004
ОтложитьЧитал
– А если сама паства оставит вас?..
Епископ вздохнул:
– Я согласен с вами. Храмы посещаются меньше. Но, как сказано в Писании, «где один или два собраны во имя мое, там и я посреди них».
– В «ковчеге» будет двадцать человек. А когда мы высадимся на какую-нибудь планету, на Марс или Венеру, вы возьмете на себя роль апостола, возвещающего учение Христа марсианам или просвещающего светом Евангелия жителей Венеры. Подумайте только, вы первый, который явится с проповедью христианства на другие планеты Солнечной системы! И, быть может, сам Бог избирает вас для этой миссии.
– Всемогущий Господь, если найдет нужным, может сделать это и иным образом. Но не будем касаться столь важных богословских вопросов, – отвечал епископ.
– Хорошо, – продолжал Пинч, – допустим, вы откажетесь лететь, несмотря на настоятельное желание леди Хинтон, которая не мыслит полета без вас. «Врач духовный, – говорит она, – столь же необходим, как и врач телесный. Кто будет давать мне советы, направлять на стезю добродетели? Кто совершит обряд бракосочетания леди Эллен с лордом Генри Блоттоном? Кто будет крестить родившихся детей, кто похоронит меня, если я умру?» Допустим, вы не послушаетесь этих доводов и останетесь. Что ждет вас здесь? Быть может, мученическая кончина…
– Я готов принять венец мученика, – сказал епископ, поднимая глаза к небу. – Но «да минет меня чаша сия», – прошептал он про себя.
– Оставаться на Земле, особенно в вашем сане, – не унимался Пинч, – крайне опасно. В стране напряженное положение. Она уже накануне революции, на это нечего закрывать глаза. – Пинч, соскользнув на край кресла, продолжал конфиденциальным тоном: – Леди Хинтон получила самые достоверные известия из высших сфер, что падение власти ожидается со дня на день. Мы не в силах бороться. Нельзя медлить.
Епископ почувствовал, что пот покрывает его лоб и холод пробегает по широкой спине.
– Я готов ко всему, – сказал он.
Пинч откланялся и вышел.
Мысль о миссионерской деятельности занимала епископа. Он не верил в существование марсиан, но на новой планете он был бы среди земных поселенцев настоящим папой – наместником Христа. А разве без христианства, вообще без религии можно поддерживать общественный строй, который обеспечивал и ему, и его «овцам», подобным леди Хинтон, их привилегированное положение? Но не только эта «высокая миссия апостола» заставила его решиться участвовать в полете. Епископ был напуган быстро развивающимися событиями не меньше Шнирера и других. Если революция победит, при его сане ему придется туго. Тем более… пожалуй, этих проповедей не нужно было говорить… А составленная им молитва о скорейшей гибели коммунизма? Она даже, говорят, была с соответствующими комментариями напечатана в их газетах… Нет, бежать, бежать… И он с усердием начал отбирать книги духовного содержания из своей довольно большой библиотеки. Он сложил на столе уже несколько больших книг, когда затрещал телефон.
– Простите за беспокойство. Алло! Да! Это опять я, Пинч. Я забыл предупредить вас, что если вы надумаете лететь, поспешите отобрать вещи, какие найдете необходимым взять с собой, но не больше ста килограммов. Таково распоряжение нашего главного инженера. В «ковчеге» все взвешено до последнего грамма.
Епископ с досадой повесил трубку.
Не больше центнера. Какое осложнение! Ведь, кроме книг, надо взять немало других вещей. Он подумал о своих привычках. Иов Уэллер любил хорошо поесть. Чем будут кормить в «ковчеге»? Необходимо будет на всякий случай взять с собой кое-что про запас. Еще больше любил и ценил епископ тонкие вина и дорогие ликеры. Их взять совершенно необходимо. Со своим желудком он не ладил так же, как и его лучшая «овца» – леди Хинтон. Ему приходилось прибегать к слабительным, главным образом к минеральным водам. Необходимо взять хотя бы ящик «Зальцбруннена».
Епископ с унынием посмотрел на книги, разложенные на столе и стоящие на полках. Они одни, наверное, весят больше центнера. Придется отобрать самое нужное. Епископ позвал экономку, приказал ей принести из кладовой бутылки, банки консервов, коробки печенья, банки с маслом, сгущенным молоком и заставил все это взвешивать при себе. Экономка заплакала: неужели епископ считает ее воровкой? Но в глубине души она обрадовалась: человек, который, как она подслушала, решился улететь, бросив все на произвол судьбы, не стал бы заниматься хозяйственными мелочами.
Горка с книгами на епископском столе постепенно таяла. Сначала он отложил в сторону комментаторов и толкователей Писания, потом решил, что можно обойтись без истории вселенских соборов. Несколько вкусных вещей и теплых фуфаек заставили удалить обратно на книжную полку также некоторых святых отцов. Было уже далеко за полночь, когда епископ наконец закончил отбор. Объемистый сундук был полон. На самом верху лежала карманная Библия издания Британского библейского общества и небольшой требник.
Апостолы – те обходились и без этого…
Ловкими агентами «Общества спасения от опасности» вербовались все новые и новые вкладчики-клиенты, золото текло широким потоком в карманы дельцов, которые были не прочь подработать и на спасении.
Сборы в дорогу шли в разных концах мира.
…Бывает такой предутренний час, когда город полусмежает уставшие за день очи. Гаснут витрины и широкие окна кафе, окна, которые отражают лишь блеск уличных фонарей. Затихает движение автомобилей.
Именно в этот час по городу с предельной скоростью мчался длинный узкий блестящий лимузин. Он направлялся к зданию Центрального банка, где хранились сокровища крупнейших капиталистов.
В лимузине сидел, откинувшись на спинку сиденья, Маршаль де Терлонж, сжимая в руках небольшой чемодан желтой кожи.
Короля биржи, очевидно, ждали в этот неурочный для банковских операций час. Не успела машина бесшумно подкатить к зданию банка, как боковая его дверь открылась. Маршаль быстро вышел из автомобиля, почти пробежал пространство до двери и проскользнул в вестибюль. Лысый, представительный, полный мужчина с остатком кудрей на голове и горбатым носом почтительно встретил банкира и тихо сказал:
– Прошу вас.
И они пошли по длинному коридору в сопровождении вооруженного сторожа.
Они спустились под землю. Путь шел через самую огромную крепость, которую когда-либо сооружал человек. Ни один фараон не придумал бы такого неприступного склепа в глубине пирамид, каким являлись эти своды банка, освещаемые на всем протяжении сильными матовыми электрическими лампами.
На подъемной машине они спустились еще на два этажа и оказались перед массивной стальной дверью. Такую дверь банки считали обычно достаточной охраной скрытого сокровища. Здесь же это было только началом крепости. За дверью начинался небольшой туннель. Туннель заканчивался стальной башней. Башня замыкала туннель, и третий этаж подвала имел вид огромного свода, скованного железобетонными стенами толщиной в четыре с половиной метра.
– Эта башня весит четырнадцать тонн, – объяснил провожатый, – и приводится в движение специальным электрическим механизмом.
Лифт опустил ночных посетителей в самый нижний этаж. Здесь начинался целый лабиринт залов, ходов, секретных ящиков в стенах, замаскированных кладовых.
Шаги путников отдавались в пустых залах многократным эхом. В одном из залов хранилось золото, драгоценные камни, ценные документы – все награбленное годами было аккумулировано в этих сейфах.
Выше находилось подземное озеро. Если бы только понадобилось, водой озера можно было бы затопить весь подвальный этаж.
Эта самая неприступная в мире крепость не сооружена, а вырыта в цельном граните, на котором стоит город. Потребовалось пять лет, чтобы закончить скальные работы.
Армии взломщиков могли бы употребить всю свою жизнь на проникновение в крепость без всякой надежды на успех. И, разумеется, не против взломщиков предпринимались все эти исключительные меры: если неприятель захватит город, он, естественно, устремится к золоту. Применяя самые современные средства для подрыва крепостей, ему пришлось бы поработать много месяцев.[1]
По указанию помощника директора банка сторож открыл стальную дверь, ведущую в небольшую железобетонную комнату, стены которой были уставлены несгораемыми ящиками. Маршаль открыл один из них собственным ключом, подобрав предварительно расположенные соответственным образом цифры на вращающемся кольце.
Провожатые проявляли такую стыдливость, словно банкир был девушкой, собравшейся купаться: как только он взялся за свой чемодан, они отошли за дверь и простояли там все время, пока банкир вынимал свои сокровища и перемещал их в несгораемый шкаф. Это были бриллианты и слитки такой величины, каких не видела даже сама леди Хинтон. В каждом из них было целое состояние.
Закончив эту операцию, банкир закрыл шкаф, поблагодарил своих спутников и покинул банк.
Но на этом его хлопоты не закончились. Собираясь покинуть Землю, он больше заботился о том, что останется на Земле, чем о своем необычном багаже.
Банкир не доверял даже своей сверхкрепости. Она идеально защищает от воров? Хорошо. От вражеского нападения? Прекрасно. Но может ли она защитить от революции?.. Нападение врагов на город не так тревожило банкира, как страшили революция и опасение потерять свои богатства. Никакие стены и подземные тайники не спасут тогда сокровища банкиров. И он решил спрятать самое ценное, что у него было, в двух местах.
Ему пришлось совершить еще одно путешествие с доверенным лицом, другом Рибо, на которого он полагался, как на самого себя, в Андорру, маленькую республику, расположенную рядом с Испанией. Эта республика имеет всего четыреста двадцать пять квадратных километров площади и шесть деревень населения. Окруженный со всех сторон неприступными горами, имеющий одну только хорошую дорогу через испанскую границу, этот захолустный уголок Европы был давно облюбован Маршалем.
Еще несколько лет тому назад он купил в Андорре заброшенный участок земли в безлюдной местности, возле Пиренейских гор. Здесь, в ущелье, тайно была похоронена крупная доля богатств Маршаля. Железные сундуки были глубоко закопаны в разных местах и завалены камнями.
Если сохранится хоть один такой клад, банкир сможет по возвращении на Землю вновь начать дело. Ведь к тому времени, по мнению барона, революция будет подавлена.
Маршалю пришлось затратить немало денег на подкуп банковских работников, чтобы крупное изъятие не фигурировало в книгах и вообще не было бы обнаружено до отлета банкира.
Маршаль де Терлонж мог лететь спокойно.
Наибольшие хлопоты сборы в дорогу доставили Сэмуэлю Стормеру.
Но нам придется прежде сказать несколько слов о том пути, который привел в «Ноев ковчег» нового участника, быстро овладевшего всеми нитями управления «Акционерным обществом» и выдвинувшегося на пост председателя правления. Ему же принадлежала и инициатива создания целой эскадры «ковчегов» для спасения капиталистов прочих стран.
Сэмуэль Стормер был когда-то одним из богатейших людей, членом восьмидесяти пяти акционерных обществ, председателем шестидесяти других и проч., и проч. О нем говорили, что он «держит пол-Европы в жилетном кармане». Могущество Стормера было настоящим «государством в государстве». Более пятнадцати миллионов человек в разных странах снабжались компаниями Стормера газом, электричеством, углем. Благосостояние миллионов мелких держателей акций находилось в его руках.
– Самым трудным было добыть первый миллион, – обыкновенно говорил Стормер репортерам, рассказывая историю своего богатства, – добыть остальное было уже легко.
Системой же этого легкого добывания было производство акций.
Но кризис сломил и этого колосса.
Работа типографского станка, производившего все новые и новые акции, и военные заказы не спасали ни Стормера, ни его собратьев, а лишь на некоторое время отодвигали их окончательную гибель.
И Стормер решил, что лучше всего, припрятав солидную наличность, скрыться, улететь «на небеса».
Он неожиданно проникся интересом к… античному миру и отправился через Париж в Афины изучать античное искусство Греции. «Случайно» именно Греция не была связана договором о выдаче уголовных преступников.
Бегство Стормера и его брата вызвало шум в стране. Правительство потребовало от Греции выдачи Стормера. Он был арестован и препровожден в тюрьму – в камеру, обставленную лучше любого салона аристократической гостиницы.
Однако на другое же утро, когда Стормер еще потягивался в кровати, к нему в камеру вошли начальник тюрьмы и афинский адвокат, в самых изысканных выражениях извинились за происшедшее недоразумение и объявили, что он свободен. Этим он был обязан греческому миллионеру, вложившему свой капитал в предприятия Стормера.
Но Стормер не забыл урока. Он ухватился за идею «Ноева ковчега». Его нюх говорил ему о том, что на этом деле можно нажиться. Разве один Стормер находится в безвыходном положении? И он с присущей ему энергией взялся за дела «Ноева ковчега», сразу поставив их на широкую ногу и в то же время деятельно готовясь к окончательной ликвидации своих зашедших в тупик дел. Оставить Землю его побуждала не только опасность приближающейся революции. Революция несла ему крах. Со дня на день могли всплыть на поверхность темные дела, подкупы, подлоги и даже кое-что похуже, что Стормеру в лучшем случае угрожало полным банкротством. Но что банкротство, если самой его жизни угрожала непосредственная опасность? Покинуть Землю было для него лучшим исходом.
Стормер решил перед отлетом поджечь свой дворец и инсценировать собственную гибель в пламени. Таким образом будут уничтожены многие компрометирующие его документы, а дело о нем прекращено за его «смертью». Все было подготовлено к этому.
Стормеру надо было во что бы то ни стало продержаться до этого времени, сохранив видимость процветания. Поэтому он не мог изъять из обращения, как Маршаль, значительную часть своего золотого запаса. И все же он приготовил увесистый чемодан. Но он не хотел оставлять его Земле. Землю он считал недостаточно безопасным местом с тех пор, как опасность революции стала реальностью.
И он спрашивал Цандера, нельзя ли сделать хотя бы часть ракеты из его золота. Цандер объяснил, что это невозможно. Золото даже мягче серебра. Плавится оно при тысяче шестидесяти двух градусах Цельсия, тогда как железо – при тысяче пятиста. Поверхность же ракеты при перелете через атмосферу подвергается сильному нагреванию.
– Мы рискуем сгореть в нашей золотой ракете или расплющиться при посадке. Для оболочки ракеты необходимы самые прочные тугоплавкие сорта специальной стали.
Стормер был разочарован и даже обижен. Впервые ему приходилось слышать, что золото ставят ниже стали.
– Ну а на внутренние поделки?
– Это можно, хотя и невыгодно: золото чересчур массивно, увеличивает мертвый груз. На газо- и водопроводные трубы, пожалуй, можно употребить этот металл, если вы настаиваете.
– На канализацию, может быть? – возмущаясь такой профанацией «золотого тельца», спросил Стормер.
– А хотя бы и для уборных, – спокойно ответил Цандер. – На небе иная котировка ценностей.
На том и порешили: в «Ноевом ковчеге» трубы и некоторые детали оборудования будут сделаны из золота.
Глава V
Город, не отмеченный ни на одной карте и не похожий на другие города мира
Стратоплан накренился. На мгновение Фингер увидел горную площадку и на ней Стормер-сити.
Этот город имел необычайный вид. На центральной площади стояла гигантская подкова, прикрепленная к земле закругленной частью. Ни один собор в мире, ни один небоскреб не мог сравняться с нею по высоте.
Вокруг подковы расположились не менее странные сооружения. Шарообразные здания, гигантские цилиндры, лежащие на боку или стоящие на своем основании. Один шар был стеклянный и, как показалось Фингеру, вращался. Другой – совершенно черный. Лежащий цилиндр, или «цистерна», имел поверхность наполовину черную, матовую, наполовину блестящую, словно серебряную. Мелькнули странные карусели, мостки, висящие в воздухе, рельсовые пути.
В следующий момент стратоплан выровнялся, площадка провалилась. Фингер вытянул шею, чтобы посмотреть вниз.
– Любуешься на луна-парк? – спросил Винклер с улыбкой.
Второй небольшой крен, и Ганс увидел одноэтажные сосновые дома, за ними – двухэтажные длинные стандартные бараки, еще дальше – палатки. Пересекая весь город, шла насыпь, полого поднимавшаяся в направлении обрыва. На самом краю города виднелись фабричные корпуса и трубы, из которых валил дым. Узкоколейки в разных направлениях перерезали город. Сновали грузовики. Насыпь чернела людьми, копошившимися, словно муравьи. Вдоль насыпи ворочались длинные хоботы экскаваторов.
«Неужели здесь устроен луна-парк?» – хотел спросить Фингер, но не успел. Стратоплан резко пошел на посадку, сел на землю, подпрыгнул, покатился и неожиданно круто остановился.
– Прилетели, – сказал Ганс.
Путешественники быстро оделись в меховые пальто и шапки. Герметическая дверь стратоплана открылась. Пахнуло морозным воздухом.
К стратоплану подошел быстрой семенящей походкой толстенький человек в дохе. Это был коммерческий директор Коллинз.
– Вы прилетели на десять минут раньше, – сказал он, здороваясь. – Я услышал адский треск вашего стратоплана и поспешил сюда. Вы ранены, сэр? У вас на лбу кровь.
– Пустяки, – ответил Блоттон. – Врачебной помощи не требуется. Простой ушиб о дверь. А вот если вы накормите меня хорошим бифштексом, я буду вам весьма признателен. Голоден так, словно не ел сутки, а между тем перед отлетом я плотно позавтракал.
– Недаром теория относительности утверждает, что чем быстрее движется тело, тем медленнее для него протекает время, – с улыбкой сказал Коллинз.
– Я думаю, сейчас сэр Генри Блоттон предпочтет горячий грог и бифштекс теории относительности, – заметил Винклер.
– Как поживает мистер Цандер? – спросил Блоттон.
– Его вызвали на совещание к леди Хинтон. Он скоро должен вернуться, – ответил Коллинз.
Блоттон и Коллинз пошли вперед. Винклер и Фингер – на некотором расстоянии от них.
– Я покажу тебе наше жилище, – сказал Винклер. – Я думаю, тебе удобнее всего будет поместиться в комнате рядом со мной.
– Разумеется, – ответил Фингер.
Они шли по улице Стормер-сити, поддерживая друг друга. В городе еще не успели позаботиться о благоустройстве. Тротуаров не было, слежавшийся снег покрылся ледяной коркой, и люди нередко падали.
Это был город, вся жизнь которого была приспособлена для осуществления одной грандиозной идеи.
Холодный горный воздух был наполнен гулом, шумом, криками, гудками. Глухо ревели экскаваторы, резко перекликались маленькие электровозы, хлопотливо сновавшие по узкоколейке, визжали на закруглениях вагонетки. По земле ползли тени от вагонов подвесной дороги. Время от времени гулкие удары потрясали воздух – рвали скалы. Однотонно пели лесопилки. Пахло серой, бензиновым перегаром. Где-то трещали пневматические перфораторы.
Всюду слышалась гортанная разноязычная речь рабочих. Они сновали по улицам во всех направлениях, перенося на плечах тяжести, наполняли город гамом и движением. На этой горной площадке словно встретились века и народы. Электрические и паровые лопаты, сделанные по последнему слову техники, и двуногие «вьючные животные», перетаскивавшие тяжести, как во времена египетских фараонов.
«Мускульная сила здесь, очевидно, дешевле и выгодней, чем машины», – думал Фингер, присматриваясь к рабочим.
Кого только здесь не было! И желтолицые китайцы, и негры, и шоколадные малайцы, и бронзовые индусы.
Встречались и белые лица, чаще всего это были бригадиры.
Несмотря на снег, покрывавший улицы города, и холодный, резкий горный ветер, рабочие были одеты легко. У многих сквозь рубашки просвечивало тело.
– Настоящий интернационал! – сказал Фингер.
– Да, интернационал нищеты, – ответил Винклер. – Все они куплены за гроши агентами общества и законтрактованы на несколько лет. Люди соглашались на любые условия, только бы избежать голодной смерти, безработицы, и все же встретили здесь худшее из рабств. Отсюда пути отступления отрезаны. Неприступные снеговые горы, снежные бураны, пропасти, безлюдные, голые пустыни охраняют этот голодный люд лучше всяких сторожей. Немногие из них решаются на побег и почти все платят за это своей жизнью. Забастовки здесь беспощадно подавляются, хотя и вспыхивают вновь.
Фингер неопределенно промычал что-то. Винклер поглядел на него, потрепал по плечу и продолжал:
– Я вижу, тебя охватывает уже зуд агитатора. Да, здесь благодарная почва, и надо приложить совсем немного труда, чтобы весь этот пороховой погреб взорвался. Но, – продолжал он многозначительно, – выдержка, Ганс, и терпение столь же необходимы революционеру, как и храбрость. Все в свое время. Вот и наше жилье.
Они вошли в небольшой дом, сложенный из неотесанных бревен горной сосны.
Стены комнаты Винклера были покрыты фанерными листами. В углу стояла железная печь. Два стола – обеденный и рабочий с телефоном и лампой на нем, пара стульев, кровать, рукомойник и небольшой шкафчик составляли всю обстановку. Цветной ковер на стене у кровати и шкура медведя на полу несколько скрашивали эту просто обставленную комнату.
– Так ты не устал?
– Нет, не устал, – ответил Фингер, раздеваясь. – Я хотел бы поскорее ознакомиться с городом и…
– Узнать последние новости?
Винклер вынул из шкафчика электрическую плитку, консервные банки, хлеб, тарелки и принялся хозяйничать.
– Так вот, слушай. В настоящее время в Стормер-сити сооружается первая большая ракета, рассчитанная на двадцать человек. За ней должны последовать другие. А для того чтобы окончательно убедить маловеров, колеблющихся, нерешительных богатеев, уже построена маленькая ракета «Пикколо», в которой может поместиться один человек. Пробный полет в присутствии «акционеров» совершит Блоттон – он никому не хочет уступать этой чести. Для этого он и прилетел сюда. Лорду нельзя отказать в характерной для буржуазного рекордсмена необдуманной храбрости. Ракета совершит небольшой взлет, поднимется над стратосферой – новый лавр в рекордсменском венце лорда – и спустится на поверхность Великого океана, где мы ее и выловим. От успеха этого первого полета зависит многое. Интенсивность золотого потока может значительно возрасти, если Блоттон предстанет после полета живым и невредимым перед королями биржи.
– А ты сам, Винклер, веришь в возможность спасения капиталистической верхушки таким необычным способом?
– Пусть полетают.
– И… способствуешь этому?
– Мало того, что сам способствую, но еще и тебя привлек к «соучастию в преступлении против революции». Да, да. Ты будешь не только работать на стройке, но и полетишь вместе со мной и лордами, которых ты так справедливо ненавидишь, – разумеется, если только сам полет состоится. Ганс, не горячись. Выслушай меня спокойно. Я хорошо знаю, что ты хочешь сказать. Расстроить всю эту музыку мы могли бы, разумеется, очень легко. Мы могли бы вызвать восстание, могли бы взорвать ракету перед самым взлетом. Но что выиграли бы мы от этого? Идею мы не убили бы. Полет все же мог бы состояться, но уже в другом месте, без нас. А это было бы гораздо хуже. Звездолет – опасная игрушка. Он может быть использован не только для позорного бегства, но и для наступления. В конце концов мы ведь не знаем досконально всех замыслов главарей этого дела. А что они имеют в виду использовать звездолет и для метания бомб в критический момент последних решительных боев, это не подлежит сомнению. Это уже делается в колониях – во время войны и при подавлении восстаний. Нет, гораздо безопаснее и практичнее, если мы с тобой на ракете будем сами. В нужный момент мы всегда сумеем прибрать кого следует к рукам.
– Если все обстоит так и нам может предстоять более интересная и значительная работа, чем обслуживание пытающихся удрать капиталистов, то…
– Не правда ли, увлекательное задание? – перебил его Винклер. – Но работать, работать тебе придется страшно много. Ведь все эти звездолеты… пусть они строят их… После мировой революции все достанется нам, не правда ли? Так зачем же нам сейчас истреблять ракеты? Нет, мы будем строить их, строить для себя. Сверхскорые пути сообщения приобретут огромнейшее и повседневное значение. Нам нужны будут стратопланы в первую очередь, а со временем и звездолеты. Ну вот и готово. К свинине я сделаю еще яичницу. Ешь, насыщайся, набирайся сил.
Ганс с аппетитом молодого, здорового и проголодавшегося человека начал поглощать и свинину, и яичницу, и бобы в томате. Винклер, ласково улыбаясь, наблюдал за ним.
– Знает ли Цандер об истинных целях, которым служит сейчас? – спросил Фингер, утолив первый голод.
– Как сказать! Раз «Ноев ковчег» не преследует военных целей, то для наивного пацифиста инженера Цандера этого достаточно. А во всем остальном он мало интересуется делами акционеров. Общество дало ему возможность и огромные материальные средства развернуть работу в таких масштабах, о которых он не мог и мечтать. Это для него главное. А сделать он действительно может очень многое. Цандер – талантливый теоретик, великолепный конструктор и на редкость скромный человек. «Я только ученик своего великого учителя Циолковского. Он зажег пламя, я лишь поддерживаю его, пока мечта человечества не осуществится» – так говорит он о себе. Я бы сказал, что Цандер, хотя он сейчас и «вне политики», пожалуй, принадлежит к той лучшей части технической интеллигенции, которая может неплохо сработаться с нами, как сработалась когда-то она на Востоке. Вот поэтому-то мы с тобой и помогали Цандеру бежать. Ну, сыт? Идем, я покажу тебе луна-парк.
– Вот уж никак не думал, что в Стормер-сити существует даже луна-парк! Быть может, есть и кино, кабаре, таверны и эти… «красные фонари»?
– Как же без этих заведений обойдется предприниматель? Аппарат выкачивания зарплаты из карманов рабочих действует здесь превосходно. Но только луна-парк здесь особенный… И, не в пример другим развлечениям, даже бесплатный. Он пользуется у здешнего населения большим успехом. И, надо сказать, заслуживает того. Очень забавно и очень поучительно. Не буду тебя больше мистифицировать. Луна-парк не развлекательные аттракционы, а настоящий город-лаборатория. В этой лаборатории искусственно создаются те условия, в которых будут находиться участники полета на ракетах – от старта до финиша. Здесь изучается влияние этих условий: ускорения и замедления полета, увеличения силы тяжести, невесомости и так далее. К сожалению, я слишком занят, чтобы сопровождать тебя. Но ты и сам разберешься во всем. Вот тебе «входной билет» в луна-парк. По этому пропуску тебе все покажут и все объяснят.