это как–то бездушно.

Я стояла у окна и размышляла – открыть, не открыть. Оно смотрело в сад (или парк), людей заметно не было, возможно, из–за того, что сейчас идут занятия, – в коридорах нам с деканом Мортоном тоже никто не повстречался.