В событиях на вряд ли найдется доля реальности; все непонятное можно додумать, все необъяснимое – принять и пропустить.
P.S. Я все еще не исповедуюсь.
Глава 1
Тяжело ли написать книгу? Тяжело ли написать действительно хорошую книгу с актуальным сюжетом и сильной строкой? Сложно сразу ответить, чтоб не отдаться крайности демагогии и воспоминаниям. Есть события, которые невозможно придумать, их можно только пережить, чтобы потом говорить о них спокойно. И обязательно помнить, что писать нужно, не тогда, когда заставляешь себя сотворить «шедевр», а когда не можешь иначе, – не можешь не писать. Это и есть, наверное, одна из ключевых причин, почему книжки пишутся не в кабинетах. Вернее, там они тоже пишутся. Но самые интересные, – в иных немного местах. В тюрьмах, окопах, на салфетках дешевых кафе…. Ведь хорошая книга – она, как карманный психоаналитик и терапевт. Она не дарит откровения. Она не выложит сразу всё. Хорошая книга лишь укрепляет каждого в своих самостоятельных догадках. Ее назначение – не утолять жажду информации. Оно лежит через страхи – дает понять, что ты не один, есть еще кто-то, кого мучают те же вопросы. Она – просто одно из вместилищ, где мы бережно храним то, что боимся забыть. И нет в ней никакой тайны и волшебства. Волшебство лишь в том, о чем она говорит именно тебе, и в том, как она сшивает лоскутки вселенной в единое целое.
Восходящее солнце разрезало прозрачное небо, неторопливо сшивая лоскутки нового дня. Я встречала их с парапета деревянной постройки в ночной сорочке и босиком, украдкой внимая в себя неизбежное. Мое любимое ощущение. Прозрачность? разлитая в воздухе. Раннее утро. Свежесть. Рассвет. Макс замертво отрубился минут двадцать назад, так и не закончив дела первой важности в свете тусклого монитора. Он бы сидел еще до сих пор, если б я не обнаружила отсутствие его рук на моем теле в тот момент, когда с приоткрытого окна потянуло прохладой. Пришлось вставать и забирать эти руки, устало, но настырно бегающие по клавиатуре, на законное их место. Метод применялся известный и практикуемый. Нежность называется. Безотказно работает в совокупности с неслышными шагами за его спиной, трепетными прикосновениями к плечам и тихим шепотом в самое ухо:
« По вселенной пешком
В сердце тайну храня,
Я пришла за тобой,
Чтоб ты выбрал меня.
Чтоб остался со мной,
Не пытаясь понять.
Я пришла за тобой,
У других, чтоб забрать…»
Забрал тогда он меня. Властно, резко, немного грубо. Сквозь напор, накал и безумие навалившихся на него событий. Он не был готов тогда к тем нервным перегрузкам. К ним в принципе невозможно подготовиться, поэтому вполне объяснимым и закономерным было его желание той порции одиночества, которая время от времени необходима каждому человеку. Но мужчина всегда найдет в себе силы и выход из неприятностей, если его любит красивая женщина. Любит по-настоящему. Искренне, открыто и без истерик.
Настоящую любовь не спутаешь ни с чем, – она тиха. И нежна. И тактична. В ней всегда достаточно ума, чтоб в нужный момент просто промолчать. Промолчать, когда человеку плохо и не давить на него советами. Промолчать, когда плохо самой – не просить советов и не вываливать все на близкого человека. Он знает ровно столько же, сколько и ты, и вряд ли решит то состояние, к которому не причастен. Ведь сколь ни разрывало бы изнутри, сколь ни тянуло бы обрушиться скандалом, всегда найдется пара секунд, чтоб сделать глубокий вдох и вспомнить, о том, что ты никому и никогда не рассказываешь: как он называет тебя наедине, какими приятными мелочами радует, как крепко сжимает твою руку, когда вы просто идете по улице. То самое сокровенное, что ты не делишь ни с кем. Ты наслаждаешься этим сама. Только с такой «дурой», мужчина найдет в себе силы рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и опять путаться, и вечно бороться. Снова и снова, раз за разом он найдет в себе силы подняться, ведь спокойствие для него с некоторых пор – лишь душевная трусость. Никто не рождается бойцом по жизни, точно так же, как никто не рождается обычным человеком. Каждый сам себя делает либо тем, либо другим. Но у первого всегда есть одно негласное и потому сильнейшее конкурентное преимущество, – он умеет любить свою женщину с умом и желать ее при этом безумно.
Поэтому вся его жизнь бурлит, как бесконечная битва, и продлится она такой до последнего ее момента.
Однако, в любом доказанном правиле существует своя статистика и среднее ее значение, по массе своей превалирует. Это как если по данным Росстат 3% всего населения ежедневно питаются исключительно мясом, а 97% – только капустой, то среднестатистически каждый гражданин изо дня в день ест голубцы. Один из таких «голубцов» при всей явной трехпроцентности в семейной жизни, по природе своей оказался-таки форменным травоядным, или проще выражаясь козлом, со всеми присущими данной натуре качествами, и которого я столь неоднократно грозилась убить. Убивать мне его так и не пришлось. Он сам это сделал. Собственноручно. В желание видеть возле себя «истинную леди», он с упорством игнорировал, что сам не всегда и не во всем джентльмен, чем лишь демонстрировал свою малохольность и моральное нищебродство. Оно, к слову, в волю вырвалось наружу в период нашей последней встречи. После того, как я отошла от ряда связывающих нас дел, он умудрился свести на нет почти все наши начинания. Уж, по какой причине, я не особо вникала, – мне всегда было по большей части без разницы, почему случается очередное падение. Случается, значит, случается. Значит, пришло время сказать спасибо, что на тебя, наконец, снова обратили внимания и обрушили на голову ситуации провоцирующие развитие. Какая здесь, к черту, разница, почему в очередной раз обрушили? Раз обрушили, – надо выстоять. Но он не выстоял. Ровно, как и в тот день, он едва ли стоял на ногах после недели беспробудного пьянства.
– Ты жалок, Вано, – говорила я, сидя на низком табурете в тесной засаленной кухонке малогабаритной хрущевски, доставшейся ему после смерти родителей, и в которые он перебрался сразу после окончательного разрыва с супругой. – Жалость, – последнее чувство, которое мне хотелось бы к кому либо испытывать – оно мне не приятно, но ничего другого ты во мне, увы, не вызываешь.
Он лишь хмыкнул в ответ и налил в стопку липкую жидкость бардового цвета.
– И дело не в том, что ты сейчас не просто на дне, – ты в него зарылся. Дело в том, что осознав и прочувствовав иной уровень жизни, ты все равно остановил свой выбор на этом. Выходит бедность – это твой осознанный выбор. Бедность – это состояние твоей души. Ведь иметь деньги, а вместе с ними власть и влияние, а затем потерять их – куда хуже, чем не иметь их вовсе. Это говорит лишь о том, что ты не в состоянии был оценить, то, что у тебя в раз появилось. Ровным счетом, как и человека, связавшего с тобой судьбу, не смотря ни на что…
Он уже было поднес стопку ко рту, но, не успев опрокинуть, уставился на меня исподлобья.
– Ты ведь самоутверждался за счет нее. Все пытался из нее «жену эксперта» вылепить. Только ты – не эксперт, дна не хватило в свое время, чтоб посягнуть на тот уровень, да и она – в той среде не бывала. «Жена» знала свою роль в той среде. Твоя же даже сценарий не читала, а воссоздать для нее самостоятельно нужную обстановку ты так и не смог. Вместо этого лишь отвергал протянутую все это время руку, так же как и многие другие, впрочем, протянутые до нее…
– Если судьба свела их всех со мной, значит, пришла пора им за что-то расплачиваться, – пробасил он и брызнул смехом. – Ты же всегда любила повторять, что жизнь людей просто так не сводит…
Любила. И по сей день с удовольствием повторяю. Потому, что убеждена, что каждый человек, в жизни другого, как ружье на чеховской сцене: если есть, – обязательно выстрелит. И, как правило, кто, чем заряжен, тот тем и выстреливает. И там уже не особо-то важно куда. Главное, что выстреливает. И совсем другое, – ментальная мастурбация, – сидеть, думать, рассуждать о своем предназначении, вместо того, чтобы «выстрелить», вместо того, чтобы просто заняться делом. В таких осечках люди, как правило, и расходятся. Когда выходит так, что если люди не сходятся в главном, они всегда расходятся по пустякам. Пустяком может послужить даже чей-то неуместный хохот…
Ванька тем временем хохотал во весь голос, оголяя в надменном оскале коричневые зубы. Нескладный, отвратительный, пьяновато-хамоватый. Бывший партнер по бизнесу. Старый друг и товарищ. Мощнейший мозг, почти два метра бесформенного тела, надменная гримаса, сломанный в студенчестве нос. Грязные всклокоченные волосы торчали дыбом, и запоздало покачивались вслед за подергиваниями головы. Я смотрела на него с нарастающим отвращением и думала о закономерностях жизни. Все в ней взаимосвязано. Все цепляется одно за другое. Почему, к примеру, рядом с нищетой всегда грязь? Грязь – это проявление не безденежья, а менталитета, а поскольку грязь и нищета – соседи, то и нищета – это своеобразный менталитет.
Вместе они подавляют человека, привычный вид убогой обстановки программирует быть неудачником. Можно, конечно, возразить, что ненависть к нищете стимулирует некоторых развиваться и зарабатывать деньги, однако, куда большее количество людей ломается под непосильным бременем, так и не удосужившись вовремя разобраться в шкафу. У слов «беда» и «бедность» один корень. И как есть фраза: «Богатство – это состояние ума». Так же, и нищета – это тоже состояние ума». И зарождается она в немытой голове.
Я улыбнулась нахлынувшим внезапно воспоминаниям с легким привкусом горечи на языке, и непроизвольно запустила руку под волосы. После ночных заездов и соприкосновений с внутренней текстурой неизменного шлема они всегда становились более жесткими и приобретали какой-то особый ни с чем не сравнимый запах. До сих пор я не могу найти ему определения. Как не нахожу себе места, когда долго не ощущаю его. В последние годы я все больше полюбила с ним засыпать и улавливать сквозь безмятежности снов от волос Макса почти такой же. Я четко помню, как ощутила его, когда села рядом с ним на продавленный бак в одной ночной сорочке, и собственноручно сняла с него шлем. Это был тот самый раз, когда впервые среди ночи я не обнаружила его в постели, но уловив в темноте приглушенную работу двигателя, мне не составило особого труда понять, где его отыскать. Мы тогда долго просидели с работающим мотором, так и не проронив ни слова. Я – в легкой полупрозрачной тунике и ботах на босую ногу, он – мокрый, взъерошенный после усиленной тренировки, так некстати начавшегося ночного дождя и со щемящей тоской внутри. Я так и держала в одной руке его шлем, обвивая за торс ногами, он крепко прижимал меня, комкая сквозь перчатки тонкую ткань на спине складными и крепкими руками, и уткнулся лицом в плечо. Дождь к моменту моего прихода чуть ослабел, но не перестал. После десятиминутного пребывания под ним я вымокла насквозь. Физически мне было не очень приятно, морально – наплевать. Разодранная на части душа в моих руках была гораздо важнее.
– Ты захватишь этот мир, а я сделаю его лучше, – тихо заговорила я, когда он начал приходить в себя, а я окончательно продрогла.
Он ничего тогда не ответил, лишь прижал меня к себе еще сильнее и направил мотоцикл к гаражу, стараясь не давать мне почувствовать, как это недосказанное буквально душит его изнутри. А потом заставлял жадно и часто дышать, чтобы только не задохнуться от переполняющей нежности, когда он выносил меня на руках из ангара. Как он управлялся со мной среди плотно заставленного помещения в кромешной тьме, я не помню. Помню лишь, как край моей майки зацепился за внешнюю ручку двери и остался на ней, лишая меня большей части и без того немногочисленного одеяния. Добравшись, наконец, до постели, мы еще долго лежали молча, согревая друг друга. Я не видела его лица, но знала, что его глаза, как и мои сейчас не закрыты.
Фонарь отбрасывал на потолок дрожащую тень листвы. Быстрыми, длинными волнами дождь гулял по вершинам деревьев, бил по крыше и окнам – неугомонный, осенний. Казалось, спальня была наполнена невысказанными фразами и тревожной тишиной, как на мосту, который вот-вот рухнет. Но он не рухнул в ту ночь. Он выстоял.
Почти с прежней яркостью погружаясь в пережитые эмоции, я перевела взгляд на дверь ангара. Та самая ручка призывно сверкнула в первых лучах утреннего солнца. Я довольно прищурилась, не пытаясь противиться нарастающим мыслям, комкующим своим напором остатки сна. Раннее утро – самое время для их исполнения. Еще не жарко, еще не давит бетонная духота и не плавится под резиной асфальт. Мысли не стянуты насущными вопросами, не сдавливает лицо косметика и многозначительные «маски». Можно быть простой и покорной, а единственной причиной всех возникающих поступков служит естественное и чуть капризное «Хочу». Все женщины таковы в любом возрасте. Особенно, если любимы. И сейчас было самое время поддаться влиянию пола и покапризничать. Самое время – для ненавязчивой стант тренировки.
«Как понять, хорош мужчина или плох?», – думала я, разминаясь на невысоких подъемах. «Хороший делает хорошо, а плохой – плохо. Все логично…»
Постепенно увеличивая обороты из точки баланса, я уходила ногой в бугель.
«А если сначала делал хорошо, а потом плохо?»
Хонда рывком поддалась в стабильное положение «свечи», позволяя мне перейти во «фламинго».
«А если быть не может… Если это «если» все же произошло, значит случилось вполне предсказуемое. Значит, поведение одного где-то задело глубочайшие точки другого, или наоборот. Ведь, когда два человека углубляются в отношения, то в определенный момент они так или иначе нажимают на самые больные точки друг друга и вскрывают глубокие раны. Именно в этот момент мы начинаем видеть друг в друге монстра. А это признак хороших отношений, настоящих. Хотя рефлекторно, кажется, что верить больше нельзя, что нужно защищаться. Что снова ошибка в выборе того, кому случилось довериться, открыть самое хрупкое и самое нежное… и перед тобой словно в стоп-кадре предстает истинное лицо неистинного мужчины: оскорбителен, черств, безрассуден, эгоистичен и абсолютно категоричен в нежелании меняться ради отношений. Выходит, все это время он просто… играл? Да так, что сам Станиславский сказал бы: «Верю!». Но зачем?»
Вернув мотоцикл на две точки опоры, я снова вывела баланс корпуса на подножки и запрыгнула на бак.
«Да мало ли зачем… И где же искать эту истину?»
Снова рывок и подъем.
«Да, нигде! В себе – если хватит смелости. В зеркале все ответы. Там же и раздражитель эмоций, и здравомыслие, и силы, чтоб вовремя заткнуться, глубоко выдохнуть и не растрачивать свою энергию на ответную реакцию в попытке изменить другого человека. Ты, как женщина в свое время приняла решение, – с каким мужчиной идти по жизни. А он в свою очередь решил, что ему нужна – ТЫ. Значит, не играл. Значит, пришёл, чтоб остаться. А все эти «должен то, должен сё»… Да, никому, ничего он не должен. Если мужчина мудак, то он мудаком и умрет. А нет, то и без всякого "должен" остается мужчиной. Чувства – они же заранее не просчитываются. Поэтому куда важнее понимать, насколько комфортно с близким человеком. Что он – тот, на кого можно положиться, и не когда у него в голове правильно перемкнуло, а всегда. Что вы помогаете друг другу в сложные моменты жизни, вы делитесь радостью и печалью, победами и поражениями, мечтами и опасениями, что изучили друг друга вдоль и поперёк, – так, что понимать друг друга с полуслова. При этом постоянно уступали друг другу частички себя и продолжали принимать важные решения, способные изменить ваш текущий уклад жизни, как вместе, так и по отдельности. Понимание этого позволяет нашим отношениям продолжаться. А они по определению не должны быть сложными, если претендуют на долгосрок. Поэтому прежде чем впадать в стресс, когда близкий человек совершает какой-то дурацкий, нелогичный и странный, на ваш взгляд, поступок, попробуйте на секунду представить себя в его шкуре в тот момент. Каково это – быть им: жить в его теле, говорить его голосом, заниматься его делами, вырасти в такой семье и в таком городе, жить с вами… Примерьте что-то из его одежды, сядьте в его любимое кресло в его характерной позе, брызнитесь его парфюмом, налейте кофе в его чашку и задумайтесь. Возможно, таким образом, многое в его поведении вам станет гораздо ясней и логичнее. И очень возможно, после этого случится почти невозможное, – вы просто сядете и поговорите. Это сейчас редкость».
В тот день я проснулась поздно. Так долго я давно уже не спала. Он приготовил мне кофе в своей чашке и принес в спальню. Я встретила его прямым холодным взглядом из-за края одеяла. Он улыбнулся – я отвернулась и натянула одеяло на голову. Усевшись поближе, он принялся неуклюже допытываться, в чем дело, но когда мне это вконец надоело я резко села, натянула первую попавшуюся рубашку, сходила в ванную и снова залезла в постель. Смотреть на него я осознанно избегала, пока он ни сел в ногах и ни стал наблюдать, как я пью уже остывший кофе.
– Тебе ведь это нравится, – заговорила я, по-прежнему не встречаясь с ним взглядом. – Ты ведешь себя как гавнюк, жалуешься на непонимание, а в глубине души считаешь себя лучше всех.
Он злобно молчал, не сводя с меня глубинного взгляда, но так и не сдвинулся с места, а я, помедлив чуть дольше, чем нужно, продолжила: – Ты и есть лучше всех.
«Это в жизни мы делимся всех на праведников и подлецов. В любви же – все на одно лицо…», – невольно всплыла в голове цитата, и, уповая ее иронии, я прижала край чашки к губам, скрыв тем самым непроизвольно расползающуюся улыбку, и осознанно прикрыла глаза.
Он во всем был лучшим. Он им и оставался. В спорте, в упорности, в эмоциях. В своем безграничном цинизме, с тех самых секунд, когда мы впервые познакомились и, в абсолютном непонимании на тот момент, что быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся. Он тогда только-только отверг то, что ненавидел, а в противовес тому ничего пока не приобрел, хотя искал безудержно и неимоверно, боясь самому себе в этом признаться, потому и делал вид, что ничто в мире его внимания не заслуживает. Я же стояла перед ним, как на сквозняке приоткрытой двери, – вроде и манит податливостью, однако темнота за ней удерживает, чтобы войти. Так бы и простояла, наверное, если б в определенный момент, окончательно потеряв во всем происходящем смысл, ни вспомнила о существовании риска и чудодействия при его применении. Тогда-то эта дверь резко распахнулась наружу, чуть не сбив меня с ног силой удара и порывом встречного ветра. Сколько после было огня, сколько пожарищ, сколько эмоций… Но лучше сгореть, чем угаснуть, не так ли? Масла и топлива мы не жалели с обеих сторон, согревая, ослепляя и поражая зрелищностью искушенного зрителя. Но эмоции, как правило, проходят через какое-то время. Остается лишь то, что они сотворили…
…Я как сейчас помню шум бушующих трибун, орущий в рупор комментатор: Максим Гордеев. Москва. Россия.
Он был лучшим по западной Европе. В тот день об этом узнал весь мир.
Это стало возможным спустя год после открытия первой и единственной полноценной шоссейно-кольцевой трассы на территории России, удовлетворяющей всем без исключения требованиям по мировым меркам. Подмосковный "Стант-траил-трек" распахнул свои двери не только для профессионалов-гонщиков, но и спортсменов трюкового направления мотоспорта. Гоночная трасса протяженностью 5513 км с практическим отсутствием перепада высот, минимальным количеством быстрых поворотов, но с изобилием шпилек и прямых. Пять трибун вместимость более двухсот человек каждая, покрытие с высоким уровнем сцепления и профилированными поворотами, пит-стопы и контрольная телеметрия на ряду с площадкой для проведения этапов по стандрайдингу, включающую в себя возможность зимних тренировок. Замкнутая лесопарковая территория с естественными и искусственными препятствиями под мотокросс и площадка для мотофристайла, с уникальной в своем роде рампой для снегохода и квадроцикла и зоной приземления порядка 20 метров, позволяющей принять на себя четырех райдеров одновременно. Ангары для хранения мототехники, гостиничный комплекс с отдельными корпусами для спортсменов и гостей, сектора техобслуживания и лечебно-оздоровительного назначения. Тридцать именитых спонсоров, мощнейший информационный портал, партнерство с Роскомспорт и Мотоциклетной Федерацией и прямое покровительство политической партии. Сколько сил, времени и государственных средств было вбухано в этот проект! Сколько проведено мимо! И сколько бессонных ночей провели мы с ним в споре при выборе цветов для ребрендинга его прежнего логотипа. В спорах, к слову, Макс так же был неоспоримо лучшим. Всякий раз вступление с ним в полемику ассоциировалось для меня чем-то вроде входа в затяжной поворот на скорости 300 км/ч: чистейшие эмоции, удовольствие и вызов.
Все мы состоим из эмоций, все мы ищем эмоции, так или иначе. Вопрос только в выборе пути их получения. Гонщики же (мото спортсмены в принципе) совершают громадное количество вещей за очень короткое время. Они всегда лицом к лицу с опасностью, – все можем перестать существовать за долю секунды… Именно это делает их жизнь такой стремительной. Они живут в сумасшедшем ритме, порой просто не успевая понять, оценить и исправить сделанное. Им невероятно трудно оставаться правильными и уравновешенными и так легко совершать ошибки. Но жизнь без эмоций невероятно скучна. Она пуста, бессмысленна и никчемна. И есть множество чувств, которые способны испытать только они… Которые только они и могут подарить близким людям. Наверное, поэтому женщины всегда мучаются с такими, как они, но и жить без них уже не могут…
– Беда в том, что независимо от статуса, возраста и образа жизни, нам, женщинам, просто необходима вся эта романтическая дребедень: поэзия, страсть, отзывчивость, – я продолжила говорить, по-прежнему не вставая с постели, – в то время, как твой рацион всегда был не в пример грубее.
– Проза и просроченное лечо? – с нотками иронии предположил он.
– Это в лучшем случае, – бросила я и вновь отвернулась к окну, чтоб хоть ненадолго скрыть пробивающуюся сквозь завесу серьезности предательскую улыбку в тот момент, когда он почти бесшумно уселся рядом на безопасном расстоянии вытянутой руки и поправил сползшее с моих ног одеяло.
«Я никогда не ждала, что у красивого мужчины и душа будет красивая. Особенно, если он из категории людей – а-ля "ничьи": эдакие эгоистичные, самовлюбленные и горделивые одиночки. Они не ищут утешения ни в ком, – им так проще. От них исходит холод и одновременно притягательная сила. Их сложно понять, еще сложнее – чувствовать. И мне всегда была близка подобная отчужденность, ты теперь знаешь. Опасная притягательность на фоне добрых глаз и неотразимой улыбки. И потрепанность жизнью ровно настолько, чтобы непременно захотелось спасти…
И мне хотелось. Так уж вышло, что на пути осознанной самостоятельности, где личное и семейное счастье всегда виделось чем-то несоизмеримо бОльшим, нежели пятидневка в офисе, свадьба по залету, машина в кредит и авоськи из Ашана. Где все не так уж и просто, как кажется, но не в пример лучше, чем задыхаться с кем попало, ежедневно уверяя себя, что это и есть то самое чувство. Как вдруг мне захотелось нежности. Мне захотелось быть нужной. Важной. Необходимой. Так уж вышло… И возможно, бытующее мнение, что женщина должна испытывать непреодолимый порыв варить борщи, гладить рубашки и рожать детей, глядя на объект своего вожделения, совсем не лишено истины. Однако мое же подсознание, похоже, все это время настырно хранило в себе желание, – при виде своего мужчины, – прогревать ему мот, писать стихи и вваливать на заднем. Так уж вышло… что и в моей безрассудной кошачьей судьбе, где, казалось бы, не осталось места для постоянства, веры и верности, где все девять жизней – сама по себе, но в каждой из них всегда было место для нежности…
Мы так и сидели молча, будто ожидая чего-то. Я чувствовала себя как впервые, когда все либо вот-вот прекратится, либо дойдет до самого конца. Шевельнуться боялась. Просто, когда ты ни с чем не связана, только люди, которые тебе нравятся, люди, которых, несмотря ни на что, смогла полюбить, они-то и есть твоя последняя родина. Очень страшно в такие моменты оказаться вновь в невесомости, – очень страшно оторваться от себя самой…
Тишина тем временем все сильнее сковывала нас – меня, во всяком случае; словно соревнование – кто первый не выдержит и раскроет рот. Рука на одеяле: нагнись и дотронься. Но разве я могла упустить возможность воспользоваться ситуацией и нарочно не припирать его к стенке? Молчание – лишь способ выявить, кто сильнее, а тактика выжидания – всегда открывала свободный коридор в траектории «противника» на длительные дистанции.
Я посмотрела через плечо – робкий взгляд, – в нем вся правда о себе, о своей неприкаянности, и невероятной с ним схожести: несмотря на всю внешнюю независимость, ни он, ни я не могли без опоры. Всю жизнь мы осознанно стремилась это опровергнуть – и тем самым лишь подтверждали. И нет смысла читать мораль, – эта жизнь сводит людей с ума и накладывает отпечатки. Но все же, как удивительно, когда всего один человек, случайно пришедший в твою жизнь, может в корень ее изменить. Просто своим появляется в одночасье, как снег на голову он рушит всё, что окружало тебя до этого, причем рушит тем, что остается самим собой, таким, какой есть. И ты неминуемо и бесповоротно начинаешь любить его таким и в первые полторы секунды вашего общения принимаешь единственное женское в своей жизни решение – решение, с каким мужчиной идти по жизни. Каждая минута сверх этих первых полторы становится оброком, который не столь велик, если награда действительно того стоит. Да, и какие здесь вообще могут быть еще сомнения, когда после бурной ссоры тебе натягивают на плечи край одеяла, укрывая от порыва прохладного ветра с открытого тобой же окна?
«Обвинения вновь я с него все сниму
И расчищу от грязи дороги.
Но одной все равно с ним дорогой пойду,
Даже если переломаны ноги…»
Перелом тогда случился болезненный. Закрытый, в трех местах и за две недели до поездки Макса на соревнования. Полгода мне потребовалось на восстановление, еще почти столько же, чтоб вернуться к надлежащему уровню жизни и катания. Именно тогда после усмиренного эмоционального всплеска: «Зачем?» и «Для чего снова?», лежа в четырех белесых стенах с загипсованной ногой и наблюдая по экрану планшета с крахом провалившееся выступление Макса, а вслед за ним полнейшую просадку его бизнеса на фоне очередных экономическо-банковских реформ, в мой унылый и растекшийся от статичного полу горизонтального положения мозг каким-то образом заползла очередная бредовая мысль. Но, как известно, чем более сумасшедшей на первый взгляд выглядит новая идея, тем прибыльнее и грандиознее она в итоге может быть. И какой бы безнадегой ни казалось сиюминутное положение, важно помнить, что это еще далеко не конец, что рано или поздно все прояснится, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как тонкое кружево. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно. Будет. Обязательно будет. Но на тот момент было единственно понятным то, что после очередного хода цикличности любого бизнеса, школе возникла новая необходимость оттолкнуться от дна, чтоб просто остаться на плаву особенно в преддверии закрытия сезона. Так мы стали возить в холодные месяцы группы учеников на европейские треки. Мототуризм давно к тому времени набрал обороты и стал достаточно популярным, с одним лишь условием, что никто, кроме нашего учебного заведения не предоставлял делать это по всем направлениям мотоспорта. Уровень мастерства европейским райдеров далеко скрывался за горизонтом, и грех было ни перенять их азы, будучи в прямом к ним доступе с последующей адаптацией их на свою манеру езды. Так родились победы на заездах полупрофессионального и профессионального уровнях, а вместе с ними и мировая Мото звезда.
Максу тогда пришлось нелегко. Разрываясь между тренировками, организационными вопросами бизнеса и хромающей спутницей жизни, способной вести дела разве что дистанционно, он хоть и пытался держать себя в руках, срывался то и дело безбожно. И на мне в том числе. Осторожность и внимательность в наших взаимоотношениях била тогда все рекорды, – только бы не утонуть в раздражении, только бы не потерять их в отчужденности. Не легкое дело стать одною душою и одним телом. Но надо стараться. И не сдаваться, если знаешь ради чего. Даже если постоянная ноющая боль в ноге нервирует разум, а психозы близкого человека бьют все рекорды. Такие моменты самое время становиться еще нежнее. Теплота и ум, – наверное, свойства зрелости. Это в двадцать лет куда интересней быть бессердечной и легкомысленной, капризами вымогая желаемое, и воспринимать другого человека, как проблему, концентрируя его на том, насколько он несовершенен. И лишь со временем приходит понимание, что тот, кто тебе действительно нужен, на самом деле вообще не соответствует твоим понятиям. Нам ведь, женщинам, так свойственно быть падкими на романтичных мужчин… до тех пор, пока не понадобится реальная мужская хватка. А он стоит такой – слезинка в глазах, и руки из жопы.
Единственной романтикой между нами тогда были свечи и масло.... в его гараже хранения и обслуживания мототехники. И единственным связующим звеном, позволяющим до сих пор не послать друг друга ко всем чертям, – любовь. Любовь, прежде всего к тому, что мы делали. Все остальное было мелочью. И как, все-таки, приятно иногда осознавать приобретенную за всем этим мудрость, чтобы не обижаться по мелочам, и оставаться при этом все же слишком женщиной, чтобы их не замечать.
А не замечать приходилось многое. Оглядываясь вокруг, в последнее время то и дело приходишь в отчаяние. Или приходишь в отчаяние – и оглядываешься вокруг. В первом случае непроизвольно хочется наложить руки на собственное тело; во втором – на душу. И причиной тому служит, как правило, индивид, который настолько туп, что и сам даже не до конца ведает, что вытворяет. Смотришь на подобных и диву даешься, какими могут оказаться порой даже близкие, казалось бы, люди. И вдвойне – своей адекватности, так как именно этим людям по умолчанию отводилась если не основная, то далеко не побочная роль в комбинаторики тщательно выстроенного сценария. Но именно в такие моменты, когда, кажется, что партия проиграна, и все безнадежно упущено, – самое время садиться за игровой стол.