Глава 2
Вероника
У Ники в жизни было две страсти – танцы и книги. И если танцами она жила, то книги любила.
Войдя в вип-зону, она почувствовала себя книжной героиней. Иначе не скажешь.
Потому что тот, кто её ждал, не мог быть настоящим человеком.
Зато она поняла, что имел в виду хореограф, когда сказал, что её заказал сам Беркут.
Зверь. Хищник…
Бог ты мой, читая книги, сколько раз ты встречаешь подобную фразу? Особенно, если увлекаешься сентиментальной литературой и не прочь скоротать вечерок за любовной историей, кутаясь в плед и похлебывая горячее какао? Ника любила проводить подобным образом вечера. Особенно осенние. Истории о красивой любви и одержимой страсти привлекали её. Почему бы и нет? Отвлечься от житейских проблем, окунуться в водоворот чужих отношений. Немного помечтать.
Поэтому ничего удивительного не было в том, что, стоило только увидеть ожидающего её мужчину, как в голове фейерверком вспыхнула эта ассоциация, пронеслась по телу и остановилась в области груди. Чтобы через мгновение полностью завладеть разумом.
Веронике ни разу за свои двадцать два года не приходилось встречать никого подобного. На её жизненном пути попадались разные мужчины – красивые и не очень, худые и чрезмерно накаченные, прожигатели жизни и серьезные молодые парни. Она довольно равнодушно относилась к ним. Чьи-то ухаживания принимала, чьи-то сразу отвергала. Да и некогда ей особо было бегать по свиданиям.
Школы, танцы, училище, танцы. Теперь снова школа.
И всё-таки мужчина в её жизни был. Один. За что она благодарила Судьбу.
Но сейчас не о нем. А о том типе, что вальяжно раскинулся на диване, и от чьей дикой, нереальной энергетики просто сносило. Ноги подкашивало. И вроде бы мужчина ничего не сделал, даже не пошелохнулся, лишь чуть прищурил глаза, а в Нику, точно тысячи мелких игл полетело. Его энергетика стремительно и между тем ненавязчиво распространялась, одновременно подчиняя всех вокруг и заставляя чувствовать себя иначе, нервничать, подстраиваться под этого незнакомца, который одним своим видом смог Веронику опрокинуть едва ли не в состояние шока. Бред. Такого просто не может быть… Это всё волнение.
Или…
Ника на пару секунд замерла, не в силах сделать движение. Застыла статуей. А её взгляд, между тем, намертво приклеился к мужскому лицу с резкими, едва ли не агрессивными чертами, с глазами, что смотрели на неё не менее пристально, и отправляли непонятный тревожный посыл, заставляя Нику чувствовать себя птахой, пойманной… беркутом.
Даже несмотря на то, что между ними было несколько метров, Ника смогла рассмотреть, как жадно трепещут ноздри мужчины, как алчно изгибаются его четко очерченные губы, к которым приложился природный художник и создал настоящее произведение искусств. Полные, чувственные, страстные. К таким невольно хочется прикоснуться. Поднять руку и тихохонько провести пальчиком по чуть обветренной коже.
Ника приглушенно выругалась. Да что с ней такое… Что за мысли в голову лезут. Точно, шок. И переутомление. И отчаянное желание выбраться из «Берлоги» живой и здоровой.
Нетронутой.
Да, нетронутой.
Потому что поза мужчины не скрывала его возбуждения.
Этот, с позволения сказать, Хищник сидел, развалившись, вытянув руки вдоль спинки дивана. Ноги чуть расставлены. Вся его поза нашептывала об обманчивой расслабленности, позволяя создавать иллюзии, что он тебя не тронет. Что отпустит.
И лишь бугор в области ширинки говорил, что расслабляться ни в коем случае нельзя. Что мужчина, пожелавший от неё приватный танец, находится на взводе. Когда он успел возбудиться? Когда она танцевала в клетке?
Странно и сомнительно. В наше время обнаженка встречалась повсюду. Девушки не стеснялись открыто демонстрировать свои прелести везде, и не только на пляже. Что говорить про клуб. Соблазнительные декольте, нереально короткие мини, обнаженные пупки. Да девочки, что составляли часть шоу на ринге, были обнажены куда смелее, чем она, танцевавшая поодаль.
Вероника искренне считала, что мужчин, собравшихся сегодня в клубе, больше интересуют бои, зрелище, то, как другие самцы мутузят соперника, пуская кровь и вышибая дух. А девочки… Так, приятное дополнение.
Положа руку на сердце, Ника могла понять того бугая, что едва ли не зажал её в коридоре. Она просто попалась ему под руку. На её месте могла оказаться любая другая. Неважно, кто. Женское тело и ладно.
Но этот… Беркут. Он возбудился на неё?! Конкретно на неё?
Холодная дрожь пробралась за кожу, окатив Веронику новой, непонятной, пугающей волной. Собственное тело настолько странно, настольно не привычно реагировало на сложившуюся ситуацию, что выбивало почву из под ног.
Как тут снова не вспомнишь книжки… Эта там герой указывал пальчиком на героиню и говорил хрипло: «будешь моей», и ни у одной души не оставалось сомнений в правдивости его заявления. Это там мужчина готов был сражаться за понравившуюся ему женщину, добиваться её расположения, её ответного чувства. В реальной жизни дело обстояло куда как проще. Отказала одна, на смену быстро приходила другая. Особенно, если у молодого человека имелись деньги и влияние.
Поэтому было вдвойне странно осознавать, что незнакомец возбудился именно на неё.
А то, что он возбужден – демонстрировалось нагло и вызывающе.
С намеком на продолжение?
Про продолжение думать нельзя. Иначе страх проникал под кожу, нашептывая единственное правильное решение – бежать.
Только куда?
Чеееерт…
Ну, Лорка, ну, подстава!
И главное, как бы парадоксально не звучало, даже в её голове, она понимала, что пусть на дворе не лихие девяностые, и бандитизм в стране не возведет в культ, проблемы при побеге из клуба могут возникнуть на раз-два. Охрана не пропустит. А подложить ей что-то в сумочку – вообще не проблема.
Поэтому – да, оставалось только танцевать.
Что Ника, взобравшись на помост, и стала делать, постаравшись полностью отрешиться от происходящего.
Танец… движения… страсть, идущая из души…
Ника любила танцевать. Жила танцами, полностью растворяясь в них.
На несколько минут всё исчезло, стерлось, испарилось. Даже нервная дрожь перестала её беспокоить. Осталась лишь только музыка и она.
Ника старалась не смотреть на Беркута. Вот, чего делать категорически не стоило. Потому что один взгляд на мужчину способен испортить всё.
Сейчас… сейчас она потанцует и сбежит.
И ещё… Главное, не начать исполнять настоящий приват. Не думает же он, что она будет обнажаться ещё больше? Исполнит ему стриптиз или покрутит попкой по его ширинке?
Когда смолкли последние ноты мелодии, и девушка оказалась в опасной близости с мужчиной, он поманил её.
О, нет.
И деньги предложил.
Если раньше Ника думала, что она попала по самое «не хочу», то в этот момент поняла, что ошиблась.
Вот сейчас наступил апофеоз сегодняшнего вечера.
Мужские глаза гипнотизировали, и в полутьме комнаты да с неоновым подсвечиванием она не могла рассмотреть их цвет. Впрочем, ей какая разница. Они казались черными. Пугающими. Сводящими с ума. Заставляющими испытывать непонятное смятение и волнение.
Он звал её к себе. Да-да, на колени. Вернее, на то, что повыше.
У Вероники пересохло во рту.
Что в себя включает приват? И надо ли танцевать у него на коленях? Как тут не вспомнить фильм «Шоугёлз». Там героиня легко довела героя до оргазма, да и разделась догола! Только разница между Никой и героине заключалась в том, что Ника ничего подобного делать не собирается! Даже лифа снимать не будет.
Чувствуя себя отвратительно и одновременно ощущая, как адреналин резко подскакивает в крови, хотя, казалось, уже некуда, Ника медленно спустилась с помоста. Заиграла новая мелодия. Как кстати, девушка не смогла удержаться от сарказма.
Её вели инстинкты. И отчаянное желание поскорее закончить с этим фарсом. Чтобы как можно быстрее её выпустили из «Берлоги», и она смогла сесть в свою подержанную машинку и свалить домой. Принять контрастный душ, сварить кофе и… пореветь.
Ника терпеть не могла плакать, но иногда приходилось. Когда ком подпирал горло, а слезы отчего-то сами начинали струиться по щекам. Ника говорила себе, что она же девочка, а, значит, сама по себе слабая. И да, она любила, когда её жалели. Обнимали, прижимали к себе, гладили по спине и волосам. Вот тогда слезы быстро высыхали.
Только сегодня, к сожалению, её никто не приголубит.
От последней мысли повеяло двоякостью.
При желании вот тот, с черными волосами и ястребиным взглядом и со стоящим членом с превеликим удовольствием не только ей приголубит, но и оприходует. Ника, Господи, о чем ты думаешь…
Танцуй и уматывай!
Пока цела.
Снова постаравшись абстрагироваться, Ника развернулась к Беркуту спиной. Сердце выбивало какофонию в груди, и, казалось, его яростный стук можно расслышать через эротическую мелодию, что лилась из динамиков.
Работай, Ника, просто работай…
И ни о чем не думай!
Но легко сказать, пусть и мысленно, но как же трудно сделать! Практически невозможно! Когда Ника начала двигаться, у неё было чувство, что она повернулась спиной к врагу. Что там, в полутьме затаился не просто опасный хищник. А её личный враг. Тот, что преследовал её целыми днями, загонял в умело подготовленные ловушки, чтобы отпустить. И вновь погнаться. Извечная игра в кошки-мышки. Когда хищнику было мало просто поймать дичь и задушить её. Ему необходим азарт. Игра. Которой он наслаждался.
А ещё Ника физически ощутила исходящую от мужчины энергию. Она била по нервам. По коже. Пробиралась внутрь, и проникала в кровь, окутывая, мгновенно овладевая предоставленной территорией и подчиняя её. В висках запульсировало.
Ника осторожно опустилась на мужские колени и сделала несколько круговых движений.
Больше она ничего не успела.
Потому что рука Беркута властно легла ей на ключицы, сделав своеобразный захват, а голос, обжигающе-хриплый, отправляющий по всему телу жаркие посылы, выдал грудной стон:
– Я же смогу тебя трахнуть, девочка?
Егор
От неё пахло морем. Теплым бризом.
И сексом.
Егор мысленно усмехнулся. Да он, мать вашу, романтик! И когда только успели глупые романтические бредни вернуться в его голову? За них в своё время было нехило заплачено, и повторить опыт давно забытых лет Беркут не спешил. А тут… Девица, что танцевала полуголой в бойцовском клубе, вдруг для него лично запахла морем. Впору откинуть голову назад и рассмеяться. Над собой.
Ну, а если перестать иронизировать, то запах кожи девочки ударил по обонянию Егора не хуже любого восточного афродизиака. В висках запульсировало с новой утроенной силой, и член дернулся, в очередной раз неприятно уткнувшись в хлопок брюк.
Девочка сидела у него на коленях, прижатая его полузахватом, и он мог из-за её плеча наблюдать, как колышутся от нервного дыхания очаровательные шикарные грудки.
«Четверочка». Твердая. Стоячая. И наверняка с сосками-бусинками, что призывно торчат. И которые он непременно попробует на вкус, как только сдвинет чертов топ кверху. Нет, лучше книзу, чтобы не загораживать вид, да и «пробовать» удобнее будет.
Как только танцовщица слышит вопрос Егора, замирает. На мгновение даже перестает дышать. А Егор, чтобы подтвердить серьезность своих намерений, делает толкательное движение бедер. О, да, милая, он готов! Только для тебя…
– Нет.
Сначала Беркуту даже показалось, что он ослышался. Музыка, пусть и негромкая, убавленная после основной композиции, отвлекала.
– Что?
Вопрос с его губ сорвался самопроизвольно. Не могла же девочка на самом деле отказаться?
– Нет, – на этот раз ответ прозвучал громче, но уверенности, способной остановить возбужденного до предела самца, в нем не слышалось. Напротив, сомнения, колебания. Такие знакомые. Такие привычные.
– Ок, без проблем, – Егор чуть усилил давление рукой, отчего девочке не осталось выбора – ей пришлось упасть спиной на его грудь. – Я удвою оплату. Так что давай – расслабься, малышка. И покажи себя. Я не обижу.
Егор искренне считал, что любую девушку можно купить. У всех цена разная. Той, что сидит аппетитной попкой у него на коленях в опасной близости от эрегированного члена, достаточно будет пары тысяч долларов. Кто-то ведется на съем квартиры в центре и ежемесячное содержание. Кому-то необходимы более существенные подарки. Но все они рано или поздно продаются.
Беркут был не против небольшого ухаживания, даже «конфетно-букетного» периода. Но не с этой девочкой с толстой косой. Если бы они встретились в супермаркете, и он запал на её «четверку» то всё было бы. И рестораны, и подарки, и первый секс на кровати королевских размеров. Хотя с кроватью он погорячился. Не дотерпел бы. Зажал её на заднем сиденье или на капоте, или в лифте. Точно не дотерпел бы.
То, что она определилась с выбором профессии и пришла в «Берлогу», многое упростило. Тут принято разговаривать напрямую. Озвучивать цену. И её капризное «нет» его совершенно не расстроило. Чуть напрягло, как факт отсрочки.
Минута… две…
Хорошо, он подождет. Будет считать это прелюдией, что зачастую так необходима девушкам. Кстати, шелест купюр многих возбуждает посильнее любых прочих мужских ласк. И женские ножки быстрее раздвигаются, и ротик работать начинает активнее, да и язычок становится шаловливее.
Берут даже не понял в какой момент почувствовал легкое сопротивление. Одурманенный картинами планируемого секса со златовлаской и полностью сосредоточенный на том, чтобы не поддаться дьявольскому порыву, не стянуть с неё те нелепые вещицы, что принято называть одеждой и не прогнуть её в пояснице, заставив таким образом упереться руками в пол, не вогнать член по самое не хочу между сногсшибательных ягодиц, он вначале не обратил внимание, как девушка пытается плечами разорвать захват его руки, тем самым отсоединив себя от его спины и лишить шикарного вида её ложбинок.
Нет, детка, мы так не договаривались.
– Вы… просили танец, – казалось, она с трудом подбирает слова. Девочка, зачем себя утруждать? Наигранную скромность он тоже проходил и не раз. Поэтому и не верил. Многие малышки сейчас понимали, что если будут невинно хлопать ресничками, помалкивать да изображать из себя этаких скромняжек – но главное не переиграть! – то в конечном итоге окажутся в большем выигрыше. Один знакомый владелец ночного клуба рассказывал, что некоторые девочки специально проходили курсы актерского мастерства и тренинги, где их обучали изображать из себя вот таких лапушек. Хваткие стервы больше не в моде. Мужчинам приятно думать, что перед ними было немного мужиков. И что он оказался тем самым, перед которым ночная красавица не устояла. Да, оступилась, да, переспала при первой же встрече, но она раскаивается, а то, что деньги взяла, так ей тоже кушать что-то надо.
– Я просил приват, – уточнил Беркут, отметив, что его терпение начинает поддаваться искушению быстро закончиться.
– Пра… правильно. Я станцевала. Сейчас… хочу уйти.
Ох, хорошо играет. Хорошо, мать вашу!
– А если я не отпущу? – промурлыкал он искушающе.
Он чуть переменил положение своей руки. Опустил её с ключицы под грудь, вскользь пройдя по ней, отчего долбанные импульсы с новой силой прошлись по телу, а голову взорвала мысль – какого черта он с ней разговаривает? Уговаривает? Кто она такая? Танцулька. Каких десяток в залах и клубах. И она достаточно взрослая девочка, чтобы понимать – раз ты опустила попу на член мужика, будь готова принять этот член!
– Как… не отпустите?
Он чувствовал рукой, как бьется её сердце. Ускоренно. Неужели девочка разволновалась? Или после танцевальных па никак не успокоится?
К черту мысли о её потугах! И разговоры тоже к черту!
– Легко. Давай прекращать ломать комедию. Я безумно тебя хочу, – он уже рычал, не сдерживаясь, да и хват снова усилил, чтобы она поняла – ей не вырваться без его разрешения. – Я готов платить. Озвучивай цену. И хорош ломаться. Не девочка же…
И тут он слышит то, во что поверить практически нереально.
– Я девственница! – задыхается. Говорит с трудом. Кричит. И ерзает бедрами!
Какого хрена она ерзает? Не понимает, что этим только ухудшает положение?
Яйца сводит от боли.
В грудь, точно таран ударяет.
– Ты та девственница, что дает в попу и берет в рот? Или ты девственница, которая… девственна реально?
Господи, какую хрень он несет!
А она всё продолжает ерзать бедрами!
Девичья рука с аккуратными и абсолютно не длинными ногтями накрывает его ладонь. Ту самую, что пристроилась под левой грудью и того и гляди норовит пробраться чуть выше. И пытается сдвинуть её, убрать, оторвать.
Только ничего не получается. Силы не равные, милая.
Кстати, какого он ещё не трогает её «четверку»?!
– Послушайте… Да пустите вы меня! – теперь в голосе танцовщицы появляются истерические нотки, которые резко отзываются в паху новой болью.
Его рука самопроизвольно накрывает топ.
И даааа… Вожделенные полушария.
Беркут едва не застонал вслух. Они оказались идеальными. Чуть больше, что он мог обхватить ладонью. Тяжелые. Упругие. Сочные. И с возбужденными сосками, один из которых призывно уткнулся ему в ладонь.
И после этого её отпустить? С какой стати…
– Не хочу, – он уткнулся носом в её шею и жадно втянул её запах. На задворках сознания отпечаталась мысль, что девочка-то и не играла вовсе. Реально испугалась его – большого, отчасти злого и возбужденного. Но та мысль была слишком далека, а вожделенное тело слишком близко.
Девственницы, что блюдут себя, не танцуют полуголыми в клетке в бойцовском клубе, а потом не вертят попой на члене незнакомого мужика. Девственницы сидят дома, читают книги и готовятся к встрече с тем мужчиной, что сделает её счастливой и которому она подарит себя, когда чувства их перейдут на новый этап.
Нет, Беркутов, ни хрена современная жизнь не искоренила в тебе романтика. Но ещё не поздно.
Вот сейчас, например.
Взять девочку силой. Что тебе мешает её просто взять?
Пару едва уловимых движений, натренированные годами мышцы сработали идеально, и вот уже блондинка с толстой косой лежит распластанная на кожаном диване, а он навис сверху, удобно устроившись между её разведенных бедер.
Изумительная поза.
И руки девушки вздернуты над головой, надежно зафиксированы. Чтобы не поцарапала его случайно.
Он не смотрел ей в лицо, не смотрел в глаза. Лишь на губы, к которым и припал в поцелуе. Если бы на них был хоть грамм идиотской помады или блеска, что так любят женщины, он бы и не подумал к ним прикоснуться. У неё же они были идеально чистые, свежие, розовые. Манящие. Какой нормальный мужик устоит?
Вот он и не устоял.
Он целовал яростно. С напором. Чтобы у неё не осталось сомнений в решимости его действий. Что она там лепетала про девственность? Он ей поверил на пятьдесят процентов. Были доводы «за», были и «против». И пока он склонялся к тому выбору, что был выгоден ему.
А для него наилучшим развитием сюжета была её «ломка», набивание цены и прочая ерунда, что порой необходима девушкам, прежде чем раздвинуть ножки. У этой пташки он раздвинул их сам, и сейчас его член аккурат находился напротив желанного входа.
Беркут не колебался. Он вел себя захватнически. Его губы атаковали нежный рот, язык бесцеремонно ворвался внутрь, бедра плотно прижались к женской плоти, и они делали недвусмысленные движения, предупреждая златовласку, что время разговоров завершилось. Одной рукой продолжая удерживать в захвате кисти обеих её рук, второй он сделал то, что давно хотел – умудрился оперативно развязать шнуровку на лифе и высвободить груди на свободу.
Стон отчаяния девушки совпал с его стоном восхищения.
Он не видел ИХ. Он ИХ почувствовал.
Теперь, когда девочка находилась под ним, такая маленькая, такая идеально подходящая по ростовке и мягкости, у него окончательно сорвало крышу. Продолжая мять и покусывать её губы, он даже готов был согласиться на неполный секс. Черт с ней, и с её пятидесятью процентами правдивости! Оттрахает между грудок и кончит в рот! Желание, что терзало его с того момента, как он её увидел танцующей, уже готово было прорваться! Да чего греха таить – он едва не кончал в штаны! Он! Взрослый мужик!
Но сначала он помнет её прелести. С торчащими изумительными сосками.
Девочка что-то мычала ему в губы. Он её не слушал. Не желал. Хватит, достаточно. У неё было время озвучивать цену. Просунув руку между их телами, Беркут рывком расстегнул ширинку и застонал вслух, когда член выскользнул на волю. О, как хорошо! Теперь оставалось приподнять тело и устроиться между её полушариями!
Единственным препятствием для желаемого внезапно оказался поцелуй, который не хотелось прерывать.
Но выбирать было необходимо.
И Беркут выбрал груди.
Он оторвался от златовласки и, не удостоив её взглядом, подтянул тело вперед, собираясь на коленях встать по бокам от грудной клетки девочки.
– У меня есть парень! Я выхожу замуж! Не трогайте меня!! Прошу… Не трогайте…