Господин Посредник

Две молодые служанки принесли завтрак, и Энгард тотчас же схватился за вино.

– Держись с ними построже, – сказал он, утолив жажду. – Девок тут хватает, можешь выбирать любую… сегодня меня не жди: сейчас я поеду домой отсыпаться, а вечером у меня очень важный ужин. Скорее всего, я появлюсь завтра утром.

– Хорошо, – улыбнулся в ответ я, – буду вести себя, как его величество в изгнании. Когда ты принесешь мне новости?

– Это зависит от целого ряда факторов. Могу обещать, что займусь этим делом со всей серьезностью. Ты пока отдыхай – здесь тихо и можно спокойно полечить нервы.

– С нервами у меня все в порядке. А вот со временем, кажется, похуже. Постарайся поспешить, хорошо?

* * *

К полудню небо немного посветлело, но с океана все еще наползали тяжелые грозовые тучи. Выкурив третью по счету трубку, я выбрался из тяжелого, пахнущего чем-то затхлым кресла и положил на стол роскошно иллюстрированный том хроник времен короля Рокаэля VIII – меня утомили бесконечные морские битвы и подвиги великолепных пеллийских рыцарей в сверкающих позолотой доспехах. На столешнице лежал небольшой серебряный колокольчик: я встряхнул его, он издал переливчатый звон, и через пару минут в библиотеку вбежала хорошенькая девочка в довольно откровенном розовом платье. Несколько секунд я смотрел на ее стройные длинные ножки, потом принялся шарить в кармане камзола.

– Мне нужен плащ, – сказал я, вытаскивая небольшой кошелек, в котором лежал десяток золотых червонцев, – и шляпа, такая, по морской моде, с широкими полями и пряжкой вот здесь, на тулье.

– Я поняла, мой господин, – склонилась девочка, и ее лапка с накрашенными ногтями цепко схватила мой кошель.

– Часа хватит?

– Меньше… как будет угодно моему господину.

– Сдачу принесешь.

Она пискнула в ответ и испарилась. Я поставил хроники Рокаэля на место и выдернул с одной из нижних полок толстый фолиант под названием «Поиск в южных морях». С титульного листа на меня сурово глянул похожий на сыча дядька с трубкой в зубах, до самых глаз заросший бородой. Автор оказался королевским адмиралом, который несколько лет исследовал далекие южные моря, бродил по диким джунглям в поисках золота и в конечном итоге, изрядно разбогатев на камешках, решил написать сей увесистый труд. Читать, правда, было трудновато – адмирал отличался непомерной набожностью, и приблизительно треть текста занимали его воспоминания о том, как он молился – и там, и сям… складывалось ощущение, что его «поиск» являлся обычным паломничеством спятившего святоши – без молитвы этот храбрец и на горшок не садился.

Где-то с полчаса я бездумно листал книгу, разглядывая гравюры и иногда пробегая глазами по тексту. В дверь неожиданно поскреблись. Моя правая рука привычно скользнула к висевшей на поясе кобуре, но ничего похожего на опасность я не дождался – в библиотеку тихо проскользнула та самая розовая девочка. В руках она держала круглую картонную коробку и сверток.

– Заказ моего господина…

Я положил в ее ладошку заранее приготовленную монету, спрятал в карман отощавший кошелек и разорвал ленту на картонке. Шляпа была хороша, мне давно хотелось иметь именно такую, но все как-то не доходили руки. Плащ – с капюшоном и полудюжиной широких воротников – оказался мне точно по росту, вот только рукава были чуть коротки, но в принципе это не должно было бросаться в глаза. Я накинул его на плечи, отыскал в кармане камзола тонкие летние перчатки, нахлобучил шляпу и вышел. Ключ мягко щелкнул в хорошо смазанном замке.

В холле мне встретилась все та же девица: вероятно, сегодня она была на вахте.

– Передашь госпоже, что я отправился на прогулку, – бросил я через плечо. – И пусть к четырем часам мне зажарят цыпленка с пряностями.

Наверное, я выглядел чрезвычайно сурово. Слуга распахнул передо мной калитку, и я, поглубже натянув свою широкополую шляпу, шагнул в узкий тихий переулок. Вскоре я оказался возле небольшого аккуратного храма, посвященного одному из сонмища пеллийских богов. Я постоял среди его узких витых колонн, раскурил трубку и двинулся дальше. Нос почему-то упрямо тащил меня к морю.

Городишко кончился совершенно внезапно – только что еще я слышал приглушенное кудахтанье кур, тарахтенье тележек торговцев и ремесленников, и вот – последний квартал остался за моей спиной. Я стоял на ровной, хорошо раскатанной грунтовой дороге, которая вела к недалеким холмам, поросшим густым кустарником. Море было где-то там, я уже слышал тихий плеск волны. Взобравшись на холм, я вдруг замер от неожиданности.

До линии прибоя оставалось где-то с четверть мили – а по правую руку, чуть ниже, находилось довольно большое кладбище, за которым, среди деревьев, виднелась одинокая башенка какого-то храма. Это зрелище настолько поразило меня, что какое-то время я просто стоял, попыхивая трубкой, и разглядывал сотни хаотично разбросанных среди травы надгробий: то совсем покосившихся, то, наоборот, потемневших от близости океана, но все же гордо сопротивляющихся времени. Мне показалось, что неподалеку от храма я вижу чью-то фигуру. Мои глаза уже успели привыкнуть к расстояниям моря, но тем не менее из-за деревьев я не мог различить, мужчина это или женщина: мне потребовалась бы оптика, которой у меня с собой не было.

К кладбищу вела узкая тропка. Поругивая свои морские сапоги на высоком каблуке, я спустился по скользкой тропе вниз и зашагал к храму. Теперь он стал казаться чуть побольше, чем виделось издалека. К башне был пристроен придел, возможно, служивший жилищем для жрецов, за ним виднелись еще какие-то небольшие постройки. Я неторопливо пробирался меж старых могил и пытался прикинуть, какому божеству может быть посвящен этот кладбищенский храм. Богине смерти Коор-Алли? Вряд ли, пеллийцы идут к ней в совершенно других случаях. В принципе тут может быть любое божество, кроме, конечно, сугубо бытовых, типа божка, отвечающего за плодородие скота и урожай пшеницы.

Тоненькая фигурка в сером плаще неожиданно вынырнула из-за деревьев, и я с удивлением разглядел молодую девушку. Из-под капюшона, кокетливо оттененные прядью вьющихся черных волос, блеснули большие темные глаза. Она ждала, когда я подойду, и я не без труда подавил в себе невесть откуда взявшееся чувство неловкости.

– Что будет угодно моему господину? Господин желает воскурить в память ушедших?

Голос был чист и полон звенящего, чарующего своеобразия – в нем, казалось, жили своей жизнью какие-то неведомые мне струны, напевающие нежные и в то же время задорные мелодии. Я остановился и посмотрел на девушку внимательнее. У нее были чудесные полные губы, длинный с горбинкой нос и нетипично высокие скулы. В глазах посверкивала настороженность; я снял шляпу и поклонился.

– Сказать по совести, я даже не знаю, какому из богов служат в этом храме.

– О… – она, кажется, растерялась. – Но ведь это храм Ни-Эшер!

Ни-Эшер? Проклятие, кто же это? Ах вот, вспомнил… как странно – «молодая» богиня, являющаяся одним из воплощений неразделенной любви – и здесь, на кладбище? Воистину у этих пеллийцев странные представления о религии.

Собственно, все это вообще непонятно – как богиня может представлять собой неразделенную любовь? Но память услужливо выбросила мне именно эти сведения, вычитанные когда-то в одной из религиозно-философских книг. Святые и грешники, нужно было читать ее глазами, а не задницей!..

– Видите ли, я прибыл издалека и не слишком хорошо ориентируюсь в местных э-э… храмах.

– Вот как? – Она, кажется, была рада неожиданному гостю. – Тогда позвольте мне пригласить вас… я угощу вас подогретым вином, и вы осмотрите наши маленькие алтари.

Где-то над океаном раскатисто громыхнуло, и я понял, что с минуты на минуту может начаться дождь.

– Меня зовут Маттер, – поклонился я, – князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар.

– Айрис, – представилась девушка, – я служу в этом храме. Идемте.

Она разговаривала со мной просто, без нелепого в данном случае почтения и без намека на какую-либо неловкость. «Наверное, – подумал я, шагая по высокой траве, – этот храм не очень-то жалуют местные молельщики, и молодая жрица просто пухнет от тоски. Интересно, на что она существует?»

В приделе жарко горела небольшая печка. Я послушно сел на указанный мне стул и принялся осматриваться. Да уж, столичной роскошью тут и не пахло. Но в то же время откровенной нищеты, вполне ожидаемой в этаком захолустье, я тоже не заметил. Отбросив на спину капюшон, жрица захлопотала над печью, ставя греться кувшинчик с вином, – я с удивлением увидел курчавую шапку непослушных черных волос, совершенно нехарактерную для пеллиицев; она выглядела довольно чужеродно, но я, разумеется, не решился бы тревожить духовную особу бестактными вопросами о ее происхождении.

Девушка выложила на чисто выскобленный стол свежие сладкие сыры и тарелочку пшеничных лепешек.

– Я угощу вас чудным белым флего, – сказала она, снимая с огня кувшин, – его на днях доставили из столицы. Вам нравится флего, князь?

– М-м, да, – отозвался я, разглядывая украшавший стену гобелен, на котором белокурый юноша в расстегнутом панцире втыкал в свою грудь здоровенный кинжал, а у его ног, полуобняв закованные в металл колени, умирала залитая кровью девушка. – Странная у вас тематика…

– Что же тут странного? – Айрис разлила вино по высоким бокалам и села напротив меня. – Ведь на моем кладбище хоронят людей, покончивших с собой под влиянием страсти.

– О, – только и смог выдавить я.

Вот тебе и Ни-Эшер. Все сразу встало на свои места. Здесь хоронят столичных хлыщей и их подружек, свихнувшихся от обилия чувств! Милый повод для самоубийства. А родня покойных, конечно, жертвует и на храм. Странно только, что тут так мало свежих могил – наверное, мода поменялась…

Желтоватое вино сильно отдавало пряностями, но я не мог не согласиться с выбором сыров, – после моих скитаний я вдруг с изумлением почувствовал себя уютно и спокойно, так, словно ветер вернул меня домой. Губы юной жрицы тронула мягкая улыбка. Она подлила в мой бокал и произнесла своим чарующим голосом:

– Вам не стоит стесняться, князь. Буря начнется не раньше чем через час.

– Да, – отозвался я, словно очнувшись от дремы. – Впрочем, мне еще не приходилось видеть кладбища, освященные именем Ни-Эшер. У нас на юге это, кажется, не в ходу.

Айрис усмехнулась и отвела глаза в сторону.

– Множество столичных родов, – сказала она, – враждовало в течение столетий…

– Я понимаю, – хмыкнул в ответ я. – Но вражда не отменяла любви – так?

– Увы.

«К счастью, – вдруг подумал я, – мой род не относится к разряду пеллийских придворных. Хотя не исключено, что и это не спасет меня от крови. Будь она проклята!»

Сильный порыв ветра зашуршал деревьями, и я заметил, как девушка зябко передернула худыми плечами.

– Наверное, вам бывает здесь одиноко? – спросил я.

– Нет, что вы! Я… давно привыкла…

– Трудновато привыкнуть к обществу покойников.

– Тогда, когда они не являются частью ваших обетов…

Я одним глотком допил флего и поднялся, запахивая на себе плащ.

– Простите меня, но… я должен идти. Если вы не будете возражать, я хотел бы посетить ваш храм в другой раз. Может быть, в тот день будет светить яркое солнце?

Она встала, провожая меня: слабая улыбка тронула полные губы, но юная жрица тотчас же спрятала глаза и ответила мне ровным любезным голосом:

– Я всегда буду рада вашему обществу, князь.

«Не одиноко тебе, как же, – с непонятным раздражением думал я, идя по тропинке к городу, – да вот только…»

В чем заключается это «только», я еще не знал, но огромные темные глаза, блеснувшие из-под капюшона, не отпускали меня ни на секунду. Я брел, вслушиваясь в завывания ветра, и гнал от себя странное наваждение. Молодая жрица на кладбище… ну и бред! На кладбище чужой любви – святые и грешники, чего только не увидишь в этом огромном мире. Мой хронометр показывал половину четвертого: я представил себе запеченного, с ароматной корочкой цыпленка и облизнулся.

Глава 3

Энгард приехал незадолго до полудня: снизу, из холла, донесся его резкий голос, отдающий приказания женщинам, и я не без волнения отбросил в сторону кожаный фолиант, который держал в руках.

– Отвратительная погода! – рявкнул Дериц, ворвавшись в библиотеку. – Два дождливых дня подряд – для меня это, пожалуй, слишком.

Он швырнул на кресло свою шляпу и прошелся по комнате, нервно срывая с рук тонкие кожаные перчатки. В библиотеке появилась очередная юная особа с подносом, уставленным винами. Дождавшись, когда она опустит свою драгоценную ношу на стол, Энгард отослал девушку коротким взмахом ладони и тотчас же потянулся к одному из кувшинчиков.

– Скоро я превращусь в портового пьяницу, – мрачно сообщил он мне.

Я поглядел, как искрящаяся вишневая струйка бежит в объятия золотого бокала, и хмыкнул:

– Ты, кажется, чем-то встревожен?

– А ты, кажется, ждешь от меня новостей? Новостей пока никаких… ровным счетом никаких. Но сегодня вечером мне потребуются от тебя кое-какие услуги.

– Ты всегда можешь располагать мною, как пожелаешь, – улыбнулся я, скрывая облегченный вздох: мне отчего-то почудилось, что Дериц принес с собой неприятные сюрпризы. Отсутствие новостей показалось мне не самым худшим вариантом – по крайней мере, сегодня, когда за окнами усадьбы нудно шелестит мелкий серый дождь и солнце кажется чем-то ужасно далеким.

– Я, кажется, чуть не вляпался в одну довольно забавную историю, – произнес Энгард, сделав небольшой глоток. – Впрочем, все еще впереди… слушай, ты умеешь играть в ло?

– Совсем чуть-чуть. Я вообще не очень-то азартен к игре. Ты хочешь бросить фишки?

– Фишки будешь бросать ты. Сегодня вечером мы отправимся в один хитрый бордель, где тебе, чтобы не упражняться с девками, придется сыграть парочку партий. Проиграешь полсотни и уйдешь… главное – что ты там услышишь.

– А ты? – прищурился я, ощущая, как привычно холодеет спина.

– А я буду ждать тебя неподалеку. Мне, видишь ли, появляться там нельзя ни в коем случае. Ты хорошо фехтуешь после выпивки?

– Я вообще фехтую весьма средне. По крайней мере, не настолько хорошо, чтобы меня можно было воспринимать как серьезного противника – к тому же у меня совсем не пеллийская манера фехтования… Со стрельбой у меня отношения более теплые. А что, мне придется еще и драться?

– Не исключено: потасовки у них там каждый вечер, так что держи нос по ветру. Если начнется драка – выхватывай свой палаш и беги сломя голову. Получить стулом по башке у них не сложнее, чем заказать себе пива.

– Интересный бордель. А Стража куда смотрит?

– А Стража, – скривился Энгард, – смотрит в задницу. Не переживай, в столице тоже хватает мест, где эта сволочь имеет бесплатный стол…

…С наступлением сумерек дождь почти прекратился. Карета, плавно покачиваясь, мчалась в сторону столицы, а я в последний раз прокручивал в голове полученные от своего приятеля инструкции. Мы молчали. Энгард полулежал на широком кожаном диване, прикрыв глаза, и не подавал ни малейших признаков жизни. По его распоряжению для меня подобрали крикливо-роскошный, но изрядно поношенный плащ и камзол мерзкого ящеричного цвета, с которым весьма гармонировали широченные бархатные штаны, заправленные в короткие сапожки для верховой езды. Глядя на них, я всякий раз испытывал острый приступ морской болезни, но деваться было некуда: по словам моего многоопытного друга, именно так следовало выглядеть юному провинциальному повесе, прибывшему в столицу на поиски жирного куска.

– Вообще, старайся выглядеть повульгарнее, – произнес неожиданно Дериц, не открывая глаз. – Ты у нас невыносимо сдержанный да мудрый, ну так попытайся стать полной противоположностью себе самому. Мой славный внутренний голос говорит мне, что ты справишься.

– У меня уже есть кое-какой опыт, – хихикнул я, вспоминая, как мы с Теллой получали в банке мешки с золотишком…

– Я буду ждать сразу за углом, – перебил Энгард, не обратив на мои слова ни малейшего внимания. – Хоть до утра: главное, чтобы ты услышал…

– А если я не услышу вообще ничего?

Он махнул рукой и вытащил из кармана трубку.

– Услышишь…

Дверь под большим красным фонарем я увидел сразу же, едва повернул налево от грязноватой круглой площади. Карета Дерица осталась там, сзади, полускрытая небольшим двориком с давно высохшим фонтаном. Мутные, наполовину зашторенные окна первого этажа маслянисто светились желтым. Я постоял, раскуривая свою трубку и глядя на давно облупившийся черный лак, покрывавший в древности резную дубовую дверь, и решительно взялся за медную ручку.

На меня пахнуло теплом и уютной смесью из дыма множества трубок и ароматов жаркого. Сбив свою шляпу на затылок, я вразвалку приблизился к солидной стойке, занимавшей почти половину противоположной от входа стены. На высоких табуретах, попыхивая трубками, сидели двое: седой дядька, очень похожий на солидного моряка, и вертлявый хлыщ в зеленой шляпе и длинном неряшливом плаще. Еще несколько человек тискали за столиками хихикающих красавиц. Судя по виду прелестниц, заведение было не из худших; впрочем, это наблюдение не имело для меня никакого значения – тех, кто был мне нужен, в зале пока не наблюдалось.

Я уселся неподалеку от моряка и поднял глаза на виночерпия. Его великолепно отполированная лысина сверкала в ярком свете множества газовых рожков, вделанных в стену.

– Рому! – потребовал я, утрируя южный выговор. – И чего-нибудь пожрать, э?

– Рекомендую вареный окорок, – хозяин стойки многозначительно приподнял указательный палец, – если, конечно, молодой господин знает толк в столичных окороках.

– Еще чего! – фыркнул я. – Давайте сюда ваш окорок, милейший. Увидите, я разделаюсь с ним не хуже, чем акула.

Моряк едва заметно улыбнулся.

– Сегодня будет сыроватая ночь, – сказал он человеку в зеленой шляпе.

Тот кивнул, и я увидел его глаза – хитрые, прищуренные серые глаза, стремительно ощупавшие меня до самых костей и вспыхнувшие короткими огоньками удовлетворения.

Виночерпий поставил передо мной бокал и брякнул на стойку большущую тарелку с горячей свининой, утопавшей в разнообразной зелени. Что мне всегда нравилось в традиционной пеллийской кухне – так это внимание к травкам и соусам. Даже абсолютно постный кусок говядины, поданный в пеллийской традиции, покажется вам настоящим фейерверком ароматов. О вкусе и послевкусиях и говорить не хочется… я всегда считал, что мир потерял во мне великого гурмана. Что толку быть обжорой, если боги не одарили меня талантом написать об этом книгу!

– Молодой господин прибыл с визитом? – участливо поинтересовался виночерпий, глядя, как я орудую вилкой.

– А? Да нет… ну, то есть я пока не знаю, – хохотнул я. – Если найдется тут порядочная скромная девушка за разумные деньги… вообще, я просто хочу провести немного времени, э?

– Как вам ром? – виночерпий подмигнул обладателю зеленой шляпы, и я моментально сообразил, что будет дальше.

– Ром? – я рыгнул и вытер губы носовым платком, торчавшим из манжеты. – Ром… ничего, не столь уж и плох.

– Возможно, молодому господину будет угодно испытать судьбу в игре? – вкрадчиво зашевелился человек в зеленой шляпе. – У нас есть э-ээ… фишки.

«Спешишь, – злорадно подумал я, прикладываясь к бокалу, – переигрываешь. Потому и сидишь здесь, в вонючей дыре, а мог бы… а впрочем, что бы ты мог? Поглядим…»

– Что ж, – я с важным видом отставил пустую тарелку и засунул руку в карман, чтобы позвенеть монетами, – можно и поставить.

– У нас играют по серебряному «птенчику», – оживился игрок, – а то и интерес не тот.

– Отлично, – кивнул я, – ставка благородная.

Я бросил на стол пару золотых орлов, подразумевая, что готов поставить на четыре партии вперед. Мой партнер деланно сконфузился и выволок из недр своего плаща четыре серебряные монетки. Следом в его руках возникла небольшая плоская коробочка. Моряк встал и переместился вправо, освобождая нам место для игры.

Виночерпий сочувственно подлил мне рому.

Бросать фишки я не умел, поэтому первый бросок выпал ходом противника, чем он и воспользовался.

Полчаса спустя я выиграл два орла и тут же спустил один из них. Игра, разумеется, меня не занимала – я попивал ром, оказавшийся на диво приличным, и с нетерпением ждал тех, кто так интересовал Дерица.

Один из них появился тогда, когда карманы моего партнера потяжелели уже на пять золотых и в его глазах появился совершенно постыдный хищный блеск, сразу выдававший в нем мошенника куриного полета. Фишки были подрезаны – впрочем, меня это не волновало: в зал стремительно вошел высокий, тощий, как мачта, тип в короткой темно-красной куртке, обрезанных полусапожках и мятой широкополой шляпе какого-то непонятно бурого цвета. Его широкие кожаные штаны были забрызганы жидкой грязью до колен, из чего я сделал вывод, что он недавно путешествовал под дождем по прибрежным тропам. На поясе у нового гостя висела кобура со старомодным двухствольным пистолетом и длинный кинжал в простых, лишенных украшений ножнах.

Он стрельнул по залу напряженным взглядом больших, чуть навыкате, серых глаз и осторожно, будто боясь раздавить его, опустился на стул подле углового столика. Швырнув фишки – ход наконец-то перешел ко мне, – я машинально отметил выпавшую комбинацию и еще раз осторожно всмотрелся в остроскулое, какое-то костистое лицо человека с кинжалом. Внешность у него была вполне запоминающаяся в основном благодаря густым бровям и длинному, печально обвисшему носу, превращавшему лицо в маску застывшей театральной грусти.

К моей радости, слышимость в зале была превосходная – когда к гостю подбежала сочная девица в передничке, я отчетливо расслышал, как он негромко заказывает вина и какое-то незнакомое мне блюдо из фасоли.

Как ни странно, через пять минут я отыграл аж два орла, чем удивительно расстроил своего партнера. Его подрезанные фишки стоимостью в полгода королевской каторги упорно ложились в мою пользу. Я подбросил на ладони затертые монеты, спросил еще рюмочку рому и потянулся в карман за зельем, намереваясь набить трубку, – и тут дверь шумно растворилась.

Их было двое, хотя я ждал одного, того, что походил на ярмарочного борца, приземистого и широкого, как баржа. Бриджи чуть ли не лопались на его могучих ляжках, на плечи была накинута нарочито просторная куртка, под которой, как мне показалось, находилась пара таких же, как и у меня, многозарядных пистолетов.

Второй, хмурый человек с землистым лицом, был одет в потертый кожаный плащ, частично скрывавший его фигуру, и беспрестанно жевал длинный мундштук своей тоненькой трубочки, которая совершала сложные круговые движения перед его подбородком. Они молча уселись за столик к длинному, и крепыш резко щелкнул пальцами, подзывая официантку.

Я неторопливо заряжал в трубку зелье.

Мой партнер с искренним удивлением разглядывал свои собственные фишки, желая выяснить, отчего им вдруг вздумалось перечить хозяину.

Мой новый бросок был неудачен, и ход перешел к нему. Я витиевато выругался. Девица в белом переднике принялась заставлять угловой столик тарелками и кувшинчиками.

– Мордир не приедет, – неожиданно донесся до меня голос.

Я аккуратно скосил глаза: говорил человек в кожаном плаще, напоминающий застарелого покойника. Правда, голос у него был молодой и звонкий…

– Почему? – хрипло удивилась мачта с кинжалом.

– Застрял с товаром на острове Таэр. Был шторм, его старый «Кинн» потерял фок-мачту… он опоздает, даже если пересядет на другое судно – а ты знаешь, что с брига его не вытащишь и когтями. Пока «Кинн» не отремонтируют, нам его не дождаться.

– Значит, действовать нужно срочно… – задумчиво произнес длинный и с шумом влил в себя содержимое стоявшего перед ним черного кувшина.

Я почувствовал дикую жажду. Как назло, ход вновь перешел ко мне, я бросил наугад и выругался уже всерьез: фишки выдали мне три поворота, предвещавших выигрышную позицию.

Игрок в зеленой шляпе тихонько застонал, но ни малейшей жалости к нему я сейчас не испытывал.

– Партия, – сообщил ему я, машинально придвигая к себе очередного серебряного «птенчика». – Милейший, дайте-ка мне винца. Ваш ром превосходен, но от него, ей же ей, сушит в глотке.

– Могу заверить, что морскую воду мы в него не льем, – полушутя отозвался виночерпий, ставя передо мной узкий кувшинчик.

В зале неожиданно появились новые посетители – компания шумных юнцов совершенно бандитского вида, с ходу затребовавшая девок и море вина.

– Фолаар, – я изо всех сил навострил уши, – сегодня будет ждать своего личного стряпчего в доме на болотах, – это говорил длинный, – но тот задержится у него недолго. Место, сами понимаете, тихое…

– Очень рискованно, – возразил трупоподобный, исторгая к потолку струю синего дыма.

– Место, повторяю, тихое… – другого случая просто не будет. А времени у нас уже нет. Если бы идиот Мордир не стал возиться со своей сраной мачтой, мы решили бы дело всухую. Но теперь уже – все, иначе нам всем дрова. Вы понимаете это?

Мне выпал правый поворот. Партию еще можно было спасти, но я не стал этого делать. Мой грустный мошенник повеселел, как дитя.

– А почему я тебя тут раньше не видел, а? – визгливо прозвучал чей-то пьяный голос.

Я обернулся. Над столиком моих подопечных горой возвышался широкоплечий юноша из той компании, что расселась с девками посреди зала. Судя по его виду, у него страшно чесалась физиономия. То ли он был откровенно глуп, то ли слишком пьян – я, например, вряд ли решился бы приставать к людям с такими серьезными и мрачными лицами.

– Ты кто? – устало поинтересовался крепыш.

– Я? – искренне изумился тот – за его столиком оглушительно заржали. – Я Борро Рыжий, слышал про такого?

– Что-то и я тебя раньше не видал. Иди развлекайся, парень. Иди…

В словах крепыша прозвучала такая убедительность, что господин Борро неожиданно резво выпустил пар и вернулся к своим. Я пропустил ход, передал фишки партнеру и принялся за вино.

– Значит, сегодня, – задумчиво произнес человек в плаще. – После полуночи?

– Не раньше. Если в доме будет гореть свет – а он будет гореть почти наверняка, – это еще ничего не значит. Фолаар почти всегда работает с бумагами до самого рассвета, а потом все утро отсыпается.

– Так, может, утром?

– Нет! Никакой гарантии – не исключено ведь, что с утра ему придется ехать в коллегию. Тогда мы потеряем все на свете, ты понимаешь?

– Чертов Мордир! Но почему ты так уверен, что послезавтра или, скажем, через три-четыре дня уже будет поздно?

– Потому что…

Слов носатого я не расслышал – его грубо перебили. Господин Борро, неожиданно придя к некоему решению, вскочил на ноги, буквально выдернув из-под своей увесистой задницы стул – и с ужасным грохотом обрушил его на столик, за которым сидели заговорщики. Точнее говоря, целил-то он в затылок крепышу, но тот, очевидно, обладал развитым чувством опасности. В последний миг он качнулся в сторону, и стул жахнул о столешницу, переворачивая стол и сметая на пол уже полупустые тарелки и кувшины.

– Начинается! – завопил виночерпий, ныряя под стойку.

Секунду спустя падать – на пол, разумеется, – пришлось и мне, ибо в пальце от моей головы пролетел увесистый глиняный кувшин, сокрушивший сразу несколько разномастных бутылей за стойкой. Помня о совете Энгарда, я выхватил свой узкий нездешний меч и, не обращая никакого внимания на оставшиеся на стойке деньги – а оставалось там порядочно, – развернулся к залу. В это мгновение кто-то резко дернул меня за рукав.

То был моряк.

– Дверь за стойкой! – прокричал он мне в самое ухо.

Но быстро уйти нам не дали. Прежде чем я вспрыгнул на табурет, на меня едва не навалился какой-то парень с длинной гладкой палкой в руке. Судя по тому, как он разнес ею свободный столик, в палке был свинец. Но у меня в руке был меч, и я еще помнил кое-какие уроки своего наставника Камора. Я не стал выворачивать дубинку из его кисти, хотя видел, что мог бы это сделать, – я плашмя ударил его по запястью, и он с визгом рухнул на пол. Идиот! На его месте я возблагодарил бы богов, что меч не провернулся в моей ладони, а то он остался бы калекой.

Мои приятели-заговорщики тем временем резво орудовали стульями, не прибегая к помощи оружия. Я видел, что они, трезво оценивая ситуацию, стремятся пробиться к выходу, и понимал, что им это вот-вот удастся, несмотря на огромный численный перевес нападавшей партии. Раз так, следовало испаряться и мне.

Я сжал в свободной ладони золотую монету и просочился через неприметную дверь: она вывела меня в кухню.

– Спокойной ночи! – крикнул я, швырнув монету виночерпию, который вооружал поваров какими-то баграми, срывая их со стенных крючьев. – Где тут выход?

– Там, – мрачно махнул он рукой.

Темные дворики вывели меня на площадь. Карета Энгарда Дерица все так же недвижно стояла возле высохшего фонтанчика, на ее мокром кожаном боку посверкивали отблески желтых уличных фонарей.

– Ну? – вскинулся Энни, едва я распахнул дверцу.

– Они идут грабить некоего Фолаара, – сообщил я, устраиваясь рядом с ним. – Сегодня, после полуночи, в доме на болотах.

– Грабить?! – Дериц выпучил глаза. – Ты уверен? Ты не мог ослышаться?

– По крайней мере, я так думаю. Дело в том, что господин Мордир умудрился сломать мачту и теперь засел с товаром на острове Таэр. А они этим чертовски обеспокоены…

После того как я подробнейшим образом изложил Энгарду все услышанное мною в борделе, он впал в состояние оцепенения. Впрочем, длилось оно не более трех моих глотков.

– Значит, бумаги нужны им до зарезу, да еще и прямо сейчас, – наконец сказал он. – Следует выяснить, однако, для чего такая спешка. Фолаар может и не отдать их в кредит…

– Ну, тогда они его зарежут, – фыркнул я.

– Ты считаешь, что так просто зарезать господина королевского дознавателя? – сверкнул глазами Энгард.

– Но помилуй! – рявкнул в ответ я. – Я что, в курсе, кто он?.. Ты разве говоришь мне хоть что-нибудь? Дознаватель, стражник, стряпчий… я едва не получил по башке свинцовой дубиной – не зная, за что! Есть на свете справедливость, нет?

– Ты все узнаешь, – хохотнул Дериц. – Клянусь тебе… а что, была драка?

– Еще какая! Хорошо, что ты предупредил заранее.

– Ладно! – Энгард хлопнул меня по колену и примиряюще улыбнулся:

– Сейчас мы поедем в приличное место поужинать, а ближе к полуночи примемся за дело. До болот нам недалеко.

* * *

– Я начну издалека, – сообщил мне Энгард, пошевеливая носом над горшочком с рыбным филе, протушенным в грибном соусе, – с того, что господин королевский дознаватель Фолаар отличается совершенно непомерным для своего ранга тщеславием, а также любопытством. Кстати, кухня здесь, поверь мне, весьма недурна…

Я кивнул и нетерпеливо дзинькнул ногтем по тонкому стеклянному бокалу, стоявшему передо мной.

– Да, – продолжал мой приятель, – Фолаар… Фолаар, понимаешь ли, умудрился по уши влезть в одно жутко неприятное дело, в котором был замешан некий принц королевского дома. А наш государь, чтоб ты знал, очень не поощряет любые расследования, так или иначе затрагивающие весь тот м-м… бардак, что творится за золочеными воротами дворцового Града.