000
ОтложитьЧитал
Шрифт:
-100%+
Перевод с немецкого Александра Белых
Санкт-Петербург АЛЕТЕЙЯ 2022
В оформлении книги использованы работы бельгийского художника Гери Де Смета /Gery De Smet
Переводчик выражает благодарность библиотеке им. Гёте во Владивостоке, лично библиотекарю Ларисе Филоненко, оказавшей содействие в приобретении тома поэтических сочинений Мартина Хайдеггера и других сборников немецких поэтов, а также выражает особую благодарность кандидату филологических наук Ирине Фадеевой (ДВФУ), взявшей на себя труд прочитать антологию
@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ
© А. Е. Белых, перевод на русский язык, 2022
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022
Martin Heidegger
Мартин Хайдеггер (1889–1976)
Ранние стихи 1910–1916
Sterbende Pracht / Умирающее великолепие
Осень ранняя настала,
Смех принесла и веселье.
Ну же отворяй ворота сада
В печальное новоселье!
Отведи меня, о, золотая,
Юношеской бегущей тропой,
Чтобы вновь сказать «здравствуй»
Умирающему великолепью;
Чтобы странствовать вновь
Между сумерками и ночью.
Шелестит листва устало,
Вздрагивая на пороге смерти
И предчувствует в листопаде,
Как приближаются беды.
Твои тоскующие мечты и грёзы
В скудный солнечный день
Стремятся к поникшим розам,
Умирающим у живой ограды.
Ölbergstunden / Бдения на Елеонской горе
Страда моей жизни на Елеонской горе:
В сиянии сумеречном
Вы взирали на меня зачастую
С робостью и сомнением.
Рыдая взывал я: ничто не тщетно.
Моё младое бытие,
Что от жалоб моих устало,
Отныне вверяется лишь ангелу милости.
Abendgang auf der Reichenau / Вечерняя прогулка по острову Рейхенау
Серебристый свет ускользает к морю,
к дальнему тёмному побережью.
В летней истоме, в сырости вечера
сады утопают в неброском любовном слове «ночь».
Всё ещё улавливаются внутренними двориками
слабые выкрики птиц
на крышах старинных башен
в белом сиянии луны.
То, что создало меня светлым летним днём,
и покоится ныне, отягощая смыслом бредовым,
как дерево под тяжестью плодов,
оно из вечности произросло —
это чувство лёгкое в бесцветной пустыне —
величавое простодушие.
«Отважными усилиями избегал я близости Бога…»
Отважными усилиями избегал я близости Бога,
влачился на ощупь сквозь ночь и нужду,
не помня себя, позабыв о сиянии звёзд,
прижимался к белым, мокрым росным берёзам
горячечным лбом —
и, напуганное мною,
вздрогнуло древо,
и небеса прогремели…
Взяла меня оторопь:
«О, берёза над озером!
Уж никогда душа моя,
чуждающаяся Бога,
подобная плавающей кувшинке,
что едва ли смогла устоять пред упоением
бушующих волн,
не станет увиваться
за шелестом листьев твоих!»
1910
«Я люблю тот вечерний час…»
Я люблю тот вечерний час,
когда серебристый свет луны в моем окне
струится, и меня чаруют гномы, эльфы,
водяные и призраки в пыльных струях.
О волчке, об обруче, о шашках,
о школе для малышей, о первом гусином пере
я предаюсь мечтам давно —
возвращаюсь медленно
дорогой ранней, еще безлюдной,
ищу то счастье детское,
ищу те радости мальчишеские…
Порывом ветра резким я вырван
из видений отроческой страны, и призраки исчезли.
Там, на стене я вижу, как хилый луч луны
скользит по черепу.
1910
«Усталая, тусклая зима…»
Усталая, тусклая зима,
неужели ты утратила солнце?
Блуждаешь в полях, изрытых
болезненными бороздами,
всхлипываешь, вздрагиваешь…
Могильщик с киркой, ты,
коль одолеешь безмолвный лес,
призови свинцовую, серую мглу,
чтобы она поднялась из долин
и окутала хладом свет и жизнь,
будто предсмертным саваном.
О, зимняя пора! Тяжким дыханием
ты не тронула лишь один цветок…
Грезится в сиянии звёздном —
о, тоска по розам далёким!
1910
«Знаешь ли ты о часах, что медленно идут…»
Знаешь ли ты о часах, что медленно идут,
подобно ночным приливам и отливам,
что безмятежно и неподвижно стоят?
Когда жизнь души твоей клокочущей вспять утекает,
и ты умираешь бесплодно в пустынной глуши,
изнемогающий и обескровленный.
Знаешь ли ты о тех часах, что приближают покой,
как последняя страница потаённой книги,
где погребено множество творений бытия,
что, подобно пылающим стропилам крыши,
разлетается в двойственности между Богом и тобой.
Знаешь ли ты о тех часах, что не названы именем,
и взмывают, и вырастают в суровый человеческий стан —
с их взором небесным, таким детским и нежным,
что повергает тебя в трепет блаженный,
будто к твоему челу прикоснулась рука возлюбленной, —
о тех часах, что подобны молитве инокини,
когда пастух молчаливо возвращается домой, —
знаешь ли ты о часах, что тихо стоят?
4 мая 1913
«И мысли поднимаются из тишины…»
Моей любимой
И мысли поднимаются из тишины,
как из спрятанной в горах деревушки
долгие-долгие часы…
И приземлённая душа ищет свою страну,
где нет границ, где не нужно времени, чтобы возвращаться,
где не нужен день, чтоб собираться в путь…
Умирает желание, как затихающий ливень
утомлённых скрипок, и наслаждения становятся тяжёлыми
в ударах прибоя…
И утопает – только душа склоняется к душе,
будто из вечности
ко дню любви…
10 декабря 1915
«Где-то журчит источник…»
Где-то журчит источник,
задумчивый в ночи.
Где-то живёт одна девчонка,
в мечтах коротает часы
и не может уснуть опять.
Где-то в сумерках берёз и бука
кто-то ищет неведомо что.
И где-то таится сокрытое:
это упоённая богом душа,
преодолевающая миры.
27 мая 1916
Ты…
В комнате твоей течёт серебристо-серый цвет
и вносит рассвет завершённого времени.
Отворились тонкие двери, как будто входит жена.
Все предметы твоим шагам откликаются.
Огромный встаёт вопрос из тёмной расщелины.
Отголосок его всколыхнул глубины моей души.
Сквозь вереск и лес встают полдневных просторов
чуждые холмы, будто взором поникаешь ты.
10 декабря 1916
Was heisst lessen? / Что означает чтение?
Что означает чтение?
Несущим и ведущим началом в чтении является собранность.
На чем вы сосредотачиваетесь?
На том, что написано, а также на том, что сказано в сочинениях.
Чтение поистине есть сосредоточенность на том,
что мы помимо знания нашего просто
уже поглощены нашей сущностью,
при этом мы могли бы соответствовать ей или же отречься от неё.
Без фактического чтения невозможно было бы
вглядывание в нас самих, чтобы зреть явленное и кажущееся.
1954
Holzwege / Древесные тропы
Человек будущего предстанет перед лицом противоборства
сущего и истории западноевропейской метафизики.
Только при таком осмысляющем мышлении осуществим переход
к планетарно-возможному существованию человечества
и это далекое историческое бытие основательно и достижимо.
Лесные тропы стали пытливыми путями
этого осмысляющего мышления.
При внешнем восприятии они представляют собой собрание
докладов о предметах,
как бы не связанных между собой.
По сути вещей всё помыслено и выстроено в скрытом
и суровом созвучии.
Ни один путь не должен совершиться, если другие не пройдены
до конца.
В их целостности они являют собой часть пути мысли,
который пытался пройти
автор «Бытия и времени».
Вы идёте блуждающими тропами.
Однако вы не заблудитесь.
Gedachtes / Мысли
1945–1946
Wort und Welt / Слово и мир
Эльфриде на Рождество
Только когда тебя призывают к тишине,
слух твой чутко внемлет,
ты встречаешься с тем,
что в слове давно уже отлежалось,
и ты счастлив тем, что преходяще в этом мире.
А когда ты пребываешь с тишиной?
Когда? А вот с какого «когда»?
Ждёшь этого часа настырно, нетерпеливо,
и вечно опаздываешь.
И как же тогда то безмолвие тишины западного ветра,
когда едва ли что-то явится воочию,
пока всё пребывает трудом,
проком и тяглом?
Или мир уже утолился благодатью,
возродился в благодарности?
1945
Denken / Мыслить
Эльфриде
Мыслить – значить, неслышно жить,
это самая тихая благодарность.
Мыслить – застенчивая бережность,
прохладное снадобье
в дороге, где нежно догорают огни,
коим нет числа,
подобно розам, что не увядают никогда
и приветствуют ручьи и долины.
Думать – это дерзкое раздолье,
без-умное воззвание к тому,
чтобы стало бытием то, что смертно —
вот в чем надобность исцеления.
23 января 1946
Tagwerk des Denkes / Бдение мысли
Эльфриде на день рождение
Покорность последователей —
предание бытия.
Медлительность земледельца —
для посева звездного света.
Одиночество пастыря —
страдание без срока давности.
Бдения заблуждающихся —
их безумие безмерно.
1946
Himmelspiel / Игрища небес
Когда горы белых облаков
по бескрайней гонят синеве,
тебе не велено молвить,
что, мол, небеса скрылись,
что, мол, небеса озарились,
что будто отреклись друг от друга,
что сплотились друг с другом,
что безрассудна растрата
в игрищах вора и жертвы.
Примечание переводчика:
Швабская песня: Die arme Seele (Бедная душа):
«im himmel, im himmel seynd der freuden so viel,
da singen die engel und haben ihr spiel» – «на небесах,
на небесах столько радостей,
ангелы поют и играют». – «Im Himmel, im Himmel ist
Freude so viel, da tanzen die Englein und haben ihr Spiel».
Deutscher Liederhort (Hrsg.): Ludwig Erk 1856. Из немецкой
библиотеки песен Людвига Эрка, 1856.
Wiesenwind / Ветер в лугах
Когда летним полднем,
нигде не задерживаясь,
прошествует внезапный
беспричинный вихорь
сквозь дружные травы и злаки,
волны взыграются ласково
и заскользят немного быстрей,
потолкутся суетливо,
наскоро сияние скроется,
и вновь озарятся луга, —
в тот миг ничто ни с чем не прощается,
нет никакого существования,
едва ли что-либо проявится,
только полное растворение.
1946
Из Софокла
Aias / Аякс
Эльфриде на Рождество, 1946
Однажды низко склонись и снова подними
все человеческие вещи. Всё же боги любят тех,
кто думает о благе и уберегает их от бед.
–
Так что на будущее мы узнали, отступив
перед богами, мы научились, как почитать Атриды.
Изначально царствуют они; так что остается нам отступить.
Что еще молвить?
Даже самые страшные, самые могущественные
отступают. Вот и снежно-суровая зима покоряется
перед нежным летом; также в мучительный час ночи
является светозарный день, воспламеняющий сияние;
и ветра ужасные вихри стихают, и нежится ревущее море.
Даже всемогущий сон распускает то, что связал;
пусть поймал не навеки, лишь крепко держится нас.
Как мы не можем понять, как мы не можем постичь
это благо?
(Фрагменты: 131–133, 666–677)
Winke / Знаки
Das andere Denken / Другое мышление
Остатки пыла благодати
прими у тёмного очага бытия,
что воспламеняется в ответ:
божеское и человечное в едином.
Как песнопенье всех вещей,
отбрось заботу о просвете дерзком
между мирозданьем и землёй,
где творятся мифы радостного очага.
В слове сокрой тихую весть
постижений о великом и малом
и отбрось пустые открытия
в просвете внезапном на пути к бытию.
1938
Der Sprung / Скачок
Схвати, брось, утаи —
пусть будет скачок
из окраин памяти дальней
в область никем не застолблённую.
Вопрошай о том «Кто»:
«Кто этот человек?»
Говори неумолчно о нечто «Что»:
«Что есть бытие?»
Не пренебрегай неким «Как»:
«Как связаны они?»
Человек, истина, бытие —
откликаются на разрастание
их сущности, готовой к отречению,
которым сами себя одаривают.
Die Erde/Земля
Нежного цветения
земля не пораненная,
о, стань
неистового рвения
сиянием пламенным!
Das Wort / Слово
Ничто, нигде, никогда,
пред каждым «что-то»,
пред «потом» и «там»,
выдвигается из бездны словом,
как дар, злополучный
для всякого основания,
поскольку единство укрепляется
только тем, что будет сказано
каждой вещью
друг другу,
и схвачено чувством,
смущённым безумством,
и будет запросто снова
уловлено смыслом, уж больше
не ускользающим в никуда.
Die Wächter / Стражники
Катится подземельное грохотанье,
не слышное для множества множеств,
в мировых пространствах разносится…
Зрится далёкий отблеск бытия.
Давно сошлись мирозданье и земля,
в состязании меж ним нет уступок.
Число, свирепствующее в пустом множестве,
не пожертвует ни количеством, ни образом.
То, что живёт, зовётся бытием,
а «жизнь» проживается
в восклицании шумливого домысла,
что приходит с запозданием.
Однако они не дремлют,
эти тайные стражники
ещё не зародившегося сдвига:
далёкий отблеск бытия
в разломах между смутным деянием
и жалким созданием.
Das Streitgesetz / Судебный спор
Земля
стережёт начало.
Мир-страж, будь созвучен.
Благодари землю, мир!
Земля, благодари мирозданье.
Unterwegs / В пути
Нам неведомы цели,
Мы всего лишь в пути.
Нам много не нужно,
Давно уже жаждем страстно
Мощи к творению.
Взять хотя бы одно —
Сердце для голоса
бытия, что безмолвно.
Пусть бьётся тревогой
В святилище древнем,
Пусть станет отвагою нашей.
Der Augenblick / Мгновение
Чародейные долго звучали
сердцу твоему колокольные звуки…
Молви слово благословенное
и голосом нежным благодари: О, ты!
А затем забери, что выбрал себе,
и преклонись отрешённо бытию.
Der Leuchter / Маяк
Свет сияющий
золотой свечи,
осияй
бурое поле.
Свет сияющий
ранней боли,
прокляни
число и деньги.
Свет сияющий,
сердце к сердцу
прильни…
… к возникающей
тишине мира.
Nacht / Ночь
Тишайшая, чистая
сплошь унизанная звёздами ночь,
одного прошу у тебя:
принести мне —
то, что едва ли
каждый мыслитель
подстерегает в ожидании нетерпеливом:
событие, что проявляется в сути своей
в полдень бытия.
Seyn und Denken/Бытие и мышление
Бытие – произведение мышления?
Мышление – всегда продукт бытия.
Прежде всего, научитесь благодарить —
И вы сможете мыслить.
Ничто не напрасно.
Всё в одном.
Da-sein / Здесь-бытие
Чтобы здесь – бытию быть,
чтобы молвить о бытии,
отнимите у него нужду
и взгляните на него открытым взглядом,
преисполненным заповеди.
Чтобы здесь-бытию быть,
чтобы каждый внимал бытию
насторожённым ухом,
во благо дарована тишина.
Чтобы здесь-бытию быть,
чтобы воспевать бытие,
принеси ему в дом из песен дальних
мощь его сущего, чего долго чуждалось.
Der Zufall / Случайность
Если бытие свернёт
за человеком вслед,
в мгновение ока земля
разверзнется, как бездна…
Если скудость окрест
горными кряжами встанет,
то свобода склонится к упадку
уже в самом начале пути…
Или же избавление на радость
свободного мышления на вершине,
чья высота не исчислена и не осаждена,
а лишь отдана странной
робости чистого мышления…
Воистину всегда старо, и никогда не ново.
Gefährten / Спутники
Древние приходят,
покорённые бытием.
Они владеют
преданием об истине бытия:
бытие есть событие;
событие есть начало;
начало есть разгрузка;
разгрузка есть прощание;
прощание есть бытие.
Die Zeit / Время
Доколе? Далеко ли?
Лишь когда остановятся часы,
маятник стучать там и здесь
перестанет,
услышишь ты наконец:
они идут,
они шли,
и больше не идут.
Уже поздно вечером часы,
бледные следы
текущего времени,
приближающие конечность,
ускользнут
прежде всего
от тебя.
Wir wollen warten / Мы желаем ждать
У врат весеннего сада,
мы желаем молча ждать,
напрягая слух,
пока жаворонки не взлетят,
пока не зазвенят песни и струны,
пока не проснётся ручей,
пока у стада серебряные колокольчики
не запоют хоралом радости над миром.
Der Wind / Ветер
Что минует нас,
то бережно сохранится
и ветром вольным умчится
прежде всего
на стихотворном пути,
где никто не спешит,
особенно те,
кто опоздал сказать: «Здравствуй!»
Amo: volo ut sis / Я люблю: я хочу быть
То, что сказали мы это спозаранок,
говорит, как долго мы мимо себя блуждали,
лучше поздно услышать, чем спрашивать
о том, что призывало нас исполнить это,
чтобы слово было прочитано правдиво:
«Как сподобиться мне, чтобы жили по сути?»
Таинство хранит слово,
спроваженное в отдалённые окраины
невостребованных внезапных озарений;
предчувствующее,
предостерегающее:
сосредоточенное
на свободной молитве;
исчезающее
пред высоким светом,
затенённое, спутанное, изломанное
в ущельях смертных;
мир возвышается
в те высоты, где нет
ни быта, ни кувшина, ни обуви,
ни боли, загнан,
зовёт нас домой,
одолевать уступ за уступом,
что мужеству доступно
лишь того, кто издавна страдал:
чтобы со-чтение звалось
законом сущности.
Tod / Смерть
Где мы, далеко ли,
коли изволим
оклик Рильке исполнить:
«Да будет разлука впереди…»?
Живущие в смерти?
Недоступная местность,
нет – не предел, нет – не излука,
неслышный звук
у истока,
у светлого ничто:
бытия первый облик —
недостижимый к изничтожению;
в себе-другом-едины:
отдалённая область
ближайшего сближения.
Примечание: * Sonette an Orpheus II, 13
Hütte am Abend / Хижина вечером
Сквозь бирюзовый аромат
толчея лесов бредёт в просторах.
Высоко стрижи взмывают,
чертят в воздухе сквозистом знаки.
Внезапно щебет юный смолк.
Длинной тенью во дворах
сумерки упали. Безбрежен мир.
Крестьяне косы отбивали.
В красный камень бледность зрит.
Тишиной пропитан ветер.
Вскоре свет посетовал на вечер.
Не заглушить желаний бред.
Сохатый лось к источнику крадётся,
будто над горою первая звезда.
Затаила ночь свой блеск.
Робко, сладко мысли затихают.
Сквозь бирюзовый аромат
толчея лесов бредёт в просторах.
Высоко стрижи взмывают,
чертят в воздухе сквозистом знаки.
Wohnen / Живущие
Без заслуг, не поэтично
живёт сегодня человек,
отчуждённый от звёзд,
опустошающий землю.
Nacht / Ночь
Тишайшая, ясная
ночь звёздно-рясная,
принеси мне
Единое,
то, что вряд ли какой мыслитель
жаждет узреть:
событие
в день бытия.
Der Schmerz / Боль
Боль, ты, надрыв тишины,
вопль,
дабы быть тем,
что есть бытие;
возрадуйся
собственному спасению,
себе самому,
манящему тем же:
бытием и болью.
Боль, ты рана,
что сокрушает,
как тишина в безмолвии.
Так говорит слово само за себя,
возникающее
в сказании былин
слогом
щедрой благодати
из откровения бытия.
Seinheit / Бытийность
Постоянно навёрстывающие – мы отклик,
ибо постигшие – те всего лишь начало,
которое подвигает к необходимости бытия,
где бытийность надобна как бытование,
и только бытующее так – всего лишь бытийное.
November 1924 / Ноябрь 1924
Für H.
Я сокрушён, лишённый благодати —
пусть снизойдёт она ко мне ещё хотя бы раз!
О, если бы на всех путях в грядущем
я искренне раскаиваться умел,
чтобы в сердце вошёл покой,
чтобы вновь постичь ребячью робость,
чтобы взор доверчивый заплакал,
как я предсказывал, пророча ненароком.
Der Wieder-Blick / Взгляд вспять
На 6-е февраля 1950
Когда любовь взрастает в мысли,
бытие благосклонно к ней заранее.
Когда мысль озаряется любовью,
Благодать воплощается сиянием.
Nichts und Seyn / Ничто и бытие
Ни вон то, и ни вот это,
и всё же многое нечто,
чистое ничто в настоящем
на закате бытия вящего:
возвращается только то, что смиренно,
в ничто возвращается, к истине сокровенной.
Всем тем, кто здесь,
и каждому, кто опричь них,
и всё же ни одной из сторон,
чистое время бессмысленного пространства.
Furchen / Борозды
* * *
Одна звезда прильнула
К бытию, что одиноко.
* * *
Молчите в слове.
Вот так создаётся язык.
* * *
Без поэзии
стихосложение
всё же не воображение
* * *
Сказание, кое молвит,
есть бытие:
святилище жалобных песен.
Das Währende / Постоянное
Лишь только то, что даровано, длится.
И сохраняется оно в сокрытом хождении
невостребованного грядущего.
Die Sage / Сказание
Это не отрада, а пригожесть,
коль мысль мирозданья молвит;
несокрушимое свидетельство,
кое создает, цветёт и крушит.
Paul Celan
Пауль Целан (1920–1970
Из книги «Fadensonnen»
(«Солнечные нити»)
«Не действуй наперёд…»
Не действуй наперёд,
не отсылай прежде,
стой смирно:
до основания
пронизанный
ничтожеством,
одинокий во всех молитвах,
хрупкий, после
предписания
не опережаемый,
я возьму тебя
вместо всякого покоя.
«Мгновение, ты грёза, знак…»
Мгновение, ты грёза, знак,
ни одним мерцанием не дремлешь.
Не порождённое, не просветлённое,
ты здесь,
повсеместно,
соберись,
замри.
Frankfurt, september / Франкфурт, сентябрь
Слепой, взъерошенный
вспышкой света экран.
Это сновидение майского жука
озарило стену ворсистым пятном.
А позади, щёлкнув, жалобным хрустом
радость вспыхнула на челе,
сурово-молчащие слёзы
хлынули фразой:
«Напоследок
психо —
логия.»
Псевдо —
галка
колупает завтрак.
Приступ гортанного возгласа
припевает.
«Этот случай помечен, кроплён…»
Этот случай помечен, кроплён,
не развеяны знаки, предзнаменования,
Число, умноженное, перемноженное,
окрест зацветающее неправедно,
Господь мимолётности скор, близок,
с дождями крадущийся, оглядывающийся,
как ложь о семи пламени, как нож льстивый,
корявые костыли-кресты-уключины
клянутся лжесвидетельством,
этот мир подкапывает девятый Лев, рыщет под-,
а ты пой, человеческое страдание, воспевай,
будь то зубную боль, будь то рану души,
что заскорузли, затвердели, затупились обе.
«Кто господствует?..»
Кто господствует?
Жизнь,
что захвачена красками,
числами покорена.
Часы
выкрадывают время у комет,
шпаги-удилища,
имя
позлащает уловки,
бальзамин-недотрога-трава,
что нахлобучена шлемом,
исчисленные крапинки в камне.
Боль, как тень ползущей улитки.
Я слышу, это будет почти не скоро.
Пошлость и фальшь,
восседающие в сёдлах,
Отмеряют то, что здесь.
Круглая лампа вместо твоей.
Поток света,
граничащий с божественным, вместо
наших домов.
Трепет черного,
просвечивающего флага
в нижней кульминации.
Покорённый звук умлаут у не-слова:
твоё отражение: здесь
тень одного воспоминания
гробовой плиты.
«След жала, что жжёт в Нигде…»
След жала, что жжёт в Нигде.
Ты должен
побороть даже его,
Отсюда.
«В бездне вечной: кирпичом…»
В бездне вечной: кирпичом
замурованные уста
неистово безумствуют.
Перед каждым
ты сжигаешь молитву дотла.
Верные букве завета, на переправе,
встаньте наверху и понизу,
пред чашей полной взбитых пузырчатых мозгов.
Издательство:
Алетейя