bannerbannerbanner
Название книги:

Платиновая леди

Автор:
Анна Данилова
Платиновая леди

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Глава 1

Таня Бескровная, укрывшись пледом, крепко спала в своем кабинете на диване, подложив под голову небольшую подушку. Идея Шубина поставить в каждом кабинете и в приемной по кожаному дивану оказалась просто гениальной, если учитывать одолевшую весь город пасмурную погоду – в конце декабря вместо мороза и снега природа остервенело заливала Саратов какими-то странными грязными дождями, по улицам носился неприкаянно нервный ветер, хотелось не то что спать, а уснуть и не просыпаться вообще до самой весны. Несколько дней тому назад закончив довольно сложное дело с двойным убийством, все, в том числе и исполняющий обязанности директора детективного агентства Игорь Шубин, позволили себе отдохнуть, расслабиться и даже на время забыться…

Секретарша Надя Щукина тоже спала на диване в приемной, закинув голову кверху и смешно посапывая, как ребенок. Пальцы ее холеных рук с длинными ногтями, выкрашенными малиновым блестящим лаком, во сне царапали обивку дивана…

Даже серьезный и ответственный Шубин уснул на диване в своем кабинете, устроившись на боку и подложив под щеку сложенные вместе ладони. Лицо его, зажатое, налившееся кровью и розовое, как фруктовый зефир, выражало умиротворение. В августе он стал отцом, его маленький сын Саня родился точной его копией – рыжеволосым крепышом. Его жена, Женя Жукова (когда он представлял ее кому-то, он почти что жужжал: «Моя жена Женя Жукова», и все при этом улыбались, переглядываясь и умиляясь этому невольному жужжанию), занималась поисками хорошей няни – она просто мечтала выйти поскорее на работу, чтобы быть рядом с мужем и всей этой интересной компанией, которая образовалась с приездом в Саратов Крымова и возвращением в секретарское кресло скандально известной и успевшей получить прощения за все свои грехи Нади Щукиной. Шубин, Крымов, Бескровная, Щукина плюс судмедэксперт, гражданский муж Щукиной, Леша Чайкин – с такими людьми было приятно работать, и дела, которые им поручались, раскручивались словно сами собой… Так, во всяком случае, считала Женя, решившая, что за те четыре месяца, что она провела в обществе Шубина-младшего, она уже вполне успела познать всю радость материнства и теперь ей пора было возвращаться в привычный социум, к друзьям, к работе, к Шубину, наконец. Она ревновала его к агентству в целом и отдельным женским личностям в частности.

Крымов тоже спал – в глубоком кресле, положив затылок на сцепленные пальцы рук и выставив в стороны острые локти. Красивый породистый брюнет, одетый во все черное, дорогое. Несколько лет тому назад именно он, Женя Крымов, вместе со следователем прокуратуры Виктором Львовичем Корниловым (до сих пор продолжавшим работать в прокуратуре и сотрудничать с агентством, получая свои проценты) организовали частное сыскное агентство, которое, несмотря на то что уже давно перешло в руки бывшей жены Крымова, Юлии Земцовой, по-прежнему называлось «крымовское». Сейчас Юля была замужем за французом и жила в Париже. Не в силах простить Крымову многочисленные измены и то, что он вовремя не предупредил ее об инсценировке собственной смерти (благодаря которой, кстати, он чудом остался жив и теперь приходил в себя после бурной жизни в Европе, где долгое время вращался в высоких политических кругах и зарабатывал деньги на разного рода посреднических услугах), она предпочла легкомысленному и ненадежному мужу, каким представлялся ей Крымов, верного, спокойного и серьезного человека – их соседа по парижскому дому и друга семьи Патрика Дюваля. Так случилось, что теперь маленькую дочку Крымова, Машеньку, воспитывал Патрик. Крымов же, не терявший надежды вернуть себе Земцову с дочкой, постоянно писал им нежные письма и звал их в Россию.

Из-за сплошных потоков дождя стекла больших окон агентства казались неимоверно толстыми. Сквозь них проглядывал унылый в это время года городской пейзаж – потускневшие особняки старого города, облетевшие тополя, мокрая черная дорога…

Звонок разрезал тишину, разрушил сны и заставил всех проснуться и открыть глаза. Первой вскочила Таня и кинулась к двери. Не полагаясь ни на Щукину, ни на Крымова и уж тем более на Шубина, которому, как директору агентства, просто не пристало бросаться к дверям при каждом звонке, она выпорхнула из своего кабинета (так она называла бывшую кладовку, стараниями хорошего мастера и своими собственными превращенную в уютную, хотя и без окон, комнатку с письменным столом и диванчиком) и, пролетев через приемную, остановилась, сонная, ничего не соображающая перед дверью. Заглянула в «глазок» и увидела молодого мужчину в сером плаще.

– Я сейчас, – она открыла замок, который почти никогда не открывался с первого раза, и впустила посетителя в полутемный коридор. – Проходите, пожалуйста.

– Мне бы к Шубину, – сказал мужчина. У него было бледное лицо, и только кончик носа покраснел.

Таня провела его к Шубину, который за это время успел занять свое место за письменным столом, протереть глаза и теперь внимательно разглядывал незнакомца.

– Моя фамилия Соболев, у меня к вам серьезное дело… – Посетитель оглянулся, давая тем самым понять, что разговор предпочитает вести без свидетелей.

– Да, конечно… – Шубин взглядом показал Тане, чтобы она вышла.

Она поняла и через мгновение уже была на своем месте и слышала все, что происходит у Шубина в кабинете, через миниатюрные наушники. Она знала, что и Крымов, и Щукина точно так же, как и она, сейчас внимательно слушают разговор Игоря с посетителем. Как бы ни был секретен разговор, работать-то им предстояло вместе.

– Я слушаю вас…

– …Андрей Ильич, меня зовут Андрей Ильич, можно просто Андрей… Вчера убили одну женщину. Ее звали Дина Ступина. Мне бы хотелось, чтобы вы нашли убийцу. Вот, собственно, и все.

– Кто-нибудь еще знает, что эта женщина убита? – спросил Шубин осторожно, поскольку посетитель был сильно взволнован, и вполне могло случиться такое, что труп женщины до сих пор не обнаружен, и о том, что женщина убита, мог знать лишь один Андрей Ильич.

– Да, разумеется… Соседи… Кто-то спускался сверху пешком… Дина лежала возле дверей квартиры… Вызвали милицию, затем приехали люди из прокуратуры…

– Вы тоже там были?

– Мне позвонил Николай, ее муж, и сказал о том, что Дины не стало. Я сразу же приехал. Она была еще там… Меня, понятное дело, не пустили, я ей официально – никто.

– А не официально? Не хотите, не отвечайте, это ваше право.

– Если бы она мне была никто, я бы не пришел сейчас к вам.

Последний вопрос Шубина его явно разозлил.

– Тогда расскажите то, что считаете необходимым, – развел руками Шубин, решив для себя, что клиент настолько растерян, что надо дать ему возможность высказаться, не задавая при этом никаких наводящих вопросов.

– Николай – мой друг, – выдохнул Соболев, как будто признался в страшной тайне. – Понимаете, так случилось, что их брак не сложился, Дина не любила его, а он – Дину. Хотя, вполне вероятно, что это всего лишь слова. В самом начале чувства так обострены… – Он достал платок и промокнул влажный лоб. – Я любил Дину. И Николай об этом знал. Да-да, отлично знал, я сам ему сказал об этом недавно, хотя он и так догадывался… Жизнь… она такая непростая штука… Они и не жили вместе, но и не расходились. Дина последний год жила у своей мамы, но постоянно, практически каждый день, приезжала к Николаю, точнее домой, чтобы приготовить ему обед, прибраться… Я не понимал этого, но она говорила, что это ее обязанность, как жены. Возможно, они оба еще на что-то надеялись, я не знаю… Понятное дело, я ревновал. Страшно. Если так вот посмотреть на это убийство со стороны, то я – первый подозреваемый. Я не знал, что они там вместе делали. Возможно, обедали, а может, и спали… Хотя она говорила, что Николай отпустил ее… Не знаю, что она этим хотела сказать. Вероятно, у них состоялся разговор, и она во всем призналась ему… Она собиралась уйти, она почти каждый раз, отправляясь к нему, звонила мне и говорила, что вот сегодня все прояснится, она расскажет о нас, о том, что она уходит ко мне. Но проходил день, другой, а ничего не менялось. Я забыл сказать, как была убита Дина. Ее застрелили возле порога собственной квартиры, той самой квартиры, в которой находился в это время Николай. Его, понятное дело, задержали. Алиби нет. Так что для прокурора Николай – подозреваемый номер один. У меня есть кое-какие связи в прокуратуре, я пытался навести справки о том, как сейчас он там… Ведь он же мне друг… Он, конечно, все отрицает. Говорит, что не убивал жены. Пистолета не нашли. Нигде. Возможно, он его выбросил в мусоропровод. Кто же будет там копаться? Хотя они делали вид, что ищут. Может, и искали, не знаю… Теперь задавайте вопросы.

– Какого числа и в котором часу обнаружили труп Дины Ступиной?

– Двадцать пятого декабря утром… Точное время не знаю.

– Между вами и Николаем Ступиным не было ли неприязни?

– Нет.

– Несмотря на то что он знал о ваших отношениях с его женой?

– Да.

– У Николая, помимо жены, были еще женщины? Вам что-нибудь известно о его личной жизни?

– Насколько мне известно, Николай очень занятой человек, он с утра до ночи торчал на работе, даже поесть толком не успевал, ему было не до женщин… Во всяком случае, мне об этом не было ничего известно.

– У вас есть фотография Дины?

– Да, и фотографии, и список ее знакомых, вот тут телефоны, адреса, я подготовился… – Соболев положил на стол папку с бумагами и фотографиями.

– Вы сами не женаты?

– Нет. И никогда не был.

– Николай знает о том, что вы здесь?

– Я сказал ему, что сделаю все, чтобы найти убийцу Дины, но не уверен, что он знает о том, что я именно здесь… Хотя он знает о существовании вашего агентства, ему рассказывал кто-то из подчиненных… Ведь Ступин – большой человек, он директор мясоперерабатывающего комбината, у него свои магазины, еще фермы за Волгой, где он выращивает бычков, ну и несколько хозяйств, занимающихся кормами для скота. Так называемый замкнутый цикл… Трава – бычки – мясокомбинат – магазин. Он постоянно в разъездах, все контролирует сам, никому не доверяет…

 

– А чем занимаетесь вы?

– У меня несколько книжных магазинов, – скромно ответил Соболев. – Так вы возьметесь за это дело?

– Почему бы и нет, конечно, возьмемся.

Они договорились об оплате, Соболев достал деньги и отсчитал Шубину две тысячи долларов аванса.

– Мы будем вам звонить и сообщать о том, что выяснили в связи с убийством Ступиной. Вы должны знать в лицо наших сотрудников, чтобы в случае необходимости встретиться с ними и ответить на ряд вопросов… Пойдемте, я представлю их вам…

Они вышли из кабинета и оказались в просторной приемной, где собрались уже введенные в курс дела Крымов, Таня Бескровная и Щукина.

– Это Таня, Крымов…

Увидев Крымова, Соболев замер:

– Женька? Ты здесь?

– Как видишь. – Они пожали друг другу руки. Крымов с кривой усмешкой взглянул на Шубина, успевшего за несколько лет заработать себе право занять его место в кабинете директора агентства, и отвел глаза. – Приехал вот отдохнуть немного… А ты как тут оказался? Что-нибудь случилось, Андрюша?

– Девушку мою убили… – тяжело вздохнул Андрей. – Шубин тебе расскажет… Я спешу, мне надо встретиться с одним человеком, он обещал мне организовать встречу со Ступиным… Ты помнишь его?

– Колю? Помню, конечно. А что с ним?

– Коля – муж Дины, женщины, которую убили… Долгая история. Его задержали по подозрению в убийстве, но скоро отпустят, потому что это не он ее убил… Ты извини, но я правда опаздываю… Встретимся…

Соболев попрощался с мужчинами за руку, женщинам кивнул головой и ушел, хлопнув дверью.

– Ты что-нибудь о нем знаешь? – спросил Шубин Крымова.

– Хороший парень. Душевный. Романтик к тому же. Он отлично играет на гитаре, знает много песен, да и голова у него светлая. И черт его дернул влюбиться в жену друга! Надо звонить Корнилову.

– Мальчики, – подала голос Надя Щукина. Она поднялась из-за стола и потянулась. Тонкий свитерок туго обтянул ее стройную фигурку. Крымов даже забыл, о чем говорил, когда увидел округлый маленький зад Нади, узкую спину, которую так и хотелось обнять. – Так славно спали, было тихо и хорошо… И чего это он пришел… Мы и так неплохо заработали перед Новым годом, а дело все равно дохлое, неужели вы не видите? Вряд ли это муж ее убил, да и Андрей этот не убивал. Мало ли за что могли убить молодую женщину? Может, ее еще кто-то любил, или убийство связано с деятельностью ее мужа…

– Не хочешь – не работай, – бросил в ее сторону невозмутимый Шубин и посмотрел на непривычно тихую Таню. – А ты что скажешь?

– Да я не проснусь никак, – честно призналась Бескровная, тоже пытаясь потянуться всем телом. – Ты уж извини, Игорь, но ты сам виноват, накупил этих диванов… На улице дождь поливает, голова трещит, глаза закрываются сами собой, а тело как ватное… Я так крепко спала, мне было так хорошо…

– Ночью дома надо спать, а не на рабочем месте, – улыбнулся Шубин, вспоминая, как сладко он спал только что сам. – Это я виноват, что распустил вас… Надя, ты бы поменьше говорила, лучше бы кофе сварила. Не видишь разве, какие мы сонные?

– Служанку нашли… бесплатную… И кофе им свари, и бутерброды подай, и постель постели… Разве что не спишь со мной, Шубин, а так – все тридцать три удовольствия.

– Мужики, может, еще поспим? – спросил Крымов. – Дело-то действительно дохлое. Уверен, что и Корнилов так думает.

– А мне лично до лампочки, о чем думает ваш Корнилов. Бездельник и нахал, вот кто он, – стала просыпаться Таня, на дух не переносившая Корнилова, и в тот день, когда он приезжал в агентство за деньгами, старалась не попадаться ему на глаза, чтобы не наговорить лишнего. – Тоже мне, бросили кость… Так и подавиться можно.

– Успокойся, а то скажу, чтобы ты сама ему позвонила, – пригрозил ей Шубин. – Тебе надо учиться управлять своими чувствами…

– Ну, ты прямо как Виталий заговорил, – фыркнула недовольная Таня, которая вот уже полгода как водила за нос Виталия Минкина, весьма достойного и уважаемого в городе зубного протезиста, постоянно откладывая свадьбу по самым разным причинам. Мало кто знал, что Таня боялась потерять свободу еще больше, чем «закостенелый» холостяк Минкин. – Что это вы все, сговорились, что ли… Это у него все по полочкам разложено, даже чувства… А я не могу спокойно смотреть, как вы каждый раз после того, как проделано столько работы, отстегиваете этому Корнилову кучу денег. За что, спрашивается? За то, что он делится с вами официальной информацией? Да ему это ничего не стоит…

– Ну все, завелась… – вздохнул Крымов. – Успокойся, девочка. Достань лучше из холодильника мороженое и съешь, охладись…

– Сам охладись… На улице такая холодрыга, а ты предлагаешь мне мороженого. Крымов, а хочешь, добрый ты наш, я тебе за шиворот льда насыплю? – И Таня бросилась к холодильнику, открыла морозилку и достала оттуда коробку с кубиками льда.

Крымов, корча ей рожицы, кинулся от нее в кабинет, и вскоре оттуда донеслись душераздирающие вопли, видно, Тане все-таки удалось сыпануть ему за шиворот пригоршню льда.

– Да, ничего себе агентство… Детский сад на лужайке, – фыркнула Надя, резкими движениями ставя на поднос чашки и разливая кофе. Она с первой минуты, как только познакомилась с Таней, поняла, что они – одной породы, а потому вдруг увидела в ней себя лет на десять моложе. Такая же сорвиголова, отчаянная и не терпящая компромиссов… Надолго ли ее хватит?

Не успела она представить себе Таню Бескровную десять лет спустя, как почувствовала, как от шеи, вдоль позвоночника поползло что-то жгуче-ледяное, резкое, от чего дух перехватило и заставило ее чуть ли не подпрыгнуть. Это были кусочки льда, что не достались Жене Крымову.

– Убью на месте. – И она ринулась вслед за убегающей от нее хохочущей Таней.

Они носились по приемной, в то время как Шубин спокойно попивал себе кофе.

– Где-то в морге лежит труп молодой женщины, а вы резвитесь как сумасшедшие… С кем мне приходится работать…

Рядом с ним присел не успевший отдышаться Крымов. Он выглядел значительно моложе своих сорока лет. Неровный румянец разлился по щекам, в глазах светилась какая-то детская радость, казалось, он совершенно освободился от терзающей его еще не так давно боли по поводу разрыва с Земцовой. И Игорь вдруг вспомнил Юлю, подумал о том, как же им всем не хватает сейчас ее нежной улыбки, смеющихся глаз и в то же время какой-то основательности, серьезности, увлеченности – всего того, чего он не находил ни у Нади, ни у Тани. Возможно, что и Юля сейчас включилась бы в игру и бегала по приемной с пригоршней льда, стараясь засунуть ледяное крошево кому-нибудь за шиворот, но сама думала бы при этом о Соболеве и о том, как поскорее встретиться со Ступиным, чтобы расспросить его об убитой жене… Она любит разгадывать загадки. Но самое главное – ее присутствие придавало бы ему, Шубину (да и не только ему), силы.

– Ладно, – услышал он вдруг над самым ухом голос запыхавшейся Тани, – уговорили, черти, я сама позвоню Корнилову и буду наводить мосты. Закрою глаза на его нахальство и буду работать, постараюсь встретиться со Ступиным, если только Игорь мне разрешит…

Шубин был удовлетворен. Значит, работа с ним бок о бок в течение нескольких месяцев все-таки кое-чему научила эту девчонку, бывшую продавщицу из обувного магазина.

– Я не против. Мы живем на одной планете, нам надо учиться уживаться друг с другом. Без Корнилова нам будет сложновато, учитывая, что у нас нет тех возможностей, что у официальных органов. Зачем я это тебе рассказываю, сама не маленькая. Вот увидишь, Виктор Львович это оценит.

– Отлично, я прямо сейчас и позвоню… – Таня шумно, с придыханием, как ребенок, выпила кофе и подошла к телефону, набрала номер. – Виктор Львович? Угадайте, кто вам звонит… Правильно, это я. Меня интересует дело Ступиной… Да, да… Мне бы хотелось встретиться с ее мужем. К нему сейчас бьется человек по фамилии Соболев, это его друг. Надо бы записать их разговор… Да вы что? Отлично, спасибо… – Глаза ее засияли, она посмотрела на Шубина и кивнула ему головой, мол, все получилось. – Родина вас не забудет… Хорошо, через два часа я у вас…

Она положила трубку:

– Получилось! С первого раза! Этот старый жучара понял, что запахло денежками… Ну и бог с ним… Главное, что он ждет меня через два часа. Скоро появится Соболев, они запишут их разговор, и Корнилов сделает нам копию пленки. Я сама поговорю со Ступиным, ведь можно?

– Конечно, только подготовься как следует и учти, что он может находиться в шоке как в случае, если бы он сам убил жену, так и если бы ее убил кто-то другой… Судя по тому, что мы с вами услышали, ее семейная жизнь не ладилась. Она была любовницей его друга, однако продолжала приходить к мужу. Странный брак, странные отношения. Видимо, странный человек этот Ступин.

Но Таня его уже не слышала. Она мысленно перенеслась в маленькую, залитую желтым светом лампы комнату для допросов. Перед ней на стуле сидел убеленный сединами господин Ступин – директор мясоперерабатывающего комбината, угрюмый, с опущенной головой, и она задавала ему свои вопросы… Шубин ей уступил право первой встретиться с человеком, которого подозревают в убийстве. Интересно, как бы построила свой разговор с ним Земцова?

Таня подняла глаза и встретилась взглядом с Надей Щукиной.

– Надо Земцовой позвонить, может, она на Новый год к нам сюда собирается, – вдруг сказала Надя, и все повернулись в ее сторону. – Что это с вами? Я что-то не то ляпнула?

Глава 2

Она домывала последнюю ступеньку третьего этажа, когда услышала женский голос. Валентина замерла, перестала возить тряпкой и выпрямилась. Молодой женский голос недовольным тоном жаловался кому-то на потерю ключей:

– Представляешь, достала из сумки ключи, они выскользнули из рук и провалились в щель между стеной и полом… Такое даже трудно себе представить, а вот меня угораздило… Здесь же огромная щель… фанера, за фанерой тысяча проводов, они тянутся с девятого этажа до первого вдоль стены, поэтому неизвестно, где они зацепились… Короче, Коля, я не могу попасть в квартиру. Что мне делать? Сидеть и ждать на ступеньках? Спускаться вниз? Ты пришлешь машину? Хорошо, договорились… Только скажи своему водителю, чтобы поторапливался. У тебя щи остались, или мне, может, сходить в магазин за капустой? Понятно, ты снова ничего не ел… Ладно, потом поговорим…

Валентина слышала, как женщина чертыхнулась, судя по всему, уже отключив сотовый телефон, и, пробормотав: «Непонятно, чем он вообще питается… Ему готовишь-готовишь… Святым духом, наверное…», вызвала лифт. Он мощно загудел, двигаясь медленно откуда-то снизу, после чего звучно, лязгая невидимым железом, остановился, двери разъехались, и дамочка-растяпа, только что потерявшая ключи, цокая каблуками, вошла в него, двери закрылись, и лифт потащился вниз.

«Раз, два, три – отомри!» Валентина вздохнула, словно ей кто-то до этого мешал дышать, и подошла к массивной металлической двери, оклеенной пленкой, маскирующей ее под дерево. На лестничной площадке, получается, была всего одна-единственная квартира. Видимо, хозяева ее объединили все три квартиры. План созрел в одно мгновение. Вот он, электрический щиток, дверца приоткрыта. Валентина заглянула внутрь и поняла, что он не функционирует – новый электрический щит, вероятно, находится теперь в самой квартире, а этот остался с тех времен, когда на площадке проживали три семьи. И от него когда-то тянулись вниз все провода, грубо замаскированные толстой фанерой, выкрашенной в белый цвет. А вот и щель… Действительно, широкая. И угораздило же ее, эту дамочку, выронить ключи таким образом, что они скользнули прямо в темноту, вниз, в грязь и неведомую электрическую паутину. Не каждая женщина отважится сунуть в эту щель руку. Валентина пошарила в карманах, но, не найдя ничего подходящего, решила поискать алюминиевую проволоку или что-нибудь наподобие этого во дворе дома или на помойке. Но это потом. Сейчас приедет машина с водителем, который передаст хозяйке квартиры ключи, и она останется там. Может, завтра утром она уйдет на работу, к примеру, или к парикмахеру, словом, туда, куда отправляются утром нормальные женщины, а Валентина попытается достать упавшие ключи. И тогда в ее жизнь хотя бы на полчаса вернется элемент цивилизации – ванна. Это пока было пределом ее мечтаний. Она не видела ванну уже тысячу лет, как не видела и всего остального, чем прежде была наполнена ее жизнь… Сейчас же ей оставалось только одно – мыть полы в подъезде. Она делала это по собственной инициативе, зная, что в ЖЭКе сократили единицу уборщицы и что жильцы этого и других близлежащих домов решили сами нанять уборщицу, которая согласилась бы за копейки убирать подъезды (Валентина случайно оказалась возле дома в тот момент, когда там проходило собрание). Понятное дело, что никто не согласился, и тогда Валентина на свой страх и риск вымыла два подъезда, затем через три дня еще раз и еще… А через месяц пошла по квартирам собирать деньги за уборку подъезда. Все спокойно отдавали по пять рублей с человека, мало интересуясь тем, кто мыл лестницы и сколько раз в неделю. Набрала триста шестьдесят рублей и была счастлива и этим деньгам…

 

Дамочка вернулась минут через двадцать (Валентина наконец-то увидела ее: высокая хрупкая шатенка в зеленых шелковых брюках и белой кружевной блузке), позванивая ключами, которые ей передал, очевидно, муж. В течение этого времени Валентина домыла подъезд, нашла несколько кусков разной проволоки, ржавый крюк возле мусорного бака и вернулась на третий этаж, чтобы убедиться в том, что на лестничной площадке никого нет. Ей понадобилось не более пяти минут, чтобы выудить из черной, жутковатой и пугающей своим электрическим нутром щели эту связку блестящих новеньких ключей. Это было самым настоящим богатством. «Если бы я была воровкой, – подумала она, – то, забравшись в эту огромную квартиру, ограбила ее подчистую, вынесла что только можно… Жаль, что я не воровка».

Когда в подъезде уже нечего было делать, она села на скамейку возле дома, спрятанную под густой старой вишней, чтобы проследить за движениями жильцов интересующей ее квартиры. Она мало думала о том, какие последствия могут быть, если ее застанут там. Если бы она об этом думала, то не сидела бы на скамейке, а давно бы уже спустилась в колодец и спала бы там, медленно умирая от стыда и грязи, в которую загнала себя сама… Да и вообще она в последнее время научилась не думать о каких-то вполне конкретных вещах и проблемах, чтобы не омрачать и без того беспросветное и тягостное существование. Она понимала, что выхода все равно нет. И вот сейчас, прижимая к груди связку ключей, она спрашивала себя, что мешает ей перед тем, как оказаться на нарах, все-таки ограбить эту плывущую к ней в руки квартиру, чтобы купить себе приличную одежду, заказать сытный обед в ресторане, снять номер в гостинице, и ответа не находила. Видимо, ее мозг отказывался вообще воспринимать эти вопросы, как нечто чужое, незапрограммированное, идущее вразрез с общей системой ее мышления. Подобный сюжет об ограблении она воспринимала лишь как художественный вымысел – книгу, фильм – или же как документальный репортаж с места события, не имеющий к ней никакого отношения.

Те триста шестьдесят рублей разошлись очень быстро – на хлеб, молоко, дешевую колбасу и кусок мыла. Она попыталась помыться в колодце, куда Сергей принес ведро воды, и помылась, сдирая с кожи грязь и несколько раз намыливая голову. Волосы ее давно превратились в паклю, кожа – в коричневый пергамент… Тело и вовсе грозилось в скором времени стать скелетом.

Она растерялась, когда увидела, что девушка из интересующей ее пятнадцатой квартиры (на женщину она не тянула из-за детского выражения лица и какой-то необычайной хрупкости тела) вышла из подъезда и направилась в сторону гастронома. Валентина решила не покидать свой наблюдательный пункт, чтобы не пропустить самого главного – ее возвращения. И она, эта молоденькая хозяйка, вернулась. В руках она держала завернутый в полиэтиленовый пакет кочан бледно-зеленой капусты. «Ну конечно, она же собиралась варить щи. А куда же она дела те, что он не съел, ее муж? И где ее вообще черти носят, если она не знает, что съел или не съел ее муж? А может, это вовсе и не жена его, а приходящая любовница и одновременно кухарка и домработница – три в одном флаконе?!» Валентина почувствовала сонную оцепенелость. Голод заставил все ее внутренности уменьшиться в размерах, и теперь ей достаточно было утром лишь выпить воды да съесть кусок булки, чтобы не испытывать боли в желудке. Сергей тоже похудел, но голод терзал его куда сильнее, он даже плакал по ночам, словно его завывание и стоны прибавили бы еды в колодце, где они жили.

А ведь еще полгода тому назад у них была однокомнатная квартира, которую Сергей продал, чтобы начать свое дело – торговать продуктами на Северном рынке. Он все подсчитал, они сняли комнату там же, в поселке Солнечном, и Валентина сама стояла за прилавком, продавая рыбные консервы, макароны, майонез и сосиски, и торговля шла неплохо. Выручку она каждый вечер отдавала Сергею, не зная, что он спускает ее в игровых автоматах здесь же, на Северном рынке… А потом он втайне от нее продал все холодильное оборудование, остатки товара, чтобы отыграться… Отыгрался. Они остались совсем без денег. Их, как котят, хозяин вышвырнул из комнаты, оставив себе в счет уплаты за жилье их теплые вещи: Сережину куртку и каракулевую шубу Валентины… Им в ту ночь даже негде было переночевать. Они забрались в подъезд одного из домов, но жильцы вызвали милицию, и их выгнали оттуда. Чтобы их не повезли в отделение, Валентине предложили ублажить милиционера прямо в милицейском «газике». Сергей, услышав это, стал избивать молодого милиционера первым, что попалось под руку, – осколком кирпича. Валентина, понимая, что если им сейчас не удастся вырваться и убежать, то их посадят в тюрьму, повесив на них все что угодно (начиная с квартирных краж и кончая убийствами), решила помочь мужу и обрушила на голову незадачливого милиционера-любовника доску… Он рухнул и потерял сознание. «Главное, что он жив… Пошли отсюда скорее…» И они садами, помойками, посадками добрались до экспериментальных пшеничных полей Института Юго-Востока, шли вдоль огромных алюминиево-блестящих даже в темноте труб ТЭЦ, пока не наткнулись на глубокий и теплый от этих горячих труб колодец – бетонную коробку, в которой можно спрятаться и от холода, и от людей. И тогда там, в колодце, с ней случилась первая истерика. Она кричала на Сергея и била его кулаками по голове, упрекая в том, что он лишил ее крова над головой и теперь обрек на верную смерть. Слишком уж стремительно развивались события, прежде чем она успела сообразить, что ее муж – игрок, что он болен игроманией и что он, даже находясь в колодце, думает о том, как бы ему отыграться… Потом были еще скандалы – оказалось, что то, что Сергей зарабатывал на разгрузке вагонов и строительстве дорог, на цветочных плантациях или рынках, он продолжал проигрывать в игровых автоматах, принося в колодец, где она его ждала, лишь хлеб и колбасу. «Мне тебя нужно было огреть той доской и остаться с тем милиционером, может, он и помог бы мне, если бы я переспала с ним…» Они тогда наговорили друг другу много оскорбительного, даже грозились убить друг друга. Валентина не могла работать – нервное расстройство повлекло за собой полную потерю физических сил. Устроив в колодце постель из старых фуфаек и грязных одеял, которые удалось найти на помойке, она много спала, словно набираясь сил, пока не поняла, что умирает… И вдруг в один прекрасный день ей стало легче. Часть сил словно вернулась к ней, и она поняла, что это пришло второе дыхание, что бог, которому она время от времени неумело молилась, дал ей шанс… Она стала мыть подъезды, покупать себе еду и приходить в себя. Предстояло настолько окрепнуть, чтобы наняться в продавцы на рынке. Там она уже не пропадет и с голоду не умрет, там вокруг люди, если силы оставят ее, то хотя бы вызовут «Скорую»…

Она открыла глаза и поняла, что спала. Что ж, это не так уж и плохо. Спать она научилась где угодно и когда угодно. Организм сам подсказывал ей, когда ему требовался отдых. Часов не было, солнце, как ей показалось, осталось на прежнем месте. И тут она увидела девушку из пятнадцатой квартиры. На этот раз у нее в руках ничего, кроме сумочки, не было. Она вышла на крыльцо и, щурясь на солнце, приняла выжидательную позу. Она смотрела в сторону дороги, переминаясь с ноги на ногу. Неужели снова приедет кто-то, кто обязан прислуживать ей и привозить ей ключи или деньги, возить ее по магазинам, рынкам… Из какого же материала она сделана, чтобы о ней так заботились и так любили? И почему ее, Валентину, никто и никогда так не любил, как эту девчонку из пятнадцатой квартиры?


Издательство:
Автор