Космос был её домом. Афина знала это с первого момента, как вошла в свой корабль – компактный, но надёжный. Чёрные панели корпуса отражали лишь тусклый свет далёких звёзд.
На приборной панели всё было в норме: стабилизаторы держали курс, двигатель работал ровно, системы жизнеобеспечения пели свою монотонную песню. Она откинулась в кресле, глядя на пустоту перед собой.
“Человечество любит называть это пустотой, – подумала она, – но это неправда. Космос полон. Полон тайны, света, жизни.”
Афина управляла своим кораблём одна. Это был её выбор. Её миссия – исследование нового сектора за пределами изученных систем. Здесь, в безмолвии, она чувствовала себя по-настоящему живой.
На экране появился слабый сигнал – аномалия в структуре пространства. Её пальцы пробежали по панели управления.
– Компьютер, анализ.
– Незначительные колебания гравитационного поля, – ответил синтетический голос.
Она нахмурилась. Незначительные, но необычные.
– Уточнить источник.
Прежде чем компьютер успел ответить, корабль задрожал. Раздался глухой металлический стон, и Афина инстинктивно схватилась за ручки кресла.
– Тревога! – голос компьютера был напряжённым. – Гравитационный разрыв! Потеря управления!
– Включить аварийные системы! – закричала она, стараясь перекричать нарастающий вой.
Корабль пошатнулся, и она ударилась о приборную панель. Боль пронзила висок, но Афина быстро вернулась в сознание. На экранах замелькали тревожные сигналы.
– Мы слишком близко к источнику! – произнёс компьютер.
Её сердце бешено стучало. Она попыталась стабилизировать курс, но это было бесполезно. Всё вокруг её корабля начало искажаться, как будто сама реальность рушилась. Последнее, что она успела увидеть, – яркий вспышка света.
Затем темнота.
Боль была первым, что вернулось к Афине. Она открыла глаза, но не увидела ничего, кроме чёрно-серой бесконечности. Веки казались тяжёлыми, как будто их удерживала гравитация иной силы.
Она лежала на спине, её руки были раскинуты по холодной, гладкой поверхности. Афина попыталась сосредоточиться, вспомнить, что произошло. Корабль. Сигнал. Разрыв… И вспышка.
“Я жива?”
Она медленно села, прижимая ладонь ко лбу. Глаза наконец сфокусировались на чём-то странном. Перед ней левитировала линия. Совершенно ровная, чёрно-серая, как и всё вокруг. Её длина была около трёх метров, ширина – меньше метра, но она будто притягивала взгляд.
– Что это? – прошептала Афина, её голос дрожал, но всё равно казался глухим в этом пустом пространстве.
Она протянула руку, но остановилась на полпути. Линия вдруг засветилась слабым, едва заметным светом.
– Не бойся.
Голос раздался внезапно, как эхо в её голове. Афина вскрикнула и отпрянула назад.
– Кто ты? Где я? – она ощупывала своё тело, пытаясь убедиться, что это не сон.
– Ты умерла.
Эти два слова прозвучали мягко.
– Нет, это неправда! – закричала она, её голос сорвался. – Я… я только что была на своём корабле!
– Это было. Больше нет.
– Кто ты? Что это за место? – её дыхание участилось, она судорожно озиралась, но видела только пустоту и эту линию.
– Я – проводник. Это место – граница. Ты здесь, потому что твоя жизнь закончилась.
Она прижала ладони к вискам, чувствуя, как паника накатывает волной.
– Нет… я не могу быть мертва. Это невозможно!
– Афина, я знаю, что ты чувствуешь. Но прошу: успокойся. Это не конец.
– Ты назвал меня по имени… откуда ты знаешь?
– Я знаю многое.
Она сжала кулаки, пытаясь взять себя в руки.
– Если я мертва, почему я всё ещё здесь?
– Потому что ты должна узнать. Узнать то, что не успела понять при жизни.
– Узнать что?
Голос замолчал на несколько мгновений.
– Узнать, что значит быть человеком. Узнать, как ты связана со Вселенной. Узнать, почему твоя смерть не была напрасной.
Её руки задрожали.
– Почему? Почему я?
– Потому что ты искала ответы.
Афина глубоко вдохнула.
– Если это правда… тогда расскажи мне.
– Всё придёт со временем. Для начала… давай поговорим.
Линия засияла чуть ярче, и её голос наполнил пространство.
– Скажи, Афина, что ты знаешь о жизни?
Афина сидела на холодной поверхности, не сводя глаз с линии. Её дыхание постепенно замедлялось, но внутри всё ещё бушевала буря.
– Что я знаю о жизни? – повторила она, пытаясь собрать мысли. – Я знаю, что она… хрупкая. И временами жестокая.
Линия светилась едва заметным светом, её голос звучал мягко и равномерно:
– Почему ты считаешь её жестокой?
– Потому что она забирает больше, чем даёт, – ответила Афина, скрестив руки на груди. – Люди живут в страхе, в борьбе. Одни теряют семьи, другие – мечты. Все мы чего-то лишаемся.
– Ты думаешь, что утрата определяет жизнь?
Она замерла, задумавшись.
– Не только утрата… – медленно начала Афина. – Но она играет большую роль. Я видела, как люди ломались из-за потерь. Видела, как войны уничтожали жизни. Мы всегда боремся за что-то, а потом теряем.
Линия засветилась чуть ярче, её голос наполнился лёгкой теплотой.
– Ты говоришь о борьбе, как о проклятии. Но разве борьба – не то, что делает жизнь значимой?
Афина нахмурилась.
– Значимой? – её голос был полон сомнения. – Как может быть значимой та жизнь, которая заканчивается пустотой?
– А если бы она длилась вечно? – вопрос прозвучал неожиданно.
– Что?
– Представь, что у тебя бесконечное время. Нет конца, нет утрат, нет страха. Ты думаешь, это сделало бы жизнь лучше?
Афина задумалась.
– Наверное, да… – начала она, но потом замолчала. – Или… может, нет. Я не уверена.
– Без конца нет начала. Без утраты нет ценности.
Она посмотрела на линию, её взгляд был напряжённым.
– Ты хочешь сказать, что боль и потери – это хорошо?
– Нет, – голос линии остался ровным. – Но они необходимы. Они напоминают людям, что каждый момент бесценен.
Афина опустила голову, обхватив колени руками.
– Тогда почему так трудно это понять? Почему мы, люди, живём так, будто у нас всё время мира?
– Потому что в этом ваша уникальность. Люди боятся смотреть в лицо своей конечности. Но именно этот страх подталкивает вас к великим свершениям.
Она закрыла глаза, пытаясь осмыслить услышанное.
– Это… сложно.
– Всё значимое сложно. Теперь скажи, Афина: что ты искала, когда отправилась в космос?
Её глаза распахнулись. Этот вопрос ударил сильнее, чем она ожидала.
– Я… я искала ответы. Я хотела понять, есть ли во вселенной что-то большее, чем мы. Что-то, что объясняет, зачем мы существуем.
– Ты искала смысл.
– Да… наверное, так.
Линия засияла мягче, её голос обволакивал пространство.
– Значит, ты уже ближе к истине, чем многие. Теперь я расскажу тебе одну историю. Она о человеке, который тоже искал смысл.
– Историю? – Афина подняла взгляд.
– Да. Слушай внимательно.
Линия светилась мягким, едва заметным светом. Голос продолжал, наполненный тихой силой:
– Давным-давно, в мире, где не было космических кораблей и полётов к звёздам, жил человек по имени Марк. Он был ремесленником, чьи руки могли превращать дерево в искусство.
Афина нахмурилась.
– Ремесленник? Это не похоже на того, кто ищет смысл жизни.
– О, но Марк искал, – ответила линия. – Его жизнь была проста: он жил в небольшой деревне, окружённой лесами, и каждый день проводил в своей мастерской. Люди приходили к нему за мебелью, игрушками для детей, иногда даже за украшениями для домов. Но Марк был несчастен.
– Почему?
– Потому что он чувствовал, что его труд – это пустая рутина. Он создавал вещи, но не видел в них значимости. “Какой смысл в том, чтобы делать стул, если однажды он сломается?” – говорил он сам себе.
– Понимаю, – пробормотала Афина. – Иногда кажется, что всё, что мы делаем, временно.
Линия продолжила:
– Однажды в его деревню пришёл странствующий философ. Люди собрались на площади, чтобы послушать его. Марк, скептичный по натуре, тоже отправился туда. Философ говорил о том, что жизнь подобна реке: она течёт вперёд, увлекая за собой всё, что находится на её пути.
– И что это значит? – перебила Афина.
– Марк спросил то же самое. Он встал перед толпой и сказал: “Река течёт, но к чему? Разве она не исчезает в океане, как и всё остальное?”
Афина улыбнулась.
– Смелый вопрос.
– Философ ответил: “Ты прав, река исчезает в океане. Но на своём пути она даёт жизнь всему, что её окружает. Она питает землю, утоляет жажду, превращает пустоту в изобилие. Разве это не смысл?”
Афина замерла.
– И что сделал Марк?
– Эти слова задели его глубже, чем он ожидал. Он вернулся в свою мастерскую и начал смотреть на свои работы иначе. Теперь он видел в каждом изделии не просто вещь, а то, что могло приносить радость и пользу другим.