Восставший

Пролог

У всего на свете есть своя цена. Сколько стоят, например, цветы? В зависимости от сезона, и удаленности места где вы их приобрели от места где их вырастили, цена может колебаться между парой сотен и парой тысяч российских рублей. Учитывая капризность и прихотливость отдельных видов ароматных соцветий, возможные проблемы с доставкой, не говоря уже собственно о затратах на саму доставку, стоимость данного товара вполне обоснована и справедлива.

К сожалению, так заведено в нашем мире, что иной раз люди платят за простые и обыденные вещи неоправданно высокую цену. Так, последней покупкой Антона Викторовича Синельникова стали цветы. Желтые пионы, лежащие на бардачке автомобиля и жаждущие попасть в руки возлюбленной, стали частью вереницы последних воспоминаний перед трагической кончиной. Ей же стала и икона казанской божьей матери, раздражающе раскачивающаяся на зеркале заднего вида, такая, какую можно купить на любом дешевом рынке между палатками с детской одеждой и, скажем, телевизионными антенами. По иронии судьбы продал бы ее вам, конечно же, мусульманин. Все же это, однако, было не так важно. Куда важнее был громкий сигнал клаксона, какой может издать только многотонная фура.

Но, почему-то, до странного много ненужного в тот момент проносилось через его восприятие. Например, когда стальная громадина превращала переднюю часть автомобиля в груду металлолома, Антон приметил, что на переднем сидении его друг Толик все-таки оставил вчера прожженный след от сигареты, а ведь клялся, что нет, и более того, салон его нового форда такой же девственно чистый, как в первый день покупки. Запомнилось Антону и как сила притяжения меняла свой вектор, то поднимая его к небу, то утягивая вниз к сидению, и как это наводило его на мысли об американских горках, на которых он никогда не был. Запомнил странный хруст в теле сопровождавшийся вспышками света в голове, но тогда его это не особо волновало. Все мысли что роились в его голове в тот момент касались лишь финансового вопроса ремонта купленного всего неделю назад автомобиля, и о том, убьют ли его дома, или нет… В этот раз его точно убили бы.

Хотя, наверное, зная о том, что его ожидает он бы хотел думать о чем-нибудь другом, скажем, о своих родных, о друзьях, может быть о той самой девушке. Но, как это обычно бывает в первые мгновения опасности, ты не чувствуешь ни боли, ни страха, и не в полной мере не осознаешь той ситуации, в которой оказался, а все происходящие кажется тебе каким-то странным сном, где тебе не отведено управлять своей судьбой, и остается только погрузиться в свои мысли и ждать, когда ты проснешься. К сожалению Антону Викторовичу не суждено было проснуться.

Самое яркое впечатление, подаренное этой аварией, было осознание того, как быстро иногда наступает ночь. Казалось бы, вы договорились встретиться в три часа дня – до встречи оставался еще как минимум час. Но пока ты пытался выбраться из-под вмявшийся в тебя машины, на улицу уже опустилась ночь, стихли звуки возле дороги, а точнее слились в одно протяжное эхо, а затем наступила темнота, чуть позже оглушительно ударила полная тишина, а спустя несколько мгновений сильно похолодало. Обычно только в этот момент люди понимают, что ночь на самом деле не наступила.

Глава 1 Пробуждение

После смерти нет ничего, как бы мы не пытались убежать от этой неприглядной истины, но это так – лишь всепоглощающая темнота, которая могла бы повергнуть в ужас и натолкнуть на самые темные мысли даже законченного оптимиста. Благо, ни эмоций, ни мыслей после смерти тоже нет.

–А ведь было бы это не так, о чем бы тогда думали люди? Достиг бы человеческий разум вершины просветления если бы его оставили одного посреди ничего? В какой бы момент паника и ужас сменились на смиренное размышление? Вывел бы разум Эйнштейна теорию всего, нашел бы Никола Тесла способ передачи беспроводной энергии, нашелся бы ответ на главный вопрос в истории человечества о смысле нашего существования, трудясь над ним одновременно и по отдельности сознания миллионов и миллионов людей? К сожалению, мы никогда не узнаем, ведь после смерти ничего нет, только эта темнота… в которой я заперт.

Устав от этих мыслей Антон попытался встать, но с глухим стуком его остановила деревянная доска.

–Я еще жив!

Дрожащим голосом, в полушепот произнес Антон и улыбка буйно-помешанного разразила его лицо. В нашем языке не существует таких слов, чтобы описать радость от собственного воскрешения, наверное, потому что те, кто слишком много болтают о том, что побывали на том свете–очень быстро туда возвращаются и не успевают отразить свои чувства в словесной форме.

Но радость от неожиданного и весьма, надо сказать, приятного воскрешения медленно превращалась панический страх остаться в земле на целые дни, если не на недели. Справедливости ради, учитывая габариты стандартного православного гроба, исходя из которых высчитывается и объем вмещаемого воздуха, а именно объем гроба минус объем помещаемого внутрь тела, его страхи остаться жить в гробу были совершенно надуманны и не имели под собой никакого основания. Тем не менее перспектива умереть в гробу, как бы это иронично не звучало, не порадовала бы никого – нужно было как-то выбираться.

Достаточно быстро к Антону снова вернулась ясность мысли, в той степени, конечно, в которой она только может быть в подобной ситуации. Прощупав руками крышку гроба, он принялся всячески подавать звуковые сигналы ударами рукой и своим голосом. Десять минут он истошно колотил по ней в надежде быть услышанным, пока земля неожиданно не посыпалась из образовавшейся трещины. В целом ничего удивительного в том, что деревянный ящик из фанеры может расколоться от ударов руками нет. Странным было то, что его разрушение не являлось самой целью этих ударов, и наносились они плоской ладонью с одной лишь целью – издать как можно более громкий звук, но тем не менее, он развалился менее чем за 11 минут, обрекнув Антона на еще одну смерть, на этот раз от сдавливания грудной клетки под метровым слоем земли.

Несколько секунд, а может даже и меньше, потребовалось для того, чтобы надежда на выживание потухла как свеча на ветру. Для Антона все было кончено. Земля пустила трещину дальше, расколов крышку от гроба на две половины, и бурным потоком хлынула внутрь. Все, что ему оставалось, это в страхе закрыть лицо руками. Боли не было, и это было странно, ведь человек должен почувствовать такой большой вес на своем теле. От неожиданности Антону почудилось, что все это лишь очень затянувшийся кошмар и вот сейчас он проснулся. Он попытался глубоко вздохнуть, но не смог, масса земли все еще давила ему на грудь и забивалась в нос, не давая ему это сделать. Подумав, что вот она его смерть, он расслабил все мышцы своего тела и принялся покорно ждать смерти от гипоксии.

Но он не мог ТАК умереть. Нет, не потому что это было бы через-чур позорно – умереть, почти добравшись до своей цели, и не потому что он так и ни разу не скатался на американских горках, или по каким-либо еще поводам для нагнетания драматизма, он просто-напросто физически не мог умереть. Слишком много времени без кислорода прошло для среднестатистического человека – Антону же пребывание под землей почти не доставило дискомфорта. В какой-то момент Антону наконец хватило дерзости предположить, что дыхание ему не нужно. Несколько минут железного, почти кататонического ступора потребовалось, чтобы просто понять – действительно ли ему не нужно дышать. Когда он в этом все же убедился ему стало, пусть ненамного, но менее страшно.

Земля была еще рыхлой настолько, что Антон мог с небольшим усилием манипулировать кистями рук. В данной ситуации любому человеку мог прийти только один путь к спасению. Он принялся создавать вокруг себя воздушный карман приминая землю сверху и по бокам до тех пор, пока в нем не стало возможно свободно вращать головой. Еще некоторое количество усилий и вот уже свободны руки и грудная клетка. Дальше очередь шла за ногами и животом. Медленно и осторожно он раскапывал свое тело, копая одной рукой и прощупывая границы своего импровизированного убежища другой. Ведь если он допустит ошибку и выкопает слишком высоко или слишком низко, или склон его воздушной пирамиды вдруг окажется под не тем углом – его снова засыпет землей, и в этот раз ему может так не повезти. Поначалу медленные и опасливые движения стали приобретать уверенность, никогда прежде ему не приходилось откапывать себя из могилы, но дело оказалось не очень хитрым, к тому же удержание больших масс земли одной рукой давалось ему подозрительно легко. Живот достаточно быстро освободился из-под завала, но, когда он принялся раскапывать ноги ему пришлось поумерить свой раж. Столь быстрые движения не оставляют места для осторожности – небольшое количество земли упало Антону на голову заставив его уже необязательное для жизни дыхание замереть. Еще чуть-чуть и все его старания пошли бы насмарку, еще чуть-чуть и он бы был заново похоронен под слоем грунта.

–Тихо, тихо. – Умоляюще прошептал Антон.

Ему казалось, что оставалось совсем немного до заветной свободы, и это не давало ему сдаться. Мыслить нужно было незамедлительно, вся оставшаяся земля могла обвалиться ему на голову в любую минуту. Решение пришло неожиданно. Впившаяся в его ногу половинка крышки гроба подсказала ему идею. Заключалась она в том, чтобы откопать как можно большую ее часть, дабы ее было легче резко вытащить и поставить под углом в карман чтобы получилась импровизированная подпорка, затем выкопать туннель на поверхность, как это делают кроты – то есть слегка под углом. План начал приводиться в исполнение – начались раскопки по своей важности сопоставимые с раскопками, каких-нибудь стоянок древних людей, или руин античного города, только в этот раз речь шла не об истории прошлого, а о судьбе настоящего. Сантиметр за сантиметром показывалась обломанная доска, она была достаточно крупной, чтобы не дать земле засыпаться в полость в случае ее обвала, но действовать нужно было быстро. Ситуация осложнялось тем, что все происходило в полной темноте, и даже примерно наметить то место, куда ее нужно ставить, было достаточно трудно. Все или ничего, пан или пропал – рывок, звук сыплющейся земли… Успех. Все, что теперь оставалось сделать – вытащить ноги, благо это не составила особого труда. Только лишь показались колени – Антон дернул ноги на себя из-за резкого, пусть и небольшого изменения высоты грунта, весь карман рухнул, кроме того места, куда была поставлена доска. Свобода была почти в руках, оставалось только вырыть туннель под углом как это делают кроты, или полевые мыши. Антон был не сильно сведущ в быте подземных животных, но даже он нашел бы некоторое сходство их с собой. Рытье туннеля оказалось не таким сложным по сравнению с тем, что ему пришлось сделать до этого. Меньше пятнадцати минут, и он был уже на свободе.

И снова смерть

Надо сказать, ночь – весьма занятное время суток. Словно являясь концентратом всего, что простой обыватель может наблюдать за день, она вбирает и до ужаса гиперболизирует все хорошее и все плохое, что есть в этом мире.

Ночью вы можете встретить беспечных романтиков, готовых пойти на все ради своих непоколебимых убеждений, и отстаивать их, несмотря ни на что, в том случае, конечно, если для этого им не придется найти себе работу. Можете встретить законченных проходимцев, что убьют вас без промедлений за шанс взглянуть на содержимое ваших карманов, стоит вам лишь остаться наедине. Наверняка вам ночью также встретиться любящая мать, вынужденная, в силу множества обстоятельств торговать своим телом за не самую высокую цену, компенсируя невысокие денежные запросы количеством клиентов, для того, чтобы составить хоть какую-то конкуренцию молодым и красивым студенткам, для которых вернуться домой с новостью об исключении является самым большим фиаско из всех, что только возможно.

Ночь – время обмана, глупых обещаний на пьяную голову, страха, слез и человеческих пороков. Но также ночь – время поэзии. Центры больших и не очень городов с заходом солнца наполняются духом богемной жизни. Дорогие рестораны и бары принимают в себя авантюристов и мечтателей, ставших миллионерами за пару дней и уже готовых принести в жертву Дионису свое состояние лишь затем, чтобы с утра начать все сначала. Музыканты и художники, композиторы и комиксисты, писатели и поэты – всех и можно встретить только ночью, ибо днем мы не более чем просто люди, и только ночь дает нам шанс побыть такими разными, и такими особенными. Но знаете, что объединяет каждого кто выходит из дома под покровом темноты? В чем схожесть уличной проститутки, пьяного юноши с необоснованно завышенными амбициями, бандита из переулка, выброшенного на улицу музыканта и влюбленной пары на берегу небольшого озерца? Абсолютно каждый кому довелось увидеть проблеск лунного света на асфальте неизбежно поднимет голову, и изумление, каким бы не был этот вечер до этого скроет все тревоги в себе. Любой, независимо от пола и национальности, социального и духовного статуса испытает минутное благоговение взглянув на завершенный бело-желтый диск вздымающейся луны. Именно луна, является жемчужиной ночи приводящей души всех неспящих людей, живых и мертвых, в единый секундный порыв восторга, не дающий людям впасть в отчаянье из-за страха и одиночества вызванного окружающей тьмой, являясь по сути единственным надежным компаньоном до наступления рассвета. Антону Викторовичу Синельникову несказанно повезло – сегодня над кладбищем №9 города N светила та же луна.

Кто знает, как бы отреагировал Антон, увидев гранитную плиту со своим именем, если бы не успокаивающий лунный свет. Надпись на плите гласила следующее:

"Антон Викторович Синельников

14.11.1992 – 15.06.2018"

Возможно, все бы закончилось истерикой, может быть помешательством, но луна была сегодня так ласкова и нежена, что в сердце его не осталось места ни для чего, кроме только лишь сплина. Теперь, когда опасность быть похороненным заживо больше не давила на мысли Антона, ему стали приходить вопросы о том, почему он еще жив. Никаких идей не приходило ему в голову.

Решив было перевести дыхание, он набрал полную грудь воздуха, но не смог выдохнуть, потому как отсутствие каких-либо физических ощущений при дыхании, а также полная эмоциональная холодность к окружающим запахам ударила по его сознанию и сковала мысли и тело. Внезапно он получил ответ на вопрос как он остался жив – никак. Он погиб в аварии пятнадцатого июня две тысячи восемнадцатого года. Непонимание, раздражение и испуг нашли выход в мощном ударе рукой по могильной плите, но, вместо ожидаемого в таких случаях перелома руки, это как минимум, по плите пошла глубокая трещина, которая едва не привела к ее расколу. Еще большая волна недоумения захлестнула Антона, порождая все новые и новые вопросы, главным из которых был – кто он теперь такой.

Он не видел этого кладбища прежде, но сориентироваться ему было несложно – кладбища в наши времена зачастую устроены так, что лица на надгробных камнях своим взглядом указывали на направление выхода и было несложно интуитивно догадаться о причине того, почему все могилы смотрят в одну сторону.

По пути к выходу Антон невольно всматривался в лица, отпечатанные в граните. На некоторых почему-то была отражена радость. Быть может это была их последняя фотография, и она была выбрана в качестве портрета лишь из-за неимения более актуальной, а может родственники погибшего захотели приходить и вспоминать этого человека именно таким, несмотря на то, что последние выражение лица, увиденное ими, была гримаса ужаса, или же вовсе отсутствие его по причине невообразимо ужасных обстоятельств смерти, или же все куда проще и это была последняя воля самого усопшего – проявление странного чувства юмора. Другие памятники были больше похожи на официальный документ, навроде паспорта, да и служили эти могилы той же цели – подтвердить имя, фамилию, отчество, дату рождения и смерти находящегося в ней человека – все строго официально и нужно лишь для формальности. На иных же не было ничего, только одиноко стоящий крест где-то в неприметном месте. Такие могилы виделись Антону наиболее интересными. В голове его сразу возникал вопрос о том, почему они не подписаны. Возможно это могила некоего неизвестного героя, чья тайна имени строго охранялась государством, либо человека столь ужасного, что даже его семья испытывала к нему презрение. Жаль, что скорее всего они принадлежали просто людям, одиноким настолько, что даже имя их было вспомнить некому. Вообще, разница в качестве обустройства мест погребения без преувеличения поразила Антона. Разброс был от дорогих и массивных гранитных плит с оградой из камня и небольшим святилищем у входа, до покосившихся деревянных крестов без имени, и даже забора, выполнявших лишь функцию предупреждающих табличек, на которых обычно пишут "по газонам не ходить"

– почему так? – пророптал Антон.

И для чего вообще нужна роскошь в похоронных ритуалах? Разве мертвецам есть хоть какое-то дело до этого? А может все вот эти дорогие ограды и надгробия просто очередная возможность выказать китч перед посетителями кладбища, которые себе такое позволить не могут? В принципе, такое может быть. Если это так, и я прав, то это мерзко и отвратительно.

Подобные мысли наводили на него тошноту, поэтому он старался от них избавиться. Но не успел Антон толком поразмышлять на этот счет, как пришел ко входу на кладбище. Из окна кустарной, сделанной из листов ржавого металла сторожки горел свет. Решив спросить дорогу до своего дома у сторожа, он постучал в хлипкую дверь. Дверь открыл маленький лысый мужичок на вид лет пятидесяти с густыми белыми усами. Ночь выдалась по настоящему холодной, поэтому на его плечах висела дутая телогрейка, являющаяся частью стандартного комплекта одежды, выдаваемого сторожам, но к несчастью она была ему на несколько размеров больше. Все это в купе создавало комичный образ старого гнома ремесленника. По этой причине Антон несколько приободрился при встрече с ним, однако непонятное и никогда до того невиданное чувство поселилось в его груди.

– Совсем что ли?! Ты чего пугаешь так? – встретил его сторож

– Да я вот… ищу домой дорогу. Не знаете случайно, как добраться до улицы Завалишина?

– Знаю. Сестра моя, троюродная по маме, Любой звать её, там живет. Тебе значится с кладбища выйти, там остановка будет, пройдешь до нее метров двести через подземный переход – не пропустишь, затем на двадцатый автобус, дальше разберешься. Еще можешь на трамвае, но они ходят редко, и может уже не ходят… а вообще, который час? – старичок достал маленький кнопочный телефон из кармана и взглянул на время – О-о-о-о… нет, не уедешь ты так. Значит, слушай… Нет, так тоже не добраться. Ну, не везет тебе, не ходит уже отсюда транспорт.

– Ладно, все равно спасибо. Будьте здоровы.

Непонятное чувство начинало усиливаться и приносить дискомфорт. Антон поспешил развернуться и уйти, потому что чувствовал, что зреет оно по вине сторожа.

–Да обожди ты – обронил сторож – Куда ты пошел то в такой час?

– Я не знаю – ответил Антон.

– Заходи, хоть до рассвета посидишь, или такси вызови, если деньги есть. Давай, давай.

– Ну…наверное, да, так лучше… давайте.

Он хотел уйти, но это чувство, все сильнее жгущее его грудь, не давало ему это сделать, теперь оно становилось похоже на томительное предвкушение.

–Дмитрий Валентинович – протянул руку сторож

– Антон Викторович, можно просто Антон – протянул он руку в ответ

В каморке стояли только старый диван в коричнево бежевую полоску с невыразительным цветочным орнаментом, старое кресло того же фасона и стол советского производства, складной. Для кладбищенского сторожа такой мебели было вполне достаточно. На столе можно было обедать и раскладывать всевозможные виды пасьянсов, там же вплотную стоял диван, по виду взятый с дачи. Он был не особо чист, потому как даже летом спать в каморке можно было только в одежде. Кресло, названное так по ошибке, потому что своей форме это был скорее мягкий стул с подлокотниками, стояло просто так, на всякий случай подобный этому, когда вдруг объявляются незваные гости.

– Извини уж, не Петергоф. Мы люд рабочий, так сказать. Посидеть чтоб было, да поспать. Правильно говорю? Ты присаживайся. Чай, Кофе? Точно… кофе то у меня нет… Уже… Гвозди есть в банке. – Дмитрий Валентинович достал из ящика стола проржавевшую насквозь банку из-под кофе. Он встряхнул ее над головой, и, когда из нее послышался металлический звон, растянулся в беззубой улыбке. – Будешь гвозди?.. Нет? Тогда чай. Черный? Зеленый?

– Зеленый.

– Остался только черный.

– Ну, тогда черный.

– Погоди. Может где-то остался зеленый. Хм. Стой, я ж дома его оставил, внучка приходила в выходные, она то любит зеленый, а я вот не очень. Вот. Поэтому не знаю есть там он; не есть там он. Или это не на этих выходных было, не помню уже. Так какой тебе чай?

– Черный

– Ты ж зеленый сказал! Издеваешься надо мной? Изувер! Я и так тут уже на корячках тут хожу… знаешь, как в старости ноги болят?!! А ты меня тут мотаешь туда-сюда, туда-сюда. Черный! Зеленый! Пирожное! Мороженное! Еще чего изволите? – Дмитрий Валентинович поклонился Антону

– Ты… да вы… вы же сами сказали, что нет зеленого, вот я и говорю, что буду черный.

– Ну так черный и пей тогда, и не надо мне морочить голову

– Знаете… давайте уже любой. Только хватит говорить о чае.

"Дед не в себе. Надо же было устроить такую сцену из-за чая. Чая! Я не могу. Убил бы уже, наверное."

Пока Дмитрий Валентинович кипятил электрический чайник, рьяно следя за тем, чтобы не дай бог он сгорел и не пришлось опять покупать новый, Антон осматривал каморку. Помимо уже виденных предметов обихода, а конкретно кресла, стола, дивана и чайника в его поле зрение попали еще две вещи – семейная, или выглядящая как семейная фотография, и небольшое грязное зеркало над умывальником. Умывальник тоже попал в обзор, но ничего интересного в умывальниках нет. В первую очередь его заинтересовало зеркало – выбравшийся из могилы человек наверняка должен быть жутко грязный и вызывать подозрения. Антон встал со стула и направился к умывальнику.

– А как ты у кладбища оказался то? – спросил его сторож

Антон опешил. Не мог же он сказать правду. Нужно было срочно придумать историю.

– Я…я…я – Антон замешкался и уставился в пол

– И правда. Надо было раньше спросить. А ты чего осадился? Не мародер часом? – в глазах Дмитрия Валентиновича блеснул безумный огонек – Сидит тут, зубы мне заговаривает, а я и уши то развесил. Дружки твои, наверное, уже все коронки у покойников поснимали. Ух я… да я. Ружье! Я сейчас ружье достану! И все… И всё… И посмотрим, как запоешь!

Дмитрий Валентинович спешно выскочил с каморки, да так, что по инерции чуть не слетел со ступенек, но не увидел того, что ожидал, лишь безмятежную тишину, освещаемую тусклым светом луны и прерываемую редкими, но сильными порывами ветра. Он успокоился.

Маленький сторож вошел в каморку и посмотрел на Антона выражением лица таким кислым, что даже у него появилось ощущение съеденного лимона.

– Ты извини меня, пожалуйста. Я старый стал уже… совсем., нервы сдавать начали. Да и как им не сдать то? Одни трупы кругом столько лет… вот я и того. – Вымаливал старичок, потирая раскрасневшие щеки.

– Ты, дед, такие номера не выказывай больше… – сначала разозлившись, но в дальнейшем осознав, что это не Дмитрий Валентинович является восставшим мертвецом, заявившимся в гости к человеку поздно ночью, Антон смягчил тон – Да, на самом деле, ничего, я все понимаю, и правда работа нервная – могилы, ночь, сомнительные личности и прочь, и прочь. Как тут… ну… не заработать профдеформацию, скажем так. Главное, что вы сначала проверить решили, а потом за ружье хвататься. – Антон на секунду задумался – …А что правда бывают мародеры?

– Не знаю. Не видел не разу. Но всякое бывает. Всякое.

Антон, хоть и выдавил из себя смешок, но все же расслабиться ему не давал вопрос – что бы он сказал если бы он предположил другой вариант, или просто взялся за ружье? Как-бы он ответил ему на вопрос о причине нахождения на кладбище поздно ночью?

– Ну, и как ты оказался на кладбище поздно ночью? Я тебя, по-моему, перебил.

Полное Фиаско. Попытка уйти от темы разговора была провалена. Антон предпринял отчаянную попытку потянуть немного времени.

– Дед, я тебе сейчас скажу, только обещай никому не рассказывать.

– Ты скажи сначала, там посмотрим. Обещал я как-то, кое кому, кое-что. И вот, посмотри…

– Что ты, отец, знаешь о… бандитах?

– Ну бандиты как бандиты. Всегда были, и всегда будут. При чем тут бандиты?

– А какими методами они пользуются, знаешь?

– Почем мне знать? Только то, что в фильмах показывают, то и знаю.

–Вот. А как у нас в фильмах обычно показывают? Стукнут человека честного по голове, и давай в озеро его, или на кладбище.

–Ах вот он, паскудник! Запугать меня решил! Ты думаешь я боюсь всякую шантрапу вроде тебя?

Дмитрий Валентинович, воспользовавшись приличным расстоянием между креслом, в котором сидел Антон и его диваном перемахнул за него и достал из-под сидения обрез ружья ТОЗ и направил его в Антона.

– Эй-эй-эй! Это лишнее! Убери это! – завопил Антон

– Это необходимая оборона! Я сторож, мне можно!

– Да не бандит я!

–Зачем тогда напугать меня решил бандитами? Отвечай, что здесь делаешь?

– В общем… как бы это сказать… меня побили. Сильно. Очень сильно.

– И сюда отвезли хочешь сказать?!

– Э… да??

–Ну, тогда в полицию надо звонить. Дай минуту. Телефон поди отобрали у тебя, правильно? Ну а что еще делать будут? Черти. Понарожают уродов, потом у меня мест нет нигде. Вот в мое время там совсем по-другому было. Нормально люди между собой один на один, а сейчас что, да вообще пиздец.

По лицу Дмитрия Валентиновича вновь прошла кислинка. Если бы не последующие далее события он бы следующим же днем ушел на заслуженную пенсию и провел остаток жизни в санаториях восстанавливая утраченное душевное равновесие.

"Пусть старик делает что хочет. Хотя бы меня не донимает. Да и грязь вписывается в эту версию. А пока полиция едет, слиняю потихой." – думал про себя Антон. Вспомнив про грязь, он вновь направился в сторону зеркала.

Подойдя к нему, он впал в замешательство. Из-под слоя кладбищенской грязи на него смотрело совершенно обезображенное существо. Горящие янтарным светом глаза, окруженные темными мешками слегка наполненных жидкостью, двигались из стороны в сторону, охватывая бледное синеватое лицо с выступающими венами. Провалившийся нос, выглядел так, будто бы у его хозяина отсутствовал носовой хрящ, или, если более понятными аналогиями – он был как у летучей мыши. На голове его располагались похожие на уголь волнистые волосы средней длинны, а на лице бесчисленное количество язвин. Но более всего выделялись длинные передние резцы, сузившиеся и принявшие форму клыков. Не смотря на все уродство, что Антон наблюдал в зеркале, это лицо казалось ему таким привычным, почти родным. Он попытался вспомнить, когда он его видел, но он видел его, похоже всегда. Антон осознал, что в своих воспоминаниях он выглядит так же, как и сейчас.

Но это точно была ложь. Он не мог вспомнить свое лицо, но помнил, что оно было другим. От разглядывания самого себя в зеркало его отвлек глухой звук сзади. Он обернулся – у его ног лежал старый кнопочный телефон. Подняв глаза, он увидел Дмитрия Валентиновича – тот стоял, затаив дыхание. На его лице читался неподдельный ужас, ведь он впервые увидел Антона через очки. Долгая и неловкая пауза длилась около пяти секунд – Дмитрий Валентинович быстро переводил взгляд, то на Антона, то на ружье, приставленное к стене. Длилось это до тех пор, пока её не разорвал голос из трубки.

– Отделение МВД России, по Ленинскому району. Слушаю вас

Волна страха накатила на Антона. Внезапно его глаза словно окутала красная пелена. Резким рывком он сократил дистанцию со сторожем. Схватил того за горло и удлиненными пальцами впился в его плоть. Она с чавкающим звуком начала выбрасывать фонтаны крови. Странное чувство, которое испытал Антон при первой встрече со сторожем достигло своего пика, заставляя наносить удар за ударом, за каждым из которых шел хруст в области лица Дмитрия Валентиновича. Все, что он мог произнести несчастный в этот момент – тихое кряхтение. Кровь брызгами покидала его тело. Подняв как куклу еще живое тело Дмитрия Валентиновича, он направил поток крови на себя. Как только кровь коснулась его рта, в его памяти закружилась буря воспоминаний… но не его, а Дмитрия Валентиновича.

Он вспомнил как катался с его отцом на лодке и случайно уронил в воду любимую удочку, вспомнил свое первое свидание, потом свадьбу, двоих детей, затем и внуков. Вспомнил как умерла его мать, а затем жена, как дети перестали с ним общаться, как он два дня назад проснулся полный решимости первый раз за четыре года позвонить и поговорить со своей дочерью, но так и не смог это сделать, и наконец, как ему этой ночью вырвал горло некий Антон Викторович.

Пелена застилавшая разум Антона наконец спала – тот упал на пол не в силах сдержать слезы. Голос по ту сторону трубки оборвался короткими гудками, так и не дождавшись ответа.

Дальше оставалось только бежать. Но куда он не знал точно! По указаниям старика добраться до центра, оттуда домой, и постараться навсегда забыть этот кошмар – вот то, что было его главной мыслью.

В полумраке он несся через прилесок у кладбища. Поначалу Антон спотыкался и падал, но вскоре его глаза стали привыкать к темноте. Через пару минут он видел не хуже кошки, спустя еще минуту он мог разглядеть вещи недоступные никому из ныне живущих существ. Он видел следы дыхания пробегавших мимо белок, мышей и крыс, чувствовал их сердцебиение – оно возвращало ему его голод. За прилеском показалась оживленная ночная трасса, это означало что он идет в верном направлении и остановка уже недалеко. Неясное чувство опасности остановило Антона, когда тот подошел к подземному переходу. Из него доносился гул, отдаленно напоминавший речь, или скорее жалобное бурчание, но не чувствовал жизни внутри него.

Антон не придал бы этим звукам никакого существенного значения, если бы на удивление быстро не привык к приобретенному шестому чувству, настолько, что уже доверял ему как своим глазам и ушам, а теперь оно дало сбой. Разворачиваться было нельзя – путь назад был перекрыт трупом смотрителя, словно оберегом от нечисти. Преодолевая волнение Антон шагнул в неизвестность. Ступенька за ступенькой пролетали под его ногами.